Если бы Фролищев за эту неделю удосужился хотя бы раз пройтись по вверенной ему территории, то, скорее всего, вышел на утерянный осетинский след. Начинался он прямо за порогом бара «Маргарита» и заканчивался в тесном кабинете нового хозяина. Правда, из пяти человек, сидящих за столом, только один был по национальности осетином – Малик Осоев, выпускник Казанского духовного училища. Остальных вошедший Кирилл просто не успел разглядеть – трехплафонная люстра на его глазах вдруг рассыпалась крупными золотыми искрами. Вощагин с размаху ткнулся лицом в столешницу и свалился кулем на пол.
– На голову одень, – один из мужчин бросил пластиковый хозяйственный пакет бармену, вытиравшему молоток полой дорогого пиджака мертвеца. – Не то эта свинья все здесь перепачкает.
– Какая тебе разница, Руслан? – засмеялся другой.
– Я ботинки новые купил, – ответил тот без тени улыбки.
Бармен с помощью еще одного «осетина» выволок тучное тело коммерсанта в коридор. Добили ножами, втолкнули в нишу за туалетом и забросали пустыми картонными коробками.
Иван Петрович опаздывал. Сошел на остановке «Московский вокзал», скорым шагом прошел подземный переход и вышел к зданию управления железных дорог, высотке в восемнадцать этажей.
Чем он так обеспокоился? «Кто-то должен умереть!» Ничего особенного. Живешь, живешь и умираешь. Нормально. В порядке вещей. Наш земной шар вроде пересылочного пункта – одни прибывают, другие отбывают. Вроде бы и нет причин впадать в плохое настроение. Даже можно вообразить некий диалог.
«Ну, как, Сашок, уезжаешь, отмучился?» – «Да, Иван, все, хватит, иные манят берега». – «Ну, пока, увидимся». – «Пока». – «Там моим привет передай, скажи, что все нормально». – «Сделаю, только на мои похороны не забудь придти». – «Вот это, Сашок, не обещаю, дел много». – «Понимаю, ну, если найдешь время… а так, счастливо!». – «И тебе счастливо!».
Все! Не надо черных костюмов, слез, потупленных взглядов «Спи спокойно, дорогой товарищ», не надо дешевых цветов, купленных на вырванных из семейного бюджета денег, дорогих тоже не надо…
Бросил взгляд на вывеску бара «Маргарита» над резной дубовой дверью. Прошел мимо, оглянулся. Что-то в этой вывеске ему не понравилось. Шмыга остановился. Вывеска, как вывеска: голубенькие буквы под стеклом, рядом прилеплен незатейливый цветочек из неоновых трубок. На крыльце из двух ступенек сидит пес. Средних размеров. Рыжие подпалины на грязных, в свалявшейся шерсти боках. Шмыга подошел ближе.
Вывеска не причем. Дело было в собаке. Она тяжело дышала, из полуоткрытой пасти торчал на толстой нитке магазинный ярлык.
– Бедный мой, – склонился над ним Иван Петрович. – Ворованное не туда пошло?
На бирке значилось: «Фарш особый. Диетический. 250 граммов». Видимо, песик сожрал деликатес вместе с упаковкой и теперь мучился. Желтые мутные глаза налились слезами, живот тяжело ходил, и весь он дрожал, как в приступе лихорадки.
– Всякое уголовное деяние наказуемо, – назидательно сказал Шмыга, взял ярлык и медленно потянул. Какие-то красные лохмотья полезли из пасти, пес подпрыгнул, издал утробный вой. Тень прохожего нависла над добровольным ветеринаром, чей-то негодующий крик «Отстань от скотины!»… воришка взвизгнул, клацнул зубами и бросился прочь, оставив в пальцах Иван Петровича злосчастный ярлык.
– Помочь хотел, – извиняющимся тоном начал Шмыга, приподнимаясь…
Но рядом уже никого не было, народ спешил по своим делам. Из бара вышел черномазый мальчишка в строительной фуфайке и с превосходством сына гордого Кавказа посмотрел на него. Шмыга отметил невзначай, что, несмотря на довольно вызывающий вид и скрещенные на груди руки, правая коленка мальчика дрожала от плохо скрываемого нервного напряжения.
Стрелки настенных часов зала предварительных касс ползли так медленно, что Чайка успела проверить парочку договоров. Глянула вновь на огромный циферблат и гневно выругалась. Часы стояли! Посмотрела на панель внизу экрана монитора – двадцать пять минут первого! Вскочила, схватила сумочку, кинула начальнику:
– Володя, я на обед!
Внизу под пальмой столкнулась с Иваном Петровичем.
– Тысячу извинений! – воскликнул владелец гадательного салона. – Благосостояние российских граждан растет, теперь каждый норовит купить если не шестисотый «Мерседес», то хотя бы «Оку» или «Запорожец». Отсюда эти дикие пробки.
– Ну их! – рассеянно кивнула Марина, даже не ответив на приветствие. – Сейчас зайдем в «Маргариту». Там довольно прилично кормят. Расскажу все по порядку.
– Минуточку, – решительно воспротивился такому наскоку Шмыга. – Вначале скажите, о чем хотели переговорить. Если сочту нужным, то мы пойдем куда угодно и потратим на разговор сколько угодно времени.
Подопечная остановилась и с некоторым удивлением посмотрела на него.
– Мне казалось, если я плачу деньги…
– То вы их платите только за ценную для вас информацию, а не за пустой треп, – мгновенно пресек выходку капризной барыни толкователь снов. С милой улыбкой взял ее под руку. – Отойдем в сторону.
– Хорошо.
Будущая невеста поправила на груди, обтянутой белейшим джемпером, золотой медальон с выпуклым изображением скорпиона, и покорно дала увести себя к окну.
– Итак, что случилось?
– Сегодня, мне приснился сон, – торжественно начала она. – Потрясающий! Я хочу знать, сбудется или нет… это для меня важно, поскольку есть мужчина, который предлагает мне руку и сердце. Но во сне был другой… Согласившись на его предложение, быть может, пропущу настоящего… я путано говорю, вы извините меня…
– Не понял. Кто был во сне, другой мужчина?
– Шикарный сон. Свадьба, столы до горизонта, гостей тысяч двадцать и я вся в белом… И меня ведет такой жених, о! Жаль, лица не запомнила.
– Жених без лица? Когда вам приснился этот сон?
В голосе Шмыги прозвучала такая настойчивость, такое грубое, даже бесцеремонное требование, что будущая невеста несколько опешила.
– Под утро. Я проснулась от него…
К часам на стене двое рабочих приставили раздвижную лестницу, третий в новеньком черном комбинезоне наверху. Голоса их разносятся далеко…
– Странно, стрелки друг о друга зацепились.
– Может, погнулись?
– Да кто их под стеклом погнет, дурень?
Иван Петрович задержал дыхание, тепло и тяжесть исчезли из тела.
Ползала ослепительно полыхало в весенних солнечных лучах, другая половина в глубокой тени. Трое немолодых мужчин у кассы продажи билетов. Голова одного склоняется к окошечку. Говорит тихо, но каждое слово слышно резко, отчетливо:
– Мне до Москвы, туда и обратно, пожалуйста…
– Билеты остались только в один конец.
На втором этаже за стеклянной перегородкой «Трансбанка» стоит девушка в темном свитере, вроде как пытается разглядеть кого-то. Бабушка обметает веником разноцветные валуны под пальмой, бормочет:
– Все ушли, все позакрывали, ключ забрали…
И снова:
– Все ушли…
На кончике угрожающе вскинутого хвоста скорпиона дрожит золотая капля яда…
Иван Петрович выдохнул так резко, что закружилась голова.
«Ой, как все плохо!»
– Уходим! – резко бросил Марине, и даже не разобрав, что она ответила, грубо схватил ее за рукав и потащил к выходу.
– Что ты делаешь! Отпусти! – Вскрикнула она.
– Бегом отсюда! Времени совсем нет!
– У тебя?
– Нет, у тебя!
Буквально вытолкнул девушку на улицу, выскочил сам.
Высоко в синеве апрельского неба кружился вертолет. Со второй платформы, лязгнув дверьми, уходила электричка на Дзержинск. Поток машин вдруг сократился, в двенадцать тридцать пять только одна-две торопливо проскочили перекресток… людской прибой обмелел…
Делая гигантские шаги, Иван Петрович уходил с площади, волоча за собой вяло сопротивляющуюся девушку. Метров через сто они остановились перед гостиницей «Антей».
– Отстань от меня! – крикнула вне себя Марина. – Что я тебе такого сказала, что ты сорвался с места, как сумасшедший?
– Свадьба! – отдышавшись, бросил Шмыга, оглядываясь по сторонам.
– Причем здесь свадьба? Ты что, ревнуешь? – глянула на него с подозрением, открывая сумочку и доставая зеркальце.
– Боже, какое самомнение! – криво улыбнулся толкователь снов. – Свадьба – к несчастью. Жених – это смерть. И сегодня под утро вы с ним обвенчались!
– Что? – вытаращила глаза Марина.
– Давайте, отойдем в сторонку.
Поднялись на широкие ступени главного входа, встали между колонн спиной к высоким сводчатым окнам.
– Мне что-то угрожает? – нервно теребила его за рукав Марина. Встревоженное состояние хранителя передалось ей.
– Сейчас я вас посажу на такси и вы поедете домой. Нигде не выходите, только домой. Нет, поеду с вами. Подождите.
Шмыга сбежал со ступенек, оглянулся. Чайка растерянно смотрела ему вслед. Такой и запомнил ее Иван Петрович – в расстегнутом плаще поверх белого джемпера, на груди золотой медальончик, встрепанные волосы, ремень сумки на локте, брови домиком и широко распахнутые глаза, в которых нет страха, лишь одно изумление.
Перевел взгляд на привокзальную площадь и провалился в кошмарный сон: высокое здание УЖД, от которого их разделяло не более сотни метров, медленно оседало в фонтане пыли и грязи. Земля под ногами качнулась, покатился от обомлевшей лоточницы ящик с пирожками, рыбьей чешуей полетели с домов оконные стекла, над крышами закувыркались тысячи бумажных птиц и тугой горячий ветер ударил в лицо…
Глава вторая. Билет в один конец
И постигло их сотрясение, и наутро оказались они в
своем жилье поверженными ниц.
Вертолет в небе принадлежал геодезическому управлению Нижневолжска. С высоты семьсот метров из него делали аэрофотосъемку Заречной части. И в двенадцать тридцать пять оператор по случайному совпадению зацепил видоискателем привокзальную площадь. Когда башня УЖД качнулась, его рука дрогнула, но удержала кадр. Пылевая волна от основания здания расходилась по площади, опрокидывая разноцветные коробки машин, крохотные фигурки людей, срывая крыши с киосков… Серый клубящийся дым начал подниматься вверх, и на какую-то долю секунду все здание высветилось солнцем: прекрасное, устремленное высь тонко очерченными линиями. Но только на одно мгновение, затем все тысячу двести оконных проемов лопнули, поехали перекрытия, железные ребра внешнего каркаса раздались… сминая друг друга, этажи полетели вниз, в клубящую бездну… Огромное безобразное облако, в котором кувыркались ослепительно белые листки бумаг, расплывалось, накрывая заречную часть города.
Ближе к эпицентру взрыва выглядело иначе. Когда рванули шесть набитых под завязку мешков с гексагеном, раскаленные струи газов выплеснулись из образовавшихся проломов в стенах здания; те, кого не разорвало сразу, сгорели в температуре под тысячу градусов; те, кто находился на площади, ослепшие, с разорванными барабанными перепонками бежали от медленно оседающей высотки… рваные листы железа, куски арматуры, бетона настигали их, опрокидывали. Густая пылевая масса селевыми потоками стала растекаться по близлежащим улицам.
Иван Петрович видел, как бежал с площади человек без головы, бережно прижимая к груди свою сумку; как стальная балка вылетела из дымного вихря и разрубила газетный киоск надвое, как медленно отворилась дверь того киоска и оттуда выпало тело продавца…
В момент взрыва он не успел схватить Марину даже за руку, и теперь в густом смоге, прижимая ко рту носовой платок, ползал на коленях, пытаясь на ощупь найти ее. Кто-то жутко и надсадно кричал, визжали взбесившиеся сигнализации автомашин, откуда-то сверху пробивался вой сирен… Наткнулся на чье-то туловище, вцепился в плечи, начал приподнимать, в клубах оседающего дыма показалась седая трясущаяся голова, скрюченные пальцы вцепились ему в ворот пальто – задыхаясь, Иван Петрович потащил к ближайшему подъезду пожилого мужчину. Прислонил к ступеням, затем бросился вновь в гущу раненых искалеченных людей…
В двенадцать тридцать семь донесение о взрыве здания УЖД поступило на пульт оперативного дежурного МЧС по Нижневолжской области. Когда сумасшедший голос ворвался в трубку и проорал, что рухнула восемнадцатиэтажка на Московском вокзале, дежурный подумал о пьяном шутнике.
Все же невозмутимо отстучал на клавиатуре компьютера текст поступившего сообщения, затем спросил:
– Адрес?
– Чего?
– Адрес аварийного дома?
– Да какой на хрен адрес, по этому адресу уже ничего нет!
– Я хочу предупредить вас о даче заведомо ложного сообщения…
– Да ты в окно посмотри, придурок! – проорал голос и бросил трубку.
К счастью, определитель выдал номер звонившего абонента, дежурный со злорадством вписал его в сообщение и послал клавишей «enter» в базу данных. Довольно крутанулся на кресле и взглянул в окно. Высокий, в полнеба грибовидный столб дыма стоял над заречной частью города.
– Твою мать! – подпрыгнул эмчээсник и выдал сигнал общей тревоги.
Первые машины «скорой помощи» пробились к площади Московского вокзала спустя двадцать минут после взрыва. Набивали в салоны пострадавших, набирая скорость, неслись к городским больницам. Больше всего тяжелораненых находилось ближе к эпицентру взрыва, но к ним пока невозможно было добраться. Они лежали, припорошенные пылью, и умирали, видя перед собой тусклое холодеющее солнце в черной дымной пелене… Волна пострадавших с ожогами, переломами конечностей, отравлениями взрывным газом хлынула в расположенную неподалеку 1-ю городскую больницу, совсем не приспособленную для приема столь большого числа пострадавших. Надрывались телефоны в квартирах хирургов, анестезиологов, отсыпавшихся после ночных смен.
– Вы что, с ума сошли, какие операции, плановые в среду идут… Что-о?! Бегу…
На деревянном крыльце больницы стояла медсестра, высокая девушка с черными потоками туши под глазами и отчаянно размахивала картонной папкой:
– Всем в госпиталь на Маслякова!
Водители краснополосых «газелей», матерясь, давали задний ход, но в ворота въезжали новые машины, образовалась пробка…
– По рации нельзя было передать?!
Сухонькая седенькая фельдшерица пробиралась между машинами…
– Назад сдавай!
– Перекройте движение на улице, выехать не могу!
Фельдшерица неожиданно легко для своих лет вспорхнула на крыльцо.
– Тяжелый у меня. Легочное кровотечение.
– Все операционные столы заняты!
– Девушка, мы не довезем его, со всей ответственностью заявляю!
– Куда ж я его положу?!
Медсестра рывком распахнула дверь и показала темную комнатку приемного отделения, сплошь заставленную брезентовыми носилками с умирающими.
Лишь где-то через час созданный городской штаб по оказанию помощи пострадавшим при теракте навел порядок в той дикой суматохе, которая творилась в начале. Для многих промедление оказалось роковым.
Марина сидела, прислонясь к ребрам железной крыши перевернутого киоска. На ее сером неузнаваемом лице блестели глаза, далекие, уходящие. В уголках губ застыла струйка черной крови, тяжелое дыхание поднимало живот, на котором бугрился складками пропитанный кровью джемпер.
– Врача, врача! – кричал в тоске, оглядываясь, Шмыга, стоя перед ней на коленях. – Потерпи, моя хорошая, сейчас приедут.
– Иван, – шепнула Чайка тихо. – Я вижу…
– Что, моя хорошая, ты видишь?
– Жениха… Он идет, протягивает мне руку… какой красивый!
Она напряглась, застонала и замерла.
– Все будет хорошо, – проговорил Иван Петрович, обнял ее, прижал к себе, и стал качать, словно маленького ребенка, поглаживая грязные спутанные волосы «божьей» невесты.
Пожарные расчеты лили потоки белоснежной пены; поднятый по тревоге военизированный отряд МЧС, курсанты двух военных и одного милицейского училища, сорванные с занятий, бросились к завалам. На месте здания возвышался многометровый могильный курган, погребший под собой, как выяснилось позже, сто пятнадцать человек. Полностью был разрушен фасад здания железнодорожного вокзала; перекрытия устояли, но стеклянный купол сорвался и рухнул в зал ожидания; снесена торцевая часть здания транспортной милиции, серьезно пострадали два жилых пятиэтажных дома.