Девочка уцепилась руками за ее края и попыталась подтянуться. Ей удалось поднять одну ногу и положить на бортик ванной, но поднять вторую у нее не хватало сил. Руки скользили. Внезапно что-то схватило ее за пятку и резко дернуло вниз. Таня закричала, но крик захлебнулся в мыльной воде. Девочка вновь показалась над водой и правой рукой схватилась за стул возле ванной. Однако он покосился в ее сторону, бутылка с вином опрокинулась и нырнула в ванну. Что-то жутко холодное хватало ее ноги, все выше и выше, добралось до ребер и опутало грудь, нестерпимо больно стискивая в жутких объятиях. Таня продолжала кричать, но ее голос постепенно затихал. В конце концов она захрипела, намыленная рука соскользнула, и нечто утащило ее вниз. На воде некоторое время расходились круги, а потом у ванны появилось дно. Девушки внутри больше не было.
* **
– Осторожно, ты мне брюки оттопчешь! – Лиза закричала Ане, чтобы она не вертелась перед зеркалом, пока та надевает свой новый костюм. Спасибо матери Антоши, что неплохо заплатила отцу. Обычно девочки не приводят детей с того света и платить им, по большому счету, не за что. Но тогда случай был особый. Хотя Аня все высказала сестре по поводу ее промашки: нельзя было выпускать проход из поля зрения.
Аня вертится возле зеркала, разглядывая новую юбку. Естественно, черного цвета. Пристрастие Ани к черному цвету уже не волнует родственников так сильно, как когда ей было восемь. Согласитесь, готика немногим к лицу, но когда у тебя такая бледная кожа и ты носишь длинные черные волосы, то темный макияж и покрашенные черным лаком ногти лишь подчеркивают образ, устаревший лет десять назад.
– Девочки, я вас уже десять минут жду! – отец раздраженно закричал из коридора. – Поторапливайтесь!
– Это все Аня, – наябедничала Лиза. – Не дает к зеркалу подойти.
Сестра пнула ее по голени и вышла из комнаты. Лиза разгладила руками пиджак на своей далеко не осиной талии, поправила прическу и удовлетворенно хмыкнула. Выглядит неплохо, даже лишние килограммы придают ей в этом костюме некую весомость.
Папа потащил их на очередную премьеру в театр. Из всех видов развлечений, вторым после алкоголя у него шел именно он. Несмотря на то, что мама, как он говорил, ненавидела театр и смотрела исключительно кино, отец каждые две недели брал дочерей на сомнительные постановки. В этот раз в театре была премьера главного режиссера захолустного города Зареченска Петра Бобровского «Институт тщеславия». Папа неплохо знал режиссера, поэтому, как только они зашли в фойе, тут же бросил семью и отправился за кулисы. Девушки стали осматриваться в поисках чего-нибудь или кого-нибудь, что поможет скоротать пятнадцать минут до начала пьесы.
«Кого-нибудь» сидел на диванчике в буфете театра и жевал бутерброд. Паша Бобровский, сын режиссера Бобровского и по совместительству одноклассник Комор-старшей. Лиза с размаху села напротив него, так, что он подавился и в изумлении вытащил из ушей наушники. Аня встала рядом.
– Уши не затыкай, пропустишь премьеру года.
– Не поверишь, я видел ее уже четыре раза, – Паша проглотил остатки бутерброда, скрывшегося за его пухлыми щеками. – Пришлось сидеть на всех последних репетициях. Отцу важно мое мнение.
– У тебя по литературе тройка в прошлой четверти была, – усмехнулась Лиза. – Куда тебе пьесы оценивать.
Паша пожал плечами.
– Я оцениваю их не как художественный критик, а как сын, который пойдет по стопам отца.
– Еще пару лет, и он возьмет тебя младшим осветителем, – продолжала издеваться Лиза. Аня слегка сжала пальцы на ее плече.
– Как дела, Аня? – перевел тему разнервничавшийся Паша.
– Все по-старому, – сестра склонила голову налево. – А твои?
– Думаю, куда поступать после школы. В нашем городе оставаться не резон.
– Конечно, месье Бобровский устремится в столицу, покорять тамошние театральные подмостки своим неповторимым обаянием местного Джоны Хилла, – подразнила его Лиза.
– Вообще-то, у него номинация на Оскар есть. И к тому же, я слышал второй звонок – пора занимать места.
По мнению Лизы, спектакль получился средним. За студенткой охотились трое похотливых молодых людей, одному из которых, если верить Бобровскому, севшему рядом с семейкой Комор, недавно стукнуло тридцать пять лет. Судя по тому, как смотрел на девушку Бобровский, он был безнадежно влюблен в актрису. Лиза поняла, почему он уже видел этот спектакль четыре раза и что советы отцу тут совершенно ни при чем.
Пожилой профессор археологии тоже испытывал к юной красавице чувства и по очереди похоронил двоих Ромео, попутно защищая докторскую диссертацию. На сцене закапывания студентов в сырую землю пригородного кладбища Аня, проведшая весь спектакль в наушниках, зааплодировала – это был единственный впечатливший ее момент сегодняшнего вечера. Паша неприязненно взглянул на нее, недовольный тем, что все сразу обратили на них внимание.
Внезапно со сцены раздались громкие выстрелы. Лиза слегка вздрогнула и уставилась на происходящее – последний оставшийся в живых студент застрелил пожилого профессора-маньяка из пистолета и теперь намеревался воссоединиться со своей любовью. Все, начались сопли, – подумала она и оглянулась на Аню. Сестра еще слушала музыку в наушниках, откинувшись на спинку кресла. Лиза глянула налево, где сидел Паша. Но его кресло оказалось пустым. Она внимательно обшарила глазами ряд до выхода, но толстяка и след простыл. Отец, перегнувшись через Аню, зашикал на Лизу, чтобы дочь не вертелась.
Странно, Бобровский не мог не досмотреть спектакль, это совершенно на него не похоже. Лиза ткнула сестру в бок и показала ей пустое кресло Паши. Аня пожала плечами, но Лиза заметила, что сестра немного напряглась и тоже скользнула взглядом по пустым креслам.
Через десять минут постановка закончилась, и зрители встали с мест, чтобы поаплодировать маленькому и пузатому Петру Бобровскому, выскочившему на сцену, едва задвинулись шторы за актерами. Пользуясь моментом, пока папа махал руками, Лиза встала с места и отправилась искать Бобровского-младшего.
В фойе было пустынно. Девочка прошла до самого конца, завернула за угол и очутилась в плохо освещенном коридоре, ведущем к туалетам. Одна лампочка наверху не горела, другая тускло освещала надпись: «Служебный» и бросала отблеск на «Женский». Мужская комната напротив них тонула в сумраке. Лиза дошла до двери и тихонько приоткрыла ее. Комната с рукомойниками оказалась пуста.
– Пашка, ты тут?
Ей никто не ответил. Судя по тишине, тут никого не было. Лиза хотела прикрыть дверь и удалиться, пока ее никто не высмеял, как в глубине туалета кто-то с шумом спустил воду.
– Пашка, ты там?
Вот же глупо. Какой-то толстяк вышел за пять минут до конца спектакля в туалет, а она тут же помчалась за ним. И что только Бобровский подумает?
Однако из туалета никто не выходил.
– Бобровский, ты там или нет? Ответить, что ли, не можешь?
Тишина. Лиза зашла в туалет и прислушалась.
– Бобровский, мля! Ты там или не там?
С великой осторожностью Лиза заглянула за угол, словно там ее поджидал снайпер, а не унитазы. Никого. Только ряд бледно-зеленых кабинок, одна из которых, самая последняя, была приоткрыта. Девушка прокралась к ней и заглянула внутрь. Никого. Собравшись уходить, она бросила взгляд вниз и застыла.
На полу лежала серая туфля Бобровского.
В растерянности девушка вышла из туалета, закрыла за собой дверь, повернулась и вскрикнула. В темноте кто-то шагнул к ней.
– Аня! Дура!
Сестра улыбнулась.
– Ну и нервы у тебя стали. Людей уже пугаешься.
– Станешь тут нервной, с этими пузатыми Гудини.
– Ты про кого? – не поняла Аня.
– В кабинке нашла туфлю Бобровского. И все.
– Что значит нашла туфлю? А все остальное где?
Лиза усмехнулась:
– Кабы я знала! Только туфля лежала и все. Но когда я туда только зашла, там точно кто-то был. Вода же сама по себе не спустится, так? Кто-то ее спустил, а потом исчез.
Аня поморщилась:
– Я скорее поверю в сломанный водопровод, чем в то, что кто-то с размерами Бобровского мог смыть себя в унитаз.
– Может быть, он сломан не так, как ты себе это представляешь.
– У тебя есть его номер? Ты можешь ему позвонить.
Лиза достала телефон и принялась искать Бобровского в списке контактов. Набрала номер и услышала длинные гудки. Никто не брал трубку.
– Это странно, – произнесла Аня.
Девушки вышли из коридора в фойе и остановились возле буфета. Там их догнал отец.
– Только не врите мне, что побежали в буфет. Знаю я ваши аппетиты. Неужели все было так плохо?
– Мне понравилось, – заметила Аня. Она каждый раз так говорила, хоть и не запомнила ни один из спектаклей. Лиза неопределенно пожала плечами. Отец ткнула пальцем в Аню.
– А ей понравилось! – сказал он. – А тебе опять все не так.
«Надо было согласиться с Аней», – подумала та.
– Так куда вы бегали?
– Я Пашку искала. Ушел куда-то и пропал.
Отец нахмурил брови.
– Он же за кулисы пошел сразу, нет? К отцу.
Аня взглянула на сестру, и та почувствовала себя дурой. Ну конечно, пойти поздравить отца с успехом – самая разумная идея. Мы развернулись в сторону служебного коридора, откуда должны были выйти артисты, и заметили бегущего к нам Бобровского-старшего.
– Как вам, господа? По-моему, это успех!
Папа пожал ему руку и улыбнулся.
– Ты превзошел сам себя, Петь. Надеюсь, образ старика-археолога ты списал с нашего преподавателя по истории. Я до сих пор его помню.
– Так откуда, ты думаешь, я такую сволочь взял? – рассмеялся Бобровский. – Только чур не выдавать тайну творца, девочки!
Сестры покачали головой и заверили мэтра, что даже под пыткой не скажут, какие комплексы он сублимировал в своем спектакле. Между тем Бобровский взглядом окинул фойе.
– Я думал, мой сын подойдет ко мне первый. Но нет, первой была моя бывшая жена. Ей не понравилось, – добавил он несколько рассерженно.
Девушки переглянулись. Куда же исчез Бобровский?
– Дочери говорят, что он вышел куда-то до конца спектакля. Вы звонить ему пробовали?
– Он трубку не берет, – ответила Лиза.
Бобровский растерянно посмотрел на Комора-старшего.
– Куда же он делся тогда?
– Может быть, в машине сидит? Пойдем, проверим.
Но в «сузуки» его не оказалось. Они оглядели улицу, но никаких признаков Паши Бобровского не заметили. Театральный режиссер вместе с отцом пошел узнавать про сына на вахту, а сестры пошли к семейному автомобилю. Потрепанный «форд» десятилетней давности стоял неподалеку от автомобиля Бобровских. Лиза достала телефон и еще раз набрала номер Пашки. Все те же длинные гудки. Что это значит?
Между тем, день клонился к закату. Вокруг сновали люди в костюмах, спешащие из центра города к себе домой. Невдалеке на остановке вещала реклама, предлагая голосом Карлсона купить новые обои.
Вскоре вернулся отец.
– Ничего. Исчез, – ответил он, не дожидаясь вопросов. – Поехали домой.
По пути Лиза захотела есть, и семья заехала купить пиццу. Она всегда любила такие перекусы, потому что знала: сестра съест полкуска и успокоится, отец за рулем, а вся еда достанется ей. Не то чтобы она была жирной и ела все подряд, дома Аня держала всю семью в строгой диете, поэтому в пути Лиза старалась отрываться как могла. В результате, когда они доехали, полпиццы старшей сестре удалось умять практически в одиночку: Аня съела один кусочек.
Икая, Лиза выбралась с коробкой из автомобиля и пошла к подъезду. Отец остался возле машины, а Аня двинулась за сестрой.
Дома Лиза опять опоздала в ванную и с досады ударила по двери. Из-за нее раздался смех сестры. Позже, умывшись сама, Лиза зашла в общую с сестрой комнату. Та сидела за ноутбуком и быстро щелкала по клавиатуре Заглянув Ане через плечо, Лиза увидела общий чат для их одноклассников.
– Ты в курсе про Таню Морозову? – спросила Аня.
– А что?
– С ней что-то случилось.
Лиза махнула рукой и направилась к своей кровати, где лежал ее ноутбук.
– Залетела что ли? Да вроде она не из таких.
– Нет, она не залетела, – Аня посмотрела на сестру. – Она пропала.
* **
Лиза мазала себе лицо маской для жирной кожи и перебирала в голове различные теории об исчезновении двоих своих одноклассников. «Ну ладно, Бобровский мог убежать из театра пока шел спектакль, я ведь не сразу пошла за ним. Только почему его туфля лежала в туалете, где кто-то спустил воду? С чего я решила, что это его туфля? Мало ли кто их носит, размер Бобровского я ведь не знаю. Но как из закрытой ванны могла исчезнуть Морозова? Следователь сказал ее матери, что следов взлома нет ни на одной двери. Все полотенца были сухими, никто ими не вытирался. Вся одежда осталась на стиральной машинке, новой она не брала. Куда она могла деться голышом, вся в мыльной пене? Вот уж загадка так загадка».
Лиза глянула на сливное отверстие душа и на всякий случай отошла от него подальше.
– Бред, – сказала она себе. Интересно, возможно ли будет посмотреть на ванну в квартире Морозовых? Пустят ли их туда? Лизе пришла в голову мысль, что это не просто исчезновение. Кто знает, чем эти Морозовы занимались. Вряд ли у них под ванной пентаграмма начерчена, но, если там действительно что-то есть по их части, сестры сразу почувствуют. Спасибо папочке.
Завернувшись в полотенце апельсинового цвета (Аня предпочитала только белые, что удивительно для тех, кто знает, во что она любит одеваться), Лиза вышла из ванной. Услыхав шаги, Аня прошмыгнула мимо сестры, мгновенно защелкнув дверь.
– Дай хоть расческу забрать! – крикнула Лиза и ударила по двери ладонью. Безуспешно, в ванной уже зажурчала вода.
В комнате отца было темно. Он уже лег спать? Но на кухне горел свет. Он сидел за столом: галстук развязан и висит на шее, но пиджак не снят. На столе бутылка коньяка, рядом пустой стакан. Отец мрачно смотрел в окно, за которымгорели огни окрестных многоэтажек.
– Ты в порядке, пап? – Лизу начало тревожить его поникшее состояние.
– Да, вполне, – кивнул он, не отрывая взглядом от стоявшей на столе бутылки.
– Так… зачем это? – кивнула дочка на раскинувшийся возле него минибар.
– А, это, – ожил папа. – Это так, снять напряжение. Устал сегодня.
– Ты же вроде в театре чувствовал себя нормально?
При слове театр папа вздрогнул. Некоторое время он молчал.
– Петр сказал, что Паша не вернулся домой вечером.
– То есть как? – ошеломленно спросила Лиза. – А куда он делся?
Папа пожал плечами и решительным движением открыл бутылку, плеснул себе в стакан, и отпил.
– Пропал и все. Ни записки, ни звонка. Вышел со спектакля и испарился.
– Телефон не отвечает?
– Я же сказал! – рявкнул он, и Лиза вздрогнула. – Пропал, засранец, как в воду канул!
– Как в воду канул… – повторила та.
– За вами нужен глаз да глаз! Чуть что, сразу сбегаете, как коровы без привязи. И чего вам только не хватает?
– Может, двоих родителей, – все так же шепотом заметила Лиза, вспомнив, что и у Паши Бобровского отец, разведенный трижды, воспитывал сына в одиночку.
– Что ты говоришь? Громче, я не слышу!
– Ничего, – ответила Лиза.
– Осуждаешь меня? Считаешь, я опять взялся за старое?
– Я ничего такого не говорила, – оскорбленный тон дочери еще больше задел его.
– Или ты думаешь, что я безалаберный отец, который не может уследить за своими детьми?!
– Да с чего ты это взял-то? Я ни слова об этом не говорила. Устал, так сиди один, нечего на меня орать.
– Да, вы необычные девочки, – нисколько не сбавил тон отец. – И я понимаю, что за вами нужно особо следить. И я не всегда могу это сделать, и не всегда оказываюсь рядом. Но я стараюсь! Хочешь сказать, я не стараюсь?
– Стараешься, – сказала Лиза тихо, глядя в пол. Лишь бы он успокоился, пока Аня не вышла из душа. Ее всегда расстраивают вспышки гнева отца. – Прости пап. Я ничего не хотела такого сказать.