– Ну, пусть будет… автономный комплекс.
– Сокращенно АК, – усмехнулся незнакомец. – Как хотите. Мне нравится. Так вот, любой АК, как и любая упорядоченная структура, обладает некими параметрами, количественными и качественными характеристиками. Остановимся, скажем на одном – мощности. В электротехнике она равна произведению силы тока на напряжение. Чем выше напряжение и сила тока, тем больше мощность. Даже мощность лампочки карманного фонаря ощутима. А тепло человеческого тела вообще ощущается на расстоянии. Я подношу свою ладонь к вашей руке, но не касаюсь ее. Чувствуете?
– Да, – сказала она, чуть помедлив, и пожалела, что он не коснулся ее озябших пальцев.
– Представляете мощность АК, нацеленного на безжалостное уничтожение людей? Его присутствие ощутимо на расстоянии и проявляется видимо, грубо и зримо. Могут начаться проблемы с электричеством, например, погаснет свет в люстре…
Гирлянды вдруг беспорядочно замигали, и выключились. На секунду воцарилась кромешная тьма, в которой отчетливо громко и грубо послышались раздраженные голоса за столиком, за которым сидел танцор со своими дружками… но гирлянды тут же вспыхнули и засияли прежним игривым светом.
– Фон негативной энергии резко повышается, рядом с вами начнут происходить ссоры, конфликты.
У стойки бара стеклянными брызгами разлетелась кружка, которую уронил седоватый мужчина в замшевой куртке. Он тут же повернулся к барьеру, как будто не хотел, чтобы кто-то разглядел его лицо. Полез в карман, достал бумажник… Но скандал все же случился, поскольку бармен – худощавый гордый кавказец – ни в какую не хотел убирать осколки.
– Люди здоровые, с нормально развитой системой безопасности, конечно же, чувствуют эти изменения и подсознательно стремятся избегать находиться с источником подобной энергии. Обычны объяснение такого рода «стало неуютно, как-то похолодало, что-то не по себе… вплоть до «мороз по коже пошел». Поэтому, места, где появляется АК, как правило, в это время становятся намного безлюднее, чем обычно.
– Хм, я сейчас чувствую холод, но ничего в этом нет нечеловеческого. Поздно, сентябрьские ночи прохладные. Да и не сказать, что в кафе народу меньше, чем обычного.
– Меньше, намного меньше! – перебил мужчина, и тут же досадливо поморщился, как будто проговорился. – Извините, я просто рассуждаю.
– Продолжайте, – простила она его.
– Мысль понятна. Когда мы будем точно знать, с каким объектом нам приходится иметь дело, тогда мы сможем принять меры для его обнаружения и задержания. А так, изучать личности маньяков – все равно что копаться в ворохе одежды, сброшенных с себя автономным комплексом. Что было одето на нем, чье лицо АК брал напрокат и чье возьмет в следующий раз… не имеет большого значения, – малопонятно, и больше для себя проговорил мужчина.
Встряхнулся, энергично хлопнул в ладоши.
– Что это я – все о своем, да о своем. Давайте выпьем! А потом позвольте пригласить вас на медленный танец.
Они выпили, он – залпом, она – едва пригубив бокал, и вышли на свободное место между столиками.
– Я об этом мечтал весь вечер, – прошептал он, робко коснувшись ее волос губами.
– Поэтому весь вечер запугивали меня до смерти, – рассмеялась она и положила руки ему на плечи. – Вам надо сменить амплуа. Редкую женщину можно соблазнить, рассказывая ей печальные истории.
Из колонок стереоаппаратуры лилось «Пускай все сон, пускай любовь – игра… На том и этом свете буду вспоминать я, как упоительны в России вечера!»
– Я как увидел вас, то ни минуты не сомневался том, что вы по-настоящему редкая женщина.
«Началось, – обреченно подумала она, – Они все говорят одно и тоже». Но все же, помедлив, склонила голову на его плечо, – «Ну и пусть…»
Они танцевали, тесно соприкоснувшись друг с другом. Разноцветный туман лентой качался над ними, зарево над северо-востоком города блекло, на парковых дорожках гасли матовые шары фонарей, на листьях кустарников скапливалась темная роса…
Заиграло что-то бравурное, восточное, малопонятное.
– Мне пора, – вздохнула женщина и отстранилась. – Странно, я провела с вами два часа, а даже не знаю, как вас зовут, и вообще, кто вы такой?
Таинственный незнакомец вынул из нагрудного кармана визитку.
– Позвольте представиться…
Жуткий истерический женский крик прозвенел под шатром.
– Убийца! Я узнала его! Узнала!
Полетели на пол опрокинутые кресла вместе с отдыхающими гражданами, хлопнула разбитая бутылка; вокруг столика, за которым сидел пожилой дядька в сером пуловере, внезапно образовалось широкое пустое пространство. Он в страхе привстал, крутя круглой, коротко подстриженной седой головой в очках; перепрыгивая через барахтающиеся на полу тела, к нему разом устремились несколько мужчин с пистолетами, с напряженными и от этого очень серьезными лицами. Один из них резкой подсечкой срубил дядьку, тот вскинул руки и рухнул на выщербленные каменные плиты, остальные навалились на него… и спустя мгновение оказались на ногах, отряхивая брюки, перебрасываясь шуточками, рассовывая оружие по кобурам, и приподнимая седовласого за локти закованных в наручники рук.
Все это время знаток серийных убийц крепко держал свою очаровательную собеседницу, уткнувшуюся ему в грудь лицом. Потом нежно отстранил от себя, поскольку молодой парень в джинсовой безрукавке вежливо двинул его кожаной папкой в бок:
– Гражданин Шмыга, вы здесь по делу али как?
– Привет, Толич! Тебя сколько можно ждать? Я целую лекцию о маньяках успел прочитать, пока ты не появился.
Бывший старший следователь Заводской прокуратуры Нижневолжска, а ныне следователь по особо важным делам северо-восточного округа столицы Александр Анатольевич Зосимов важно ответил:
– Ты, Иван Петрович, я смотрю, даром время не терял.
– Да, познакомься пожалуйста, – повернулся кавалер к даме, которую целый вечер развлекал страшными сказками. Но той и след простыл.
– Блин, – разочарованно протянул гражданин Шмыга. – Из-за тебя потерял!
– Пошли, пошли, ты нам нужен. Понятым будешь. Это он? – кивнул он в сторону задержанного мужчины.
– Не знаю, – раздраженно ответил тот, раздосадованный исчезновением безупречно внимательной слушательницы. – Я лишь вывел тебя на место, где предположительно мог появиться Ботаник. Теперь твоя работа.
Глава вторая. Московский хищник
История с серийным убийцей, которого в оперативных документах окрестили Ботаником, началась в Москве еще в марте. Тогда на территории Ботанического сада Российской академии наук нашли труп молодой женщины. Он лежал неподалеку от пешеходной тропы в кустах можжевельника. Нижняя часть тела обнажена, на лицо наброшена газетка, на шее виднелась четкая странгуляционная борозда. Причина смерти – механическая асфиксия. Само орудие убийства – обрывок чистой бельевой веревки валялся рядом, на видном месте. Сумочка потерпевшей распотрошена, косметика и прочая мелочь разбросаны на талом снегу, но ни одного документа, ни одного предмета, по которому можно было быстро установить ее личность, не нашли. Как не нашли одежду, которую убийца снял с жертвы.
Оперативно-следственная группа на скорую руку «отработала» место происшествия, труп отправили неопознанным в морг. Люди из убойного отдела еще несколько дней посуетились, без всякого результата опросив сотни возможных свидетелей; исписали десятки положенных бумаг, прокуратура провела пару совещаний, на котором милиционеры клялись, что будь у них бочка бензина на день, оклад в пару тысяч баксов, на каждого по ноутбуку, то они бы вмиг нашли убийцу…
Поскольку требования убойщиков оказались невыполнимыми, то возбужденное уголовное дело перешло в разряд надоедливых «глухарей», и его поручили недавно переведенному из Нижневолжска старшему следователю Зосимову, – пусть новичок столичную землю носом пороет. А для себя начальство мысленно отправило в архив «за невозможностью установить лицо, которому можно предъявить обвинение».
Но двумя неделями позже в Останкинском парке, ранним утром гуляющая мамаша с коляской в полусотне метров от главного входа за голубыми елочками увидела босые грязные ступни, торчащие из кустов. Сама, естественно, побоялась посмотреть, кому они принадлежали, и вызвала по сотовому телефону милицию. На этот раз личность потерпевшей установили сразу – двадцатидвухлетняя Оксана Мирошина, уроженка города Саратова. Жила в столице нелегально, работала официанткой в кафе «Жемчуг» в ИЧП некого Казаряна. Опознать сразу удалось потому, что кафе находилось в том же парке. Правда, Казарян сначала пошел в «отказ». По существующим законам ему пришлось бы заплатить крупный штраф за прием мигрантов на работу, поэтому к нему пришлось применить легкое, «точечное», как сказали опера, воздействие, чтобы он признал в покойной свою сотрудницу, а как потом выяснилось, и любовницу. Поскольку убийство произошло под окнами бывшего дворца графа Шереметьева, ныне музее XVIII века, то вслед за арестованным владельцем «Жемчуга» в отдел доставили и двух охранников, дежуривших в ту ночь.
Несмотря на обилие подозреваемых, никому из задержанных предъявить обвинение не смогли. Девушку изнасиловали, задушили, и сняли с нее «юбку длинную серой ткани, полушерстяные колготки темного цвета, полусапожки черные на каблуке с искусственным мехом, трусики песочного цвета». По почерку убийство в парке сходилось с тем, что произошло ранее на территории Ботанического сада. Лицо официантки тоже прикрывал газетный лист. Охранники вызывали сильнейшее подозрение своими сбивчивыми и противоречивыми показаниями. Но затем под угрозой обвинения в двух умышленных убийствах признались, что в ту ночь развлекались в графской спальне с девушкой по имени Неля из агентства «Фабрика грез». Им было вовсе не до того, что происходило под окнами усадьбы распутного графа.
Казарян клялся мамой, что ему в голову не приходилось убивать свою временную возлюбленную. Через два часа в отделение заявилось куча родственников, все, как один, готовых выступить за него поручителями. Его задержали на двенадцать часов за административное нарушение, наложили на него крупный штраф и выпустили под подписку о невыезде, обязав являться на допросы по первому требованию.
Пришлось признать, что на территории Северо-Восточного округа столицы объявился новый серийный убийца, объединить два уголовных дела в одно и приступить к расследованию самым серьезным образом, невзирая на отсутствие бочки бензина и ноутбуков.
Две недели – самый большой перерыв, который допустил Ботаник. В апреле на территории Ботанического сада, в парке Лосиновый остров и в Сокольниках были найдены девять молодых женщин, умерщвленных аналогичным образом. Лишь одна жертва сумела вырваться из смертельных объятиях душегуба, и со сломанной рукой выбралась на многолюдную аллею. После этого убийства прекратились, и возобновились лишь в конце августа. Тогда Зосимов и вызвал из Нижневолжска детектива по предотвращению несчастных случаев Ивана Петровича Шмыгу, с которым когда-то вместе работал в городской прокуратуре, пока последний не поменял профессию следователя на беспокойную и не вполне понятную рядовым гражданам профессию небесного дознавателя.
Дядька сидел за столиком, на котором оперативники разложили вещи, бывшие при нем. Кажется, он еще не пришел в себя после задержания, жалобно помаргивал и полушепотом просил:
– Дайте, пожалуйста, очки. Я плохо вижу. Мои очки…
Кафе опустело в одно мгновение – женщину, кричавшую так страшно, двое оперов увели, посетители рассыпались в разные стороны, один бармен продолжал стоять обалдевший за своей стойкой. Хорошо, что опера успели в последний момент остановить парня с девушкой и почти вежливо принудили их исполнить гражданский долг в качестве понятых.
Зосимов аккуратно заполнял протокол досмотра:
– Ваш бумажник?
– Мой. Я хотел бы очки свои…
– Ты что занудил? – рявкнул капитан Тарасов из ГУВД. – На вопросы отвечай.
И со значением подвинул следователю мятые листы «Российской газеты». Бедолага пил томатный сок, когда на него набросились здоровенные мужики с пистолетами. Теперь алыми каплями были забрызганы и газета, и стол, и его брюки, даже на щеке виднелось красное пятно.
– Мой.
– Сколько денег там?
– Не помню. Рублей сто.
– Одной купюрой, несколькими? Верните ему, пожалуйста, очки.
Бумажник с мелочью, проездной метро на пять поездок – две использованы. Носовой платок, связка ключей с дешевым брелком в виде весело скалящего зубы черепа с выпуклыми слепыми глазницами, глянцевый календарик с видом на ночной Кремль за 2012 год, пенсионное удостоверение на имя Стешенко Григория Михайловича, 1958 года рождения, зарегистрированного по адресу улица Тимирязевская, дом 16, квартира 69. Все. Для ночного демона, наведшего ужас на два административных округа, маловато. Почти ничего.
– Кем работаете?
– На инвалидности.
Задержанный в криминальном плане внешне выглядел благополучно. Бывший монтажник телевизионного завода «Рубин», несколько лет назад получил вторую группу инвалидности по общему состоянию здоровья. Подрабатывает телемастером в мастерской по ремонту радиотехники, расположенной на улице Ковалихинской. С женой разведен лет десять, имеет взрослый сын. Состоит в гражданском браке с Софьей Павленко, медсестрой санчасти АЗЛК. Проживает с ней.
– Отработаем, конечно, по полной программе, – шепнул Зосимов, отводя Ивана Петровича в сторону. – Но… не уверен. Возможно, свидетельница ошиблась. В момент совершения преступления находилась в шоковом состоянии. По ее показаниями фоторобот не смогли составить. А тут «узнала»! Не верю. Отпускать народ пока не хочу. Нам еще три точки объехать надо.
– Наши люди с такими брелками не ходят, – сухо сказал Шмыга.
– Не понял.
– Людей, которые забывают классику, надо убивать на месте. Ты фильм «Бриллиантовая рука» помнишь?
– Помню. Только управдом сказала: «Наши люди в булочную на такси не ездят». Перестань говорить загадками. Мы здесь не кино снимаем, – нетерпеливо ответил Толич.
– Неважно. Именно по этим мелким незначительным деталям, управдом точно вычислила объект, с которым происходят неприятности.
– Если это Ботаник, то сегодня он вышел на охоту с пустыми руками. Ничего при нем нет.
– Людей отправил по адресу?
– Уже. Но если он действительно проживает с бабой, вряд ли он в квартире хранит улики.
– Слушай, я не собираюсь делать за тебя твою работу. Повод для задержания есть – на него указала потерпевшая. Работай!
Зосимов неопределенно пожал плечом, вернулся к столу, присел:
– Вы не слишком далеко от дома выбрали для себя место отдыха?
– А что, нельзя? – стал приходить в себя инвалид, и даже с чувством оскорбленного достоинства глянул на него.
– Можно. Но все же?
Шмыга подошел. Встал рядом, скрестив руки на груди.
– Поссорился с женой, – Стешенко быстро поправился, – с сожительницей. И пошел, куда глаза летят.
Зосимов повертел в руках проездной.
– А глаза глядели в парк «Измайлово». Там вам стало скучно, отправились в «Останкинский». Да вы просто большой любитель пленера.
– Чего? – не понял тот.
Шмыга наклонился к бывшему телемастеру, аккуратно снял с воротника его пуловера белую нитку, и приказал:
– Закатайте брюки.
Зосимов с недоумением повернулся к нему:
– Что?
– Брюки пусть подтянет.
Один из оперативников присел на колено перед дядькой, задрал ему одну штанину до колена, вторую. Отступил, понятые с непониманием переглянулись, милицейские подтянулись: лодыжка левой ноги была обвязана обрывком бельевой веревки. Лицо Стешенко посерело, на носу зависла крупная капля пота. Он медленно опустил голову.
– Ну, Александр Анатольевич, спокойной вам ночи! – весело сказал Иван Петрович. – Если ты, конечно, сегодня выспишься. Мне пора. Звони. Привет супруге.
Приезжий детектив снимал в Митино неподалеку от станции метро скромную однокомнатную квартирку в девятиэтажном доме с веселыми голубенькими панелями. На автобусе две остановки, но и напрямую через пару кварталов брежневских застройки Иван Петрович добирался минут за пятнадцать хорошего хода. В этот поздний час на муниципальный транспорт надежды было мало, поэтому, выскочив из подземного перехода, решил пройтись пешком.