Он рассказывал о «глупенькой Наташке, Верочке, Люсеньке»:
– Нет, ты представляешь, она решила, что если выйдет за кого-нибудь замуж, то я к ней вернусь…
О «странной Машеньке, Любочке, Женечке»:
– Милая девочка, но почему она думает, что если пригрозит мне своим отцом, то я на ней женюсь? Ну, с какой стати?
Список имен казался бесконечным.
А Яну он назвал другом и своим парнем. Ни словом не упоминая о каких-то более близких отношениях. Стало понятно, что он потерян для Юльки навсегда.
Яна, высокая, длинноногая и молчаливо-умная блондинка с плавными движениями, появилась в его жизни, когда он оканчивал последний курс. Она совсем не походила на его обычных девиц и приехала в Брянск из Москвы по каким-то своим делам.
Главным испытанием для Юльки стало то, что он, очевидно, рассказал Яне о ней и ее наивной детской влюбленности. Та при встречах посматривала на Юльку с легкой насмешкой и никогда не здоровалась.
Юлька все понимала, но поделать с собой ничего не могла. Власть Ивана над ней была безгранична. Она бегала за ним как собачонка, заглядывала в глаза и прощала что угодно за один благосклонный взгляд.
Между тем, отношение к ней Ивана оставалось исключительно дружеским. Он даже ни разу ее не обнял. Юлька сначала воспринимала это как должное, а после появления Яны почему-то решила, что если он лучше ее, Юльку, узнает, то все изменится. Она не хотела его, женщина в ней еще не проснулась, но к поставленной цели двигалась целеустремленно, как торпеда. С напором, наивностью и азартом юности.
…В последние несколько лет на майские праздники мать уезжала в Москву. Побродить по музеям, по старым улицам, постоять на набережной и вообще побыть одной. Юлька дождалась ее отъезда, разыскала в университете озабоченного последней сессией Ивана и позвала к себе домой на чашку чая. До этого она никогда и никуда его не приглашала, стеснялась, боялась сделать что-то не так.
Молодой человек глянул с веселым удивлением и согласился.
– А Яна на нас не обидится? – спросила она подрагивающим от волнения голосом, проводя нехитрый тест.
– На что? – очень искренне удивился Иван.
…Он возник на пороге, опоздав на полчаса. Вручил ей небольшую коробку конфет и одинокую розочку. Прошелся по их бедно обставленной трехкомнатной квартире, оставшейся в наследство от бабушки. Окинул взглядом вышитые салфеточки на серванте, древний телевизор, потертый ковер. С вежливым удивлением поинтересовался, как это она умудряется обходиться не только без интернета, но и без компьютера… Юльке стало неловко и отчего-то стыдно.
Она притащила из кухни запотевшую бутылку шампанского, поставила на журнальный столик в гостиной. Добыла из шкафа свечу и погасила свет. Он расположился на диване, вел себя скромно, не пьянел, выспрашивал, не нужно ли ей помочь с подготовкой к экзаменам.
Со двора доносились ленивая ругань и взрывы хохота загулявшей компании. Стояла теплая, нехарактерная для начала мая погода. Юлька никогда не пила больше трети бокала на Новый год, и полбутылки шипучки в такую жару заставили ее почувствовать, что море по колено и все в ее руках. Глупая, опрометчивая, пьяная решимость… И тут он неожиданно засобирался, объяснив, что у него назначена встреча.
Юлька стремительно поднялась, пошатнулась и сказала, что сейчас придет. В ванной кое-как неуклюже сорвала с себя легкомысленный сарафан и осталась в нижнем белье – алом и, как она позднее поняла, чудовищно вульгарном. Эта красота обошлась ей почти в шесть стипендий, и ее приобретение тщательно скрывалось от матери. Мазнула взглядом по зеркалу, осталась собой довольна, хотя ничего толком не разглядела. Руки плохо слушались, ноги тоже, голова почти ничего не соображала.
…Она уже стояла в коридоре, когда запоздалое «Зачем?!» коснулось затуманенного сознания. Впрочем, останавливаться казалось поздно и глупо, и она решительно шагнула на порог комнаты. Дрожащая от собственной наглости и почти протрезвевшая от страха. Увидев дивное видение, Иван на секунду оторопел, поднялся навстречу и чуть удивленно улыбнулся. Фальшиво пропел: «А девочка созрела…».
Юлька слабо представляла, что именно должна делать, инстинкты молчали. Она подошла к нему вплотную и беспомощно замерла, опустив глаза. То, что происходило дальше, она вспоминать не любила. Нет, ничего такого… он вел себя осторожно и предупредительно, не издевался над ее неопытностью и взял все в свои руки. Вот только она так и не почувствовала себя с ним единым целым. Было немного больно, неловко, странно и… никак. Юлька ожидала, что будет совсем по-другому и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Она покорно дотерпела до конца. Иван буднично ушел в ванную, вернулся и неторопливо оделся. Юлька молча встала, чтобы его проводить. Смотрела в сторону и зябко куталась в халат, несмотря на то, что по-прежнему было тепло.
– Оставайся такой всегда, Юля, – сказал с непередаваемым выражением и закрыл за собой дверь. Юлька задумчиво постояла на пороге, прислонившись плечом к обшарпанному косяку. Включила свет, набрала полную ванну горячей воды, налила много пены, забралась и закрыла глаза. Она испытывала настоятельную потребность заново собрать самою себя из мелких и острых осколков…
Прошло четыре дня.
Юлька стояла на привычном месте за колонной и шепотом декламировала под стук сошедшего с ума сердца любимую Матвееву:
Любви моей ты боялся зря —
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде…
Неподалеку Иван сумасшедше тискал и целовал Яну. Его глаза лихорадочно блестели, сумка валялась под ногами. Яна, полузакрыв глаза, лениво и снисходительно ерошила густые волосы у него на затылке. Юльку они не заметили…
В тот день она прогуляла занятия. Полдня бродила по городу, сидела на речном берегу и кидала в воду камешки. Ей было как-то на удивление легко и свободно. Словно она сбросила тяжкий груз последних нескольких лет и осознала, что Иван ей абсолютно безразличен. Юлька как будто очистилась и освободилась для новой жизни. Если бы ее спросили, она бы не смогла объяснить толком, что именно произошло. Не в поцелуе было дело, и даже не в той ночи. Просто весы с добром и злом качнулись, наконец, в нужную сторону.
На следующий день она отыскала Ивана в библиотеке, подошла и бесцеремонно облокотилась на стол:
– Надо поговорить… Недолго.
Он лениво поднялся и вразвалочку последовал за Юлькой, вероятно ожидая очередного монолога о неминуемом замужестве.
Она прислонилась к стене неподалеку от входа в библиотеку:
– Иван, я достала тебя своей любовью… И хочу, чтобы ты знал. Больше я не буду тебе докучать. Никогда. Даже не посмотрю в твою сторону. Клянусь. – Она легко улыбнулась, дружески кивнула, стремительно развернулась и оставила его в коридоре, слегка изумленного и, похоже, не знающего, что подумать.
А через четыре недели ее стошнило. И на следующее утро еще раз…
Мать устала воспитывать Юльку, и когда в двадцать лет ее непутевая дочь заявила, что будет рожать неизвестно от кого, это подкосило ее окончательно. Она замкнулась в себе, начала ходить в церковь, перестала замечать дочь и никак не отреагировала на рождение внучки. Через полгода после появления Сашки на свет, мать слегла с воспалением легких, да так от него и не оправилась…
Юлька осталась одна с маленькой дочерью на руках, незнакомая с реальной жизнью и напуганная полным отсутствием перспектив. Документы из университета пришлось забрать – надо было на что-то существовать, да и крошечную Сашку оставить не с кем.
К слову сказать, Иван сдал сессию на одни пятерки и уехал тем же летом в Москву вместе с Яной.
Они и впрямь не перемолвились ни единым словом. Он для Юльки как будто умер.
2
…Она приходила в себя, сознание медленно возвращалось, будто отвыкнув от тела. Мягко, тепло, есть, чем дышать…
Юлька осмотрелась. Утопая в подушках, она полулежала на широкой кровати под балдахином.
Просторная комната, на полу – пушистый ковер цвета топленого молока. Глубокие кресла возле камина, весело потрескивает огонь. Стены – светлые обои в едва различимую мелкую полоску. Наличники дверей и каминная полка покрыты темной, будто отшлифованной временем резьбой. Массивные балки под высоким потолком, тяжелые шторы закрывают окно.
Рассеянно проведя рукой по шерстяному пледу, Юлька отрешенно произнесла:
– Не думала, что загробный мир может принимать столь причудливые формы.
Собственный голос показался чужим. Во рту пересохло, да и руки слушались не слишком хорошо.
– А он и не может, – послышалось сбоку, из-за спинки кровати.
Юлька резко повернулась, и комната слегка закружилась перед глазами. У изголовья стояла женщина лет сорока пяти, полноватая, небольшого роста, в строгом платье в крупную клетку. Волосы с легкой сединой уложены в пучок на затылке. В целом, благообразный вид домоправительницы времен викторианской Англии. Глаза с доброжелательным любопытством изучают Юльку. В руках у незнакомки – огромная, исходящая паром глиняная кружка.
– С возвращением. На-ка, выпей, пока не остыло… – «домоправительница» поставила кружку на небольшой прикроватный столик. Юлька послушно глотнула. На вкус напиток походил на клюквенный морс с добавлением каких-то трав. – Тебе как проще, послушать немного, или задавать вопросы?
– Сашка… – севшим голосом произнесла Юлька.
– Сашка жива, и все ваши живы. Правда у Марка психика пока не полностью восстановилась.
– Где она?!
– Не переживай ты так, спит.
Домоправительница повернулась и, отодвинув занавесь, показала на деревянную кроватку, укрытую кисейным пологом. Только теперь Юлька расслышала привычное родное сопение.
– А вот так резко вскакивать тебе пока не следует, голова закружится. С ней все в полном порядке, – незнакомка сделала подозрительное ударение на «с ней».
– А… Стан?
– Стан, это Станислав, я полагаю? – утвердительно произнесла собеседница, опустила взгляд и разгладила рукой складку на платье.
Юлька нервно сглотнула и кивнула.
– Он тоже жив… – она замолчала так красноречиво, что у Юльки захолонуло сердце.
– Но?
– Травма была слишком серьезной. Он потерял память, Юля. Не совсем, но последние три года не помнит. Вы с Сашкой для него – посторонние люди.
– О господи, «Санта-Барбара» какая-то, – вымученно улыбнулась Юлька, – как же мне это Сашке объяснить? А шансы, что он все вспомнит, есть?
– Боюсь, что нет, девочка моя…
Что-то мешало дышать, брызнули слезы и оставили на щеках горячие дорожки. «Я… мы для него больше не существуем». Понять до конца не получалось. Юлька сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.
– Как вас зовут?
– Зови меня тетушка Адамина.
– На Москву сбросили атомную бомбу?
– На Земле случилась ядерная война. Удару подверглись Москва, Нью-Йорк, Пекин, крупнейшие промышленные и стратегические объекты. На планете творится ад кромешный. Ваш бункер мог бы несколько месяцев продержаться, но… не повезло.
– Кто начал войну?
– Да не важно, кто начал, деточка. Важно, что неумные это были люди. Нет их больше, и слава богу.
– Сколько нам осталось… в смысле, мы сильно облучились?
– Шесть случаев лучевой болезни средней тяжести, один тяжелый, плюс масса различных хронических, запущенных и только зарождающихся болячек… хм… – тетушка Адамина неожиданно улыбнулась. – Да много вам еще осталось, много, не переживай. Все расскажу, но не сейчас. Сейчас вы поспите часика два, а когда проснетесь, выходите к остальным. Познакомьтесь, осмотритесь и ждите меня – буду вводить вас в курс дела. Одежду найдешь в шкафу.
Юлька провалилась в глубокий сон.
3
…И опять ей снилось прошлое. То, что уже не вернуть.
После смерти матери жить стало не на что, и единственным решением, которое пришло в голову, стала продажа просторной трехкомнатной квартиры. И переезд. Из Брянска, где прошло детство и все напоминало о не самой счастливой юности, в тихий городок N***ск неподалеку от Москвы.
Здесь ее никто не знал. Вырученных от продажи денег хватило на небольшую однокомнатную квартиру и почти год сносного существования. Десятимесячная Сашка росла на диво спокойной, ласковой, доброжелательной, что не могло не удивлять, учитывая, кто ее отец и что пережила и перечувствовала за время беременности ее мать. Малышка много спала, хорошо ела, благодарно радовалась любому пустяку, а Юлька стала похожа на оголодавшую одинокую волчицу. Замкнутую, боязливую, огрызающуюся на любое обращенное к ней слово. Улыбка освещала ее лицо только при виде дочери. Она не верила никому, старалась не заводить новых знакомств и почти все время проводила дома, выходя только в магазин, сберкассу, поликлинику или на прогулку.
…Стоял конец ноября. Юлька катила магазинную тележку с подпрыгивающей от удовольствия Сашкой мимо полок с разноцветными баночками и пакетами… и увидела Его. Высокий, худощавый, слегка небрит. Черное пальто, стильные ботинки, строгие офисные брюки. На шее небрежно, как на вешалке, болтается шарф невообразимой расцветки. Несколько прядей волос, спадавших на темные, точно омуты, глаза, выкрашены в платину. Выверенные, отточенные движения, стремительная походка.
Юлька залюбовалась без всякой задней мысли. Возможно потому, что незнакомец выглядел полной противоположностью крепко сбитому, русоволосому и сероглазому Ивану. В какой-то момент поймала на себе характерный оценивающий взгляд… и не задержала его внимания. Действительно, пуховик, вязаная шапочка до бровей полностью скрывает волосы. Ничего интересного. Зато Сашке он улыбнулся и смешно шевельнул носом, очень похоже на кролика. В ответ малышка расплылась в щербатой искренней улыбке. Он ушел, а Юлька осталась стоять…
– Мама, мама, – дочь ерзала, не понимая, почему тележка не едет. Юлька опомнилась и быстро пошла дальше.
На следующей неделе она видела его дважды. Оба раза он появлялся примерно в одно и то же время, брал готовые салаты, булочки и спешил к кассе. Один раз они нос к носу столкнулись на улице, но молодой человек ее не узнал.
Четыре дня он не попадался ей на глаза, и у Юльки невольно испортилось настроение. Договориться с собой не получалось несмотря на то, что не было сомнений – она вновь навязывается тому, кому не нужна. Вопреки логике, Юлька перебралась из пуховика в короткую курточку с меховой оторочкой, шапка осталась на подзеркальнике в прихожей. В магазин тянуло как магнитом, и на пятый день ей повезло. Она повернула за угол и чуть не врезалась в него тележкой. Молодой человек успел резко затормозить в узком проходе и, невольно остановившись, всмотрелся внимательнее, чем в первый раз.
– О-па, крушение не состоялось… – его глаза смеялись – С вами все в порядке, девушки?
– Да, спасибо, – Юлька тоже улыбнулась, откровенно его разглядывая. – Простите, пожалуйста, я слишком разогналась…
– Ничего страшного, так даже интереснее. Жизнь скучна без приключений…
Юлька смутилась.
– Ау, Стас, ты куда исчез? – из соседнего прохода показался невысокий широкоплечий парень в бежевой куртке. Лукавой улыбкой он немного напоминал доктора Ватсона в исполнении Соломина. – Ага, с прелестной барышней заводишь знакомство. И, как всегда, без меня.
Юлька смутилась еще больше и покраснела:
– Здравствуйте.
Дала задний ход и стала неуклюже выбираться на открытое пространство. Рука в перчатке ухватилась за другой край тележки и ловко, в два приема, вывернула ее куда надо.
– Спасибо, нам пора…
– Надеюсь, еще увидимся… – темноволосый Стас окинул ее с ног до головы внимательным взглядом, который обжег и отключил на секунду мысли. Юлька моргнула, стараясь прийти в себя. Молодой человек отпустил тележку и кивнул на прощание. Его друг, чуть пожав плечами и смущенно улыбнувшись, последовал за ним. Щеки горели, и Юлька машинально прижала к ним ладони. Сердце готово было выскочить из груди.