Секунд тридцать Даша смотрела вслед удаляющейся толстушке, а потом развернулась и побежала обратно к метро.
Катка успела спрятаться за ствол тополя.
Пребывая явно в ударе, она дождалась, пока Гришкова скроется из виду, и, нацепив налицо непоколебимую решимость, поспешила к крупногабаритной незнакомке.
Она нагнала ее у подъезда.
– Женщина! – крикнула Копейкина. – Подождите.
– Вы мне? – толстушка обернулась.
– Да, да, вам. Скажите, вы не видели здесь худенькую девушку в сером пальто и белой вязаной шапочке?
Дама напряглась:
– Дашку, что ль?
– Вы ее знаете? – Брови Копейкиной поползли вверх. – Знаете Дарью Гришкову?
– Ну знаю, а вы-то с какой стати ею интересуетесь?
– Где она? Куда она делась?
– Ушла.
– Как ушла? Опять ушла? Да сколько же можно за ней бегать! Это какая-то неуловимаяличность! Она умудряется исчезать из-под носа в самый неподходящий момент.
– А зачем бегаешь за ней?
– По долгу службы, – соврала Катка. – Я частный детектив.
– Мать честная, чего Дашка натворила-то?
– У моей клиентки есть все основания полагать, что Гришкова крутит шашни с ее мужем. Целую неделю за ней слежку веду, а она – как человек-невидимка: идет-идет, а потом испаряется.
Толстушка ударила себя ладонью по бедру:
– Вот плутовка, ты погляди! А ведь мне лапшу на уши вешала, что после Семки ни одного мужика к себе не подпускает. Ага, так и говорила: мол, Ольга Всеволодовна, я теперь на мужчин вообще не смотрю. Я же чувствовала, что заливает, лисица хитрая.
Ката непонимающе смотрела на собеседницу.
Ольга Всеволодовна, которая, судя по всему, любила потрепаться, нагнулась к мальчугану и ласково проговорила:
– Митенька, ступай к Леночке с Ритой. Помоги им снеговика лепить. А если ножки замерзнут, сразу мне скажи, домой пойдем.
Мальчик побежал на площадку. Ольга Всеволодовна поманила Кату пальцем:
– Внучек это мой, Митенька. Летом шесть годков исполнится.
– А кто такой Семен?
– Сын. А Дашка, профурсетка малолетняя, мамаша Митина.
Ката выпала в осадок:
– Как мамаша? Она разве замужем?
– Ой, я тебя умоляю! А то в наше время детей на стороне родить нельзя. Кто с ней распишется-то, если она, считай, семью дружную расколола. Я до сих пор уверена, Тамарка Семке предательства не простила, поэтому и сбежала от него. А он охламон, – Ольга Всеволодовна покраснела, – наломал дров и в кусты.
Катарина запуталась окончательно:
– Если Митя сын Дарьи, то почему его воспитываете вы?
– А кто, окромя меня, о мальчонке позаботится? Нету никого, одни мы с ним остались.
– Как нету, а Дарья?
– Не мать она ему, – заявила Ольга.
Копейкина помотала головой:
– Вы же только что говорили, что Гришкова родила Митю.
– Правильно, а воспитывала его до четырех лет Тамарка – невестка моя. Дашка ведь в шестнадцать с половиной лет Митю родила! А теперь подсчитай, сколько ей было, когда она забеременела. Подсчитала? То-то и оно. Семке к тому времени тридцатник стукнул, он уже с Томой восемь лет в браке состоял. И тут вдруг с Гришковой спутался, обормот. Он, конечно,не знал, что она школьница, Дашка девятнадцатилетней представилась и выглядела лет напять старше своего возраста. Это уже потом выяснилось, что девка в десятом классе учится.
Ольга Всеволодовна перевела дух.
– Они на Воробьевых горах зимой познакомились. Семка ни словом не обмолвился, что супругу законную имеет, а Дашка втюрилась в него с первого взгляда. Интерес свой они быстро нашли – любовниками стали. А через два с половиной месяца Гришкова радостную весть сообщила. Догадалась, какую?
– О беременности.
– В яблочко. Вот тут Семен и обалдел. Пришлось рассекречиваться и про Томку рассказать. Дашка в истерику, я, говорит, в милицию заявление напишу, тебя посадят. А потом начались скандалы. Семен к родителям ее ездил, они к нам несколько раз приезжали. Ой, чего только не было: и слезы, и уговоры, и угрозы. Господи, я думала, с ума сойду. Мать у Дашки больно набожная, запретила дочурке аборт делать. А та ни в какую – не буду рожать и все. Не знаю, чем бы дело закончилось, если бы Томка на помощь не пришла. Сама она родить не могла, поэтому предложила взять у Дашки ребятенка, как только тот на свет появится. Гришковы-старшие долго не раздумывали – почти сразу согласились. Вот так у насМитенька и появился. По всем документам он родной сын Тамары и Семки. Уж Томочка постаралась, бумаги нужные справила, все, как говорится, чин-чинарем.
– А что было потом?
– Потом жили не тужили. О Гришковых не вспоминали, да и они о нас давно позабыли. А как Митеньке четыре годика исполнилось, Тамарка нас без ножа зарезала. На развод подала. Встретила какого-то мужика, влюбилась, и прощайте, Семка с Митькой. Я-то думала, Томка к мальчонке душой прикипела, а на деле не нужен он ей оказался. После развода она ни разу к нам даже не сунулась. Тоже мне мать… кукушка чертова. Что родная, что приемная. Стервы! Семка с горя запил, работы лишился, смысл жизни потерял. Полгода пил, не просыхая, а в начале лета пьяным за руль сел и человека сбил.
Катка отпрянула:
– Насмерть?
– Слава богу, нет. Сотрясение у мужика было и три ребра сломалось. – Ольга Всеволодовна умолкла.
– А где сейчас ваш сын?
– Суд был! Осудили Семку на полтора года. Вдвоем мы с Митенькой остались. Денежные накопления к тому времени сквозь пальцы просочились. Я пенсионерка, с меня что взять? Сейчас на пенсию даже собаку не прокормишь, чего уж о ребенке говорить. Накормить надо, обуть-одеть тоже. А денег нет. Обратилась я к Тамаре, а она, дрянь такая, нос от меняворотить стала. Оно и понятно, не рожала Митьку, не вынашивала, о каких материнских чувствах толковать? – Ольга поднесла к носу платок. – Не было у меня выхода, решила к Дашке с протянутой рукой пойти. Поговорили мы, я ей прямо сказала: твоя это кровиночка, хоть ты от него и отказалась. Пожалей ребенка, не на что нам с Митькой жить. Помоги чем можешь. А она сама в нищете живет. Хотя деньгами помогать согласилась. Уж не знаю, где их добывает, но каждый месяц привозит приличную сумму.
Ката стояла, словно статуя в музее. А Ольга Всеволодовна, видя, какое впечатление произвели на Копейкину ее слова, зашептала:
– А тут недавно мне Дашка заявила: отдайте, говорит, мне Митеньку, я его воспитывать буду. Как тебе это нравится? До шести лет о ребенке знать не желала, а теперь одумалась.
– И что вы ей ответили?
– На три буквы послала! Митьку ей отдать, ага, разбежалась! Он внучек мой родненький, я лучше сама не поем, а ему кусочек всегда оставлю. Боялась, что Дашка после этого деньги привозить перестанет, но нет – исправно платит. Вот сегодня опять конвертик вручила. Завтра с Митенькой в магазин поедем. Одежонку ему весеннюю прикупить надо, из той, что есть, уже вырос. Да и обувка нужна.
– Ольга Всеволодовна, а родители Гришковой в курсе, что она помогает вам материально?
– Нет. Дашка сказала, им знать не обязательно. А мне какая разница, знают они или нет.
– Значит, деньги она берет не у них.
– Смеешься? Они, по-твоему, богачи? Отец алкоголик, мать гроши получает.
– Но тем не менее Дарья привозит вам достаточно.
– Мне неинтересно, у кого она их берет, мне Митьку растить надо. – Внезапно Ольга Всеволодовна сузила глаза. – Постой-постой, я, кажись, поняла, как она денежками разживается! Если у Дашки хахаль новый появился, то у него одалживается.
Ката засомневалась:
– Вы считаете, Гришкова встречается с обеспеченным мужчиной?
Ольга развела руками:
– Так не я считаю, ты сама мне об этом сказала.
Катарина глупо заулыбалась. После услышанных откровений она напрочь забыла, что представилась частным детективом и упомянула про связь Дарьи с мужем якобы своей клиентки.
– Верно, – проговорила Копейкина, – но у меня пока нет доказательств. А бездоказательно обвинять человека в чем бы то ни было, сами знаете, нельзя.
– Да появился, появился, не сомневайся. Самой Дашке таких денег не заработать. Спуталась с очередным женатиком, паршивка, ничему ее старые ошибки не научили.
– Ольга Всеволодовна, наша беседа должна остаться в строжайшей тайне.
– Понимаю. Ты не бойся, я ей слова не скажу. У нас с Гришковой разговор короткий – она мне деньги, я ей «спасибо». Вот и все общение. Даже в квартиру Дашку не пускаю, всегда на улице встречаемся.
Митя подбежал к бабушке, и с любопытством глядя на Катку, залепетал:
– Бабуль, можно я вечером в гости к Юле пойду? Ее мама разрешила.
– Можно, Митенька, можно, сладенький.
Мальчуган радостно заголосил:
– Ура! Юль, мне бабушка разрешила!
Ольга Всеволодовна умилилась:
– Как такое чудо можно отдать матери-кукушке? Да я за все сокровища мира не расстанусь с внучком. Никогда!
Домой Катарина возвращалась, как после двенадцатичасовой рабочей смены. Голова гудела, спину ломило, ватные ноги еле передвигались.
Упав на кровать, она уставилась в потолок. Мысли, заглушая друг друга, скакали, как взбесившиеся акробаты, а из коридора доносился хриплый голос свекрови:
– Я просила налить мне гламурный кофе! А ты, идиотка, налила обычный. Отправляйся варить новый! Немедленно!
Пришлось заткнуть уши и погрузиться в тишину.
ГЛАВА 13
– Мне нужна Дарья, – сказала Катка пошатывающемуся Виктору Николаевичу.
Гришков расплылся в пьяной улыбке.
– Дашка? – переспросил он, обернувшись назад. – А ее нет. Не пришла еще с работы. Один я тут хозяйничаю, сам недавно возвратился, а в доме шаром покати: ни супа, ни второго. Совсем мужика голодом заморить решили. Сами себе щеки отъели, а я как собака подзаборная. Где суп, я тебя спрашиваю?!
Ката решила ретироваться.
Гришков изменился в лице и, сдвинув брови, пробасил:
– Куда пошла? Меня накормить надо, дуй на кухню. Ну, чего встала?
– Даша с работы в котором часу приходит?
– Сказал же, нет Дашки.
– Я поняла и теперь спрашиваю, когда она появится дома?
– Когда, когда, – забубнил Виктор Николаевич. – Когда рак на горе свистнет. Заходи давай, по рюмашке выпьем.
Копейкина вызвала лифт.
– Эй, ты чего убегаешь? Не бойся, все путем. Дашку увидишь, скажи, чтобы пожрать че-нибудь приготовила. Я дома буду… угу… бывай.
Подняв воротник, Катка добежала до «Фиата» и быстро юркнула в салон. Разыгравшаяся метель вот-вот грозила перерасти в настоящий буран.
Катарину колотил озноб. В такую погоду не мешало бы наплевать на все и вся, принять горячую расслабляющую ванну, достать с полки любимую книгу, сесть в мягкое кресло перед камином и, наслаждаясь звуком потрескивающих поленьев, погрузиться в увлекательное чтение.
Конечно, в московской квартире у Катки камина нет, но зато есть ванна, где можно полностью отключить мозги и нежиться в пенном облаке. Правда, не стоит забывать оРозалии, которая сделает все возможное – а самое ужасное, что и невозможное тоже, – только бы испортить идиллию окружающим.
Нет, не судьба, видно, Катке познать, что такое спокойствие, тишина и безмятежность. Целыми днями она носится по городу, квартирам, офисам. Разговаривает с людьми, узнает множество историй, и все это проделывается для того, чтобы в конечном итоге та правда, которую она старательно ищет, выплыла наружу.
А когда голова не занята расследованием очередного запутанного дела и, казалось бы, сам бог велел заниматься ничегонеделанием, дни превращаются в пытку. Горячо любимая Розалия Станиславовна играет на нервах с раннего утра до позднего вечера. Порой Катке кажется, что в прошлой жизни она совершила ужасный проступок и теперь вынуждена сполна за него расплачиваться. А свекровь номер три досталась ей в качестве наказания.
Посему сейчас, сидя в салоне авто, не стоит особо рассчитывать, что по приезде домой она окунется в атмосферу тепла и уюта. Хотя нет, тепло, конечно же, будет, а вот уют…
Глядя в лобовое стекло, Ката чихнула. Через десять минут в горле запершило, озноб сменился внезапно накатившим жаром.
Не обязательно иметь диплом врача, чтобы догадаться: не за горами простуда.
Сетуя на катастрофическое невезение, Катка включила зажигание, и «Фиат» рванул с места.
Дома, приняв ванну и выпив три чашки чая соблепихой, Копейкина закрылась в спальне.
Розалия носилась по коридору, проклиная какого-то гада Гошу, который с некой дебилкойМашей и придурком Жориком унизили ее в глазах Ефимии Поликарповны.
Сил на то, чтобы встать с кровати и узнать, что случилось на этот раз, не было. Ката тупо смотрела на темную стену, чувствуя, как сзади медленно подкрадывается дрема.
Вопреки ожиданиям, утром Катарина проснулась вполне здоровой. Горло не болело, нос не заложен, да и с бодростью духа все в полном порядке.
Посмотрев на часы, Катка решила незамедлительно отправиться к Гришковой. Семь часов. Значит, она при любом раскладе должна застать Дарью дома. В саму квартиру Ката подниматься не собиралась, а вот подождать девицу у подъезда – решение более чем удачное. Вряд ли Дарья убегает на службу раньше восьми утра, наверняка даже не раньше девяти.
В пять минут девятого «Фиат» припарковался рядом со старенькими «Жигулями». Не успела Катка выключить мотор, как на улице появилась Дарья.
«Удачно я подъехала, похоже, сегодня мне везет», – подумала Катарина.
Открыв дверцу, Копейкина крикнула:
– Даша!
Гришкова обернулась:
– Опять вы?
– Почему опять? Разве я так часто к тебе приезжаю, что успела надоесть до коликов? Почему ты меня боишься?
– Боюсь? Вас? Вот еще, с какой стати?
– Ну, не знаю. Мне кажется, ты стараешься избегать со мной встреч и…
– Мы не подруги и даже не приятельницы, я не обязана бросаться вам шею, изображая неописуемый восторг.
– Но и сбегать от меня на мороз в одних тапочках тоже глупо. Согласна?
Гришкова поправила на голове шапочку:
– Тогда я сорвалась… извините.
– А разве был повод?
– Конечно, был, и он вам прекрасно известен. Убили мою подругу, я жутко переживала.
Ката потерла руки:
– Уф! Ну и мороз. Может, поговорим в машине?
– О чем? Мне вообще-то на работу надо.
– Я подвезу.
– За город?
– А ты работаешь в Подмосковье?
– Теперь да.
– Садись.
Гришкова неуверенно потопталась у «Фиата», а потом все-таки открыла дверцу и села на переднее сиденье.
Назвав адрес, она отрешенно посмотрела в окно.
– Я вас слушаю, говорите.
Катка заговорила после непродолжительной паузы:
– Ответь мне предельно откровенно, у кого ты занимала деньги? У Галины или у Нины?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Дарья, не сумев с собой совладать, вздрогнула:
– К-к-какие деньги?
– Я же просила ответить честно. Не юли. Просто назови имя. Кто согласился оказать тебе материальную помощь?
– Откуда вы узнали? Ведь даже Кларка не в курсе?
– Так Галя или Нина?
– Обе, – простонала Гришкова, боясь посмотреть на Копейкину.
– Я так и думала. Даш, мне ведь известна история твоей первой любви. Я общалась с Ольгой Всеволодовной, она рассказала про Митеньку, Семена и… деньги.
Гришкова попросила остановить машину.
– Не уходи, мы должны поговорить начистоту.
– Я не собираюсь уходить, остановитесь где-нибудь. Пожалуйста.
«Фиат» встал у метро. Даша стянула с себя шапочку и, проведя ею по взмокшему лицу, пролепетала:
– Зачем? Зачем вы за мной шпионите? Чего добиваетесь? Ищите убийцу Нины! Я-то ведь еене убивала!
– Подожди, а кто тебя обвиняет? Я еще слова не успела сказать.
– Тогда зачем вам понадобилась я? Вы ездили к Ольге, пронюхали про сына, а теперь… – Даша заплакала. – Это самая страшная ошибка, которую я совершила в жизни. Но мне было шестнадцать лет, я была глупой и не могла представить себя матерью-одиночкой. Вы понимаете, что испытывает девчонка в неполные шестнадцать, когда узнает о беременности?