- Вай ар ю стендинг хир? - нахамил Юле какой-то пенсионер.
Тоска смертная.
«Я здесь долго не выдержу, - опечалилась Юля. - Придётся дяденьке раскошелиться на поездку к Ниагарскому водопаду. Или на Великий Каньон. Что я, зря сюда тащилась? А не то пригрожу, что уеду домой».
Ещё стоя снаружи у дверей в квартиру, она услышала шум изнутри. Звуки доносились, характерные для разудалой вечеринки. Почти что так оно и оказалось, когда она переступила порог.
В гостиной собралось человек двадцать народу, одетого, мягко говоря, вызывающе. Выделялся клоун, у которого типичной для клоуна была только верхняя часть (нос и волосы, прежде всего), низ же его был украшен килтом — бордовой шотландской юбкой в крупную клетку. Дама в маске вороны с клювом была лишь в купальнике, причём, типа бикини. Её нисколько не смущали собственные крупные формы, и, похоже, остальным на это то же было наплевать. Вчерашняя знакомая, Лиз, видать, сделала выводы и теперь на ней красовался костюм бизнес-леди. Юбка, однако, была опять не в меру коротка. Что ж, ноги у неё зачётные, можно не стыдиться. Какой-то очкарик ботанического вида, но голый по пояс и с хорошими мышцами, стоял на стремянке и поливал собравшихся брызгами из ведра. Хохот и визг являлся подтверждением того, что всем это нравится.
«Не рановато ли для party?» - успела подумать Юля.
- Вот она где! - раздался дядин голос. - Мы её по всему Брайтону ищем. Полиция на ушах. Морги перестали отвечать на наши звонки.
- Мэрия в панике! - подхватил кто-то.
Компания устремила свои взоры на виновницу этих неприятных городских событий.
- Я чуть с ума не сошёл! - Дядя наконец-то пробрался к ней, расталкивая народ локтями. - Голодна?
- Вот что, дорогой дядя Боря. - Юля говорила громко и отчётливо, чтобы все слышали. - Или мы завтра же едем в Лас Вегас, или я звоню маме, и она забирает меня обратно.
Дядя замер перед ней с бокалом в руке, словно гусар после сообщения о начавшейся войне с французами, и все остальные притихли тоже.
- А ещё лучше, - продолжила Юля. - Пойду жить под бордволк, к Алексу.
Эти её слова, однако, произвели неожиданный эффект: кто-то закричал «ура», кто-то начал обниматься, полетели вверх головные уборы.
- Уважаю твой выбор, - серьёзно произнёс дядя. - Но до вечера ещё далеко. Алекс там раньше полуночи не появится. Давай пока поедим и выпьем чего-нибудь.
- Я несовершеннолетняя, если ты не в курсе.
- Что за чушь? - не смутился дядя. - Как может возраст служить препятствием хорошему времяпровождению? Меня же элементарно обвинят в негостеприимстве, а это похлеще, чем спаивание малолетних. Кевин, иди сюда! - прокричал он куда-то в сторону.
Из-за дядиной спины выглянул юнец того известного типа, которые обычно бывают обделены женским вниманием: рыжий, с прозрачными рыбьими глазами, с редким пухом в районе подбородка и, в довершение всего, с прыщом на кончике носа, созревшем до такой степени, что Юле пришлось себя сдерживать, чтобы не выдавить его тут же, немедленно, невзирая на неуместность подобного действия.
- Вот, - сказал дядя. - Поручаю тебе свою племянницу. И не дай бог она хоть на секунду заскучает, я с тебя голову сниму. Ты меня знаешь.
- Не беспокойся, Ко, - не испугался нарисованных перспектив юнец. - Сделаем в лучшем виде.
И он нагло вклинился между ними.
- Могу предложить чтение «Большой советской энциклопедии», - заикаясь, произнёс он, но на чистейшем русском.
Решительно никто, ни вчера, ни сегодня, на родном американском наречии с ней разговаривать не желал.
- Я сегодня не в форме, - отказалась Юля. - Мне помнится, кто-то здесь выпить предлагал.
- Нет проблем. Не будете ли любезны пройти со мной в закрома?
«Напьюсь, - решила Юля. - Попаду в вытрезвитель. И пусть их всех потом посадят в тюрьму».
Кевин не спрашивал о её предпочтениях, а просто поднес ей запотевший бокал с торчащей из него соломинкой.
- Что это? - спросила Юля, не собираясь, впрочем, менять своего решения напиться ни при каком раскладе.
- В какой-то мере, это зависит от вас, Джули, - подчёркнуто вежливо ответил он.
- Как это? Ты же сам наливал?
- Я — лишь слепое орудие в руках ваших желаний, мэм. Хоть расплавленный свинец, хоть раствор цианида.
Более не собираясь слушать эту галиматью, Юля сделала маленький глоток, всё же опасаясь, что напиток окажется слишком крепким для неё. Губы её непроизвольно скривились.
- Что за ерунда? Это не алкоголь!
- Одобряю ваш выбор. Незачем отравлять себя всякой гадостью, предназначенной лишь для технических нужд.
Она сделала следующий глоток, побольше, не в силах по-прежнему определить, из чего же слеплен этот коктейль.
- Киви? Персик?
- Ну нет, - возмутился Кевин. - До такой пошлости мы обычно не опускаемся.
- Тогда что?
- Не знаю. Не пробовал.
- Издеваешься?
- Помилуйте! И в мыслях не держал. Так только, легкие дружеские подначки.
- А мы уже друзья?
- Это намёк на брудершафт?
Их словесную перепалку прервал гонг. Стоявший на стремянке качок-очкарик провозгласил:
- Турнир по клеткам! Через десять минут! Победитель получает право на внеочередную аудиенцию у Архитектора.
- Ну, я их сегодня всех сделаю! - пробасил бородатый мужчина в шортах и грязной футболке с надписью: «Я родился. Чего же вам ещё?»
Юля вздохнула, допила до дня свой коктейль и повернулась к Кевину.
- Теперь ты мне расскажешь, кто все эти люди и зачем они здесь.
- Друзья. Разве это не заметно?
- А по отдельности?
- Легко. Только ты пальцем показывай, мне так удобнее будет сориентироваться.
Отбросив приличия, которым её учили с самого раннего детства, Юля ткнула пальцем в Лиз.
- Лиз, - тут же отозвался Кевин, будто сработал в его мозгу какой-то контакт. - Профессиональная труженица любовной сферы.
Ага. Значит, всё-таки первое впечатление обманчивым не было. Палец переместился в сторону толстой дамы в бикини.
- Кэтрин. Бомжует уже десятый год. Раньше пела на Бродвее у самого Фельдмана.
Кэтрин помахала им ручкой — слышала, наверное, о чём они говорили. Похоже, здесь действительно стесняться не принято.
- А это Роб, - назвал качка Кевин. - Бывший боксёр. В весе до пятидесяти килограмм. Не убьёт, но синяков наставит — косметологу работы тыщи на три. Теперь на на такси работает. У Марика.
- А Марик у нас кто?
- Его здесь нет.
- Ладно. Дальше.
Кевин перестал трудиться гидом только после того, как прозвучал повторный гонг, и началась игра «в клетки». Двое людей садились за стол друг напротив друга и смотрели на пустую шахматную доску между ними. Ровным счётом ничего не происходило, но по истечение минут двух один из участников этого странного турнира вскакивал и победно вздымал руки. Пары менялись, но не менялась суть.
- А мне можно поучаствовать? - спросила шепотом Юля.
- Можно, но ты же ничего не видишь?
- А что я должна видеть?
- То, что должна.
- Как с коктейлем?
- Почти.
Народу в квартире прибывало. Вернее, происходила ротация. Кто-то исчезал, но появлялись и новые лица. Юля вдруг почувствовала себя втянутой в чужую глупую игру, смысл которой ускользал от неё. И объяснять никто ничего не желал.
- Хочу в музей, - сказала обиженно она. - Все равно, в какой.
Кевин с готовностью посмотрел на часы.
- Успеем, - прикинув что-то в голове, наконец, сообщил он. - Только выходим сразу, без всяких маникюров и пластических операций.
***
Поезд Q домчал их до Манхеттена за какие-то сорок минут. Там они сели на автобус и протелепались ещё полчаса в неизвестном Юле направлении. Затем прошли пешком через сквер и оказались у заброшенного с виду здания, унылого, как хрущёвка перед сносом. Табличка с надписью «Museum» на нём, однако, была, и внутри процветал порядок, а вход загораживала стеклянная будка с униформенной женщиной на посту.
- Ten bucks, - произнесла она.
Ну наконец-то, хоть кто-то заговорил в этой стране по-английски! Кевин сунул ей двадцатку и получил взамен картонные квитки. Они прошли за турникет, где коридор немедленно раздваивался, и горели красным указатели, сообщающие очень полезную для посетителей информацию, а именно: «left» и «right».
- Нам куда? - уточнил у Юли Кевин, и она безразлично показала налево.
Крутая лестница уходила вверх, и ступенек в ней имелось никак не меньше ста. За дверями им открылся зал, полутёмный и прохладный. Угадывались ветхие стены и кое-где — подсветка экспонатов. Они подошли к первому из них.
Под стеклом лежал одинокий булыжник, покрытый зелёным мхом.
- Что это?
Юля произнесла вопрос таким тоном, что любой другой мальчик из тех, которых она знала до сих пор, немедленно принялся бы извиняться. Кевин же всего лишь приблизил своё лицо к табличке.
- Камень мостовой, - довольный, отрапортовал он. - Восемнадцатый век.
- И всё?
- По-видимому, да.
Пройдя чуть дальше вдоль стены, они замерли у куска ржавой железной трубы. Кевин, стремясь быть на шаг впереди желаний спутницы, прочитал вслух:
- Остатки водопроводной трубы. Бруклин. Конец двадцатого века.
У полусгнившей доски, сломанной пополам Юля сказала:
- Дай я угадаю. Часть забора. Двадцать первый век.
- Осечка, - злорадно сообщил Кевин. - Еда бобров штата Пенсильвания.
- Бедные животные! У них там свежего дерева нет?
- Не в этом дело, - послышался чужой голос сзади. - Наводнением унесло дом, и он застрял в бобровой плотине.
Говоривший не имел на себе униформы, из чего можно было заключить, что он — такой же посетитель. На лице его красовались пышные усы.
- Вы часто здесь бываете? - вежливо осведомилась Юля, стараясь спрятать акцент.
- Каждый день. Иногда по два раза.
- А что здесь для вас самое интересное?
- С удовольствием вам покажу. Идёмте.
У экспоната оказалось разбитым стекло, а сам он, должно быть, отсутствовал, поскольку ровно посередине демонстрационной дощечки зияла дыра.
- Символ несуществующего, - важно сообщил усач. - Автор неизвестен. Век тоже.
- Подделка! - воскликнул Кевин. - Оригинал хранится в Лувре.
- Это в Лувре вашем подделка, - невозмутимо возразил мужчина. - А здесь и сертификат есть, и результаты экспертизы. За него «Солсби» предлагал двести миллионов.
- Фунтов? - язвительно уточнил Кевин.
- Ну, не долларов же.
Они продолжили экскурсию, осмотрев скелет городской крысы, сломанную патефонную иголку, вязаные носки сержанта армии конфедерации, зуб неизвестного чиновника, гвоздь, засохшую слюну гадюки.
«Мне это снится, - сказала себе Юля. - Этого не может быть. Музеев бессмысленного хлама, найденного на помойках мира, не существует. А если это сон, то мы сейчас в том легко убедимся».
С тех пор, как они вошли сюда, в зале народу значительно прибавилось.
- Послушайте, - обратилась Юля к одному из них, молодому парню лет тридцати. - Вы не могли бы пожертвовать для нашего музея свой глаз?
- Левый или правый? - бодро уточнил парень.
- Правый, наверное, лучше. Как ты считаешь, Кевин?
- Несомненно.
И парень сделал то, что хотела Юля — вынул глаз и протянул его на ладони, окровавленный, с шевелящимся зрачком. Что и требовалось доказать.
- Вы знаете, а я передумала. Затолкайте его обратно. Или выкиньте, если он вам не нужен.
Она даже не стала смотреть, как парень справится со своими проблемами. Вместо этого она подошла к окну и сорвала карниз, потянув за штору.
- Так больше света, - пояснила она, хотя никто на её шалость внимания и не обратил. - Кевин, не стой пнём. Помогай.
Вдвоём они быстро оголили все окна, но Юля желала большего. Взяв булыжник восемнадцатого века, она швырнула его в люстру. Он, не долетев, обрушился на витрину с обломком трубы.
- Дакось я, - азартно поплевал на руки Кевин. - Ты ещё слабенькая.
И не оплошал — перебил, наверное, изношенный подвесной механизм. Люстра грохнулась на пол, устелив пол мелкими осколками. Но Юля уже переключилась на следующее озорство: издалека, не подходя к экспонату, она принялась листать страницы какой-то книги. Потом простым дыханьем зажгла древнюю керосиновую лампу, в которой и керосина-то лет сто уже не было. Потом без помощи альпинистских приспособлений лазила по стенам и даже висела вниз головой на потолке, пальцами ног держась за проводку. Пугало её только одно: сон никак не заканчивался.
- Кевин, - позвала она. - Я устала.
И тут же проснулась в своей постели в квартире «дяди Бори».
От сна осталась лишь легкая запыханность дыханья, и впечатления были всё ещё очень свежи и буквально «пахли» реальностью. За окном благоухал день, и этот факт теперь занимал Юлю больше других. Она что, проспала целые сутки? И на самом деле никуда сегодня не ходила? Или это завтрашний день? Но тогда где она была вчера? Ведь не в музее же?
На кухонном столе лежала записка, состоявшая всего из одной фразы: «Чувствуй себя как дома». Холодильник, заполненный до отказа, вмещал самые любимые Юлины лакомства, и полки шкафов ломились от пакетиков с орешками, сухофруктами и даже экстремально вредными чипсами. Кофе какого-то диковинного сорта она пила, вдыхая с наслаждением его пары. На всякий случай ущипнула себя за кожу на локте — не снится ли опять. Нет. Больно. Но чёрт возьми, до чего же ярким и объемным был её сон! И самое главное — когда он начался?
Стал надвигаться вечер. Юля наскоро приняла душ, переоделась и вышла на улицу.
Едва оказавшись на свежем воздухе, она поняла, что знает, куда нужно идти. Где бордволк, где авеню с грохочущими над ней поездами. А это значит, она действительно утром выходила гулять. Когда же и где её сморил сон? Подошедший гитарист Алекс вывел её из задумчивости.
- Отчитываюсь о проделанной работе, - заявил он. - Твой доллар ушёл на пиво. Добрые люди добавили ещё — хватило и на еду, и на кое-что покрепче. Так ты придешь сегодня?
- Сегодня вряд ли.
- Понимаю. Jet-leg, и всё такое.
- Да. И вообще у меня какая-то каша в голове.
- Это бывает в твоём положении.
- В моём положении? - Юля подумала, а не зацепиться ли за эти слова, но вдруг загорелась новой мыслью. - Ты моего дядю знаешь?
- Кто ж его не знает?
- А сегодня утром я разве про него тебе рассказывала? Как ты понял, о ком речь?
Алекс, кажется, растерялся от её неожиданного напора.
- Ну, это, - промямлил он. - Так ясное же дело.
Ясно ему, видите ли.
Юля, не сказав больше ни слова, оставила озадаченного музыканта наедине с собственными мыслями и вышла к пляжу. На этот раз она пошла вдоль берега, не приближаясь к воде, пока не уткнулась в гряду камней, преградивших ей путь. На одном из них она и присела.
Неужели на неё так повлиял перелёт? И раньше случались перебои с режимом и сном, и усталость накатывалась, но чтобы такое неконтролируемое чередование яви и сна. А не лунатик ли она часом?
Волны накатывались на берег, озорно плюхались, касаясь брызгами её щёк.
А сделать сейчас нужно вот что: вернуться в квартиру и позвонить маме. Необходимость совершить полезное осмысленное действие произвело оздоровительный эффект. Она почти вприпрыжку доскакала до цели и остановилась только у телефонного аппарата — древнего такого, с большими облупившимися кнопками.
Квартира опять была пуста.
Здрасьте, приехали. А звонить-то как? Номер телефона в Москве — это пожалуйста, но как набирать отсюда? Начать с кода страны? Юля попробовала и получила в ответ сообщение автоответчика о неправильности совершаемых шагов.
Тогда она вышла на площадку этажа и нажала кнопку звонка ближайшей квартиры. Послышались шаги, чей-то глаз на секунду затмил стеклянный прибор наблюдения. Потом дверь распахнулась, и на пороге её очутилась немолодая женщина в цветастом домашнем платьице.
«Стопудово говорит по-русски», - подумала Юля.