Ведьменыш - Шишкин Олег Анатольевич 3 стр.


– Ну, там всякие знаки для их кораблей. И у меня друзья даже видели тут недалеко, в Аркаиме, в заповеднике, летающие светящиеся шары… Вот…

Профессор иронично хмыкнул:

– Ты их больше слушай. Как выпьют водки, а потом сходят за пивом, они тебе еще и не такое расскажут…

– Ну, правда! – стала обиженно настаивать Оля. – Вот честно! Они видели! А вы видели?

– Я?.. – Профессор стал серьезен. – Нет, не видел. И, думаю, не увижу.

– Значит, вы не верите в существование других миров? – печально вздохнула Оля.

– Почему же – верю. Но не думаю, что мы были бы интересны этим другим мирам. Взгляните вокруг. Зачем космическим Одиссеям, оставившим за спиной миллионы парсеков, наша планета? Что здесь может привлечь внимание технически совершенной цивилизации? Быт дикарей? Этнография? Фольклор троглодитов? Изделия наших умелых ремесленников типа пентиума четвертого? – профессор саркастически усмехнулся.

– А «Зеленая комната», место, где их прячут военные? Это что? Разве ее нет? Я знаю, их прячут. А еще я уверена – гуманоиды нас уже изучают, как насекомых или растения, например, – не сдавалась девушка.

– Я бы не хотел стать частью их гербария и улететь в неизвестном направлении как экспонат их коллекции. Совершенно ни к чему такое завершение моей научной карьеры. Нет, я не хочу в них верить. В вас – верю. Вы-то реальны, Оля.

2

В это время у газетного киоска появился еще один пассажир. Одет он был несколько не по погоде: черный, хорошо выглаженный костюм, белая рубашка с черным галстуком – будто он только что с похорон.

Серьезный, скуластый гражданин с тонкими губами и большими, широко расставленными глазами без ресниц и бровей. В руках у него была трость, которая за секунду превратилась в зонтик, и неизвестный, таким образом, укрылся от солнца.

«Что он тут делает?» – подумал профессор, ему даже показалось знакомым ничего не выражающее, бесстрастное лицо.

Этот человек отвлек профессора лишь на минуту, и скоро Игорь Сергеевич вновь принялся рассуждать:

– С другой стороны, Оля, мы знаем, что цивилизации, технически более слабые, гибнут при соприкосновении с более сильными. Это доказали конкистадоры в Америке. Вы что же, хотите увидеть конец нашего мира, застигнутого врасплох неизвестно кем, да еще неизвестно с какой целью? Зачем забивать всем этим голову, Оля? Вообще, поверьте моему жизненному опыту, эти темы не стоит трогать. Иначе то, что дремало и обходило тебя стороной, начнет к тебе прилипать, впиваться в твою кожу, гнаться за тобой. Неприятно. Слишком настырным интересом можно запустить неконтролируемый ход событий, который потом трудно остановить. Понимаете?

– Нет, – удивилась Оля.

– Ну не важно… Это правило я называю «законом налипания». «Тот, кто смотрит в пропасть, должен помнить, что и пропасть смотрит ему в глаза», – сказал как-то немец Ницше.

Резкий порыв ветра поднял целую волну пыли. Оля зажмурилась, а профессор отвернулся и тут же добавил:

– И потом, представьте себе на минуточку, что эти ваши существа из НЛО… Не люди даже, а насекомые, земноводные, пресмыкающиеся, лишенные всяких эмоций, симпатий, морали. В этом случае наш диалог вообще неуместен. Без разницы: прилетим мы к ним или они к нам. Нет, они мне неинтересны. А вот люди интересны.

Игорь Сергеевич вздохнул. Возникла неловкая пауза. Затем профессор шепотом произнес: «Какой странный человек, Оля, стоит рядом с нами! Не оборачивайтесь, иначе он поймет, что мы говорим о нем».

Действительно, тип в черном как-то незаметно очутился возле их скамейки и стоял, по-прежнему бесстрастно глядя куда-то вдаль.

– Обратите внимание на цвет его кожи! – прошептал профессор. – Она с каким-то зеленоватым отливом, видите! Как будто у него сильное отравление. Неприятный тип… Умоляю, не оборачивайтесь!

– А может быть, ему действительно плохо? – прошептала в ответ Ольга и вдруг, к ужасу профессора, обернувшись к неизвестному, сказала: – Извините, вам плохо? Может, помочь?

– Нет. Мне хорошо. Помощь не требуется, – механическим голосом отозвался тот.

Все трое замолчали. Пауза была неловкой и томительной, наконец профессор, обращаясь к Оле, нарочито громко произнес:

– А впрочем, знаете, что… вы куда, вообще, двигаетесь?

– Я? Да к Кизильскому, – сказала Оля и, вспомнив об Андрюше, добавила: – А оттуда посмотрю, может, и к Челябинску.

– Давайте так… Я сейчас договорюсь вон с тем шофером, – профессор указал на башкира, дремавшего в «Газели», – и, может быть, немного вас подброшу. Идет?

Оля не ответила. Профессор свернул ксерокопию статьи в трубочку и убрал в рюкзак.

– Поедемте, а то смотрите, непогода может разыграться, – Игорь Сергеевич указал на грозовую тучу, надвигавшуюся с юга. – Не думаю, что распогодится. Да и темнеет уже…

– Идет, – согласилась Ольга.

– Ну что, до Кизильского? Или куда скажете. Беатрия большая.

* * *

«Газель» отъехала от автовокзала, а странный тонкогубый пассажир долго и напряженно смотрел ей вслед. Но как только машина совершенно скрылась из вида, он подошел к столбу, где висело расписание, небрежно сорвал с него розыскное объявление с портретом пропавшего, как две капли воды похожего на него, и, порвав, бросил в урну.

Затем достал из кармана брюк небольшую металлическую капсулу, не больше тех, что скрываются под шоколадной оболочкой киндер-сюрприза, и, нажав на едва заметную кнопку на ее вершине, сказал кому-то хриплым, дребезжащим металлическим голосом на неизвестном языке:

[1]

Глава третья

Ртутный шар

«Строго секретно.

В штаб ВВС.

21 июня

Время – 15.37

Наблюдаю объект, двигающийся на высоте примерно 100 метров. Диаметр приблизительно 40 метров. В нижней части отчетливо виднеется рубиновое свечение. Цвет обшивки серебристо-ртутный. Объект наблюдения имеет круглую форму.

Время присутствия над территорией части не более 5 минут.

Радиозапрос не подтвердил присутствие в районе части объектов гражданской авиации.

Старший лейтенант Л. Клименко

Сверено с рапортом дежурного.

Начальник в/ч 25840

полковник Г.Шершень».

1

Утро Степан и Николай встретили в пути, в самом начале Большекараганской долины. Их фура, петляя, прошла мимо всхолмий с тысячелетними каменными бабами и понурыми табунами, утопавшими в седом, кудрявом разнотравье.

Далекой-далекой казалась эта дорога.

Словно окаменевшая река, отшлифованная до сизого блеска миллионами покрышек, она то мягко стелилась среди холмов и лощин, то твердо торила свой путь мимо плешивых валов магнитогорской плотины, огибая широкие, поросшие лесом ступени выработанных горных разрезов. Они возникали из-за косогоров, словно таинственные останки порушенных временем подземных храмов.

Жары, слава богу, не было, а небо, угрожая дождем, собирало хмурые клочья грозных темно-фиолетовых туч. В прорехи пробивались могучие лучи яростного солнца, и казалось, что если грянет ненастье, то уже точно со шквалом да с морем пыли.

За баранкой сидел грузный Степан, а Николай сквозь приятную полудрему слушал его размеренную монотонную речь.

– Э, приколись, братан (так сейчас сопляки-то говорят?), кожаное кресло купил и увлажнитель для воздуха синего цвета! Не очень-то люблю я синий, но других не было. И всё на двадцать процентов дешевле. Скидка. Вот какой магазин хороший. Случайно, конечно, ехал туда без всякой цели, искал шторы для ванной, такие, знаешь, из полиэтилена, но не однотонные, а с рисунком, с фигурами или, может, клетчатые: в шотландку. А тут фигак – двадцать процентов, – маленькая, но победа, я даже себя зауважал. Веришь, вчера весь день было хорошее настроение.

– Может, музыку поставить? – предложил Николай флегматично.

– Да не надо музыки! Лучше послушай… – Степан помрачнел. – Знаешь, мне не нравится, что с тобой в последнее время творится. Не по-мужицки это совсем. Говорю тебе как человек, который жизнь знает чуть больше, чем ты, и который хочет, чтобы ты не ошибся. Который искренне желает тебе блага. Мы с тобой одну лямку тянем, браток? Так?

Степан напряженно всматривался в дорогу.

– Куда ты клонишь? – встрепенулся Николай.

– А подумай! Я говорю о бабах. Может, тебе жениться пора, а? Иначе совсем с ума сойдешь. Столько баб у тебя… да я бы их давно начал путать. Так не годится, мужичок. Зачем тебе проблемы?

– Отвали, я в них не путаюсь. За дорогой смотри. Тащишься медленно, зеваешь, вон все время спихивают в крайний правый.

– Не путаешься? Да? А помнишь, как позавчера закрывался в моей квартире с одной бабехой от другой? Еще припомнишь мои слова…

– А… это? Ну и что? Все же кончилось хорошо? – парировал Николай и, вздохнув, снова погрузился в дремоту.

– Конечно-конечно, это твое реалити-шоу! Что ж, дай Бог. Посмотрим, правда, чем кончится, – Степан переключил скорость и сказал уже другим тоном: – Соляра дешевая хороша на стареньких дизелях, фура-то у нас непривередливая… А? Спишь? Ну, спи-спи.

2

У постов ДПС хмурые милиционеры-башкиры провожали их фуру настороженным взглядом и тотчас испарялись в поднимавшемся над асфальтом смолистом мареве: призраки, каковых не счесть на быстро летящей дороге. Понурые соколы хищно выискивали глазом все, что можно и нельзя съесть, взмывали ввысь и вновь садились на телеграфные столбы.

Когда у очередной развилки фура перемахнула через земной горб, Степан увидел, как далеко на востоке перевернутым ломтем сыра нависла угрожающая огромная луна, вспыхнувшая до срока в еще светлом небе.

– Лезь-ка ты лучше на лежак. Чего зря в кресле дремлешь? – посоветовал он напарнику, и тот нехотя перелез за сиденье и заснул. Над головой Николая на крючке в целлофановом пакете болталась купленная на трассе селедка. Рыба была завернута в страницу «Забриски Rider», на которой можно было прочесть название статьи, набранной крупными буквами: «Посланец черных звезд». Там рассказывалось о Чарльзе Мэнсоне, убившем актрису Шарон Тейт в черт знает каком мохнатом году, и об экспериментах с живым веществом профессора Мохолакиса… Где-то Степан уже слышал эту фамилию. Кажется, в передаче по радио…

Машина, похрипывая от рабочей злости, слегка подскакивала и даже пролетала какие-то сантиметры над землей.

«Почти самолет у нас с Колькой, а не фура», – думал, улыбаясь, Степан, сжимая баранку.

С Колькой он был знаком уже лет пять. Парень тот был неплохой, практичный. Жизнь знал, да только помешался на бабах. А так-то все у него было по уму, работящий, привычный к труду…

Все летело, все пропадало и заново возникало, будто из ничего. Менялся строй лесопосадок, ландшафты гнули пластичное тело земли, из придорожных кустов срывались напуганные птицы. Новые персонажи маршировали бесконечным парадом по обе стороны широченного проезжего мира.

Как-то вдоль дороги проковыляли две пожилые женщины в купальниках и панамах. Они обмахивались большущими лопухами и, видимо, очень страдали от жары. У той, что покрупнее, двухметровой оглобли, тумбообразные ноги были словно изрыты ямками слоновой болезни.

«Вот здорова корова!» – подумал Степан.

Ноги у женщины были каким-то отдельным животным, зловеще вышагивавшим по шоссе, словно древний хищный ящер. По сравнению с огромными конечностями тело выглядело незначительным и хилым, будто жило только ради этой вечной ходьбы и перемещения.

На панели замигала лампочка, бензин был на исходе.

Трейлер стал сбавлять скорость у рабочего поселка. Ровно в 20.0 °Cтепан притормозил у заправки «Флагман». Разбудив сменщика толчком в плечо, сказал привычно: «Ну, хватит, слышишь, хватит, все, давай теперь ты».

Николай лениво перелез с лежака на сиденье и тупо уставился на панель, где по-прежнему мигала лампочка.

Степан расплатился, заправил баки и только после этого улегся. Сон сморил его быстро, и вскоре он погрузился в него так глубоко, так жадно, что Николай, начавший выяснять, где кассета Круга, потерявшаяся еще вчера где-то в бардачке (а может, и не там?), скоро оставил свои безнадежные попытки.

Взяв пластиковую бутылку с водой, Николай нехотя вылез из кабины и, вылив немножко на ладонь, плеснул на лицо, да как-то неловко. Кое-что попало на клетчатую рубаху, но ему было на это наплевать.

Он потряс головой, отпил воды и вернулся в кабину, достал из бардачка тряпицу, вылез вновь и, встав на бампер, протер запылившееся стекло.

– Вот так посветлей будет, – пробормотал он, уже привычно угнездившись в кресле, и повернул ключ зажигания.

Машина тронулась. И опять полетела надоевшая и примелькавшаяся трасса. Такая знакомая, что можно было бы гнать и вслепую, на слух, обходя по встречной караваны фур.

Вечерело. Над руслом мелкой речонки, перед которой дорога делала лихой вираж, неровными белыми кляксами поднимался туман, а вокруг… вокруг лежала степь. Она мерцала розовыми головками мальвы, иван-чая и выбеленными гривами лохматых ковылей.

И, кажется, любой проезжавший мимо должен был спросить: а есть ли предел у всего видимого? Можно ли его рассечь глазом? Или расчленить на квадратики периодической таблицы, чтобы где-то в потаенном углу проступил пока невидимый растр? Чтобы открылся энергетический план вселенной, которая взирала тут на людей пугающим оком.

Пустые вопросы. Мир и человек – разные величины.

А движение создавало лишь иллюзию покорения пути, который не принадлежал никому и простирался даже там, где нет человека и никогда не будет.

Главный путь бежал к той смутной границе. У нее уже начиналась зыбкая пустота, идеальное зеро, скрывающее в себе начала всех возможных нитей и черные списки всех непредсказуемых несчастий. Вот этот-то омут и был заветным пупом мира, откуда шла нескончаемая, беспрерывная трансляция идей и пророчеств, направлявшихся к Заратустрам, Буддам и пророкам Даниилам всех человекообразных популяций ближнего и дальнего космоса…

За косогором с бетонным постом ДПС опять пошли лесозащитные полосы, с поселками и проселочными дорогами, бежавшими то к ним, то от них к водонапорным и силосным башням, металлическим вышкам ЛЭП.

Шофер равнодушно смотрел на трассу и проносившиеся изредка автомобили. И вдруг в нем зашевелился страх. Отчего бы? Древний инстинкт опасности? Просто чутье?

3

У развилки Николай притормозил, вышел из машины и, заметив человека в черном костюме, стоявшего спиной к дороге, спросил: «Извини, друг, тут где-то кафе или бар был… Не пойму, то ли с этой, то ли с другой стороны. А?»

Тот обернулся и сказал, махнув рукой: «Чуть дальше, иди вперед…»

Фраза была произнесена без всякой интонации, а голос был и не мужской и не женский. Николай отметил и нездоровый зеленоватый цвет лица незнакомца, и губы, непривычно красные, словно подчеркнутые помадой.

Шофер двинулся было туда, куда ему указали, как вдруг услышал, будто вдогонку: «Все можно увидеть с другой стороны».

Когда он обернулся, незнакомца уже и след простыл.

«И куда он мог нырнуть?» – подумал Николай, но тут же заметил коричневую коробку придорожного кафе.

Над входом дугой выгнулась надпись: «У Артура. 24 часа». Под вывеской были неумело нарисованы три карты: семерки треф, пик и бубен. На кривоватой, просевшей двери кто-то, видимо для полной ясности, нацарапал мелом: «Это кафе. Дверь не ломать. Туалета нет. Он рядом».

Шофер не без труда, грозившего поломкой, от которой и предостерегала надпись, открыл дверь, и в лицо мгновенно дыхнуло до боли знакомое облако из подсолнечного масла, вчерашних щей, давно погибшего половичка и кошачьей жизни.

Зал заведения был залит мутным желтым светом. Обшарпанные столы в кольце пожилых пластмассовых стульев, исцарапанных и исписанных всевозможными словечками. Стены украшали облупившиеся пластмассовые светильники под бронзу, портрет какой-то эстрадной дивы, которой выжгли бычком оба глаза, закопченный календарь «Красоты Урала». Картину дополняло написанное от руки объявление: «Бизнес-ланч. 50 рублей. С 9 до 17».

Назад Дальше