Оба имели жалкий вид: грязный сутулый парень в очках с недавно поседевшими висками и девушка в изодранном платье со спутанными волосами и безумным взглядом черных глаз.
— Они уже никогда полностью не восстановятся от пережитого, — почему-то подумалось мне, — намного гуманнее было бы их сейчас пристрелить. Я отогнал эту мысль и ударил в лицо вздумавшего опять встать Михаила. Его можно образумить лишь силой.
— Прекрати сейчас же! Через минуту Дима разожжет костер, и мы станем есть как нормальные, цивилизованные люди, а не как оборванные дикари.
Из носа у него текла кровь, но он не обращал на нее внимание, сглатывая слюну, смотрел на окровавленную тушу лося. Волки убили его прямо перед нами, и мясо было почти не попорчено. Молчаливую Машу долго уговаривать не пришлось, не знаю, что пережила она в плену у орков, но при виде крови на лице Миши она сжалась на земле и закрыла лицо руками. С большим трудом мне удалось ее успокоить, и сейчас она смотрит вроде как разумно, но темные глаза неотрывно следят за каждым движением орудовавшего ножом Димы. Он как раз срезал лосю ногу…
— Вардес, поглядывай на всякий за волками, мне что-то показалось вон за теми деревьями, — сказал Дмитрий, не отвлекаясь от работы.
— Ну, так пальни по ним.
— Чего патроны лишний раз тратить? Путь до людей, возможно, совсем не близкий.
— Ты прав.
Вслед за Машей я засмотрелся на сдирающего шкуру с ноги лося, крепкого и на вид уверенного в себе парня. Из всех нас Дмитрий был самым психологически подготовленным к подобному испытанию. Да, он тоже боялся, бледнел от приближающихся шагов в темной пещере, но держался, возможно, лучше меня. Может быть, это связано с тем, что он отдал право принимать решение, как он считал, более сильному и опытному лидеру. Возможно, мысленно воздвиг меня в ранг супергероев или тех магов, которых не один раз видел в агентстве…. А увидев, как я принес кому-то в пещере в жертву тела орков, и как эти твари едва ли не просили у меня прощения, он стал верить в меня, как в бога. Говорят, что искренне верующий в Бога, не испугается и самого дьявола…
Несмотря на то, что мясо было неподсоленным, готов был поклясться, что никогда не ел ничего вкуснее. На сочащееся жиром мясо все набросились с жадностью, но только Михаил казался похожим на животное. Кусок обжег ему пальцы, смачно упал на землю. Программист бросился на четвереньки, и даже не подумав очистить его от грязи, стал есть, едва не давясь. Съев по куску, я запретил больше резать окорок. После трехдневной голодовки переедать — смертельно опасно.
Бывший программист пытался возмущаться, но наткнувшись на свирепый взгляд Дмитрия, испуганно замолк. Маша, доев свою порцию, уставилась в огонь. Дима перевел взгляд на меня, бросил как бы невзначай:
— Вардес, отойдем, я кое-что тебе покажу.
Заинтригованный, я прошел за ним. Отойдя от костра на почтительное расстояние, он горячо заговорил:
— Вардес, они обуза, — рукой он указал в сторону бросившегося на мясо Михаила и тупо на него смотрящую Машу. — Вардес, я их убью и сделаю им одолжение. По крайней мере, не будут мучиться сами и не задержат нас.
Я смотрел на него шокировано:
— Опомнись, Дима, что ты такое говоришь?!
— Вардес, ты не хуже меня знаешь, что, если мы потащим по диким землям сумасшедшую девушку и это ничтожество, мы, скорее всего, погибнем все. Без них больше шансов выжить…
— Прекрати! Я не хочу об этом даже думать! — выкрикнув это, я зашагал к костру.
На отчаянные попытки Димы меня остановить попросту не обращал внимания.
Вырвав изо рта Михаила окорок, я с силой забросил его в кусты. Там раздались короткая возня и хруст дробящихся в мощных челюстях костей. Стая была совсем недалеко, залегла в кустах, преспокойно дожидаясь, когда люди, наконец, уйдут.
Я не стал испытывать их терпение. Приказав Дмитрию отрезать бедро лося, ремнями привязал его к спине вяло отпирающегося Миши.
— Ничего, отойдем подальше и скоро заночуем, — приободрил я.
Дима срезал пару кусков поменьше, но слыша ворчание волков, я его поторопил:
— Идем, Дмитрий, у нас нет времени.
— Так точно, Видящий, — сказал он, разве что не вытягиваясь в струнку.
И все же прошло более трех часов напряженного пути, прежде чем я, успокоившись, разрешил разбить лагерь. Лагерь, пожалуй, громкое название: измотанные люди упали там, где остановились. Лучше всех опять же показал себя Дмитрий. Вместо того, чтобы как все, сидя переводить дух, принялся отвязывать ногу лося со спины обессилившего Миши, а затем собирать по округе средь бесконечных елей сухие поленья для костра.
Вдоволь наевшись, я сам не заметил, как заснул, даже сквозь сон подсознательно надеялся, что Дмитрий не забудет о ночной вахте и разбудит меня перед тем, как сам вырубится.
Наверно, если бы я так не нервничал и хоть немного расслабился, разум бы не стал выдавать мне такой дурацкий сон: ночь окружила трех крепко спящих людей.
Девушке снится кошмар, она пытается отодвинуть прядь упавших на лицо волос, размахивает руками и тихо стонет сквозь сон. Даже через опущенные веки видны сумасшедше бегающие радужки глаз.
Худой парень в рваной темно-красной футболке спит как убитый. Ему пришлось несколько часов тащить на себе тяжелый груз, даже сейчас видно, как дрожат от напряжения тощие мышцы ног.
Крепкий парень в изодранном костюме положил пистолет на колени и время от времени подбрасывает хворост в костер. Ночь не была холодной, но освещаемый костром круг под напором тьмы становился все меньше. Даже деревья поблизости казались уже застывшими в темноте великанами-людоедами. И стоит костру хоть на мгновенье угаснуть, они кинутся на людей с занесенными дубинами.
А вот спит измотанный свалившимися обстоятельствами парень, выглядит лет на двадцать пять, но несмотря на молодость часовой у костра временами бросает на него уважительно-боязливые взгляды. Так новобранец смотрит на сержанта. Главное, не разозлить глупыми вопросами, беспрекословно подчиняться, ну, и, конечно, постараться быть полезным. А сержант, матерый волк, выведет его из под обстрела и невредимым доставит домой.
Этого спящего парня я не раз видел в зеркале, потому что это был я. Как такое возможно — быть сразу в двух местах, я не понимал. Вижу себя со стороны, чувствую дыхание спящего тела, и в то же время дуновение ветерка и немного холодный воздух ощущаются и с другой стороны костра.
— Господи, что же это? — подумал я, но поймал себя на том, что не испытываю эмоций. Но, скорее всего, этому обстоятельству был рад, ведь видеть себя со стороны, наверно, не самое приятное чувство.
Значит, я дух? Призрак? Астральная оболочка. Эктоплазма. Какая в сущности разница? Я, наверно, могу вернуться сейчас в собственное тело, но зачем мне это?
Меня невидно — неслышно, никто не тронет. Можно пройти сквозь лес, разыскать людей, посмотреть, что за мир вокруг.
Огляделся, чтобы понять, куда лететь, и чуть машинально не выругался: где-то за деревьями, в той стороне, откуда мы шли, в небо поднимался столп красноватого света.
Свет, поднимаясь с земли, словно копьем пронизывал чернеющее небо, уходя в космос и рассеиваясь там, как в мутном стекле. Откуда-то пришло ощущение, что этот луч не увидит непростой глаз, ни даже глаз опытного мага. Лишь в моем состоянии человек может увидеть… Что?
Сначала медленно, потом все ускоряясь, я летел над черным массивом леса.
Светящийся столб становился отчетливей, но не шире. Через минуту я увидел костры. Племя орков, взявшись за руки, водило вокруг костров безумный хоровод.
Бессвязные выкрики, хаотичные движения. Но этот свет не имеет ничего общего с глупыми танцами дикарей.
Сверху видно, что орочьи шаманы собрались у центрального костра. Старший шаман стоит на коленях, руки распростерты к небу. Широкий столб красноватого света, приближаясь к нему, сужается, словно попадает в невидимую призму. Вместо рассеянного света на центр его лба попадает лишь тонкий луч, очень похожий на лазерный.
Повинуясь наитию, я залетел в светящийся столб и замер. Ощущение такое, будто попал в телефонную линию…. И если я себя ничем не выдам, возможно, о моем подслушивании никто не узнает.
Мысли у старого шамана почти соответствовали противному голосу:
— Повелитель, Серемарин, так что мне, ничтожному, делать?
— УНИЧТОЖЬ ЛЮДЕЙ. В ОСОБЕНОСТИ ТОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧТО ГОВОРИЛ С ТОБОЙ, — гремело что-то большое и яркое.
— Будет исполнено, мой бог. И…
— ГОВОРИ.
— Темный Лорд Риза, приказал мне….
— ДУРАК!! ОН НЕ МОЖЕТ ТЕБЕ ПРИКАЗЫВАТЬ, ОН ЛИШЬ СОЮЗНИК. А Я ТВОЙ БОГ.
— Смилуйся, мой бог! — пролепетал вконец напуганный шаман.
— ВЫПОЛНИ МОЮ ВОЛЮ — И БУДЕШЬ ВОЗНАГРАЖДЕН. ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ОСТАНЕТСЯ ЖИТЬ – УМРЕШЬ ТЫ.
Небесный луч пропал так резко, что я едва не заморгал невидимыми ресницами.
Шаман стоит на коленях, будто ожидая, что его в любой момент поразит молния с небес. Кто бы ни была та сущность, что разговаривала с ним, не думаю, что это был Бог. Какое дело Богу до моей жалкой жизни?
Старый шаман тяжело встал, остальные шаманы бросились ему помогать. Танцы прекратились, все племя, напряжено переминаясь, ожидало его слов. И старший шаман не стал тянуть:
— Догоните и убейте людей! Так хочет Серемарин! — пророкотал он.
Десятки глоток синхронно взревели, орки, обуреваемые жаждой убийства, стали размахивать над головами кривыми мечами.
— Чего стоите, люди ушли уже далеко. Догоните их! — вновь вскричал он.
Орки засуетились, бессмысленно забегали. Некоторые опрокидывали чаны с водой, а некоторые с разбегу даже угодили в костры. Так продолжалось до тех пор, пока орк заметно крупнее всех и в полностью железной, хоть и ржавой, броне, не взревел гулким басом:
— Они ушли туда! Сотня воинов за мной.
Наверно, ум вождей для орков не ценится…. Посылать сотню на горстку людей?
Я даже не догадывался, как это много — сотня. Не имел представления до тех пор, пока не увидел шумные, улюлюкающие орды тварей, нестройной толпой ломанувшихся в лес. Молодые деревца, около которых пробегали широкоплечие орки, жалобно трещали и люто проклинали злодеев. Вся эта сила, огромный пресс, была направлена по чьему-то нелепому приказу. Серемарин — бог орков. Это надо запомнить.
Несмотря на то, что видел явную угрозу, исходящую от толпы орков, мне было безразлично, что там далеко у костра спит мое тело. Неважно, что в скором времени орки будут жадно рвать и глотать мою плоть. Я сочувствовал тем людям, но как-то отстраненно, будто в запасе есть еще десятки тел…
Понаблюдав за кучкой тихо перешептывающихся шаманов и убедившись, что больше они не представляют интереса, стал покидать деревню орков. На центральной площади между жалких подобий хижин оставшаяся не удел толпа начала расходиться.
Их оставалось в трое больше, чем тех, что по воле Бога вышли на славную охоту.
Если учесть, что на площади собрались не все, то племя просто огромно…
Я полетел, стремясь слиться с телом, предупредить друзей и, если повезет, уйти с пути рыщущих по лесу орков. Но что-то заставило замереть в воздухе, едва начав разгон. Меня потянуло ввысь, и я завертелся ужом, пытаясь разглядеть в небе гигантский электромагнит или хотя бы летающую тарелку.
Меня тянуло ввысь так сильно, что я отбросил попытки сопротивления, даже не успев их начать. Но куда меня к черту несет?! Черный океан неба почти под завязку был заполнен счастливо сияющими звездами. Источника пугающей силы, что тянет меня все выше, я нигде не видел. Неужели меня затягивает в космос? А куда дальше, на Марс? Или к пугающим своим сиянием звездам? Может быть, меня засасывает черная дыра в другой галактике?!
Мой барьер отрешенности был давно прорван. Я боялся, дрожал от ужаса, едва представив себя летящим в черную неизвестность на протяжении тысяч световых лет…. Так вот ты какой, ад…
Глава 6
Вихрь мыслей еще мчался безумным круговоротом, как сверху я увидел зарево. На секунду показалось, что взошло солнце, и первые лучи озарили край облаков. Но я отбросил несостоятельную мысль — до рассвета было далеко. Прямо надо мной золотым сиянием открылись призрачные врата. Именно они притягивали меня к себе с силой, которой я не мог противодействовать. Сейчас створки медленно распахивались, но я чувствовал, что в момент, когда с ними поравняюсь, откроются настолько, что проскочу, не задев края.
Боже… значит, я не так уж и грешен и попадаю в рай? Спасибо, Господи…. И не пытался больше ничего добавить. Творец, итак, все обо мне знает и даже лучше, чем я сам.
Пожалуй, только теперь, я до конца осознал, что я ничто иное как душа, прозрачная и легкая, словно воздух. Вся прожитая жизнь, мысли и поступки отражаются во мне как на белом листе. Я и есть этот лист, лишь легонько кое-где запачканный чернильными кляксами…
Через секунду я влечу в ворота, и… И наверно, тогда узнаю, кто убил мое тело. А то, что тело мертво, сомнений быть не может. Ведь в рай попадают только мертвецы. Скорее всего, меня убили орки — но как они успели так быстро добраться до нашего костра? Может, Дмитрий окончательно спятил и зарезал меня во сне как собаку? Но тоже сомнительно. Скорее всего, какой-нибудь из монстров обитающих в этом ле…
Я оказался за воротами раньше, чем домыслил. И замер в нерешительности. Холл райского сада никак не соответствовал моим представлениям. Нет ослепительно сияющих ангелов и привратников, нет разлитого теплого света, в неге которого можно едва ли не купаться. Тут даже нет земных цветов и плодоносящих деревьев.
Нет святых душ, которые звонко смеются, веселясь, словно беззаботные дети. Врата за мной закрылись, погружая меня в омут страха и отчаяния.
Я оказался в черной, беспросветной тьме. Привычно попробовал включить ночное зрение, но на сей раз не помогло. Может быть, заклятье не работает из-за отсутствия тела, но мелькнувшая за ней мысль причинила мне острую боль. Шестым чувством я знал, что с заклятьем все в порядке, и дело даже не в том, что у меня нет тела. Однако, включив видение ночи, я не мог ничего рассмотреть в этой кромешной тьме…
Я до последнего оттягивал страшную мысль, держа ее на задворках разума до тех пор, пока она не приобрела силу и стала невыносимо тяжелой. Вторгнувшись в сознание, она заполнила его полностью, хотелось выть и кричать, но было поздно.
Поздно что-то менять: я уже понял все.
Полное отсутствие света бывает. Редко, но все же бывает. Существо, видящее в темноте, как никто другой, столкнувшись с таким абсолютным отсутствием света, становится слепым. Если нет даже малейших лучей, проникающих в любую темную комнату из миллиметровой щелки, то ни самая зоркая кошка, ни засевший в ней спецназовец с прибором ночного видения не разглядят даже палец перед глазами. Но как в свое время объяснял Тзар, если в ту же темень посадить мага, обладающего заклятьем ночного видения, он сможет рассмотреть даже трещинки на стенах.
Каждый материальный предмет излучает в мир невидимую энергию, которую улавливает мое заклятье.
Но сейчас оно подвело: тьма привычно не рассеялась, подчинившись моей воле. А если так, то объяснение только одно: тьма имеет магическую природу, кто-то сделал так, чтобы попавший сюда оставался в полной Тьме.
Изо всех сил я сдерживал подступающую волну паники. Мне стало казаться, что я попал в мир мертвых, где нет ничего материального. Где я один вынужден буду провести вечность в абсолютном ничто. Где рай, ад, бог и дьявол — обман.
Грандиозный обман, призванный наполнить человеческую жизни хоть каким-то смыслом.
Вечность — это так много. Больше, чем можно представить. Даже сейчас, видя лишь край раскинувшей свои объятья вечности, я не в силах ее осознать. Скоро, если считать по не имеющему уже смысла солнечному календарю через несколько миллиардов заходов солнца, я забуду, как оно выглядит. Забуду цвет травы и неба, забуду облик живых, забуду слова, вкус и запах. И перестану мыслить.