Только ответа по-прежнему не было.
Плохо мне стало на работе. Поначалу я просто ощущала себя уставшей: день, два, неделю, к вечеру у меня подымалась небольшая температура, но не настолько серьезная, чтобы идти на больничный. И я, уговаривая себя, что это все сезонное, в преддверии близкой осени и первых прохладных дней, пила витамины и крепкий чай по вечерам на нашей кухне вместе с бабулей. Стулья с веранды плавно перекочевали назад в дом. Лето безвозвратно ушло, как и мои надежды. Бабуля ворчала, что я веду себя, как старуха, но мне к ее словам было не привыкать. К тому же, на этот раз она, пожалуй, была права, и я ощущала себя по-настоящему разбитой и никому не нужной. Дима больше не пытался мне звонить или назначать свидания. С Ниной мы регулярно виделись, но мне нечем ее было порадовать, поэтому наши встречи носили односторонний характер, когда Нина заваливала меня историями из своей жизни. А у меня будто жизни вовсе не стало, так что болезнь в каком-то смысле принесла даже относительное облегчение, позволив укрыться от мира в своем доме на законных основаниях хотя бы по вечерам, после работы.
Но однажды перед обедом я просто поднялась из-за офисного стола, и мир померк. Это было так непривычно, я раньше никогда не теряла сознание. Вокруг меня тут же столпилась куча сотрудников, они спорили о чем-то, гудели, совещались, и потом вызвали скорую и отправили меня в больницу. Ведь это так удобно: в нашем мире есть специальные машины, готовые в любой момент избавить вас от проблемного присутствия. Так случилось и со мной.
Не знаю уж, была ли это шутка судьбы или чистая случайность, но я снова оказалась в той самой больнице, где мне бинтовали ребра и где, как я догадывалась, умер Андрей. Только теперь я больше не ждала его сказочного появления, а валялась на койке в палате с пятью другими страдальцами и молилась, чтобы увесистая тетка в возрасте у окна или выписалась, или перестала храпеть - из-за нее никто не мог спать.
Бабуля приехала ко мне в первый же вечер на машине Палыча и привезла одежду, гигиенический комплект и термосок с едой. Она долго причитала, отчитывала меня за наплевательское отношение к собственному здоровью и, наверное, не остановилась бы до закрытия больницы, если бы ей не надо было уезжать вместе с Палычем обратно. Ба предлагала остаться со мной на ночь, но я понимала, что это не нужно ни ей, ни тем, кто лежит в палате. Да и легче бы мне все равно не стало, а во всем остальном я уже была достаточно взрослой и самостоятельной девочкой. Нины в офисе не было, когда со мной случился "припадок", но ей, видимо, все же донесли, потому что тем же вечером она передала через Палыча свои самые искренние пожелания выздоровления и обещание, что на днях обязательно зайдет. Я отлично знала Нину, и понимала, что она не была любительницей больниц. И, скорее всего, единственной причиной, по которой она не пришла, было какое-нибудь очередное свидание с новым парнем. Но я не сердилась: мне, на самом деле, вообще никого не хотелось видеть. И, когда после ухода бабушки и Палыча, медсестра зашла в палату и сказала, что меня переводят в одиночку, я искренне обрадовалась. Как ни странно, но самостоятельно я так и не смогла добраться не то что до одиночки, но и до дверей нашей палаты. Я решила, что визиты и эмоции окончательно меня истощили, но медсестра лишь, покачав головой, подхватила меня под руку и дотащила до нового обиталища.
Все те же грустные крашеные до половины стены, но только одна кровать и тумбочка. И дверь в персональный туалет. Это была роскошь по местным меркам.
- На работе тебя, видно, ценят, - заметила медсестра. - Начальник твой позаботился, - кивнула она на палату. Я удивилась, что Палыч проявил ко мне такое неслыханное внимание, но потом решила, что он, в отличие от Виктории, успел меня оценить. Я ведь никогда не была болтухой или лентяйкой, и у меня была неплохая голова. Но вскоре усталость новой волной накатила на меня, и мысли о работе ушли, как и все остальное: радость от отдельной палаты, волнения, беспокойство.
Мне действительно становилось хуже. По озабоченным лицам медсестер, и выросшему рядом со мной медицинскому оборудованию, я поняла, что мои дела не слишком хороши. Уже третий день мне кололи антибиотики, но, похоже, результат был неутешительный, если даже не отрицательный. Заходил доктор, заглядывал мне в глаза, щупал пульс, и сосредоточенно качая головой, ушел задумчивый и недовольный.
Слабость, головокружение, тошнота, и ставшая неизменной невысокая температура. Я не знала, что со мной, но лучше мне не становилось. Я угасала. А медперсонал смотрел на меня в недоумении, не зная, чем помочь - их проверенные алгоритмы не работали. Бабушкина передача с едой лежала нетронутой. Больничная еда мне также не потребовалась.
- Гистероскопию делали? - спросил врач на вечернем осмотре, все также задумчиво глядя на мою карту.
- Да, - отозвалась медсестра, - там все в норме.
- Температура?
- Держится.
- Хорошо, - он потер подбородок и вернул карту медсестре. - Начните колоть преднизолон.
Они что-то делали, появляясь и исчезая в моей палате, как тени, а я уже даже не могла самостоятельно повернуться, когда мне нужно было сделать укол. Я больше не спала: то проваливалась в забытье, то вновь всплывала на поверхность.
- Нет, - захныкала я, когда кто-то потянул иголку из моей измученной вены.
- Я осторожно, - услышала я мужской голос, и открыла глаза. Его черты были неясными, да и я уже с трудом отличала явь ото сна. Я попыталась закрыть глаза и открыть их вновь, когда он легко подхватил меня на руки с кровати.
- Что ты делаешь? - потрясенно прошептала я. Иллюзии меня еще не уносили ни разу. Холодный воздух коснулся моих освобожденных из-под одеяла ног.
- Мы уходим, - его голос был спокойным и сосредоточенным.
- Андрей, что ты тут делаешь? - проговорила я, всматриваясь в его невероятное лицо.
- Спасаю тебя, - ответил он и заскользил со мной по коридорам.
- Зачем ты похищаешь меня из больницы? - не успокаивалась я.
- Ш-ш, - зашипел он и приложил палец к моим губам. Мы как раз миновали дежурную медсестру и вышли сначала к лифтовому холлу и потом на лестницу.
- Я умираю, и ты решил меня обратить? - предположила я.
- Нет, - ответил он и больше ничего не добавил.
Дальше я снова отключилась и пришла в себя, уже лежа на своем матрасе на чердаке.
- Зачем ты забрал меня из больницы? - вновь возмутилась я, уже более осознанно. А потом, посмотрев на его совершенное лицо, добавила: - Зачем ты пришел? Ты ведь меня бросил. - Это прозвучало и как упрек, и как надежда на то, что он возразит. Мое сердце застучало вновь, словно очнувшись ото сна от одного его присутствия.
- Я не могу просто смотреть, как ты умираешь, - хрипло проговорил он в темноту.
- Ты наблюдал за мной? - я метнула взгляд в сторону подоконника, но мое сумасшедшее письмо лежало нетронутым на старом месте. Я вздохнула с облегчением.
- Иногда, - нехотя отозвался он.
- Мне так не хватало тебя, - мои пальцы нашли его руку и легонько сжали.
- Да что ты, - он высвободил руку, и в его глазах блеснула знакомая мне ярость. - Наверное, поэтому ты в первую же ночь прыгнула в постель к Диме?
- Ты следил? - ахнула я, не в силах добавить что-то еще от изумления.
- Да, потому что мне на самом деле тебя не хватало, в отличие от тебя, - презрение так и сочилось из его голоса. - Но это к делу не относится, - перебил он сам себя. - Тебе нельзя колоть антибиотики, это очевидно. Они тебя убивают, потому тебе и хуже. Своим лечением они едва тебя не угробили.
- Антибиотики? Но почему? - пролепетала я, потрясенно глядя на него и переваривая услышанное.
- Потому что ты не человек, черт тебя дери! - взорвался он. - Я намекал тебе на это тысячу раз, но ты не слышала. Когда мы встречались, я неоднократно подумывал о том, чтобы предложить тебе руку и сердце.
- В смысле, выйти за тебя замуж? - переспросила я, задыхаясь.
- Обратить, - его глаза сверкнули в опасной близости, губы надменно скривились. - Сделать такой же, как я. Но когда ты так отреагировала на мою кровь, так неправильно, так... - он выругался: - я понял, что это невыполнимая затея. Тебя нельзя изменить. В тебе уже течет иная кровь, и она не приемлет нашу. Ты - не человек, не совсем человек. Вот почему элементарные человеческие правила в отношении тебя не работают.
- И что теперь? - я нашла в себе силы, чтобы немного отодвинуться от него. Я столько ждала и надеялась не для того, чтобы сейчас получить от него свежую порцию ненависти. - Напоишь меня своей кровью в качестве акта милосердия и исчезнешь снова?
- Нет, - покачал он головой, и я затаила дыхание в ожидании его следующих слов.
- Нет, - повторил он. - Антибиотики в твоем случае убили не только микроорганизмы, но и твою кровь. Моя кровь мертва изначально, она не принесет тебе жизнь.
Я молчала, осознавая сказанное им.
- То есть, это конец?
- Ты знаешь что-нибудь о своем отце? Не о том человеке, которого ты им считала, а о настоящем?
- Нет, - не задумываясь, покачала я головой. Я понимала, на что он намекает, но Джуд и такие, как он, не могли мне помочь. А вот Андрей и ему подобные могли причинить вред моим родственникам. Я не могла выдать их тайну. Они сказали мне, что я проживу чуть дольше, чем обычный человек и буду выглядеть чуть лучше, но на этом все мои необычные свойства заканчивались. Я не была бессмертной или настоящей долгожительницей, как они. Все, что я получила в подарок от Нормата - это странную кровь, приведшую ко мне Андрея. - Нет, - вздохнула я, - ничего, кроме того, что был какой-то мужик до моего отца, который сделал ребенка моей матери.
Он молчал, но на его лицо легла тень скорби, или так мне, по крайне мере, показалось в неверном свете сумрачного чердака.
Андрей склонился ко мне и коснулся губами горячего лба.
- Поспи немного, - прошептал он.
- У меня не было ничего с Димой, - сорвалось с моих губ.
Он молча изучал мое лицо. Потом его пальцы легкими прикосновениями пробежались по моей щеке.
- Прости меня, - прошептала я. - Я не хотела ничего портить, - в моей голове вновь пронеслись коридоры музея, и его лицо на пороге комнаты.
- Ты хотел... хотел вернуться? - осмелилась задать я мучивший меня вопрос.
- Нет, - честно ответил он, покачав головой. - Какое у нас будущее? Я понял, что не могу сделать тебя равной. А значит, продолжения не существует.
- Ты хотел сделать меня такой же, и мы стали бы...
- Не надо мечтать о том, чего нет, - оборвал он мои фантазии и прилег рядом.
- Чего бы тебе хотелось? - спросил он, бережно поглаживая меня по голове.
Хотя я и была слаба, но улыбнулась.
Андрей улыбнулся в ответ и, театрально закатив глаза, притянул меня ближе.
Он был так нежен со мной каждый раз, когда я болела, что, будь у нас больше времени, я бы мечтала заболеть снова. Но на этот раз я лишь грустно усмехнулась своим мыслям. Андрей прощался со мной. Его пальцы, пробегающие по моей коже, впитывали каждое ощущение, ноздри втягивали тончайшие составляющие запахов, складывая в копилку его вечной памяти. Он гладил меня, ласкал, раздевал медленно и с наслаждением. И, несмотря на царящую в комнате прохладу и температуру моего тела, мне было тепло от желания. Я скучала по нему, по его прикосновениям, по блеску его глаз в полумраке, по стальным мышцам, перекатывающимся под кожей. Я хотела его каждой клеточкой своего тела. Столько пустых бессмысленных ночей, только для того, чтобы теперь, находясь на грани, насладиться одной единственной, последней. Но если все закончится рядом с ним, у него на руках, я не возражала. Тогда в самом вечном забытьи мне наверняка будут все также грезиться его руки и поцелуи.
Он проникал в меня неспешно, шепча нежные слова, двигаясь плавно и настойчиво. Потом снова высвобождался и покрывал поцелуями все тело, вдыхая его запах. Затем опять возвращался назад. К очередному его возвращению я уже сходила с ума и не знала, продолжаю ли еще дрейфовать на волнах реальности или уже заглядываю за ее край. Мои губы произносили бессвязные нежные слова, пальцы запутывались в его волосах, слезы стекали из уголков глаз, и он аккуратно снимал их губами. Мне казалось, что он превратился в ангела, и пришел ко мне из другого мира. Наконец, я застонала и забилась в его руках. Он сдерживал меня и тихо рычал, продолжая двигаться. Тогда я ощутила его неистовство, и утонула в собственном наслаждении, помноженном на его. Если это была смерть, я никогда не испытывала ничего прекраснее.
- Если все станет совсем плохо, можно мне взять твою кровь? - спросил он, когда мы лежали расслабленные рядом, уставившись в потолок.
- Ты всегда можешь ее взять,- ответила я.
- Нет, всю, без остатка.
- О, - выдохнула я, наконец, понимая.
- Она не должна пропасть, - словно оправдываясь, продолжил он, но я остановила его.
- Да, я разрешаю.
- Разрешаешь? - уточнил он. - Ты понимаешь, что это означает?
- Я понимаю, - кивнула я, - для тебя это все равно как если бы кто-то хотел вылить Бейлис в унитаз.
Андрей скривился от моего сравнения. Я сама была не в восторге, но как-то странно было рассуждать о своей собственной крови и о том, что будет с ней после того, как меня не станет, вернее даже, еще до того.
- На вскрытии ведь увидят, что меня осушили, - опомнилась я, вернувшись в реальность.
- Я могу наполнить тебя чужой кровью.
- О, нет, не надо, - я вскинула руки, - на этом остановись, пожалуйста, и не рассказывай мне больше ничего. Если ты собрался выпотрошить меня и сделать себе чучело на память, я ничего не хочу об этом знать.