Итак, сколько же лет насчитывает история друидизма?
Современные друиды восходят к Россу Николсу и середине прошлого века. Как глубоко в прошлое уходит дух друидизма? Кто знает… Любая религия всегда развивается, приспосабливается, изменяется – особенно если она основана на поклонении природе. Ведь природа все время преображается: сменяются времена года, дни и ночи, приливы и отливы. Нити истории могут увести нас до каменного века и дальше, но навсегда останутся лишь нитями, а не цельным полотном.
Раньше многие верили, что древность источника доказывает его правоту. В наши дни становится понятно, что это не всегда так. Даже если документ восходит к глубинам истории, это еще не подтверждает его безусловную мудрость или актуальность. Корни друидизма действительно очень древние: быть может, даже древнее первых людей, ступивших на землю Британии. Силы природы существовали всегда, независимо от того, почитали их люди или нет. Следует внимательно изучать исторические исследования, несмотря на то что каждая новая эпоха перекладывает факты прошлого на свой лад. На духовном пути непозволительно путать древность и подлинность. Все постоянно меняется. Практики древности устаревают, теряют актуальность, иногда даже становятся незаконными.
С 1990-х гг. численность современных друидов неуклонно растет. Публикуется все больше исследований, все громче слышны голоса самых разных авторов. В друидическом сообществе наконец-то дали слово женщинам. В древние времена в образе женщины-друида не было ничего предосудительного, хоть мнение мужчины и имело решающий вес во времена Викторианской эпохи и второй половине ХХ века. Взгляд женщины на мир, ее опыт, плоды научного и чувственного познания стали источником развития и новых открытий. В наши дни друидизм – уравновешенная система, где мужчины и женщины имеют равные права, но так было не всегда. Начиная с пришествия римлян, а затем – христиан женщин оттеснили от участия в религии, политике и множестве других жизненных сфер, лишили возможности обрести власть и авторитет. Но сегодня мы видим, как баланс отношений между полами в сообществах современных язычников и друидов восстанавливается, хотя светские права женщин по-прежнему ущемляют даже в европейских государствах.
Следует признать, что мир стоит на грани пропасти. Каждый стремится к власти, даже не задумываясь о том, как использовать ее во благо. Наградой служит попустительство собственному эго, подобное сахарной конфете – бессмысленной, пустой и не насыщающей, зато сладкой. Единственный путь к выживанию человечества – ответить за весь нанесенный ущерб и восстановить природный баланс. Мы черпаем ложное спокойствие в холодных, уверенных постулатах современной науки, но на самом деле нам очень и очень страшно. Нам кажется, что мы не боимся природы, что мы ее обуздали. Но каждый, кому не посчастливилось воочию увидеть землетрясение или цунами, лишен этих утешительных иллюзий. Современный человек недалеко ушел от обезьяны: вместо работы с миром в согласии с собственными намерениями мы лишь реагируем на его изменения. Так мы защищаем эго, свое чувство «Я» от распада. Но от страха можно избавиться, только приняв одну простую истину: нет отдельных «Я», все мы связаны друг с другом.
В этом глубинная суть друидизма: быть связанным с миром, ощущать себя частью экосистемы, сплетать нити вдохновения, найти свое место во Вселенной, быть здесь и сейчас и каждый шаг делать с уважением ко всему сущему.
Странствующий друид
Странствующий друид – достаточно новый термин, который применяют к тем, кто идет по пути друида большей частью в одиночку. Орудия странствующего друида – разум, проницательность, мудрость, обретенные путем долгих теоретических и практических изысканий. Результатом трудов становится личная форма традиции, идеально вписывающаяся в его жизнь и окружающую среду. Приставка «странствующий» (hedge) восходит к XIX веку. Так называли христианского священника, который не следовал общепринятым канонам веры и не имел своего прихода, а проповедовал «с ограды» (from the hedgerow). Впервые это определение применительно к современным языческим ведьмам ввел Рэй Бэт, и впоследствии оно обрело популярность. Термин стали применять и к друидам – он превратился в обозначение практика-одиночки, не принадлежащего к какому-либо ордену, «роще»[9], группе или секте. Не все друиды-одиночки называют себя странствующими, однако это слово используется все чаще. В этой книге я покажу, как друидизм выходит за рамки определения одиночки и превращается во что-то гораздо более глубокое и тесно связанное с миром природы.
Странствующий друид – это в том числе и тот, кто путешествует между мирами и работает с пограничными местами, где сливаются поту- и посюстороннее. «Верхом на ограде» (hedge riding) – это языческий термин, распространенный в основном в ведьмовской среде. Он происходит от германского слова hagazissa, означающего буквально «сидящий на ограде», что эквивалентно саксонскому haegtessa, в конце концов превратившемуся в английское hag – «ведьма». Тот, кто работает на границе, черпает в потустороннем мире мудрость и знания, которые использует здесь, в Срединном мире. Позже мы еще вернемся к сути этой практики. Сейчас же скажем, что работа с цивилизованным миром и с миром, лежащим по ту сторону границы, – это и есть жизнь странствующего друида. Его задача – сплетать их воедино в поисках гармонии и равновесия, которые обретаются лишь в цельности. Здесь мы исполняем свое предназначение – в мире знакомом и лежащем за гранью.
Для меня друидизм – это по большей части путь одиночки, хоть я и принадлежу к некоторым орденам и сообществам. Пришествия времен года я праздную с немногочисленными друзьями. Но каждодневные задачи, личные намерения, мой дом, местность, где я живу, – надо всем этим я работаю в одиночку. Со студенческой скамьи я предпочитала учиться самостоятельно, а не в группе. Главным образом потому, что чувствовала: моя концентрация лучше, а опыт, который я получаю, – глубже, когда на меня не давит влияние большинства. Каждодневная жизнь друида – вот что по-настоящему важно, а празднования с единомышленниками – лишь приятное дополнение.
Конечно, никто из нас никогда по-настоящему не отрезан от мира. Я употребляю слово «одиночка», обозначая то, как мы взаимодействуем с другими людьми. Глупо говорить об одиночестве, когда каждое мгновение ты окружен природой и ее созданиями. Я постоянно чувствую себя частью целостного узора бытия, где все сплетено воедино.
Видеть эту связь, сплетать свою жизнь со всем, что тебя окружает, – это не уход от мира, не изоляция. И все же когда меня просят описать путь, которому я следую, я использую термины «одиночка» или «странствующий друид» в том смысле, что предпочитаю находить эти связи самостоятельно, без спутников. Этот путь подходит мне идеально: я застенчива, чувствительна к шуму, свету и атмосферному давлению. Из-за этого мне гораздо приятнее быть одной.
Этот путь схож с мистицизмом или монашеским послушанием. Мистики в целом на нас похожи – одиночки, целиком сконцентрированные на личной связи с божественным. Кто-то скажет, что путь мистика – в поиске истинной природы окружающей его реальности. Друидизм же для меня – поиск реальности, растворенной в природе. Друид и мистик идут по лесной тропе бок о бок, их миссии дополняют друг друга. Даже в повседневной жизни хватает мистических элементов: когда песнь стихий вместе с божественной мощью струится сквозь тело, а знания предков бурлят в крови и будоражат землю, которую я называю домом. Изо дня в день сохранять эту глубинную связь, жить полной жизнью посреди нитей вселенского полотна – вот к чему я стремлюсь в каждый момент своей жизни. Иногда нить теряется, и требуется интенсивная внутренняя работа, чтобы вновь ее найти. Но с практикой приходит умение – и чем отчаяннее ты ищешь, тем больше примиряешься с собой и окружающим миром.
Монахи, напротив, уходят от мира, чтобы в одиночестве обрести связь с божественным. Они стремятся отделиться от так называемых мирских дел и светского общества. Для друида же в мирском нет ничего предосудительного, а само разделение реальности на физическое и духовное чуждо нашей традиции. Научиться пребывать в этом мире – большая ценность, и она нисколько не умаляется, если оказывается, что комфортнее и полезнее быть одному. Уверена, монашеская форма друидизма найдет в чьем-то сердце отклик, но большей частью друиды работают в мире, а не отдельно от него. Причина проста: уход от мира – лишь потакание собственным иллюзиям. Именно поэтому большинство друидов, лишенных стадного инстинкта, предпочтут путь мистика, а не монаха. Мистик ищет причастности, монах – отделения.
И все же в этих двух архетипах есть много схожего. И мистик, и монах стремятся разжать порочную хватку собственного «Я», которая душит сознательность. Освобождение от рабской любви к самому себе, уничтожение собственного эго, которое мы изо всех сил пытаемся защитить, – главные задачи многих восточных учений. Друидизм учит вовлечению: мы стремимся не уничтожить свое «Я», но растворить его в окружающей среде. Мы не занимаемся постоянным самоуничижением – просто меньше о себе печемся. Анимизм, ставший для многих одним из важнейших аспектов друидизма, помогает разглядеть священность всего сущего. В этом знании мы ищем единения и покоя, а не разрушительной борьбы с самим собой. Пожалуй, единственное, против чего мы боремся – это застарелые заблуждения как о себе, так и о Вселенной. Мы позволяем своей самости найти собственные границы и раствориться в мире, стать неотъемлемой частью природы. При таком подходе самоотверженность – не дань человеколюбию, а необходимость для выживания всей системы.
Краеугольным камнем друидизма всегда было текучее вдохновение, также известное как Авен. Оно заставляет души соприкасаться, а искусственные границы – таять, открывая путь к сопричастной форме бытия. Эта связующая сила, Авен, содержится в трех каплях зелья, что когда-то сварила в своем котле богиня Керидвен[10]. В них – вдохновение и мудрость, и каждый может испить их, если приложит достаточно усилий. Нам следует использовать свое время, чтобы варить собственное зелье вдохновения, главные ингредиенты которого – знание и опыт. И лишь тогда мы сможем вкусить восхитительный Авен. Кто-то варит это зелье сам, кто-то не чурается чужой помощи.
Гораздо проще заглушить голос человеческого и собственный внутренний диалог, когда мы в одиночестве и никто не отвлекает. Обратите внимание, что я говорю «проще», а не «легко», потому что это тоже требует практики. Время, проведенное в одиночестве, в каждодневной работе над обретением нитей, когда-то утерянных, помогает создать невероятно насыщенное полотно вдохновения. Оно и позволяет нам продолжать жизненный путь, что бы на нем ни поджидало. Да, дорога одиночки – не для всех, но драгоценные моменты одиночества могут стать полезнейшим инструментом для глубокого изучения Пути. Этот инструмент может пригодиться в том числе и для последующей работы в команде, «роще» или ордене. Иногда стоит удалиться от мира, чтобы лучше его понять, и вновь вернуться в его лоно, обретя ясность и чувство принадлежности, переполненным Авен.
Странствующий друид не боится ни одиночества, ни компании, но ищет глубокой и полной связи с миром. Путь этот требует целеустремленности в поисках древних и современных знаний и понимания, что именно заставляет душу открыться. Не все древнее сегодня верно, и не во всем современном присутствует связь с миром. Нам нужно отказаться от слепого следования древним практикам и вместо этого искать личные смыслы на собственном духовном пути. Странствующий друид учится добросовестно следовать за вдохновением, руководствуясь тщательными исследованиями и практической мудростью. Обретение новых знаний – это ответственность в первую очередь перед самим собой, и я надеюсь, что эта книга поможет вам на пути.
В конце каждой главы мы несколькими штрихами набросаем образ странствующего друида – любопытного и очаровательного, воспевающего природу и мир вокруг.
Она закрывает книгу, и пальцы ее пробегаются по обложке. Слова энергией пульсируют в ее сознании. Она размышляет о делах давно минувших лет, о деяниях предков и тех чудесах, что видели их глаза. Она делает глубокий вздох, полная осознания, что никогда не перестанет учиться. И неважно, откуда берутся знания: из прочитанных книг, личного опыта, рассказов друзей или встреч с незнакомцами. Она смотрит в окно и видит дрозда, исполненного dubh – друидической черноты. Он сидит на ветви древнего дерева, озаренный светом заходящего солнца. Деревня затихает в преддверии ночи, и птица заводит вечернюю песню. Друид кивает своим мыслям и возносит молитву богам, чтобы те даровали благословение на работу и поиск знаний. А затем уходит на кухню, чтобы заварить чай.
Глава 2. Вдохновение-Авен
Автором символа Авен принято считать участника друидического Возрождения Иоло Моргануга, жившего в XVIII–XIX веках. На нем изображены две косые линии и одна прямая. Современные друиды добавили к нему изображение трех точек, которые можно интерпретировать как вспышки света или три капли зелья из котла богини Керидвен. Помимо прочего символ отображает тройственную природу друидических Путей: барда, овата и собственно друида. Он не относится к крупицам тех древних знаний, что мы имеем в своем распоряжении, а относительно нов. Друиды со всего мира активно его используют, невзирая на личное отношение к Иоло и его работам.
Первое письменное упоминание Авен появляется в «Истории бриттов» монаха Ненния, написанной на латинском языке приблизительно в 796 г. н. э. Вот этот фрагмент: «Талхайарн Отец Муз[11] (Tad Awen) добился успеха в поэзии». К сожалению, больше в этом памятнике о рождении Авен ничего не говорится. Возможно, дальнейшие исследования смогут пролить свет на эту любопытную отсылку.
Обычный перевод валлийского Awen – текучее вдохновение, поэтическое прозрение. Понять, что это такое, можно лишь потянувшись к природной энергии, растворенной в мире вокруг нас, а также увидев энергию собственную. Это значит открыться самому себе, собственным духовным силам и узреть – глубоко и полно – те связи, что оплетают все сущее. Лишь эта открытость позволяет нам обрести божественный дар – вдохновение. И неважно, от кого он исходит: от небожителя, от природы… Мы черпаем вдохновение в том, на чем сконцентрированы на своем пути.
Для существования Авен необходим проводник. Невозможно вдохновиться, если ты закрыт, а для открытости необходима некая форма отношений: будь то с раскатами грома, поющим дроздом или благосклонным божеством. Вдохновение по сути своей циклично: мы открываемся и отдаем, а взамен получаем то же самое от кого-то (или чего-то) другого. Когда мы отпускаем сомнения, купаемся в потоке Авен, ощущаем вдохновение не просто вспышками, а постоянно. Оно живет в нас самой сутью вещей. Разумеется, стоит соблюдать некоторые границы. Не стоит терять голову и погружаться в непрерывный экстаз и слияние со всем миром. Да, мы могли бы перевести Awen одним словом, но тем самым загнали бы себя в рамки. Переводить нужно, учитывая контекст или имея на руках какое-то описание происходящего. Но излишний буквализм ведет лишь к творческой слабости и невозможности увидеть общую картину. Действительно, Авен означает «текучее вдохновение», но знаем ли мы, что такое вдохновение на самом деле?
Одна из трактовок – озарение, внезапное, как гром среди ясного неба. Но существует и множество других. Вдохновение – это не просто что-то, что случается с нами. Мы взращиваем его, вступая в отношения с миром. Мы не служим пассивной игрушкой в руках капризной музы, а добиваемся ежесекундного состояния вдохновленности через сопричастность. Воистину, Авен – это форма связи, что-то неизмеримо большее, чем бытовое, скоротечное «Ага!». Дословно переводя Awen как вдохновение, мы теряем самое важное: идею пронизывающих и соединяющих все сущее незримых нитей. Озарение здесь – лишь вторичный продукт причастности токам Вселенной.