Зумм сделал вид, что последние слова учителя совершенно его не тронули,– учитель, мне удалось в общих чертах выяснить проблему князя. Жук, какой жук? – Зумм удивленно посмотрел на учителя. Ему совсем не хотелось делиться своими тайнами даже с учителем. Ведь это с самого начала смахивало на явное сумасшествие даже в глазах Парацельса, поэтому Зумм всячески скрывал эту коробочку.
– В чем проблема, князя, Зумм? Или лично с ним она не связана?
– Да, учитель, проблема и в нем и не в нем, но поначалу он наверняка ее не осознает, как свою личную. Князь слишком занят, чтобы обращать взгляд внутрь себя, поэтому он способен искать неурядицы только снаружи, в окружающих его людях, но только не в себе самом.
– Князь, молод, Зумм, значит, проблема в его супруге, не так ли?
– Да, учитель именно так, – в этот момент Зумм перешел на шепот и пододвинулся
к учителю ближе. Зуммингер по опыту знал, что за такими письмами часто приглядывают, наблюдая за реакцией, и выслушивая комментарии адресатов. Это нормально для любого времени. Человеческое любопытство, желание знать все из первых источников – понятно и вряд ли это можно назвать человеческой слабостью. Да и что такое, человеческая слабость? Разве можно назвать слабостью порывы души или, простите, тела? Это как волна или ветер! Это сама жизнь, она освежает и придает еще больше сил.
Но вернемся к нашим постояльцам, – княгиня слишком чувственная женщина, – продолжал шептать Зум, – но она не в силах изменять своему мужу и от этого тяжело тоскует от недостатка внимания князя.
– Как тебе удалось все это узнать, Зумм, мы только вчера приехали, а ты владеешь такими секретами? Иногда люди имеют помощников в своем магическом арсенале, наверняка и у тебя есть такой? – учитель многозначительно подмигнул Зуммингеру.
– Учитель, ваше обучение человеческой природе, не прошло даром, – ответил Зумм, глядя в потолок, как будто ничего не понял, о чем ему втолковывал только что Парацельс, – никаких помощников, кроме жизненного опыта, который я получил от вас, учитель.
– Ты мне льстишь, Зумм, я не этому тебя учил, – Парацельс улыбнулся, сознавая, что Зум действительно в основном говорит искренне. И все-таки заставил меня улыбнуться, шельма, – подумал про себя Парацельс. – Это тоже искусство, говорить комплименты с душевной теплотой.
– Да, не этому, учитель, это лишь часть Вашей науки, самая маленькая часть. Это своеобразный клей между людьми, понятиями, это чудотворные сплавы астральных субстанций. Вы сами учили меня быть наблюдательным, не терять из вида мелочей, которыми могут себя выдать самые сокровенные чувства. Поэтому в искусстве врачевания мелочей не найдешь.
– Отлично, Зуммингер! Если дело пойдет и дальше так, то вскоре ты отпочкуешься от меня, как и все мои ученики. Я даже вижу сейчас именно ту область, где тебя ждет потрясающий успех! Такова участь учителей – готовить, отпускать, чтобы вновь готовить и снова отпускать своих учеников, словно выкормленных птенцов. Эти большие красивые белые птицы полетят дальше меня и это хорошо! – Парацельс вошел в роль, – учитель – это мост между прошлым и будущем, это необходимый переход в разрыве понятий времени. Ученики проходят по нему на другой край пропасти, идут дальше, чтобы когда-то самими стать, точно такими скрепляющими звеньями в сознании людей.
– Учитель, вы сами еще крепкая птица, не надо о себе говорить так печально. Вы сами парите и у Вас великое будущее, но мне не понятно, какая моя область исследований, и к чему именно у меня есть способность? – Зуммингер насторожился, ожидая приговора своего учителя. Зумм знал свои слабости. Именно слабости, ведь Парацельс придерживался особой точки зрения по поводу его склонностей.
– Что, Зумм, ждешь, что я буду укорять тебя за недостатки? – Парацельс рассмеялся, – ничего страшного в том, что некоторые из нас обожают прекрасную половину человечества, конечно, нет! Да, в этом вопросе ты вряд ли станешь следовать моим принципам, и, тем не менее, ты один из моих талантливейших учеников! Это обстоятельство тебя спасает, а так, я давно бы с тобой расстался. Да, есть такая область, где ты найдешь применение своим способностям, как алхимик. Ведь для того, чтобы раскрыть в себе что-то новое, надо обладать определенно направленной страстью. Именно она поведет человека, будет давать ему вдохновение и силы для открытий, а это для алхимика очень важно. Ты помнишь наши опыты с гомункулом? Помнишь, это эфемерное создание в колбе? Насколько оно нежное и невесомое!
– Помню, учитель, еще бы! – оживился Зумм, – такое не забывается, но причем тут гомункулы, эти нежнейшие в мире сущности. До сих пор, когда думаю, о них на душе становится тихо и спокойно. Какие они замечательные!
– Зумм, они такие именно от твоего личного вклада в их воспитание, заметь. Они могут быть разные, совсем разные. Да, Зуммингер, именно гомункулы, эти замечательные существа, способны связать два мира! Мира твердых форм и мира наших чувств, что царствуют на других, более высоких планах, планах, где живет сама Любовь. Конечно, не в Божественном смысле этого понятия, а в человеческом. Хотя, и это не сильно отклоняется от высших направлений. С помощью гомункулов ты сможешь помочь многим вернуть веру и здоровье. По своей природе, как я тебе когда-то говорил, женщины более чувственные создания, чем мужчины. Этот диссонанс резко сказывается на отношениях и здоровье супругов. Люди умеют делать несчастными себя и своих близких не потому, что они не способны любить, а лишь из-за разрыва твердой части и астрально-эфирной составляющей своих чувств. – Парацельс задумался.
После долго молчания Зумм спросил, – Так что мне делать, учитель?
– Думать, Зумм, думать, а потом делать. Дальше ты должен будешь до всего дойти сам. В этой алхимии рецепты помогают только до определенного уровня плотности. Дальше только твоя воля и искреннее желание по велению самой твоей души сможет создать это самое нечто! Можешь посоветоваться с кем-нибудь еще, – рассмеялся Парацельс и подумал про себя, – сумасшедший ученик, это подарок судьбы! Такой, как и я, это очень хорошо. Только такие необыкновенные, не похожие ни на кого, способны сделать то, что не смогут все остальные – одинаковые и предсказуемые. Это и понятно.
Зуммингер задумался. Он прокручивал в голове все прошлые опыты с гомункулами, которые они проводили с учителем. В самом начале экспериментов это казалось невыполнимым, но потом, вдруг, стало получаться! Зумм вспоминал свое первое существо, которое выросло в колбе, и восхищался радужным созданием. Видны были лишь неясные очертания маленького человечка за стеклом. Зумм вновь вернулся в тот день, когда учитель аккуратно разбил колбу и маленький силуэт гомункула оказался на свободе. Их первый образец прожил недолго, всего несколько дней. Парацельс сразу отдал его на попечение Зумма. Зумм играл, беседовал с ним и за короткое время сильно привязался к своему маленькому воспитаннику. Гомункул оказался необыкновенно способным, внимательным и нежным существом.
– Эта нежность у него от тебя, Зумм! – смеялся учитель, наблюдая, как гомункул радуется присутствию Зумма. – Что ты с ним такое делаешь, Зумм? – спрашивал Парацельс.
– Ничего, учитель, я только рассказываю ему веселые истории, читаю стихи и гуляю с ним.
– Понятно, – отвечал учитель и продолжал посмеиваться, – видимо основная часть обучения проходит на другом плане? Советуешься по части воспитания со своим жуком, Зумм? Ладно, что ты там скрываешь в своей коробочке, открой тайну своему учителю, – Парацельс улыбался в ожидании услышать от Зуммингера признание.
– Не знаю ни о каких жуках, учитель, и тем более, как все происходит с этими гомункулами.
Их первые искусственные существа жили не долго. Эту задачу Парацельс не мог решить еще и потому, что у него было много других интересных начинаний. Зуммингер напротив, очень заинтересовался вопросом продолжением жизни эфемерных существ и сильно переживал, когда, достигнув определенного порога развития, его гомункулы переставали расти и развиваться, а потом медленно таяли. Нет, они не умирали, Зумм считал, что они полностью переходили на тонкий план существования. Переходили или попросту возвращались туда, откуда на время привлекались манипуляциями алхимиков.
Действительно, их действия по выращиванию гомункулов, выглядели очень необычно. Здесь надо раскрыть одну тайну для тех, кто думает, что Парацельс и впрямь верил, что можно создать существо таким примитивным способом, как это описывается во всех книгах. Если кто-то прочтет его рецепт и поверит в необходимость дословного выполнения этой процедуры, то он наверняка ошибется и разочаруется. В Средние века люди были не менее изобретательными, чем в наши дни, поэтому не стоит недооценивать алхимическое искусство.
Парацельс пробовал производить гомункулов по аналогии с рождением человека. Путем механических и духовных манипуляций привлекал особый вид «небесных семян». Эти самые «небесные семена». Привлеченные действиями алхимика, семена, как завороженные спускались в заранее приготовленную им форму. Затем они прорастали в твердое пространство, насколько это было возможно, и на некоторое время становились гомункулами. Каждый шаг был чрезвычайно важен, но особенно процесс привлечения и выбора определенной группы семян. Никакое последующее воспитание не сможет изменить то, что было изначально.
Зумм несколько раз пытался добиться разъяснений у Парацельса по поводу «небесных семян», но учитель всегда уходил от ответа. Зумм расстраивался, но сейчас он осознал тактику Парацельса, который хотел, чтобы ученик сам ступил на эту дорогу и начал самостоятельно двигаться по пути познания. Зумм считал, что «небесные семена», это невоплощенные души. В то же время у него зародилось сомнение по поводу невоплощенных душ. Может, это категории всем известных существ с темных планов, которые неравнодушны к мужчинам или женщинам? Зуммингер продолжал сомневаться и старался понять, кто они? В каждом отдельном случае, размышлял Зумм, они могут принадлежать к разным категориям тонких существ, в зависимости от поставленной задачи. Ему хотелось верить, что пойманные «небесные семена» делают выбор самостоятельно, а задачей алхимика осознать проблемы, вникнуть в ситуацию, понять сущность страданий человека, чтобы помочь провидению выбрать определенную небесную сущность для помощи, было проделано много серий экспериментов. Последний опыт с гомункулом оказался очень эффективным. Зумму удалось призвать небесное семя, из которого появилось особенное существо. Зумм часто вспоминал, как он сразу спрятал его от учителя, сохранив при этом весьма оригинальным способом. Когда он об этом вспоминал, то на его лице появлялась улыбка.
В тот раз Парацельсу показалось, что он наконец-таки достиг успеха. Именно этот образец полностью было, удовлетворил Парацельса, но этот экспонат вскоре исчез странным образом, и он счел это направление тоже неэффективным. После этого все последующие эксперименты пошли по ложному пути. Постепенно Теофраст охладел к производству гомункулов, позволив своему ученику самостоятельно продолжать эксперименты.
Зумм лежал на кровати в соседней комнате с учителем и слышал, как Парацельс ходил по комнате, что-то читал вслух, вздыхал, садился за стол и листал свои рабочие тетради и снова беспокойно ходил. Готовится к приему, – подумал Зумм, закрыл глаза и перед тем, как заснуть решил во всем положиться на мудрость Господа. Пусть будет так, как Он сочтет нужным. После решения этого внутреннего конфликта, Зумм уснул крепким спокойным сном.
Проснулся Зумм от того, что учитель тормошил его за плечо.
– Вставай, Зумм, князь прислал за нами карету.
– Что, и я тоже? – Зумм не ожидал, что Парацельс возьмет его с собой.
– И ты конечно! Как без тебя, Зумм? Представлю тебя, моего ученика, лучшего ученика и продам тебя князю! – рассмеялся Парацельс. – Не бойся, – снова рассмеялся учитель, – у тебя такая родословная, что у князя денег не хватит за тебя заплатить! Надень лучшее, что у тебя есть. Да только смотри, чтобы не выделялся на моем фоне.
– Что вы, – отвечал Зумм и продолжал быстро одеваться. – Я подозреваю, учитель, что вы хотите оставить меня у князя. Мне так показалось, – Зумм вопросительно посмотрел на Парацельса.
Тот задумчиво смотрел в окно. Зумм присмотрелся к учителю и заметил, как блестят его глаза. Это был верный признак того, что учитель смеялся про себя. Явно не к добру задумался этот древний алхимик, – беспокоился Зумм. И он не зря беспокоился. Если учителя разрывает внутренний смех, то дело дрянь.
Дорогие читатели, возможно, это современное выражение для Средних веков не совсем подходит, но главное смысл, так ведь? Вот и хорошо, что вы все понимаете. Согласие в наших рядах, единение мыслей – это залог нормального восприятия. Ни в каких документах вы не найдете информацию о том, что Великий Парацельс «продал» своего ученика. Даже не ищите. Считайте, что упоминание об этом – безответственная придумка рассказчика. А может, Парацельс еще сделает это, кто знает? Еще не время делать выводы. Давайте дождемся результатов их визита к князю.
Парацельс и Зумм сели в повозку, вслед за ними в повозку незаметно проскользнул маленький человечек. Он спрятался под накидкой и замер, чтобы его не заметили. В результате их опытов с гомункулами, на земле явно прибавилось странных существ. Некоторые из них следовали за алхимиками, а другие, искали свою судьбу в других местах.
Ехать было недалеко. Карета была на рессорах, поэтому булыжная мостовая никоем образом не отразилась на самочувствии наших алхимиков.
Зумм изредка поглядывал на Парацельса, посланника, то ли Бога, то ли Дьявола и никак не мог встретиться с ним взглядом. Парацельс был странный особенно в момент своего вдохновения, странный и часто непредсказуемый, он продвигался к цели своим необычным путем. Учитель видел будущее и те дороги, что он выстраивал к нему, были особенные, как и все его рецепты, которые он составлял для больных.
Было мгновение, когда Зумм решил выпрыгнуть на ходу из кареты, но потом, перестал вдруг беспокоиться, и как часто это случалось, отдал себя на попечение Господа. Зумм смотрел на Солнце, что катилось к Западу, и в его душе снова наступал покой. Зумм был счастлив, сам не понимая почему.
Парацельс посмотрел на Зумма и улыбнулся, – не волнуйся, Зумм, не продам тебя, – сказал он и рассмеялся, а потом добавил, – Зумм, ты знаешь, я могу не выполнить обещание, но обмануть – никогда! – Теперь они смеялись вместе над этим веселым каламбуром.
Они ехали вдоль озера, вокруг росли величественные деревья, пахло мокрым берегом озера и камышами. Карета проехала по мосту над глубоким рвом с водой и въехала в замок через ворота. Деревянные стены, здания по кругу, а в центре этой внутренней площади замка были клумбы с цветами и цветущие кусты роз. Князь как мог, пытался украсить жизнь своей семьи – супруги Эллины и трех дочерей. В чем-то он преуспел, а где-то недоработал, иначе, ему бы не пришлось время от времени приглашать докторов для супруги. Доктора применяли то одно лекарство, то другое, но ее хандра только крепла. Князь знал о знаменитом Парацельсе и сразу послал приглашение, как только узнал, что он остановился в его городе. Нельзя было пропустить такой случай.
Князь встретил путешественников сразу, как только они зашли в главное здание замка. В начале этой встречи хочется сразу оговориться и напомнить о времени, когда происходили эти события. Учитывая их давность и слишком краткое повествование в первоисточнике, придется положиться на четкость своей визуализации и перевести речь на привычный язык так, чтобы как можно меньше исказить прошлое, не потеряв основной смысл.
Князь, высокий темноволосый мужчина с аккуратной бородкой и светлыми глазами, улыбался нашим гостям искренни, сияющей улыбкой. По всем его манерам было видно, что князь придерживался прогрессивных взглядов, если так реагировал на скандальную фигуру того времени, алхимика Парацельса. Парацельс сразу понял, князь образованный человек и наверняка любой рецепт в отношении его супруги можно будет осуществить без затруднений и добиться успеха. Поддержка князя обеспечена, решил Теофраст, склоняя голову перед хозяином.
– Рад приветствовать вас и, – князь посмотрел на Зумма.