– Это мой самый лучший ученик и замечательный последователь всех моих начинаний, граф Зуммингер, – видя замешательство князя, Парацельс представил Зумма.
– И вашего ученика и последователя Зуммингера в своем замке, – закончил приветствие князь, – пойдемте, я недавно вернулся с охоты и на столе все самое свежее.
– Спасибо, князь, – ответил Парацельс, – мы чрезвычайно рады такому теплому приему, надеюсь, нам удастся быть вам полезными.
Князь пригласил гостей в обеденный зал. Там, в большом светлом помещении стоял стол, заставленный всем, чем были богаты владения князя. Конечно, тут была не только дичь, но и говядина, блюда из свинины, окорока, колбасы, ветчина, сыры, соки, несколько сортов местных вин и фрукты. На стенах были развешано оружие, старинные рыцарские доспехи, флаги и герб князя.
– Присаживайтесь, гости, отобедаем, а потом поговорим о нашем деле, – князь, улыбаясь, приглашал гостей за стол.
Они сели на массивные стулья и принялись за еду.
– Попробуйте нашего вина, смотрите, как оно играет в бокале! А какой вкус! – князь поднял бокал с вином и смотрел через него на солнце в раскрытом окне.
Доктора пили вино и восхищались мастерством виноделов, ветчиной, свежей дичью – все было очень вкусным.
– Князь, нас никто так раньше не принимал, – сказал Парацельс, – чувствуется по всему, что у вас серьезные на нас планы, князь. Смеем заранее вас заверить, что мы оправдаем ваши надежды и сделаем все возможное и невозможное.
– Да, Парацельс, я знаком с тем, чем вы занимаетесь, и даже читал некоторые ваши труды. Признаюсь, я потрясен новыми веяниями в медицине. Ваш творческий подход вселяет мне уверенность и дает надежду. Мне не хочется обидеть вашего ученика, но мне надо поговорить с вами наедине, Теофраст.
– Что Вы, князь, – ответил Парацельс, – конечно, так будет лучше. Сами понимаете, если будет необходимо, я сам потом дам ему наставления, – Парацельс улыбнулся. Посмотрел на Зуммингера и похлопал его по плечу. – Но учтите, князь, что именно граф Зуммингер в некоторой части моего учения преуспел больше чем его учитель.
– Неужели? – удивился князь, – и в какой же? – князь с удивлением посмотрел на Зуммингера.
– В самой тонкой части алхимии души, – пояснил Парацельс, – несмотря на свою молодость, он за короткое время смог перенять у меня почти все. Тонкая часть алхимии, что скрыта за областью чувств – вот его сфера деятельности.
– Вы так хвалите своего ученика, что мне неловко теперь обсуждать проблему в его отсутствие. Раз так, то пусть остается. В таком случае, тайна, которой я с вами поделюсь, ляжет и на его плечи и он тоже ответит своей жизнью за ее разглашение.
– Мы согласны, – ответил Парацельс.
– Да, князь, мы сохраним эту тайну и не расскажем ее никому ни под какими пытками, – добавил Зуммингер.
– Тогда, ладно, – одобрительно сказал князь, – садитесь ближе, чтобы нас с вами никто не смог услышать, даже стены этого зала.
Гости придвинулись вплотную к хозяину.
– Дело все в том, – начал князь, – что у нас в отношениях с супругой не хватает клея. Туманная отдаленность нарастает между нами. Или это привычка делает мир пресным или мы все медленно умираем, теряя друг друга, отдаляясь, каждый в свою сторону. Этого не должно быть. Я чувствую, как хорошо можно жить с ней, но невидимая пропасть мешает нам. Да, задача не совсем обычная, но на то вы и алхимики, чтобы справиться с любыми препятствиями. Если поможете убрать между нами непонимание – озолочу, но и за старания тоже не обижу. Можете приниматься за дело. Подумайте, Парацельс и скажите, возьметесь за это или нет?
Учитель задумался, ему не хотелось надолго оставаться у князя и в то же самое время, он не мог ему отказать. Парацельс не сомневался, отношения супругов могут быть замечательными, дело в них самих. Парацельс попросил Зуммингера сходить за саквояжем, который он оставил лакею при входе в здание.
Зумм понял, что учитель желает поговорить с князем наедине. Он встал и пошел за несуществующим багажом. Это у них был такой знак. Договориться вдвоем бывает намного проще, чем в присутствии еще кого-либо.
Когда Зумм ушел, князь спросил Парацельса, – отправили, чтобы не мешал? – Князь улыбнулся, – а недавно вы так хвалили своего ученика!
– Да, князь, Вы очень наблюдательны, действительно мне хочется поговорить с вами без него. Тот рецепт, который я сейчас приготовил, должен начинаться без моего ученика.
– Почему? Разве он плохо Вам помогает?
– Нет, наоборот, очень хорошо. Просто Зумм будет основным компонентом этого рецепта.
– Уважаемый Парацельс, вы хотите порубить его на куски и сделать целебный отвар? – рассмеялся князь, – воистину безграничен набор составляющих у алхимика! И это в наш прогрессивный век!
– Нет, князь, конечно, я не собираюсь делать из него вытяжки и даже волоса не возьму с его головы, ведь он сам, своим сердцем, душой и волей будет вырабатывать тот самый клей, что соединит края вашей пропасти.
– Какая непостижимая медицина! – Восхитился князь, – прежние доктора просто мешали настойки и травы, а вы делаете клей для душ! Уже восхищен Вашим рецептом, доктор! А почему бы Вам самому не сделать этот клей для духа?
– Я уже не молод, князь, – сокрушенно ответил Теофраст.
– Зато у Вас большой опыт.
– Да, вы правы. Только поэтому я и хочу сделать главным исполнителем своего ученика Зуммингера. Из нас двоих только он сможет добыть клей для сердец с помощью своей молодости, страсти, желания и большого опыта алхимика. – Парацельс сделал паузу, а потом многозначительно добавил, – работа, которую предстоит ему сделать, настолько специфична и длительна, что боюсь, мое сердце не сможет выдержать такого напряжения. Да и Вам, князь, мое предложение покажется, по меньшей мере, странным и необычным. Но учтите, другого метода на сегодняшний день я Вам предложить не в состоянии. Зато в его эффективности можете не сомневаться.
– Что от меня требуется? – спокойным и невозмутимым тоном спросил князь. – Когда я приглашал вас, уважаемый Парацельс, то был готов на все, лишь бы вернуть любовь и склеить ту рану, которая сделало время.
– Для Зуммингера надо будет найти комнату рядом со спальней Вашей супруги, – это первое необходимое условие, – Парацельс замолчал, оценивая реакцию князя.
– Продолжайте, – невозмутимо ответил князь, – и не бойтесь обидеть или оскорбить, я ведь Вам уже говорил, что готов следовать любому Вашему рецепту, лишь бы добиться результата.
– Мне бы хотелось кое-что узнать об Эллине.
– Спрашивайте, Парацельс.
– Что ей нравится делать, ну, допустим, любит ли она прихорашиваться перед зеркалом?
– Конечно, как и любой женщине или чуть больше. У нее в спальне есть большое зеркало. Я однажды слышал от Канти, нашей приемной дочери, что Эллина все свободное время проводит перед этим зеркалом.
– Так ли оно необыкновенное, это зеркало в ее спальне?
– Да, оно очень большое, очень яркое, в отличном исполнении из Венеции. Эллина сама великолепна, а видеть себя в зеркале, доставляет ей настоящее наслаждение. Раньше я не замечал за ней такого самолюбования.
– Простите, князь, быть может, вы раньше могли больше уделять ей времени? Такое может быть? И зеркало в какой-то степени заменяет ей Вас?
– Да, Парацельс, пожалуй, вы правы. Интересная версия и совершенно безобидная замена, – князь грустно улыбнулся, – не знаю, что делать и как убрать все препятствия между нами.
– Не расстраивайтесь, князь. Вам надо будет проявить выдержку и хладнокровие. Вы готовы?
– Да, продолжайте, пожалуйста.
– Князь вам надо будет в первую очередь подарить своей супруге свою картину, лучше в полный рост. Эта картина должна располагаться так, чтобы Эллина, смотрясь в зеркало, видела еще и ваше отражение на картине – это первое, а второе… так вот, следующим необходимым условием будет незаметное отверстие в стене и оно должно быть рядом с портретом.
– Надо же! – воскликнул князь, ну, продолжайте.
– Со стороны ученика, прямо перед отверстием будет закреплена колба.
– Так и что? Что это за волшебный сосуд?
– В этом сосуде Зуммингер и будет выращивать тот самый клей, что склеит Ваши проблемы.
Князь задумался, – конечно, я готов был на многое, но такое мне трудно было себе представить. Значит, этот Зуммингер все время будет наблюдать за моей супругой, так?
– Нет, не совсем, за ней будет наблюдать то, что называется клеем, но отчасти и сам Зумм. Вы же сказали, что выполните мой рецепт, разве этого не было?
– Ладно, так и быть, но она не должна об этом догадываться, как это сделать?
– Вы запрете Зумма в эту комнату и не будете выпускать его до тех пор, пока не увидите эффект. К моему ученику нельзя будет никого впускать. Надо будет только подавать ему еду и воду. Мы подпишем соглашение о неразглашении тайны. Зуммингер не болтливый, а если к вам закрадется хоть малейшее подозрение, то вы вправе сделать со мною и с ним все, что захотите на свое усмотрение. Важно чтобы и вы сами не подавали виду и не говорили никому об этом.
– Сколько потребуется времени для выращивания клея, Парацельс?
– Два или три месяца. Зумм проведет в этой тайной комнате не выходя. Я буду жить там, где вы скажете до завершения лечения. Мое присутствие будет гарантией, а вы раз в десять дней будете ко мне приходить и рассказывать о происходящих переменах или передавать письма. Вот бумага, давайте прямо сейчас и подпишем ее.
– Ладно, а Зуммингер в курсе ваших планов?
– В общих чертах, князь, но он сделает то, что я ему скажу. Необходимо будет еще некоторое алхимическое оборудование для его временной лаборатории.
– У меня еще одно дело к вам, уважаемый Парацельс. Но это для вас будет совсем не просто.
– Что еще, князь?
– Моя приемная дочь постоянно поет грустные песни. У нее огромный талант, но от этой грусти все вокруг пропиталось тоской. Мне хочется, чтобы она стала счастливой. Вы сможете, я знаю.
– Не простая задача, князь.
– Набиваете цену? Не волнуйтесь, с моей стороны все будет, только вы не подведите.
Зуммингер сидел на лавочке рядом с высокими цветущими растениями и смотрел в синее небо. Он немного переживал, хоть и старался оставаться спокойным. Он гнал назойливую тревогу, как собаку, но она снова и снова возвращалась, не смотря на его усилия забыть о Парацельсе и князе.
Что они решат? Что будет? – лаяли озверевшие мысли. Тогда Зумм сделал то, что он делает всегда в таких случаях, он стал рассматривать в данном случае, цветы, небо, вдыхать аромат медоносов и думать о Боге. А потом и вовсе, достал маленькую заветную коробочку, как всегда приложил ее к уху и некоторое время к чему-то внимательно прислушивался. Постепенно сердце снова стало биться ровно и спокойно. Зумм спрятал свой чудный амулет и спустя несколько минут он дремал, вдыхая сладкий цветочный запах.
Сквозь сон Зумм слышал чьи-то голоса. Беседовали две женщины. Он сидел совершенно неподвижно, за кустами роз они не могли его видеть, и поэтому содержание их беседы было весьма откровенным. Зумм слушал и удивлялся, как такое может присниться. Судя по всему, разговаривала знатная особа со своей близкой подругой.
– Тяжело жить с человеком, к которому я совершенно охладела, – жаловалась одна, – это даже не холод, это непонятная стена.
– Да, Эллина, это очень тяжело потерять огонь в сердце уже в таком молодом возрасте.
– Канти, откуда тебе это знать, ты ведь не была никогда замужем? У меня остался этот огонь, но он перестал греть.
– Да, Элли, не была, но я давно рядом с вами и помню, как вы любили друг друга, я все помню и вижу вас каждый день. С каждым днем вы все больше и больше плачете, грустите, а князь или ничего не понимает, или на все махнул рукой.
– Как ты думаешь, Канти, он все еще любит меня?
– Уверена, что да. Вы любите, друг друга, я чувствую это всякий раз, когда вы оказываетесь вместе.
– Тогда почему он стал так часто уезжать из замка, то проверять своих подданных, то на охоту, то еще куда-нибудь? Он совсем меня разлюбил, скажи, что ты думаешь, Канти?
– Нет, Элли, он, как и прежде любит Вас, но уже чуть иначе.
– Может, я делаю что-то не так? Или у него появилась другая?
– Ничего больше не могу сказать, госпожа. У него сейчас очень много забот и он сильно устает. Может, вам надо быть чуть внимательней к нему? Попробуйте, это должно подействовать, хотя, какая из меня советчица и откуда мне знать, что вы делаете правильно, а что нет?
– Наверное, ты права, Канти, но где мне взять то пламя, что было раньше?
– Не знаю, мама, но чувствую, все будет хорошо. Вы помните те далекие дни, когда вы радовались каждой минуте, проведенной друг с другом? Тогда я была совсем маленькой и то помню, как вы смотрели друг на друга.
– И что, Канти, ты еще хочешь сказать?
– А что если это магия зависти? Тогда были посеяны семена, а сейчас, вы уже пожинаете урожай этой зависти.
– Канти, ты говоришь о сглазе?
– Называйте это явление, как угодно, Эллина, от этого смысл не изменится. В княжестве очень много умельцев, способных на это. Семена колдовства разбросаны повсюду и надо только время, чтобы они проросли.
– А еще что надо, Канти?
– Время, долгое время и еще при каждом мгновении, наполненном сомнением, эти семена прорастают и вновь ждут, делают шаг и снова погружаются в небытие, до следующей вашей ошибки.
– Что это за ошибки, Канти?
– Любое грубое слово или мысль, каждое мгновение неуверенности в любви друг друга, медленно возводили преграду между вами. Так случается со многими, богатые они или бедные, красота – вот, что больше всего привлекает темную часть человеческой природы. Эта часть заводит темные часы смерти всех чувств.
– Канти, – женщина рассмеялась, – ты веришь в магию?
– Я верю в то, что вижу и чувствую, это у меня, наверное, с рождения.
– А как убрать это наваждение, Канти?
– Знаю, что для этого надо быть очень сильным колдуном, которому будут покровительствовать все ангелы.
– Где такого найти?
– Найдется, Эллина, нам надо только молиться и верить.
Женщины встали и медленно пошли по дорожке. Проходя мимо дремлющего Зуммингера, они остановились, и как раз в этот момент Зумм открыл глаза. Зумм увидел перед собой Канти, эту невероятную женщину. Дамы остановились буквально на несколько секунд, но даже этого было достаточно, чтобы Зумм и Канти, увидев друг друга, успели почувствовать дыхание судьбы. Такое часто случается с молодыми людьми, и в этом нет ничего особенного. Сложно сказать, что послужило толчком для возникновения искры в тонком механизме чувств двух людей. Что касается Зуммингера, то его восхищение было вполне понятным, ведь Канти была весьма необычной. Канти обладала атлетическим телосложением – высокая, стройная, при этом настолько гармонично сложенная, как ожившая мраморная античная скульптура. Она была в одежде охотницы, издалека ее можно было принять за молодого воина. Между тем тонкие черты лица, длинные каштановые волосы и серые глаза, дополняли картину воистину северной красавицы. Такие женщины рождаются раз в сто лет, – говорила о ней Эллина. Эллина обожала свою приемную дочь и делилась с ней самыми сокровенными тайнами. Мужчины же побаивались ее сильной красоты. Канти вместе с тем, была невероятно чуткой, но раскаленные угли ее нежной души могли в любой момент вспыхнуть ярким пламенем и ответить горячей любовью, да только не нашелся еще тот влюбленный смельчак, кто смог бы вызвать этот огонь на себя. Эллина всегда относилась к ней, как к своей родной дочери, а иногда сама становилась рядом с ней, чуть ли не младенцем. Природная мудрость и юный азарт восхищал ее.
Зумм встал и поклонился дамам.
– Вы путешественник? Здесь по приглашению моего мужа? – спросила Эллина.
– А может, Вы даже ученик Парацельса? – сделала предположение Канти и улыбнулась божественной улыбкой.
– Да, ученик Зуммингер, к вашим услугам, – пояснил Зумм.