Триггерная точка - Евгений Юрьевич Ильичев 3 стр.


– Да не он это. – спокойно произнес Коликов и вышел из тела бедного доктора.

Это дело очень долго разбирали. Естественно, сделанного не воротишь. Шанс на внедрение дается лишь единожды. Кто-то из начальства ругал Коликова, кто-то одобрял его поступок. Был ли тот заключенный Адольфом Гитлером никто так и не понял. Единственное, что отметили после того вмешательства в вероятность, это странное, самопроизвольное снижение преступлений на расовой почве по всему миру. Новые неонацистские ячейки образовывались, но действовали как-то вяло, натужно, без огонька. Их неохотно спонсировали, хотя раньше всё было иначе. Какую роль в этом сыграл поступок лейтенанта Коликова в одной из вариаций далёкого сорок пятого года, никто не знал. Но факты говорили сами за себя.

Тимур вернулся в текущую реальность из воспоминаний в тот момент, когда на столе Эльмы затрезвонил телефон. Коликов даже не понял, кто испугался сильнее – он или Эльма.

– Фройляйн Эльма, зайдте ко мне. – прохрипел чей-то голос в трубке и девушка, захватив последнюю на сегодня картину и сдав её в хранилище, поднялась на третий этаж.

На двери, перед которой Эльма поспешно поправляла свое платье, красовалась табличка «Директор музея». Девушка постучала и, не дожидаясь ответа, тихонько вошла.

– Ааа, фройляйн Эльма! – дружелюбно протянул маленький суховатый старичок в серой тройке. – Входите. Присаживайтесь.

На угловатом и болезненно жёлтом лице директора музея, немного не к месту, красовалась жиденькая бородка и усы в стиле Эркюля Пуаро. Маленькие глазки, не желали фиксироваться ни на чём конкретном и постоянно бегали по кабинету, лишь изредка застывая на декольте подчинённой. Бровей почти не было. Они скорее обозначали контур глубоко посаженных глаз. Крючковатый нос был сильно скошен в сторону и директор постоянно его трогал рукой, словно проверяя, не отвалился ли он. В общем, Коликову этот субъект не понравился и, судя по ощущениям фройляйн Эльмы, она тоже недолюбливала директора музея.

– Вызывали, герр Диммар? – выдавила она из себя остатки дружелюбия.

– Да, фройляйн Эльма. У меня есть к вам деликатное поручение.

– Я слушаю.

– Мы на днях получили обратно часть нашей египетской коллекции.

– О, герр, так это же замечательно!

Девушка обрадовалсь искренне, Коликов почувствовал это.

– Ооо, дорогая, не спешите радоваться. Вернули далеко не всё. Часть коллекции передали в музеи западного Берлина, другую распределили по восстановленным музеям в Дрездене. Большая и, к сожалению, самая дорогая часть коллекции – мумии и предметы роскоши, естественно не уцелели. Нам, увы, достались лишь крохи.

Герр Диммар был искренне расстроен этим обстоятельством, но самого Коликова эта «печальная» для музея новость никак не покоробила. А вы, собственно, что хотели? Ваши вооруженные силы разграбили пол Европы, Россию, а они вам за это должны были сохранить, дорогие вашему сердцу, экспонаты? Коликов не удивился бы факту обнаружения похищенной мумии в какой-нибудь частной коллекции арабского шейха или американского нефтяного магната. Да хоть у черта на фазенде, лишь бы за эту древнюю рухлядь можно было построить детский сад, школу или жилой дом где-нибудь в Воронеже.

– Это очень и очень печально, герр Диммар. Но я думаю, крохи это то, с чего мы начнём возвращать себе былое величие.

Судя по тому, как сверкнули глаза директора, эта довольно двусмысленная фраза молодой немки, обласкала ему и слух, и душу. Естественно, Эльма имела в виду музейное достояние немецкого народа и ничего более. Но сказано это было с чувством и с вызовом. В словах Эльмы Коликов ощутил нотки реваншизма. Ощутил их и директор музея. Судя по всему, он, как и миллионы немцев по всей Германии, (чего таить?) ощущали тогда эти нотки. Их общество, обреченное на принудительное раскаяние, раскололось на две неравные части. Одни искренне сожалели о преступлениях, совершенных вермахтом и нацистами. Открыто признавали своё поражение и брали на себя вину перед всем цивилизованным миром, были согласны на репарации и вообще довольно искренне посыпали голову пеплом. Но таких было меньшинство. Другие же делали лишь то, чего от них ждал остальной цивилизованный мир. Они, конечно, были против войны и признавали себя зачинщиками. Но ко всему прочему они первыми (и, как правило, громче всех) кричали на каждом углу, что пострадали от нацизма, чуть ли не сильнее остальных народов Европы и Азии.

«Первым народом, – говорили они, – который был покорен Гитлером – был немецкий народ».

Их дети, то есть первое послевоенное поколение имело на вооружении уже новую формулировку: «Во всем виноваты нацисты! Но не каждый немец – нацист. Конкретно мы никого не убивали, не пытали и не бомбили, и отвечать за грехи отцов не собираемся».

Они отвечали. Долго отвечали. Отвечали и их дети. И внуки. Но с каждым новым поколением эта общая, коллективная ответственность за самую кровавую войну в истории человечества слабела. С каждым выплаченным долларом в виде репараций, они снимали с себя все больше и больше ответственности. А потом настал день, когда мир забыл. Вернее даже не забыл, а аккуратно подправил историю и предпочёл не замечать её неудобных моментов. Волновались из-за такого обстоятельства только русские и евреи. Евреи потому что прекратился источник репараций, а русские, потому что по всему миру начали беспощадно топтать их Великую Победу.

Коликов не знал, что именно на самом деле по этому вопросу думает Эльма. По сути, она не сказала этому напыщенному индюку ничего такого. Каждый воспринял информацию так, как хотел воспринять. Вопрос был в том, намеренно ли она это сделала? Если да, то она умна и умеет манипулировать людьми. Знает к каждому подход. Там – посмеялись, тут – стрельнули глазками, здесь – пирог похвалили, а с начальством мы затронем чувство национальной гордости. Поведение достойное шпионки.

Герр Диммар одобрительно кивнул и вынул из внутреннего ящика стола какие-то бумаги.

– Вот списки уцелевших экспонатов. Среди них много папирусов. Мне нужно, чтобы вы провели их ревизию и оценку с учётом рыночной стоимости.

Девушка протянула руку и взяла бумаги.

– Что-то ещё, герр Диммар?

– Нет Эльма. Вы свободны.

– Могу я уточнить, к какому дню вам нужен отчет по «Египту»?

– Думаю, – закатил глаза директор, – у вас есть около недели. Сегодня до конца дня просмотрите эти бумаги, и подготовьте предварительный оценочный лист. А завтра приступайте к работе. Начните с наиболее ценных экземпляров.

– Слушаюсь.

Девушка вернулась в свой кабинет и заперла дверь.

«А это уже странно». – Подумал Коликов, глядя как Эльма быстрыми, чёткими движениями раскладывает по стопочкам бумаги.

За весь день она ни разу не заперлась в кабинете. Да и не от кого было. Во всём здании музея было от силы десять человек персонала, да охранник. Чего же ей теперь приспичило?

Пока Коликов думал, девушка уже успела разложить все бумаги согласно какой-то, только ей одной понятной, системе. Затем из своей сумочки Эльма достала какую-то лампочку – с виду обычную. Девушка выкрутила из лампы, висящей над её рабочим столом старую, вполне рабочую лампочку и вместо неё вкрутила новую. Коликов внимательно следил за её действиями, но пока не понимал их смысла. Девушка, тем временем, принялась внимательно разглядывать бумаги, которые передал ей директор. Она брала каждый лист отдельно, подносила его к лампе и пристально вглядывалась в сухие цифры, отпечатанные машинописным текстом. Коликов начинал понимать, что происходит. Вероятно, девушка пыталась найти шифровку или послание, которое должно было быть напечатано или написано особыми чернилами, обнаружить которые можно было лишь в свете специальной лампочки. Лист за листом перебирала она документы. Добравшись до последней страницы, она тихонько выругалась. Эльма ещё дважды просмотрела документы, но, судя по тому, как она разочарованно бросила бумаги на стол и принялась выкручивать особую лампу, шифровку она так и не нашла.

«Значит, все-таки шпионка». – Подумал Коликов.

Оставалось понять, на кого работала эта миловидная фройляйн. Что именно она должна была получить и от кого. Видимо, не зря компьютер выдал именно её имя. Интересно, чем она теперь займется? Рабочий день девушки, по всей видимости, уже завершался. Коликов ожидал, что Эльма, не получив секретного послания, займётся тем, чем и планировала занять вечер – пойдет на свидание.

Находиться в теле объекта так долго и не принимать никакого участия в его жизни, было довольно мучительно. Всё равно, что смотреть кино и не иметь возможности выйти из кинозала или перемотать плёнку на нужный момент. Даже нос не почесать. Несмотря на то, что никакого тела у Коликова сейчас номинально не было, обмануть мозг было довольно сложно. Хотелось встать, пройтись по комнате, размять затекшие мышцы. Коликов мог перехватить управление телом Эльмы, но понимал, что в таком случае ему придется распутывать клубок шпионской игры самому. Информации по-прежнему было крайне мало и нужно было выжидать. Набраться терпения и следить за ситуацией сторонним наблюдателем.

Вопреки ожиданиям, Эльма домой не собиралась. Она вновь разложила документы на столе. Теперь уже без какой-либо системы. Десяток листов лежали у неё перед глазами, и девушка методично просматривала каждый. Время от времени она брала в руки один из листов, подносила к глазам, просматривала содержимое. Не найдя ничего, она откладывала листок в сторону и брала новый. Просмотрев каждый, она вновь разложила все листы перед глазами. В самих листах Коликов не обнаружил ничего подозрительного. То были списки, поступивших в распоряжение музея экспонатов. С немецкой педантичностью пронумерованные, разбитые на категории и классы. Напротив каждого экспоната значились цифры, отображающие дату их обретения. Также отображалась информация, откуда прибыл тот или иной экспонат. Города, названия музеев и фамилии тех, кто отправлял посылки.

Вдруг, внимание девушки привлек один из листов. Дата – май шестьдесят второго. Город Берн – Швейцария. Девушка просмотрела все остальные листы и поняла, что из Берна больше ничего не отправляли. Эльма вдруг встрепенулась. Что-то насторожило её. Она сложила все бумаги, за исключением заинтересовавшего её листа, в стопку и вышла из кабинета. По лестнице, ведущей в хранилище, девушка почти бежала.

– Фрау Гретта! – крикнула она на ходу. – Подождите, не закрывайте хранилище!

Чопорная сослуживица Эльмы удивленно уставилась на девушку. Ключ в руках женщины замер в замочной скважине.

– Эльма, дорогая, что случилось?

– Срочное задание директора. – Эльма развела руки в стороны, изобразив жест безысходности. – Герр Диммар велел разобраться с новым поступлением, как можно раньше. Я засиделась у себя, разбирая эти завалы, и не уследила за временем. Как же хорошо, что я застала вас!

– Разве это не подождет до завтра? – удивилась служащая архива.

Эльма огляделась, словно бы их мог кто-то подслушать и заговорщическим тоном прошептала:

– На самом деле он дал мне это поручение ещё днём, но ко мне зашел Петер и я… – она замялась и, как показалось Коликову, смогла нагнать на себя краску. Во всяком случае, мужчина почувствовал, как девушка напрягла мышцы пресса. При этом движении кровь сильно бьёт в голову и лицо действительно краснеет. Жест непримечательный, но внимательный собеседник решит, что собеседник застеснялся. Таким маленьким хитростям учили в разведшколах. Фрау Гретта заметила смущение девушки, так и не уловив нотки фальши, и лукаво улыбнулась:

– Эх, Эльма, где мои семнадцать лет? – задумчиво сказала она и открыла хранилище. – Покажите ваш список.

Девушка протянула листок. Служащая архива внимательно его изучила и облегченно выдохнула:

– Так это же небольшая стопка папирусов. Кстати, они в довольно сносном состоянии.

Фрау отошла, затерявшись среди стеллажей, но уже через минуту вернулась:

– Вот, то, что вы ищете, Эльма. Можете взять до завтра. Как закончите, заприте у себя в сейфе. На самом деле они стоят копейки, но мало ли… В любом случае, не понимаю, к чему такая срочность?

– Я очень дорожу своей работой, фрау. – Эльма бессовестно врала. Мастерски. Коликов мысленно аплодировал ей. Никакого Петера в её кабинете сегодня не было. Да и работа эта копеечная нужна была девушке постольку поскольку. Вероятнее всего, должность в музее для неё была лишь прикрытием.

– Похвально. – одобрительно кивнула женщина. – В наше время такая безалаберная молодежь… Им бы поучиться вашему рвению к работе. Глядишь, и не творилось бы вокруг столько абсурда.

Девушка не стала ввязываться в демагогию и, ещё раз поблагодарив сослуживицу, взяла у неё из рук увесистую деревянную коробку.

– Я очень вам благодарна. Завтра верну всё в целости и сохранности.

– Не засиживайтесь тут, дорогая. Молодость дана человеку лишь раз в жизни.

Фрау Гретта хитро подмигнула Эльме. Заперев и опечатав архив, она двинулась на выход. Девушка же быстро поднялась к себе в кабинет и вновь заперлась на ключ. Дрожащими от волнения руками она вновь ввернула свою особую лампочку и принялась изучать в её свете древние египетские письмена. Большая часть папирусов была в приличном состоянии. Сохранность экспонатов поражала. Коликов успел прочесть в списках датировку большинства из них. Самый молодой из этих папирусов вполне мог быть свидетелем событий, описанных в Ветхом Завете.

Но среди папирусов попадались и довольно трухлявые. Краска на них была уже почти не видна, символы угадывались с трудом. Такие экземпляры, буквально рассыпались в руках. Несмотря на это, девушка и не думала относиться к ним с пиететом. Все экземпляры, не прошедшие её проверку под особым светом, грубо отбрасывались в сторону.

Наконец, Коликов ощутил, как в груди девушки замерло сердце.

«Нашла».

Один из папирусов привлек внимание Эльмы. Девушка дважды проверила его под лампой, а затем достала из сейфа какой-то пузырёк и кисточки. Папирус Эльма положила прямо перед собой, навела на него свет от настольной лампы и принялась аккуратно наносить кисточкой жидкость из склянки. Наконец, Коликов увидел то, что заставило сердце Эльмы пропускать удар за ударом. Прямо на глазах, из ниоткуда, под действием реактива всплывали какие-то символы. Человек неподготовленный принял бы их за те же символы, какими был исписан весь папирус. Во всяком случае, Коликов, не знакомый с египетской письменностью, разницы не уловил. Да и никто бы не уловил – слишком уж специфический навык. Но только не Эльма. Девушка достала из своей сумочки блокнот и старательно перенесла в него все проявившиеся знаки. Уже через пять минут Коликов глядел глазами немецкой шпионки на пять строк замысловатого текста. К слову, после высыхания реактива, пропали и знаки, им проявленные.

Судя по возбуждению, в котором прибывала девушка, она нашла то, что искала. К великому удивлению Коликова, Эльма без колебаний сожгла особый папирус. Кабинет тут же наполнился запахом тлеющей лучины. Коликов сначала удивился такой неосмотрительности, но вовремя спохватился – противопожарной сигнализацией музеи того времени ещё не были оборудованы.

Тем временем девушка вновь поменяла в светильнике лампочку и спрятала в сейф оставшиеся древние письмена. Записную книжку с добытой информацией девушка спрятала в подкладке своей сумочки. Наспех приведя себя в порядок перед зеркалом, она заперла свой кабинет и направилась к выходу.

Несмотря на волнение, царившее в душе девушки, она легко бросила охраннику на выходе, добродушное «до завтра» и спокойно покинула территорию музея.

«Как же хорошо владеет собой эта девочка!» – Восхитился Коликов.

На этот раз девушка не стала ловить такси, а тихонько зашагала по вечернему Берлину в сторону центра. На этот раз она вела себя несколько иначе. Днём ей и в голову не пришло, что за ней могла быть слежка. А сейчас она проделывала, как по учебнику, все необходимые манипуляции, чтобы произвести проверку на наличие хвоста. Она несколько раз кардинально меняла направление своего движения. Делала круги вокруг кварталов. Сделала вид, что ждёт трамвай на остановке. Пропустила несколько, но ни на одном так и не уехала. Все это время она пристально наблюдала за прохожими. Пыталась вычислить по их лицам заинтересованность к своей персоне. Искала лица, которые могла видеть сегодня.

Коликов конечно вычислил слежку в два счёта. За девушкой точно следили. Следили несколько разных разведок, открыто следили, непрофессионально. Единственное, чего Коликов не понимал, это видит ли слежку девушка? Срисовала ли она тех двоих, что следили за ней в баре? Понимает ли, что в наблюдении за ней участвует сразу четыре разных автомобиля, постоянно сменяющие друг друга? По её поведению Коликов так и не понял, заметила ли она хвост за собой или действительно ничего не видит. Или, может, это у неё тактика такая? Если так, то нервы у этой барышни были стальными. Слежки она не видела, или упорно играла роль неопытной шпионки. Действовала она при этом строго по инструкции, благо во всех разведшколах они были схожими.

Назад Дальше