Голоса за стенкой побуянили и более-менее угомонились. Снизу что-то ритмично застукало.
– Ты морзянку знаешь?
– С какого перепугу?
– Вот и прекрасно.
– А что, там что-то важное передают?
– То есть так тебе крипоты не хватает? Ещё захотелось?
– А что такого?
– Слушать радиоперехват стоит тогда, когда ты в нём хоть что-то понимаешь.
Пятый попытался прислушаться, но кажущийся упорядоченным ритм распался на какую-то ремонтную бытовуху.
– Не понял. Оно там только что осмысленно же было.
Второй наклонил голову и сосредоточился. Звук резко ослаб, затем вовсе пропал.
– Ну что ж, могу уверенно утверждать, что всё не так страшно, как могло показаться раньше. Здесь мы имеем дело не со смыслом, а его шелухой.
– Ты опять в печку ударился?
Второй развернул стул спинкой вперёд и опёрся на него.
– Ты бы только знал, как меня иногда раздражает необходимость объяснять людям то, что я и так знаю.
– Это называется социальное поведение.
– Да хоть телекоммуникация. Ну вот, сбил меня с мысли. О чём я только что говорил? – Второй поднапрягся так, что вздулись вены на висках – А, да! Отпечатки местных смыслов не могут выдержать серьёзной проверки, так как содержат в основном эмоциональный фон и общее состояние. Они могут многое поведать о истории, но только в виде цветных пятен, ничего конкретного. Ты, кстати, это мог бы легко проверить, открыв любую книгу. Бьюсь об заклад, ты бы не смог сосредоточиться ни на одном абзаце, а попытавшись вспомнить прочитанное, смог бы выудить только отдельные слова, слабо связанные между собой. Книги, даже плохие, обладают очень тонким смыслом, задающимся подобранным набором слов. Остаточный смысл может задать облик книги, возможно, жанр или характер. Но повторить её смысл не в состоянии даже отдалённо.
Пятый понял, что ему опять ответили не на его вопрос. Подумав, он решил это исправить:
– А если я книгу знаю наизусть?
– А это – правильный вопрос, детектив – Второй чуть поднял уголки губ и тут же спрятал улыбку обратно. – Думаю, скоро мы это узнаем.
Пятый медленно перемещался по кухне. Стрелки часов едва ползли, и он всячески пытался себя занять, рассматривая небогатую обстановку.
Чёрная розетка с нестандартной маской сильно выделялась на фоне светло-коричневых обоев с купольными узорами и Пятый присмотрелся к ней повнимательнее. Розетка была привинчена чуть под углом, а удерживающий винт был недовинчен на пару оборотов, и его головка торчала из своего гнезда.
Вообще-то то он не был перфекционистом, но сейчас в нём просыпалась тяга к исправлению мелких дефектов. Пятый протянул руки к розетке, чтобы поправить положение корпуса и довернуть ногтём винт…
Второй резко ударил ему по рукам.
– Куда!
В ответ розетка харкнула расплавленным металлом на то место, где должны были быть руки Пятого. Завоняло сожжённой изоляцией. Пятый убрал руки в карманы и сделал шаг назад.
– Какая злобная розетка.
Второй с любопытством посмотрел на пластмассовый коробок, который и не собирался расплавляться после короткого замыкания.
– Занимательная штукуёвина. Отец рассказывал, что это специальная линия на триста с гаком вольт. К ним должны были подключаться какие-то специальные плиты вместо газовых. Но что-то пошло не так и в домах они так и не прижились. А может, их так и не поставили. Но характер у неё был дрянной. При попытке её отремонтировать, она очень метко плюнула в отца раскалённым металлом. Как раз в то место, куда в него плюнуло масло, в котором он жарил пончики.
Пятый представил и передёрнулся. Второй кивнул:
– Вот и он с тех пор терпеть не мог высоковольтные розетки и жарить пончики.
Они посидели ещё немного, как вдруг Второй начал с подозрением ворочаться, отчего его стул противно поскрипывал. Потом Второй резко встал.
– Прозвучит странно, но я предложу прогуляться по квартире.
– Зачем?
– А ты не чувствуешь, что становится всё жарче и жарче?
Пятый прислушался к внутренним ощущениям. Стояла такая температура, что любое движение выдавливало из организма пот, так что уверенно сказать он бы не взялся.
– Значит, где-то открыто окно. Пошли проверим.
– А сам?
– Вдвоём спокойнее.
Второй приоткрыл дверь на балкон, засунул голову, бегло осмотрел периметр и засунулся обратно. Прошёл в прихожую, заглянул в комнату – вторая дверь на балкон также была закрыта.
Заглянув в коридорчик под антресолями, Второй подался назад и поманил Пятого пальцем.
– Ты дверь закрывал?
– Когда? Я от тебя не отходил.
Второй вздохнул:
– Не нравится мне всё это.
Из-под двери пробивалась полоска света, но в коридорчике было темно. Второй на ощупь дошёл до двери, сдвигая ногой в сторону попадающийся хлам. Дойдя до двери, он осторожно взялся за ручку и обернулся к Пятому:
– Подстрахуешь, если что?
Пятый даже не успел, чем он может подстраховать, как Второй резко открыл дверь настежь и вдавил в предназначенную для неё нишу.
Пятый почувствовал, как ко Второму со всех сторон потянулись мелкие смыслы, но при его приближении резко отпали и всосались обратно в обстановку.
Дверь на лоджию действительно была открыта нараспашку и тихо постукивала о книжный стеллаж, занявший всю стену от пола до потолка. Шторы на окнах были раздёрнуты и Пятый был готов поклясться, что меньше часа назад.
Второй с сомнением посмотрел на цветастый ковёр, на свои кроссовки, после чего махнул рукой:
– Не суть.
И пошёл закрывать окна. Пятый поугрызался для порядка, но тоже пошёл по ковру не разуваясь.
– Солидная у тебя библиотека. И ты всё прочёл?
Второй не ответил – он пытался забраться на высокий узкий карниз, чтобы закрыть оконную задвижку под потолком. Опереться ему было не на что, и приходилось изгибаться и крепко вцепляться в ненадёжные опоры.
Пятый понаблюдал за его обезьянничаньем – смотрелось весьма нелепо.
– Помочь?
Второй что-то неразборчиво пробурчал, пытаясь закрыть окно, держась за ручку на этом самом окне.
Пятый пожал плечами и решил не вмешиваться. Подошёл к письменному столу, пощёлкал выключателем настольной лампы, потыкал пальцем в диван – тот недовольно заскрипел пружинами. Потом чувство долга взяло вверх, и он прошёл на лоджию.
В этот момент Второй решил спрыгнуть вниз, чуть не рухнув на Пятого:
– Шастают тут всякие.
От его падения открылась дверца самодельного шкафа, обнажив химическую посуду и какой-то электронный хлам. Второй недовольно посмотрел на его белёную дверь из расслоившейся фанеры и попытался его захлопнуть. Дверь тут же открылась снова. Второй смерил его недовольным взглядом и взялся задёргивать шторы. Металлический карниз приржавел, и каждое движение крепёжных колец давалось только с рывка.
– А зачем ты это делаешь?
Второй поймал правильный вектор, и жёлтая штора одним движением доехала до своего упора.
– Так надо.
– Чего ты всё время так боишься?
Второй отвлёкся от равномерного распределения штор по окнам – желтоватый свет всё ещё пробивался в щели между полотен. Сами шторы, впрочем, оставались такими же тёмными. Пятый не стал додумывать причины этих явлений.
– Открытых окон и запертых дверей.
– Может, наоборот?
Второй на шутку-самосмейку не отреагировал. Тогда Пятый задал прямой вопрос:
– Почему?
Второй снял с полки шкафчика многолитровую колбу, задумчиво покрутил её и с размаху метнул в стену, осыпав себя закалёнными осколками.
– Потому что неизвестно, что будет там, за дверью. Может, твоя квартира или малознакомый коридор с непонятной ориентацией – потому что ты в гостях и зашёл по нужде в санузел. Ты уверен, а я вот не знаю. Только надеюсь, что там то же, что и раньше.
Второй сдвинул Пятого с дороги и ушёл обратно в комнату. Пятый пошёл за ним. Второй чуть дёрнул головой, Пятый его понял и закрыл за собой дверь, повернув ручку до упора.
– Наверно, поэтому и взялся путешествовать – в незамкнутом пространстве такие метаморфозы не пройдут незамеченными. Конечно, ты в любом случае…
Тут Второго опять накрыло ликвидацией лишних слов. Пятый вежливо помолчал, но потом всё-таки поинтересовался:
– А причём тут открытые окна?
– Потому что если их вовремя не закрыть, в квартире будет самум.
Они последовательно закрыли дверь на балкон, а затем и в комнату. Второго так и подмывало по возможности её ещё и заколотить, но он удержался и начал вымещать лишнюю энергию на содержимом подтелефонной тумбочки. Пятый постоял-постоял рядом, да и решил развлекать себя самостоятельно.
Не вняв голосу разума и рекомендациям Второго, Пятый пошёл искать холодильник. Советский агрегат обнаружился на балконе в окружении пустых стеклянных банок и выглядел настораживающе. Пятый настороженно покосился на его обглоданный розовый шнур, завитой по верёвке для белья и протянул руку, чтобы приоткрыть дверцу – кто его знает, что может поджидать там, за дверью?
Железная ручка недружелюбно стукнула током при попытке прикоснуться к ней. Тогда он зацепил пальцами изолирующий слой и потянул на себя. Дверца отошла, обдав его неприятным запахом протёкшего фреона.
Ничего не выпрыгнуло и не выпучило глаза. Дорога в подвал тоже не открылась.
На проржавевших решётках лежали завёрнутые в пакеты продукты, стоял трёхлитровый баллон, прижатый к стенке мощной кастрюлей с плотно пригнанной крышкой. На верхней полке, под морозильником, лежала накрытая большим пакетом половинка арбуза. Он пощупал его – фрукт уже подвял, войдя в самую подходящую кондицию для потребления – сверху очень сладко и сухо, внутри сочно, холодно и вкусно. А потом можно и корочкой закусить, если ещё аппетит остался после четырёх килограммов отборного гарбуза.
Но вместо того чтобы вытащить его и разрезать, он размотал пакет с огурцами и достал две штуки. Всё-таки в чужом доме, но с другой стороны – от двух огурцов от хозяев точно не убудет. Солонки на балконе точно не было, но без неё можно было обойтись. Он смачно откусил кусок побольше и принялся жевать. Затем выплюнул и стал метаться по заставленному хламом балкону, путаясь в тряпках и стукаясь о выступающие части неопознаваемых груд хлама. На его сдавленное мычание из кухни пришёл Второй, шаривший до того по полкам.
Пятый при виде его немного успокоился и остановился. Протянул надкушенный огурец Второму. Тот внимательно его оглядел, осмотрел заодно и Пятого на предмет острого кишечного отравления или заглатывания острых предметов наподобие щепки. Ничего не нашёл и, склонив голову набок, поинтересовался:
– Испорченный? Или перемороженный?
Пятый повращал глазами, спохватился, повернул огурец целым концом и стал им тыкать в сторону Второго. Тот взял его, повертел и с явной неохотой откусил кончик, выплюнул куда-то за холодильник и только потом откусил.
Пожевал и по скорости движения превзошёл Пятого – только дверь задребезжала стёклами от удара об стену. Добежав до кухонного шкафчика, он рванул дверцу на себя и пал на колени перед мусорным ведром.
Отплевав последнюю желчь, он утёрся рукавом, наощупь нашёл в рюкзаке флягу с водой и с видимым облегчением прополоскал рот.
Закончив необходимые манипуляции и спрятав флягу обратно, Второй повернул к нему покрасневшие глаза:
– Картошка. Жареная. На сале. Ненавижу. Картошку люблю, а вот сало ненавижу. Но, по крайней мере, оригинально
Пятый покрутил в пальцах огурец:
– А…
– Фиг на – Второй стремительно восстанавливал привычный озабоченно-беззаботный облик – не знаю, что с остальными продуктами и проверять не хочу. Но вне города вряд ли так же будет. А то бы мы на этом озолотились.
Поплевавшись ещё немного для порядка, Второй ушёл в комнаты. Пятый положил огрызок огурца на стол и оглянулся на холодильник. От сотрясений, вызванных ими, крышка морозильника отпала, обнажив громадный кусок сала, засыпанный солью и истыканный кусочками чеснока. На балконе стал сгущаться тяжёлый дух.
Пятый поставил крышку морозильника на место и закрыл дверцу холодильника, чтобы не нервировать впечатлительного Второго. Покосился на второй огурец, зажатый во второй руке. Откусил, прожевал. После первого приступа удивления продукт пошёл спокойнее. Откусил ещё, прожевал, проглотил. Немного подумал и выкинул оставшуюся половинку в мусорное ведро.
Огурец пупырчатый со вкусом жареной картошки. Нет, для него это слишком оригинально.
Пятый решил больше не экспериментировать. В конце концов, по такой жаре можно денёк и поголодать.
Второй на кухне открыл заднюю дверь встроенного шкафа и достал из него какие-то рулоны. Развернул один, скорчил недовольную мину, отставил в сторону, развернул, присмотрелся, поставил остальные рулоны на место. Подошёл к столу, отодвинул в сторону всякую мелочь и развернул рулон.
– Вот. Тебе для спокойствия. Карта города. Мы сейчас – палец с обкусанным ногтём заелозил по низу карты – примерно здесь. Нам нужно попасть сюда, сюда или сюда – палец ткнул в несколько точек на краях карты, южнее и западнее отмеченного места. На худой конец – сюда, сюда или сюда. Но это дольше идти.
Пятый с интересом посмотрел на план. Электричества не было, солнце давало только косой свет, так что в подробностях рассмотреть план не удавалось. Аккуратные линии, похоже, были прочерчены вручную, а после – несколько раз скопированы. Названия улиц было не разобрать, но квадратики с номерами проглядывались достаточно чётко. Он нашёл озеро и от него уже прикинул их маршрут – получалось неровно, извилисто и даже прерывисто.
Пятый быстро потерял интерес к карте – без накладки на неё крок с областями искажения толку от неё было мало.
Следующие полтора часа они просидели на кухне, следя друг за другом, чтобы не задремать и перекидываясь малозначимыми фразами. Несколько раз пустота пыталась им что-то говорить, а пару раз кто-то порывался зайти из прихожей, когда они видели проход лишь боковым зрением. Но при фокусировке взгляда там было всё так же темно и спокойно.
Когда стрелки дотянулись до пяти без четверти, Второй встал, поманил за собой Пятого и пошёл в прихожую, где начал последовательно осматривать все ёмкости, последовательно перебирая вещи, лежащие на дне. Когда он перешёл к третьему шкафу, Пятый не выдержал.
– Да что ты ищешь всё время? Скажи, я помогу.
Второй хлопотливо прошёл мимо него, подпрыгнул, чтобы достать до верхних дверок стенного шкафа, посмотрел секунду на неразборчивое содержимое (кажется, это была обувь), встал на цыпочки, пошурудил рукой, после чего решительно захлопнул обе створки сразу – чтобы воздушный поток от закрываемой створки не открывал ранее закрытую.
– Бесполезно. Нужно искать в голове, а у тебя там не то, что у меня.
Прозвучало несколько высокомерно, но Пятый понял его правильно.
В дверь настойчиво постучали. Пятый на автомате подошёл к двери.
– Не открывать! – отчаянно каркнули сзади, но он уже прищурился в глазок на настойчиво тарабанщика.
От страха глаза закрылись сами. Он чувствовал себя беспомощным идиотом – мощное на вид оружие, с царапинами на прикладе, заглаженными за долгое использование, было дубиной. Высокотехнологичной дубиной, не лишённого некоторого изящества, присущего тяжёлому оружию.
Он не чувствовал отдачи, не видел вспышек, не слышал грохота выстрела и визг пуль. Тугой курок исправно нажимался, но нападавшим от этого было ни жарко, ни холодно. Но заглядывать в дуло с вопросом «оно аще работает» он не собирался. Не настолько ещё.
Выстрелов нападавших не ощущалось. Не высовываясь из-за своего ненадёжного укрытия, сидя спиной к земляной стенке, убеждал он себя встать и перепрятаться. Двор такой огромный, неровный. Весь в деревьях и зелени. Густые кусты, высокая трава… он убежит и никто его не убьёт, зайдя сбоку, прикрываясь остовами скамеек.
Он отлепился, чтобы убежать, но дальние тяжёлые шаги пригвоздили его обратно. Он их уже видел, он проиграл им, побежав не в ту сторону, упустив свой единственный шанс победить. Плечи опустились, голова склонилась, ища бесполезной защиты у груди…
Неопределимо далеко, недосягаемо близко стал вопрос. Он должен был быть ответом, но пришлось быть вопросом. Ответа не было.
Вопрос повис в воздухе, его подпёр второй, чуть более длинный. Подождал, надеясь услышать ответ. А потом стал отвечать на себя сам. Вопрос – выше, ответ – точно такой же, только ниже.
Диалогу быстро надоело быть диалогом, и он стал просто рассказывать. Неважно о чём, ведь чужого ответа всё равно не будет. Придерживаясь в рамках.
Мир встал на паузу. Пятый постепенно ощущал себя Пятым. Оружейная дубина в руке… какая дубина? Это игрушка, деталь, макет. Изукрашенная модель части токарного станка. Она не стреляет и только похожа на мощное оружие весом и видом.
Звук (это точно был звук) был ему до боли знаком. Что-то из категории вечных хитов, что вечно слышишь урывками среди обычного звукового фона, но никак не можешь запомнить, чтобы потом напеть кому-то знающему и узнать название. И только проезжая в дальнем автобусе по непривычному маршруту, ты услышишь его полностью. Он всколыхнёт что-то давно забытое, напомнит о том, чего никогда не было и вновь исчезнет.