Так незаметно оба они забрели в отдаленную, незнакомую для Михайлыча половину болотного леса.
И потом, когда началась эта внезапная буря, и неведомая (а может нечистая, кто ее знает) и неодолимая сила швырнула Михайлыча на зверя и затем подняла их обоих на воздух, Михайлыч уже сам не знал, кто из них громче орал от ужаса – кабан или он, невольно вцепившись мертвой хваткой в рыжую колючую шерсть кабана…
***
Очнулся он лишь спустя время. Рядом с ним покоилась неподвижная тушка вепря.
Понемногу к Михайлычу стало возвращаться сознание. Вечерело. Он находился на знакомой опушке леса, где они с друзьями-охотниками не раз распивали свои «боевые сто грамм» первача после охоты.
Ужасно болела голова. Михайлыч, конечно, кое-что помнил, но, однако, далеко не все. Последнее, что он помнил – как гонялся за вепрем, шаставшим невидимкой по кустам.
Но, хоть убей, не помнил, как завалил его, и как оказался на этой опушке.
«Пил я что ли?», – старался он вспомнить недавнее. – «А если и пил – то с кем?»
Михайлыч встал, пошатываясь, и почему-то не удивился – наверно, из-за странного тумана в его сознания, – когда неподвижно лежавший кабанчик тихо так, по-домашнему, хрюкнул, встал рывком, отряхнулся, и взглянул на Михайлыча своими маленькими глазками. И что-то в его взгляде сквозило такое человеческое, что Михайлычу вдруг стало не по себе. Убивать стоящего рядом кабанчика совсем не хотелось. Он огляделся – тем более, что нигде не было видно его ружья. «Наверно, посеял где-то в лесу во время бури», – подумал он.
***
Хорошо еще, что в этот вечер он не столкнулся на улице с гостем Людмилы. Возможно, оба они узнали бы друг друга…
Это было бы для них еще большим испытанием.
Не многовато ли за один день?
***
На следующий день сельчане увидели странную картину. По улице шел Михайлыч, рядом с ним, чертя хвостиком замысловатые фигуры, бежал, как домашний пес, огромный волосатый вепрь. Лаяли собаки, дружно торчали над заборами головы бабушек, бросивших полоть свои огороды.
Стоило ли теперь утверждать, что вокруг ничего особенного или сверхъестественного не происходит?
***
Своего вепря Михайлыч назвал Васькой.
Сам же Михайлыч очень переменился и стал вегетарианцем.
Вепрь Васька уже никого не пугал. Принимал угощенье от всех любопытствующих, только мирно похрюкивал, и взгляд у него был такой задумчиво-человечный, что бабушки невольно стали величать его Василием. Порой даже Василием Михайловичем.
Когда Василию казалось, – самому Михайлычу угрожает какая-то опасность, он рыл своим пятачком и копытами землю и угрожающе рычал.
Связующая их таинственная нить никому не была понятна, кроме них самих.
***
По местному телевидению передали сюжет о необычной дружбе человека и дикого животного. Журналистка попыталась взять интервью на эту тему у специалиста – егеря Павлова. Тот ничего не нарыл в интернете на эту тему кроме истории о львице Комунияк, жившей, кажется, в Африке, которая «усыновила» олененка. В общем, как-то выкрутился, а заодно и попиарился лишний раз на местном телевидении.
Про Людкиного пришельца сельчане очень скоро забыли, потому что через пару дней он отправился, судя по всему, туда, откуда приехал. По крайней мере, его больше в селе не видели.
Вместе с ним исчезла и Людмила, зачем-то прихватив с собой и своего коня Скифа.
Это событие обсуждали гораздо дольше, чем появление пришельца. Ну, понятно, девушка она видная, сильная, можно сказать, эффектная. Может, ей и понравился тот робкий, тщедушный пришелец, с которым ее видели? Ну а конь-то ей зачем? Там, в городских дебрях его не пристроишь в квартире, как собачку.
***
А городские путешественники по-прежнему продолжали шастать в их заболоченный лес. Причем, шли только в один конец. Назад никто из них больше не выходил…
Переходчик
Терминал возле третьего и четвертого секторов после посадки на очередной рейс почти опустел. Зимовского нигде не было видно. Может, Максу показалось, что он его видел?
Зато у двери, ведущей в терминал-«аппендикс» он заметил знакомую уборщицу. Женщина замерла у двери, ведущей в этот необозначенный терминал, то ли стараясь что-то разглядеть сквозь дверную щель, то ли вслушиваясь в то, что происходило за этой дверью. Интересно, что могло привлечь ее внимание?
В этот терминал-«рукав» за неприметной дверью время от времени проходили небольшие группы. Как правило, их рейс никто по громкоговорителю не объявлял. Эти группы обычно кто-то сопровождал. Чаще всего это была немолодая худощавая женщина, возможно, переводчик. Куда вел этот посадочный рукав, в какой самолет садились эти люди – не было видно, так как этот выход был за пределами видимости изнутри, поэтому ни Макс, ни кто другой не могли ответить на вопрос: что это за рейсы. Наверно, какие-то частные самолеты.
Да это и не очень-то интересовало Макса. Ему достаточно было знать, что в этом секторе аэропорта дежурство было всегда самым спокойным.
И тут Макс вдруг вспомнил, что уже заставал эту уборщицу с именно возле этой двери. «Похоже, она здесь за кем-то шпионит?» – подумалось ему. Макс незаметно подошел к Чини сзади, и, чтоб не сильно испугать, сначала громко кашлянул, а потом спросил: «Что там интересного?»
Он не ожидал эффекта, который произведет его вполне обычный вопрос.
Женщина отшатнулась от двери, побледнела, как полотно, затем глаза ее закатились, и она сползла по стенке, почти теряя сознание.
«Этого еще не хватало»! – тут уже испугался и Макс.
Подхватив ее на руки, потащил к ближайшему кожаному дивану. Благо, людей здесь было сейчас мало, вроде никто не обратил внимания на случившееся. Тело Чини казалось Максу нереально легким, словно из легкой ткани. Лицо ее стало вдруг по-детски спокойным и на нем появилось выражение какой-то беспомощности. Макс подумал, откуда в этой женщине подобная странная хрупкость и трогательность? Этакая принцесса-уборщица.
Щеки Чини слегка порозовели, она открыла глаза, взглянула Максу в лицо. И тотчас ее большие карие глаза наполнились влагой.
– Ой, я кажется…
– Ничего, ничего, – как можно мягче проговорил Макс. – Это я виноват. Напугал вас.
Женщина быстро встала. Но от этого рывка у нее, видно, закружилась голова. Она снова побледнела. Макс подумал, что она снова может упасть в обморок. Поднял с пола оброненную кем-то газету и стал обмахивать Чини.
На лице у женщины появилась легкая, едва заметная улыбка.
«И как она работает уборщицей?– недоумевал Макс. – Ведь для этого надо обладать хоть какой-то физической силой».
– Не подумайте ничего плохого…– запинаясь начала Чини. – Она понимала, что должна как-то оправдаться за то, что подглядывала.
– Я… я ожидала, что оттуда выставят контейнер с мусором… Ведь мы не входим туда внутрь. Забираем только то, что оттуда выставляют.
Она с минуту колебалась, затем решилась.
– Однажды они выставили оттуда контейнер… а там я нашла… почти новый ноут-бук. Нет, я не украла его, я ходила, спрашивала у начальства, что мне с ним делать? Мне отвечали: – раз это в мусоре, – можешь взять себе. Но если его будут разыскивать…
Чили внимательно смотрела на Макса. Что-то ей подсказывало, что Максу можно довериться.
– И… и никто его не искал, не спрашивал. Так он и остался у меня. У меня ведь есть сын… купить ноут-бук я ему пока не могу…
– Все в порядке, – отозвался Макс. – Сейчас многие обновляют эту технику раз в год и чаще. Особенно те, у кого есть деньги. А они есть у многих – Макс помедлил, понимая, что теперь удобный случай узнать о ней побольше, – только не у нас с вами. – Он сочувствующе улыбнулся Чини.
Да и, судя по всему, небедная публика тут отправляется в полеты.
И тут внимание Макса привлекла небольшая группа пассажиров. Их было около тридцати человек. Они молча прошествовали мимо них к той самой загадочной, постоянно закрытой двери без надписи. Что было странно – они шли налегке, у них не было ни сумок, ни чемоданов. У Макса на мгновение мелькнул в голове вопрос: «Как можно путешествовать совсем без вещей? Даже если это недолгая командировка, то у людей должны быть хотя бы кейсы, сумки, в конце концов, барсетки с ключами и зубной щеткой.
Группу сопровождала немолодая сухощавая женщина. Макс уже не раз видел эту женщину здесь.
Но вслед за этими мыслями словно мягкая кисточка смахнула всё из его сознания. И он переключился на Чини.
Давайте, я вас провожу, – предложил ей Макс. Ему показалось, что ей по-прежнему нужна его помощь. Чини не отвечала, пристально глядя вслед проходившим мимо людям, думая о чем-то, полностью поглотившем ее внимание.
Василиса Ивановна знала эту часть аэропорта как свои пять пальцев. Даже с закрытыми глазами могла бы пройти сквозь многолюдную толпу в фойе – в «свой» отсек и свой терминал, в эту дверь без надписи, куда она обычно приводит группы.
Вот и теперь, как всегда, без проблем и лишнего внимания окружающих Василиса Ивановна со своей группой, – уже третьей за этот месяц – проследовала в «свой» терминал, – никем не замеченная, никем не учтенная.
Хотя, утверждать, что ее группа сейчас никем не была замечена – было бы не совсем верно. Та молодая худенькая женщина с большими черными глазами смотрела на них вполне осознанно. Да, она из «видящих». Пожалуй, из тех, кто уже готов к Переходу. Почему она не с ними – Василиса Ивановна не могла сказать. Что-то наверно крепко держало эту женщину в «этом» мире. Да и не ее, Василисы, дело – решать за других, – кому в какой мир податься.
Когда женщина будет готова – сама присоединится к ним.
Еще с десяток лет назад Василиса Ивановна Гашич, бывшая журналистка, затем, швея, затем, массажистка, затем… да, какая разница, что было в «той» жизни, – и не предполагала, что вскоре станет переходчиком.
Она вспомнила, как неделю назад один из сотрудников аэропорта, – совсем парнишка, видно, новенький, – неожиданно наткнувшись на Василису, выходящую поздно вечером из «своего» терминала, спросил: «А вы, простите, кто?». Она, особенно не думая, ляпнула: «переходчик». «А, переводчик» – машинально повторил парнишка себе под нос. Невозмутимо кивнул ей головой и удалился.
Василиса Ивановна привыкла к таким казусам, порой даже сама их провоцировала. На прошлой неделе дама в визовом отделе, помогая заполнять анкету, так и записала в графе: профессия – Переводчик.
Как правило, всем ее визави всегда слышалось одно и то же, так что Василисе не нужно было напрягаться, придумывая себе статус. Все равно потом всё словно мягкой кисточкой стиралось из памяти ее собеседников, равно как и сам образ Василисы.
Порой и сама Василиса ощущала на себе действие этой мягкой кисточки в сознании. Всё, что находилось за пределами ее нынешнего понимания – безболезненно стиралось из сознания. Возможно, когда-нибудь потом, всплывет неожиданным невероятным открытием?
Да, уж такое теперь время. Время Великого Перехода.
О том, что это время, о котором столько было говорено современными Кассандрами, уже давно наступило – догадывались не все. А только те, кто к этому уже был ГОТОВ.
Дверь зоны ожидания закрылась за ними. Сегодняшняя группа была не самой большой. Но теперь казалось, что вся эта зона заполнена. Зал был похож на обычный зал в зоне ожидания перед посадкой на самолет: ряды мягких кожаных кресел. И, естественно, безбрежный небесный простор за огромными окнами. «Почему-то здесь никогда не видно через окно взлетающих самолетов», – подумалось ей. Однажды даже, подойдя к окну во всю стену, Василиса незаметно поскребла ногтем по стеклу. Не антураж ли? Но, похоже, это было обыкновенное стекло. Хотя при этом – никаких взлетающих или выруливающих на полосу самолетов за окном, один лишь гладкий серый асфальт внизу, и над ним – безмятежно-безбрежный чистый небесный простор.
Сейчас в этой зоне ожидания стояла странная обезоруживающая тишина.
Люди молча рассаживались в кресла.
Перед отправкой в другие миры, им нужно было сначала настроиться на них, свыкнуться с ощущением неизбежных огромных перемен. А также осознать всю ответственность своего шага. Прочувствовать сам процесс ухода из старого мира в другой, иной. Вернее, в иные. Потому что, миров, в которые люди уходят теперь, как выяснилось, на самом деле множество.