Выйдя из терема, я подошел к мрачному Волкову.
— Нашел? — я не уточнял кого, да этого и не требовалось. Он покачал головой.
— Найди остальных, собирайтесь, и мои вещи собирай. Поедем к войску, там остальных дворовых дождемся, — и я решительно двинулся в сторону княжеских палат. Надо предупредить великого князя, что я отчаливаю. Чтобы не гневался больше положенного.
Вообще поездка за город к войску, была не самой дурной. Там меня вряд ли травануть попытаются, потому что я близко никого к своему котлу не подпущу, а уж кашу я как-нибудь сумею сварить. Ну и это прекрасная возможность потренироваться в ратном деле. Точнее, заставить тело вспомнить все-то, чему Ивана очень долго и упорно учили, пока мышечная память еще была сохранена.
Катерина
После случившегося придаваться меланхолии и самобичеванию было некогда, поэтому, собрав всю силу воли в кулак, невольно удивившись, что ее, оказывается, у меня довольно большой запас, несмотря на уговоры своего личного окружения, которое помимо Кара и Ванессы составляли две акушерки и итальянский врач, которого называли сеньор Вианео, я встала с постели и лично прошлась по замку, чтобы на корню изжить различные слухи о мое смертельном ранении, которые начали распространяться со скоростью лесного пожара в особо засушливое лето. Доктор Вианео был молод, но тем не менее, достаточно квалифицирован, чтобы в этих условиях абсолютного незнания медицины, напичкать меня всевозможными настоями, которые практически сняли боль в животе и прояснили мое сознание. Не удивлюсь, если он намешал какие-нибудь легкие наркотики, но мне было все равно, главное, что помогало.
Этой небольшой передышки хватило, чтобы раздать указания и узнать последние новости. Как оказалось, со слов Бордони, напавший на меня тип был одним из наемников, который находился на содержании в самом замке, и за которого отвечал кастелян. Самого же кастеляна, кстати, больше никто не видел, что зародило нездоровые подозрения в его адрес. Из замка ему некуда было деваться, мимо людей, охраняющих выход в Ватикан, он не проходил, но это опять-таки было со слов самих наемников, которым я с той минуты, когда пришла в себя и, наконец, выпустила из рук кинжал, не доверяла и теперь всегда таскала с собой какую-то то ли саблю, то ли кривой меч, я не знаю, как эта штука правильно называется, но подобную постоянно носила настоящая Катерина Сфорца, наверняка не просто так, совсем уж без причины. С немалым удивлением я обнаружила, что Катерина умела обращаться с этим оружием, о чем говорила мышечная память. Если абстрагироваться и постараться не думать, то получалось владеть им довольно сносно, а вот если начинать думать, то выходило гораздо хуже, но не настолько, чтобы зарезаться на радость врагам.
Недоверие, граничащее с паранойей, посетило и капитана, который уже примерял веревку для виселицы, не справившись с единственным порученным ему заданием: охранять сеньору во что бы то ни стало, даже ценою своей собственной жизни. А ведь это именно он поставил продавшегося наемника возле моей двери в эту ночь, и теперь весьма демонстративно посыпал голову пеплом, показывая, как сильно раскаивается. Теперь на охрану секретного прохода он назначал только своих людей, а моей занимался лично. Он выглядел уставшим, что не удивительно, отдохнуть никому из нас так и не удалось.
Страсти накалялись, ведь теперь под подозрение попали все наемники замка Святого Ангела, которые тем временем, пытались доказать свою верность Риарио любым способом, особенно после того, как до нас дошла весть о том, что войска Орсини и Колони вошли в Рим и устроили настоящее побоище. Судя по всему, доказывать свое превосходство они решили до последнего римлянина, попавшегося им под руку, поэтому беспорядки на улицах не только ни утихали, а наоборот глотнули свежей крови и начали набирать новые обороты. Но к замку близко никто из воинственно настроенных людей так и не приблизился.
Как сообщил Бордони, преданные Риарио Орсини, которых он давно уже купил за весьма приличную сумму, вероятно, вступили в город не только для того, чтобы поквитаться с давним кровным врагом, но, судя по слухам, чтобы отбить любые попытки взятия замка Святого Ангела. Именно эти слухи, неизвестно откуда взявшиеся, приблизили наемников к пониманию, что их гонфалоньер где-то рядом и держит руку на пульсе, поэтому неудавшееся покушение одного из них на жену гонфалоньера создало в крепости нездоровых ажиотаж. Понимая, что отвечать будут все, особенно, если не найдут Ковали в ближайшее время, и пытаясь доказать свою непричастность, наемники начали рыть носом землю в поисках обезумившего старика.
Боль в животе периодически возвращалась, от чего доктор Вианео хмурился все больше, и постоянно ходил за мной по пятам вместе с Бордони и Ванессой. Это постоянное сопровождение выводило из себя, но здравый смысл настаивал, что это необходимая мера и придется смириться с посторонним присутствием, если я хочу дожить до конца суток, отведенных кардиналам для принятия решения.
Спустившись в атриум, я стояла посредине, размышляя, что же делать дальше. Напряженное ожидание всегда хуже любой вести, какой бы она в итоге не оказалась. Именно в атриуме меня нашел один из наемников, охранявших пассетто. Молча склонив голову, он передал мне запечатанное письмо, который я совсем не торопилась брать в руки, пока не получу хоть какой-либо ясности.
— Его высокопреосвященство кардинал Асканио, лично обратился к нам с указанием доставить послание вам, сеньора.
— Как он прошел ловушки и подошел так близко к вам, — зарычал Бордони, выходя вперед меня.
— Ловушки были разряжены, капитан, когда мы заступили на пост, то не проверили, это наша ошибка. Об этом мы узнали только тогда, когда его высокопреосвященство вместе с сопровождением вышли к нам.
— Значит, кастелян мог все же уйти, и ему помогли его люди. Луческо, Савони! — Бордони подозвал своих людей, которые довольно быстро отреагировали на зов своего командира. — Соберите людей и возьмите под стражу всех, кто охранял выход. И бросьте их в тюремные камеры, если будут сопротивляться.
— Капитан, — еле слышно обратилась я к Бордони, но он услышал меня. — Это излишняя мера. Никто не знает, когда именно ловушки были разряжены. Возможно, никто и не приводил их в готовность, вы не можете разорваться и лично проверить все ваши указания. Поэтому нельзя исключить того факта, что Ковали все еще находится в замке. Нам не нужен открытый бунт, поэтому просто верните своих людей на места.
Уверенности в том, что мои слова имели в себе хоть маленькое зерно здравого смысла, не было, но почему-то была уверенна в том, что старик еще здесь. Слишком быстро все произошло и сомневаюсь, что опытный кастелян не замел бы за собой следы, если это действительно он подкупил своего человека. Но тогда зачем он скрылся, это был вопрос из вопросов. Так бы и пожимал плечами, мол знать не знаю, предатель не я, ищите в другом месте. Это не просто Италия, это — Рим, тут все друг друга сдают и продают, а самое главное, считают такое положение дел совершенно нормальным. И мы бы делали вид, что верим ему, потому что, находясь в осаде, открыто действовать нельзя даже против своих врагов, которые управляют большей частью наемников замка.
Капитан о чем-то подумал и, согласившись со мной, кивнул, давая отбой своим людям. Я, тем временем, взяла письмо из рук наемника и отпустила того с богом нести вахту дальше возле пассетто.
Вскрыть письмо мне не дали. Бордони довольно решительно выхватил его у меня из рук и, вскрыв печать, аккуратно развернул бумагу. Оторвав от письма кусок, передал Ванессе, которая, надев перчатку, тут же куда-то унеслась. Хм, вполне разумно, но тогда получается, Ванесса знает очень много, если на нее была возложена обязанность проверять мою почту на наличие различных не совсем полезных примесей. Кому ты предана, Ванесса? Надеюсь, что в игры этой безумной семейки ты не играешь, и молчишь в тряпочку. Не знаю, что именно писала Катерина, и что отвечал ей Людовико, но мне бы не хотелось, чтобы эта переписка дошла до Риарио, учитывая намеки Асканио. Тем временем, письмо было аккуратно слажено, и капитан держал его в руках, пока Ванесса проводила какую-то хитрую проверку.
Когда она вернулась, сообщив, что бумага чиста, по крайней мере, тот набор, что был дарован ей сеньором Риарио следов яда не зафиксировал, я с облегчением вздохнула, отметив предусмотрительность своего супруга в обеспечении безопасности этой идиотки Сфорца, за которой он чуть ли не сопли подтирает, если не сам лично, то кого-нибудь приставит исключительно для этих целей, если сочтет необходимым. Я, наконец, выхватила письмо, открыла его, пробежала по написанному взглядом. Черт, да какого хрена?! Разорвав его на мелкие куски, я бросила их на пол и прислонилась к перилам лестницы, которая вела наверх. Конечно, ничего экстраординарного не произошло, но кардиналы требуют еще двое суток для выполнения моих требований, и они просто поставили меня перед этим фактом, чтобы я не наделала глупостей, потому что моего разрешения для этой отсрочки им не требуется, и все уже согласовано с графом Риариао, о чем свидетельствовала закорючка внизу листа. О чем Риарио вообще думает и какую игру ведет сам, дьявол его раздери, и почему в таком случае, он ни разу не подал ни единой весточки в осажденный замок? И, как бы то ни было, Риарио был единственным, на кого я слепо надеялась, и сейчас принимать тот факт, что он склонился перед волей кардинальской коллегии я совершенно не хотела. И конклав они пока собирать не планируют, видимо, ищут с упорством, достойным восхищения, деньги, чтобы мне, наконец, заплатить.
Внезапно, кинжальная боль в животе пронзила меня до самого мозга, от чего я упала, теряя ориентацию, и еле сдержалась, чтобы не закричать. Боль никак не отпускала меня, но я все же попыталась сесть, взглядом отмечая, что вокруг меня начинает образовываться довольно приличная лужа крови. Я не понимала, что происходит, потому что от боли находилась на грани потери сознания, только почувствовала, как меня подхватили на руки и куда-то понесли. Очередная вспышка боли наконец отключила сознание, и я погрузилась в спасительную темноту.
Счет времени я потеряла еще внизу, но периодически приходя в себя и погружаясь в новую волну боли, я снова отключалась, иногда сама, иногда после того, как мне на лицо клали какую-то вонючую мокрую тряпку. После очередного путешествия из сознания в темноту, я забылась беспокойным сном, в котором я раз за разом смотрела одну и ту же картину, где мы с Ванькой пытаемся расшифровать написанное на этих чертовых табличках. Быть вираго — позор, плотно въелось в мой мозг, но видимо недостаточно для того, чтобы я это приняла и осознала.
Потом внезапно боль ушла. Я впервые за долгое время ощутила легкость и свободу, которой мне на хватало в теле Катерины. Открыв глаза, я увидела одну из акушерок, которая погладила меня по голове и поднесла к губам кубок с какой-то жидкостью. Покорно выпив то, что предлагалось, я спокойно уснула.
Самое интересное, что я прекрасно понимала, что это сон, ведь когда до этого я еще могла видеть Ваньку, одетого в кольчужный доспех русского витязя, сидящего верхом на коне? Эта картина показалась мне настолько нереальной, что я рассмеялась, глядя на его хмурое лицо. Вечно настроенный на позитив и иронию парень не может так выразительно хмуриться. Внезапно радость и веселье прошли, оставив только пустоту, тяжелым камнем упавшую мне в грудь. Я здесь совсем одна. И никакой сон не сможет заполнить одиночество, которое становится неотъемлемой частью моего существования.
Я резко открыла глаза и сразу вытерла слезы, которые никак не хотели останавливаться. Вокруг было тихо. Слишком тихо. И светло. Осторожно сев, я увидела Ванессу, которая сидела рядом со мной на постели и клевала носом в полудрёме. Мое шевеление ее разбудило, и она сразу вскочила, чтобы открыть дверь и кликнуть Вианео. У входа в комнату стоял Бордони, который все еще нес свою вахту только почему-то непосредственно в моих покоях. Еще раз осмотрев все вокруг, я поняла, что не заметила и не почувствовала самого главного: отсутствие огромного живота. Откинув одеяло, не стесняясь капитана, который благоразумно отвернулся, посмотрела на практически плоский живот, под длинной ночной рубашкой, в которую меня переодели. Нет-нет-нет. Не может быть. Что есть сил прислушалась, так и есть, я не слышу детского плача.
— Ванесса, где мой ребенок, — я в панике начала обшаривать взглядом комнату, но ничего, что могло хоть как-то навести на ответ в поле зрения не находилось. Только было чисто, слишком чисто, учитывая ту лужу крови, в которой я сидела в атриуме. Она не ответила, только пропустила вперед доктора Вианео, который без лишних вопросов взялся за осмотр. После чего присел на кровать рядом со мной и пристально на меня посмотрел.
— Сеньора, мне очень жаль сообщать такую весть, но я не смог спасти вашего сына. Слишком тяжелую травму вы получили ранее.
— Мой сын…умер? — прошептала я, откидываясь на подушку. Духом материнства я еще до конца не прониклась, но на меня все же накатила волна обреченности и опустошения.
— Он родился уже мертвым, сеньора. Все, что я мог сделать — это попытаться не дать вам уйти следом за ним, — он продолжал смотреть на меня взглядом полным сочувствия.
— Сколько прошло времени? — хрипло поинтересовалась я, сглатывая подступивший ком.
— Двадцать часов, сеньора. — Бордони обратился ко мне. — За это время никаких новых вестей до нас не доходило. Я знал, что это первое, о чем вы спросите, когда придете в себя.
Я благодарно кивнула ему и закрыла глаза, чтобы сразу их открыть, когда в комнату после стука ворвался Луческу, наемник Бордони. Он, не глядя на меня, сразу обратился к своему капитану:
— Армия графа Риарио вошла в Рим, капитан. Сейчас они очищают проход к замку, чтобы мы смогли открыть ворота, пропустив графа внутрь без оглядки, что сюда смогут проникнуть посторонние. — Я закрыла глаза. Как я ждала этого момента ранее, и как я не хочу, чтобы это случилось сейчас. Как вести себя с Риарио, какие между ними отношения и, самое главное, как сообщить незнакомому мне мужчине, что я чуть ли не лично убила его ребенка?
Глава 8
Иван
От Твери до Москвы что-то около ста шестидесяти километров, или порядка ста пятидесяти верст. В своем времени я преодолел бы это расстояние в зависимости от различных дорожных условий за полтора — три часа. Три — это ну совсем медленно, это если бы сдуру на летней резине по снежку решил проехаться. А вот сейчас, мы шли маршем уже пятый день, но конца нашему путешествию видно пока не было. Нет, если бы конница шла налегке, то за пять дней, мы бы доскакали, при условии, что каждый воин заводного коня с собой ведет, но у нас были пушки, обозы и две сотни пехоты, на которой я все-таки настоял. Пехоту я выгреб из Москвы, стараясь по минимуму трогать посошных. Август месяц, к уборке урожая надо готовиться, а не в сомнительные авантюры Ивана третьего вписываться. Конница насчитывала три сотни рыл, или шесть сотен, если считать всадников и коней отдельно. Дорога была однотипная и унылая, часто петляла между полями, иногда заскакивая в леса. Поля были возделаны, и я зорко следил за тем, чтобы разношерстная конница, набранная почти что с бору по сосенке, не потравила посевы конями. Мне только славы разорителя земель русских не хватало, до полного счастья. За Зоей такая числится, из-за того, что она весьма неаккуратно на Белоозеро скаталась, во время стояния на Угре, а мне хотелось бы обойтись.
Привстав на стременах, я приложил ладонь козырьком ко лбу и посмотрел вперед. Ничего нового не увидел, и снова опустился в седло. Делать это, когда конь шел шагом было просто, а уж за последние дни я даже без мышечной памяти Ивана стал почти нормальным наездником. А что делать? Приходилось подстраиваться под шаг обозов и пеших воинов. И снова потянулась нудная дорога, которую мне не с кем было даже скрасить. Мои рынды сторонились меня, ну точно по блату их набирали, а Волков уехал вперед с дозорным отрядом. Вот так и получилось, что ехал я почти что впереди отряда в гордом одиночестве.
— А мы же полную грудью вдохнем дорожную пыль,
Ведь это праздник без внешних причин, забавы
Для настоящих мужчин, — пропел я себе под нос, снова обозревая окрестности в надежде увидеть что-нибудь отличающееся от ставшей уже привычной картины. Пейзаж действительно отличался от привычного. Поле осталось, но вот следов людской деятельности на нем я не заметил. Так же как не заметил следов выпаса скота. — Идеально. — Остановившись, я поднял руку, заставляя остановиться весь отряд. Среди всадников послышался гул голосов. Похоже, они не слишком-то и довольны. Ну правильно, думали, что оно быстро все получится, съездили быстренько, Михаила Борисовича постращали, и домой. Лепота, мать их. Прогулка и развлечение какое-никакое. Ко мне подъехал Кошкин-Захарьин чтобы узнать причину остановки.
— Случилось чего, княже? — он перестал меня называть княжич после разноса, который я устроил Холмскому. Но называть меня Великий князь ему, похоже, вера не позволяла. Ну и ладно. Мне бы из этой стремной ситуации без потерь выбраться, а там будем разбираться, кто я для них.
— Случилось, — я кивнул. — Поле видишь, боярин? — он кивнул. — Хорошее поле, широкое, неухоженное, рук людских не знавшее.
— Пошто ты мне все это говоришь, княже? — осторожно поинтересовался воевода, наверное, прикидывая, на каком этапе Молодой свихнулся.
— Вели пушки сгружать и ставить их на поле этом. Стрелять будем, — я соскочил с коня, и пошел к центру колонны, где вперемешку с обозами ехали наши артиллерийские наряды, включая те, которые вперед ушли. Мы их быстро нагнали, я бы не сказал, что ребята сильно торопились.
— Зачем тебе это надобно, княже? — Кошкин-Захарьен наморщил лоб, пытаясь понять, что я задумал.
— А ты что же думал, что я необстрелянные пушки в бой пущу? — я развернулся и смерил его внимательным взглядом. — Уж прости, но такой дурости я точно не допущу.