— Так и порешим, — боярин Мышкин, который до этого негромко переговаривался со своими спутниками, снова вышел вперед и закивал. — Завтра ворота откроем, чтобы смог ты свободно въехать в Тверь.
И они резво развернулись к выходу. Я же пару минут смотрел им вслед, в то время как Волков, прищурившись, наблюдал за мною.
— Не спрашивай, — я прервал готовый сорваться с языка вопрос Волкова. — Просто не спрашивай.
Отметя все вопросы скопом, я снова завалился на кровать и на этот раз прикрыл глаза. Интересно, что же день завтрашний нам готовит.
Катерина
— Отвечаешь за него головой, — Риарио обратился к одному из наемников, который подошел в составе группы из запрошенных мною четверых помощников. — Никого в пыточную не впускать.
— Но я… — бедный наемник хотел было возразить, что он вообще тут проходил мимо и сейчас либо не его смена, чтобы стоять здесь на страже, либо он вообще не должен этого делать, но, прервавшись на полуслове, замолчал и кивнул, понимая, что его оправдания ни к чему хорошему не приведут.
— Остальные пока остаются здесь.
Больше не глядя на переглядывающихся солдат, он развернулся и довольно быстро пошел в направлении схрона. Мне было тяжело выдерживать такой темп, как и ожидалось, в итоге я прилично отстала. Риарио уже поднимаясь на лестницу, ведущую в галерею необжитой части замки, повернулся и остановился, чтобы меня подождать.
— Надо найти Вианео, — подходя к мужу, бросила я, слегка поморщившись от возобновившейся боли в животе. Я, глядя в оценивающие меня темные глаза, выпрямилась, скорее из упрямства, потому что ничем другим этот выпад вряд ли можно было назвать. Нет, ну можно конечно, но слово «идиотка» у меня ассоциируется только с оригинальной версией Катерины.
— Пойдем, я провожу тебя до твоей комнаты, — он взял меня за руку. От такого неожиданного прикосновения я слегка вздрогнула, что не укрылось от Риарио, и он быстро выпустил мою ладонь.
— Нет, я вернусь в комнату, как только мы решим нашу проблему, — и, подобрав подол платья, я начала подниматься наверх, костеря себя на чем свет стоит. Черт подери, взрослая женщина, а веду себя словно не целованная монашка, давшая обет целомудрия. Нужно уже привыкнуть в конце то концов. Если после всего, что наделала Катерина в свое время, Риарио ее еще не прибил с особой жестокостью, то хватит уже представлять его в образе какого-то монстра, и не наводить еще больше подозрений в свой адрес. Я была на себя зла, даже не так, я бы спалила все на своем пути, если бы могла, даже не заметив, как оказалась у знакомой картинки, служившей ориентиром в этом пустом заброшенном крыле.
— Что с тобой происходит? — он схватил меня чуть выше локтя и резко развернул к себе лицом. — То ты рыдаешь и слова вымолвить не можешь, то носишься по замку, не замечая ничего на своем пути, то ведешь себя, как холодная расчетливая Сфорца. Что произошло такого, о чем еще мне следует знать, что внезапно пробудило в тебе первые озвученные мной качества? — Риарио все еще держал меня за руку крепко и больно, но вырываться я не спешила, да и собственно, не видела в этом никакого смысла.
— За время, проведенное здесь, произошло слишком много событий, которые выбили меня из колеи. Особенно неудавшееся покушение и смерть сына. А тебя, в этот сложный период, не было рядом со мной, впрочем, как обычно. Я, наконец-то, убрала из своей жизни миланскую родню, которая очень из-за этого расстроилась, и это, не говоря уже о том, что каждый, кто тут находится, вероятно хочет моей смерти, поэтому мы не можем ни на кого выйти, потому что замешаны все, включая кухарку этого не такого уж и Святого Ангела. Так что извини, если тебе мое поведение не по душе, то в данный момент времени, я не могу ничего сделать, чтобы это исправить, — внезапно Риарио резко наклонился и поцеловал меня, прерывая тот поток накопленных мыслей и вопросов, оставшихся без ответа, который я не могла до этого момента выплеснуть наружу. Я поддалась эмоциям и, засунув свой снобизм куда подальше, ответила на поцелуй, потому что я Сфорца, это мой муж, и я нахожусь в сраном пятнадцатом веке, где моего мнения никто не спрашивает. Он немного отстранился, глядя мне в глаза, немигающим взглядом. — Слишком эмоционально? — немного сбавив тон, спросила я.
— Достаточно эмоционально, — он усмехнулся и, наконец, отпустил меня. — Иди в свою комнату. Тебе нечего здесь делать. Пускай Вианео осмотрит тебя.
Я глядела на стену, за которой находился тайник, и не могла вот так категорично расстаться с золотом, часть которого я уже продумала куда пустить, исключительно на благое дело. Но и перечить мужу я не хотела, учитывая и так накопившийся послужной список.
— Но…
— Катерина, хоть раз сделай что-нибудь, о чем я тебя прошу, не переча мне, — прорычал он.
— Я надеюсь, ты поступишь правильно, — склонив голову, высказывая таким образом толику уважения, раздраженно развернулась и побрела к себе, в надежде не заблудиться в очередной раз. Я не оборачивалась, но спиной чувствовала прожигающий меня взгляд.
Когда я уже подходя к своей комнате, меня нагнала Ванесса, тряся передо мной какой-то исписанной бумагой.
— Я все сделала. Провела опись и рассортировала вещи. — Она всучила мне этот листок, который я только пробежала взглядом, отмечая довольно аккуратный и красивый почерк девушки, которая вроде бы не должна была владеть письмом в таком совершенстве.
— Ты сама писала? — задала я мучающий меня вопрос, садясь на кровать, и уже более внимательно вчитываясь в написанное.
— Конечно, уроки, приглашенного вами учителя, не прошли даром.
Катерина и правда была довольно меркантильной и расчётливой. Как она умудрилась вынести половину палаццо, в голове не укладывалось, только если кто заранее не сообщил ей о готовящемся нападении, что вполне могло оказаться правдой. Драгоценности, золото в том или ином виде и, в принципе, ценные вещи занимали шесть сундуков из семи. Только в один Ванессе удалось утрамбовать разного рода тряпки. Молодец, хоть какая-та черта была в Сфорца, которая не вызывала во мне раздражение.
— Позови Вианео, — девушка кивнула и исчезла за дверью комнаты. А я, тем временем, достала припрятанные мною письма, которые буквально в лицо мне швырнул Риарио.
Их было всего четыре, скорее всего, остальную макулатуру он тащить с собой не захотел или сжег, чтобы врагам не досталось. Судя по содержанию первого письма, взял он с собой первые попавшиеся, потому что никакой важной информации, кроме нытья любимому дядюшке на бренность своего существования и ненависть к мужу и детям, там не содержалось. Второе было уже интереснее, в нем довольно емко и кратко была описана информация о планах Сикста наложить интердикт на Венецию. Судя по содержанию, это письмо было отправлено ранее принятия официального решения римской церковью в 1483 году. Откуда она взяла эту информацию? Дятел то оказался не простой, а золотой. Владение этой информацией и возможностью предпринять какие-то упреждающие экономические решения делало Людовико очень дальновидным малым. Хоть Венеция и кичилась, что им было глубоко плевать на эти интердикты, их мол мы столько пережили и столько же переживем, только вот многим, кто ходил под папой и его свитой любые отношения с ними могли бы очень больно аукнуться. В третьем письме были восхваляющие Себастьяна Кара оды, в которых говорилось, что она, наконец-то, обрела толику счастья, и теперь любимый дядюшка, которому было абсолютно плевать на эту сопливую идиотку, может порадоваться вместе с ней. Четвертое отличалось само по себе структурой и сухостью, в котором сообщалось, что Сикст болен и она возвращается в Рим. Что-то было не так, я задумчиво покрутила письмо в руках, но никакой ясности мне это не принесло. За что же ухватился мозг, но не может преобразовать информацию в более доступную для меня форму?
А вообще, действительно, интересное чтиво. Терпению Риарио, можно было только позавидовать. Может, он просто при своих людях меня убивать не хочет, мало ли какие у них тут правила.
Мои невеселые мысли прервал доктор, после стука, вошедший ко мне.
— Вернулись боли, — коротко бросила я. — Лихорадки нет, кровотечения нет. Просто боли.
— Первое время так и будет, сеньора. Особенно после любых нагрузок, ходьба к которым тоже относится. Но судя по вашему виду, отдых не входит в ваши планы.
— Просто дайте мне своей чудо-травы, чтобы я могла убраться наконец из этого замка. И как только мы с вами вернемся в Форли, я обещаю, что не встану с кровати, пока вы мне этого не позволите.
— Разумеется. — Он поклонился и вышел за дверь, надеюсь для того, чтобы вернуться в свою чудо-алхимическую лабораторию и сварить мне допинг.
Я пересела за стол и сложила письма рядом друг с другом, надеясь, что, хотя бы так смогу что-то понять. Не знаю, сколько бездумно пялилась на листы, но в себя меня привела Ванесса, которая передала мне кубок с горячим содержимым, который я отстраненно поставила на стол рядом с собой.
— Принесли мне письменные принадлежности, — не глядя на нее, пробубнила я.
— Что?
— Бумагу и ручку! — рявкнула я, закрывая глаза, понимая, что разговариваю на своем родном русском. — Перо и чернила, — пояснила я, глядя на хмурившуюся девчонку. Какая же удивительная штука человеческий мозг, как ловко он заменил недостающие слова в моем лексиконе. Девчонка бодро принесла требуемое, оставшись стоять рядом со мной.
— Вам следует выпить лекарство, сеньора, — она снова вывела меня из размышлений, когда я, взяв неудобное перо и макнув в темную жижу, перенесла руку на лист, сделав огромную размазанную кляксу, вместо буквы.
— Оставь меня. — Я поморщилась, глядя как чернила растекаются по листу. Ни разу в жизни не писала такой древностью. Девушка проигнорировала меня, пододвинув, как бы невзначай кубок ближе ко мне. — Что сейчас тебе не понятно в моих словах? Пошла вон! — я взмахнула рукой, осыпая лист еще парой капель, но это возымело некоторый успех, потому что наглая рыжая девица быстро скрылась за дверью.
Попытка номер два. Я повторила незамысловатые движения, стараясь немного абстрагировать от того, что я делаю, надеясь, что память тела не подведет в этот раз и я просто повторю все заученные им ранее движения.
«Дорогой мой дядя, прошло не так много времени с моего последнего письма…» — ага, кажется получается, глядя как рука привычным движением выводит первые строчки из первого письма.
Потом я так же повторила каждое из оставшихся трех. Почерк был красивым, с небольшим наклоном. Я поморщилась, не понимая, почему так старательно ищу подвоха там, где его нет.
Взяв в руки кубок с еще теплым варевом, я снова взглянула на письма, и тут меня озарило. Так и не сделав глоток, я резко потянулась к письмам, понимая, что неправильно их рассортировала, разложив по паре: сопли-слюни и два кратких и емких. Именно поэтому и не заметила то, о чем мне сигнализировала хоть чем-то заполненная черепная коробка. Поменяв пару из них местами, я начала их сравнивать, и как оказалось, чувство, интуиция, проведение не знаю, чем это было на самом деле, меня не обманули. Два письма отличались небольшой деталью. Пара букв была написана по-другому, всего лишь чуть более округло, тогда как буквы, которые писала Катерина были чуть заострены. Незаметно, если не приглядываться, даже наклон совпадает.
Резко вскочив, хватая все бумаги, разложенные на столе, я неаккуратно взмахнула рукой, опрокидывая кубок на пол, разливая спасительную микстурку, но кровь в голове стучала набатом, а вплеснувшийся адреналин разом заглушил всю боль.
Я выбежала из покоев, даже не оглянувшись, следует ли за мной охранник, дежуривший возле комнаты. Не замечая ничего вокруг, я неслась в сторону тюремного помещения, один раз столкнувшись с нерасторопной служанкой и расстелившись на полу. Это немного меня охладило и, поднявшись, я более спокойно пошла по заданному курсу, стараясь на замечать перешептываний и взглядов у меня за спиной. Почему-то я была уверена, что Риарио находится здесь, что подтвердила картина, от которой я впала в ступор, не решаясь подходить ближе.
— Кто заходил сюда в мое отсутствие? — прорычал он, прессингуя парня, который волей недоброго случая, как раз оставался тут на страже. Больше никого в этом кармане не было, кроме лежащего трупа посреди прохода.
— Никто, ваше сиятельство, — довольно уверенно ответил парень, глядя на Риарио, который вложил кинжал в ножны, немного разрядив тем самым обстановку. Что-то произошло и труп второго наемника явное тому доказательство. Хотя нет, вроде шевелится, значит, просто под раздачу попал. Я облегченно вздохнула и сделал шаг вперед. Риарио лишь на мгновение повернул голову в мою сторону, отметив тем самым мое присутствие, и вернулся к охраннику.
— Кто заходил сюда в мое отсутствие? — еще раз спросил он, уже более спокойно, но от этого охранник сделал шаг назад, буквально вжимаясь в стену.
— Сеньора Сфорца, — наконец, пробулькал он, видимо, не замечая моего появления.
— Да? И каким это интересно образом я могла находиться в двух местах одновременно, когда половина замка до сих пор обсуждает мое взвинченное состояние? — спросила я, выходя из тени, перешагивая через тело и приближаясь к мужу, который схватил охранника за плечо и зашвырнул в пыточную, бросая при этом на меня отрешенный взгляд.
Глава 12
Иван
Вошли мы в Тверь довольно буднично. Словно и не стояли под палисадом, и не пытались достать ворота ядрами из пушек. И как будто защитники не обстреливали нас уже из своих орудий, установленных на стенах, и не поливали дождем из стрел. Встречали нас все те же бояре, правда, без хлеба и соли, непорядок. Из населения пригнали десяток девок, да парней помоложе, чтобы они видимость суеты создавали. И на этом все. Остальные жители Твери, как только узнали, что грабить их не будут, а я отдал на это строжайший запрет, потому как мне еще жить здесь, немного покричали, шапки вверх покидали, да и разошлись по своим делам. Тоже правильно. Князья могут хоть каждый день меняться, а вот сукно само не соткется, и хлеб сам не спечется. Я же в государственных делах понимаю примерно столько же, сколько и в ратном деле, так что никого трогать не буду. На бояр мне в любом случае опереться придется. Может, что умное скажут, Тверь-то не бедствует, вроде. Богатое, в общем-то, княжество, мне бы усидеть тут. Еще ведь не известно, одобрит Великий князь Московский свою же собственную идею венчать меня на княжество в Твери.
Утро сегодняшнее началось для меня с построения войска, на котором я долго и нудно говорил о том, что Тверь грабить никак нельзя, потому что они сдаются, а с пленными надо относиться по-человечески. Меня не поняли. Пришлось повторить. Про то, что Тверь не грабим, потому что я планирую стать Великим князем Тверским, вместо сбежавшего дяди Миши, вроде дошло, а вот про пленных не очень. Они же пленные, в полон, то есть взятые, значит, уже и не человеки как бы. И их можно продать татарам, например, ну а что, крымчаки вполне лояльны к нам, пока, по крайней мере. Я тогда просто махнул рукой и сказал, что девок на нас на всех не хватает, еще татарам их отдавать, вот еще. В общем, про табу на грабеж договорились, а вот минутку минимального человеколюбия стоит повторить. Не люблю необоснованных смертей. Меня они всегда коробили, когда я читал про то, как вырезались целые селения. Так и хотелось такому правителю по башке настучать с криком: «У тебя что, баран ты некастрированный, людей много? Тебе, урод, рассказать, кто такие янычары, самое грозное орудие османов, и каким образом их получали? Ты нахрена детей под нож пускаешь, если их психика настолько гибкая, что можно получить великолепно обученных и преданных исключительно тебе воинов и жен воинов. Ну вырежи ты мужиков, если бунтов боишься, а всех-то, зачем? Вон, мои же воины меня просветили, что особо строптивых барышень всегда можно в гарем продать. И кошельку польза и она, если не будет себя как последняя дура вести, всегда может подняться. Уж про Хюррем только самые отсталые не знают».
Потом притащились бояре, вроде бы ключи от города принесли, ну, или, что-то в этом роде. Получив гарантии безопасности Твери, подкрепленные моим словом, они умчались готовиться к торжественной встрече. Я же, зевая, пошел умываться. Глаза никак не хотели открываться из-за практически бессонной ночи, но я видел где-то неподалеку родничок. Умывшись холодной водой и потерев пальцем зубы, думая о том, где-бы взять мел, чтобы хотя бы подобие зубного порошка сделать, я поднялся под недоуменным взглядом Волкова.
— А зачем ты зубы трешь, княже? — спросил он, пристально меня разглядывая. Хорошо еще не спросил, зачем я рожу мою. Так уж получилось, что я впервые умылся в чьем-то присутствие, и это сразу же вызвало здоровое недоумение. Вот что ему про зубы сказать?