– А ты помнишь, что я тебе два раза жизнь спас? – добродушно пророкотал в рацию Проникаев. – Аа, все-таки не забыл? Ну так приедешь?
– ОК, жди. Конец связи, – буркнула в ответ рация.
Проникаев присел на пенек и стал ждать.
Через 15 минут у лесопарка затормозил новенький глюонный космоцикл. К багажнику была проволокой привязана коробка из-под принтера.
С космоцикла слез седок, снял шлем скафандра и превратился в Сеню Знаменского.
– Вот, громокот одолжил у Бори Вана. У него папа генерал-ефрейтор. Не хотел давать. Но я ему год назад оказал примерно такую же услугу, как те две, о которых ты мне напомнил, – сказал Сеня.
– Ну, и? – поинтересовался Проникаев.
– Согласился, как видишь, – развел руками Сеня.
– Давай космоюани.
– Что это у тебя за тип?
– Жадай. Вампир.
Сеня сразу все понял. Его глаза недобро сощурились, и он принялся отвязывать от багажника космоцикла коробку с деньгами.
Отвязав коробку, он открыл ее, отклеив скотч. Он достал две небольших пачки космоюаней, и, как жонглер, стал перебрасывать их из руки в руку.
Тут вампир тоже все понял.
Он задрожал всем телом и фальцетом наполовину вскрикнул, наполовину взмолился:
– Пожалуйста, не надо так делать!
– Надо, вампи, надо, – неумолимо ответил Проникаев.
Затем приковал вампира к молодой осине, заведя руки ему за спину, чтобы повысить градус напряжения.
Чувствуя осину между лопаток, вампир, естественно, задрожал еще больше.
– Начинай, – проникновенно сказал Проникаев Сене.
Сеня подошел к вампиру ближе и помахал тонкой пачкой денег у того перед носом. Вампир жадно потянулся за деньгами. Все-таки он был жадай.
– Рви! – скомандовал Проникаев.
Сеня взял желтую купюру, провел ею по лицу вампира, а затем резко разорвал ее на две половинки в непосредственной близости от глаз вампира. Банкнота расползлась на две части примерно с таким же звуком, с каким разваливается астроэсминец после прямого попадания в него мезонной торпеды.
Так, по крайней мере, показалось вампиру. Хоть он и зажмурился, но факт надругательства над деньгами все-таки увидел.
Вампир дернулся всем телом, как от сильной боли.
Тогда Проникаев двумя пальцами приподнял ему веки.
– Смотри, сволочь! – приказал он.
Теперь вампир уже не мог зажмуриться. И Сеня на его глазах разорвал одну за другой целых пять купюр.
Затем Сеня вошел в азарт, пошел к принтерной коробке, взял из нее большую пачку, сдернул резинку, рассыпал купюры под ноги прикованному к осине вампиру, и принялся с упоением топтать их ногами, втаптывая в грязь в буквальном смысле этого слова.
Вампир сначала тоненько завыл, а потом заплакал примерно так же, как плачет корейская собака, предчувствуя свое скорое забитие на гастрономические нужды.
То есть очень жалобно.
Но Проникаев был безжалостен. Он вытащил турбозажигалку и, одной рукой придерживая веки вампира, чтобы тот смотрел, другой начал жечь купюры у него перед глазами.
Когда банкноты сгорели, майор растер пепел ладонями, смачно плюнул на них, а затем принялся втирать пепел в белое от адреналина лицо вампира – примерно как модница втирает лечебную грязь.
… Потом Сеня брал купюры, засовывал их между зубов вампира и играл в «щелкунчика»: он рвал банкноты с помощью зубов вампира, его вставных вампирских челюстей, – и получалось, что деньги рвет как бы сам вампир.
Потом Проникаев…
– Короче, они много еще чего придумали, – сухо сказал Честнов. – Это была жестокая, но необходимая мера. На 11-й минуте вампир сломался.
– Хватит, хватит, хватит, я всё скажу, хватит уже! – заорал он так громко, как только мог.
– Тихо ты, вампи, тут жилые кварталы в 3-х километрах, ты людей разбудишь! А им завтра на работу. Мы уже поняли, что ты расскажешь. Рассказывай.
– А денег больше портить не будете??
– Пока правду говоришь, не будем, – пообещал Проникаев. – Так что говори правду, только правду, и ничего, кроме правды. Итак.
И Проникаев сделал поощрительный жест.
– И вампир начал рассказывать правду, – подытожил Честнов, – а что ему оставалось? А когда он отклонялся от нее, Проникаев и Знаменский снова начинали измываться над деньгами. Так что вампир рассказал все, что знал.
Знал он, к сожалению, не очень много.
Вампир рассказал, что ему и его группе было поручено ликвидировать Проникаева, чтобы обезопасить Чужого, и поручил им это Гадистр №4.
– Надо сказать, товарищи курсанты, что для конспирации все действующие Гадистры имели номера вместо имен. Как вы помните, Верховный Гаденыш, глава секты, имел 40-й градус. Следовательно, Гадистр №4 означал… означал… сорок минус четыре равно тридцати шести. Да! Означал Гадистра 36-го градуса. Его имя…
– Впрочем, имя его слишком длинное и трудновоспроизводимое, что характерно для этих гадов, – заметил Честнов. – В методичке потом прочтете.
И Честнов продолжил.
– А больше, в общем, вампир почти ничего не рассказал, так как почти ничего не знал.
– Кисло, Проникаев, – заметил Сеня Знаменский. – Надо брать этого Гадистра №4. А это настолько сложно, что и думать противно.
– Нет такой сложной задачи, с которой не справился бы сыщик Галактпола, проявив сметку, усердие, и преданность Императору! Помнишь, как нас в Высшей Школе учили? – возразил Проникаев.
– Так-то оно так, но…
– Но-но! Безо всяких «но»! – рявкнул Проникаев. – Едем брать гадистра! Ты со мной, Знаменский?
И, поскольку Знаменский все-таки колебался, Проникаев оттопырил карман и показал Сене кое-что.
От этого «кое-чего» глаза Сени вылезли на лоб, и он тут же согласился.
И они поехали брать Гадистра №4, предварительно, конечно, вызвав «черный воронок» и сдав ненужного более вампира сержанту и капралу согласно протокола.
– Куда ехать-то? – спросил Проникаева Знаменский, когда они уселись на скоростной громокот Бори Вана (не забыв и коробку с космоюанями. Которых, если честно, они испоганили не очень много – вампир оказался не слишком толерантным к пытке. Сеня заново покрепче прикрутил коробку проволокой к багажнику).
– Куда ехать? – задумчиво проговорил Проникаев. – А какой сегодня день недели?
– Ты что, уже дней недели не различаешь? Счастливый, что ли? – засмеялся Сеня.
– Не слишком, пока Чужак разгуливает по Галактике, – сухо ответил Проникаев. – Просто я три недели не вылезал из кабаков и вытрезвителей.
– Пятница сегодня, – сказал Знаменский.
– Вот как? Тогда постараемся, чтобы она стала кое-для кого черной. Поехали на Старую Театральную площадь.
– Так поздно уже. Все театры закрыты. Спектакли закончились, – робко возразил наивный Сеня.
– Для кого закончились, а для кого – скоро начнутся, – заявил Проникаев, и в его голосе не было доброжелательных нот. – Короче, газуй на Старую Театральную.
– Как скажешь, – пожал плечами Сеня, опустил щиток скафандра и дал газ.
Глюоны вскипели в камере сгорания космоцикла, из пяти выхлопных труб повалил едкий дым, космоцикл встал на дыбы и с максимальной скоростью рванул вперед.
– Резвая тачила, – заметил Проникаев, крепко держась за Сеню, чтобы не свалиться – потому что на субсветовой скорости это может привести к неприятным травмам.
Примерно через шесть секунд по локальному времени они уже были на Старой Театральной.
– Давай в самый конец, – скомандовал Проникаев.
– Ты имеешь ввиду… – начал Знаменский, который уже начал догадываться.
– Вот именно.
В самом конце Старой Театральной находилось историческое, даже можно сказать – антикварное здание Оперного театра пения пятой колонны. Главный вход был крест-накрест заколочен досками, и никаких спектаклей для публики там не давали.
Там, правда, давали другие спектакли… Но простые зрители об этом ничего не знали. Об этом знали Галактпол и ИБЕ.
Ну и Государь Император, конечно, тоже.
Назывался так этот старый заброшенный театр по трем причинам.
Во-первых, здесь когда-то действительно пели оперу.
Во-вторых, со стороны главного фасада, через нормальный вход войти в театр было нельзя. Типа, театр был нерабочим и заброшенным.
Но!
Кое-кто в театр все-таки входил. И входил он с тыльной стороны театра, которая на языке архитекторов называется задним фасадом. (Мы в Галактполе люди простые, поэтому для краткости будем просто говорить, что в театр этот кое-кто входил через зад театра).
Итак, в театр через его зад по вечерам пятниц входило довольно много людей. Все они парковали свои фешенебельные космовозы на спецпарковке за театром. Эту дорогую парковку в центре Мордосии загадочные люди, используя свои связи, каким-то образом выпросили у мэра Мордосии.
Обычно вечером в пятницу, на парковке, до того пустой, у вроде бы заброшенного антикварного театра, начинало собираться большое количество черных космовозов.
Ливрейные лакеи открывали двери лимузинов, и из них вылазили люди в смокингах или стратосферно дорогих костюмах фирмы «Альбиони». Все они шли к заднему фасаду театра.
Далее, они проникали в театр через маленькую дверку в его заду. Эту дверку отпирал специально обученный ливрейный лакей большим ключом, который он приносил в черном чемодане, прикованным наручником к кисти руки.
У главного фасада театра было четыре колонны. А вот у заднего его фасада была только одна, пятая. И в этой пятой задней колонне театра и помещалась та маленькая дверка, через которую и заходили в театр таинственные незнакомцы.
Поэтому в народе окрестили этот странный театр – оперным театром пятой колонны. Ну, в ИБЕ и Галактполе мы узнали, что и сами члены секты жадаев тоже так его и называют: «Оперный театр пения пятой колонны». Это в-третьих.
– Ибо, товарищи курсанты, вы, наверное, уже догадались, что таинственные люди, которые входили в театр по пятницам через дверь в пятой колонне на заднем фасаде – это всё были жадаи.
А кто ж еще? – пожал плечами Честнов.
– В общем, жадаи собирались по пятницам в этом самом театре пятой колонны и что-то обсуждали, никого постороннего, конечно, на заседания не допуская. Обсуждали какие-то свои дела пятой колонны.
– Известно какие, – фыркнул Честнов, – подумаешь, теорема Пифагора. – Как бы что украсть и что бы еще продать в нашей Галактике М31.
– И проходящие мимо театра вечером в пятницу прохожие даже утверждали, что из театра глухо доносится какое-то пение. То есть эти придурки еще чего-то и пели. Хором. Потому и «театр пения пятой колонны», наверное.
ИБЕ с помощью субатомного клея «момент» приклеило на театр несколько чувствительных микрофонов, замаскированных под элементы внешнего декора в стиле «рококо». Но разобрать, что они там внутри поют, не очень удалось. Звукозащита у театра была хорошая, жадаям помогли их заграничные, то есть, пардон, из соседней туманности – не будем показывать пальцами – покровители. Прислали им что-то современное.
Ну а у ИБЕ аппаратура была, чего уж там греха таить, слегка устаревшая. Еще от старого режима оставшаяся.
Майор Честнов развел руками.
– Понять удалось только что-то вроде:
«С чего начинается Родина?
С гешефта, которым живешь;
С хороших и верных товарищей,
Которых ты продал за грош;
А может, она начинается…»
– Дальше, к сожалению, разобрать не удалось, – крякнул Честнов.
– Вы поинтересуетесь, товарищи курсанты, – а почему ИБЕ не ворвалось в этот театр пятой колонны, выломав двери, и не задала прямой вопрос жадаям, – какое же продолжение у этой песни? Применив, если нужно, меры третьей степени?
– А очень просто: по той же причине, по которой ИБЕ не смогла как следует допросить боярщину, – и Честнов ткнул пальцем вверх. – Не велено свыше.
Почему, опять спросите вы? А я скажу вам – не нам, не нам измерять бездонные пучины Императорского ума и всю его широту и долготу. Мы только можем уповать не бесконечную прозорливость оного ума и его способность видеть всю Галактику М31 и окружающие её туманности в такой многогранности, в какой мы с вами – простые смертные – даже и представить себе не можем.
Поэтому, товарищи курсанты, нам остается только уповать на мудрость Императора – да живет он вечно! – и верить, что Его Величеству сверху виднее. – И Честнов еще раз ткнул пальцем в потолок.
– А пока давайте вернемся к лекции.
– Значица, Знаменский и Проникаев подрулили к заднему фасаду жадайского театра как раз вовремя.
Заседание кружка только что завершилось. Жадаи выходили из своей потайной дверцы, грузились в лимузины и собирались ехать по домам, наверняка получив очередные инструкции, – как и где гадить в Галактике, – где они еще не успели нагадить. И, наверное, получив какой-нибудь новый гаденький план или корректуру прежнего серпент-плана.
– В данном случае слово «план» не имеет никакого отношения к тому плану, который марихуана, не путайте, пожалуйста, товарищи курсанты! – сурово погрозил в лекционный зал Честнов. – Особенно на экзамене. – Затем майор продолжил лекцию.
– Проникаев и Знаменский притулились в уголку и внимательно наблюдали за выходящими из театра. Да, товарищи курсанты, Проникаев мог в некоторой степени видеть и в темноте, если очень этого хотел. Вот какой это замечательный человек! – с гордостью сказал Честнов.
– Смотри, смотри, вон он! – сказал Проникаев Знаменскому.
– Кто?
– Четвертый Гадистр!
– А откуда ты знаешь, как он выглядит? – спросил Сеня. – Они же шифруются всегда.
– Я видел фото.
– Кто же тебе показал? У нас в Галактполе его фото, кажись, нет. ИБЕ?
– Нет.
– А кто тогда?
– Кто, кто. Конь в пальто, – недовольно отвечал Проникаев.
Дело было в том, что портреты маслом всех гадистров с 30-го по 40-й градус показал Проникаеву Государь Император.
Но Проникаев решил, что не стоит упоминать всуе столь высокопоставленную особу. Поэтому свой источник информации он Сене не раскрыл.
– Короче, пошли, – сказал Проникаев Сене.
И они пошли вслед за предполагаемым гадистром, который направлялся в сторону своего лимузина.
По дороге Проникаев и Знаменский придумали простенький план, который Проникаев, тем не менее, счел вполне рабочим.
Когда гадистр номер четвертый (как предполагали сыщики), уже подошел к своему эксклюзивному лимузину марки «Бэт-Гэд Мобиль», а ливрейный лакей, он же шофер, почтительно открыл своему хозяину дверцу машины, – в этот момент к гадистру подвалил Сеня. Он мусолил в пальцах сигарету «мордосскую».
Операция «гадистр-четыре» началась.
– Простите, огоньку не найдется, глубокоуважаемый? – спросил Сеня гадистра, меняя голос и нагибаясь, чтобы гадистр не увидел его лица.
– Дерьмо вопрос, – сказал гадистр, – доставая из кармана платиновую зажигалку в виде цверг-шакала с бриллиантовыми глазами. После заседания гадистр был в хорошем настроении. Он щелкнул рычажком, и из пасти шакала показался голубой язык пламени.
Сеня потянулся было к нему своей сигаретой…
– Э, нет, дружок, не так быстро, – вдруг игриво заявил гадистр. – Это стоит восемьсот космоюаней.
Жадаям обычно нравилось издеваться над людьми.
Сеня подыграл: он согнулся еще ниже, как бы раздавленный горем, и с натугой проговорил:
– Нет, господин… это слишком дорого… у меня нет таких денег…
– Тогда, проходи, малоимущий, – рассмеялся гадистр.
Но тут рядом с Сеней из темноты возник Проникаев.
– Не плачь, братуха, – сказал он, поддерживая якобы плохо держащегося на ногах от голода Сеню. – Продержимся, братка… А, да. У меня же есть спички! – радостно «озарился» Проникаев.
И он достал коробок «Особых Галактполовских» с предусмотрительно содранной этикеткой.
Когда Проникаев зажег спичку для того, чтобы дать прикурить Сене, – полыхнуло так, что гадистр отскочил назад и всей спиной ударился о борт своего лимузина.
Таковы «Особые Галактполовские»!
– Смотрите, город не сожгите, вы, нероны из трущоб! – злобно прошипел гадистр. – Придурки нищенародные, – пробормотал он, погружаясь в недра своего «Бэт-Гэд Мобиля» и захлопывая дверцу.
Но было поздно.
Проникаев успел подробно рассмотреть его лицо и убедиться, что это точно Гадистр №4.
Лимузин гадистра вальяжно выруливал с парковки в город. За рулем сидел ливрейный лакей, он же шофер, с каменной миной, не выражавшей ничего.
Сеня распрямился. Больше горбиться не было необходимости.
– Ну??
– Это он.
– Точно?
– Как в аптеке. Яркость была что надо.
– «Особые Галактполовские»! Жак де Моле рекомендует, – заржал Сеня. – Хороший слоган.
Проникаев приподнял бровь, слегка удивляясь эрудиции друга из «убойного».
Однако сейчас надо было действовать, а не размышлять!