Я, поведал укороченную версию происшествия, до появления тётки! Про Павлика умолчал, но пояснил, что незнакомый мне парень подвергся нападению сумасшедшего, и пару раз ткнул его «пером», ещё не хватало, чтобы дырки, которые он в гражданине наделал, мне приписали. Хорошо, что Волчёк так с моим ножом убежал, там кроме его и моих отпечатков изрядно. Теперь хоть за нож не притянут. А эта тётка, свидетельница, про Волкова точно умолчит, если не хочет со своей подругой, маманей Волковской, разбираться потом.
— Давайте по порядку? — оборвал муки рождения правдивой истории следователь, — То, что вы не отрицаете содеянного, уже вам плюс. Только если, по вашим словам, вы пытались помочь неизвестному отбиться от нападавшего, зачем первый удар нанесли именно ему?
— Промахнулся с разбега! — соврал я.
— А свидетельница говорит, что били вы по голове именно парня, которому, как вы утверждаете, помогали!
— Гражданин начальник! Я довольно долго рукопашкой занимаюсь и вы наверно тоже, чем-то подобным пробовали, а свидетельница, дама от спорта далёкая, могла и напутать. Вам ли не знать, как в таком состоянии бывает?
— В каком? — уточнил опер.
— Да у меня паника была! Я, первый раз увидел, как один человек у другого руку отгрызать пытался!
— То есть вы утверждаете, что убитый напал не на вас даже, а на какого-то парня? — уточнил опер, — А парня этого знаете?
— Мельком видел! Не знаю, как зовут! Наркоман вроде…, всем должен, все его ищут! Если б сразу узнал, прошёл бы мимо! Да, больно всё страшно и нелепо было, в сознании не укладывалось!
— Ладно, давайте вернёмся к происшедшему, — перебил меня опер, — что дальше произошло?
— Я просто домой шёл, с работы! Ну, выпил мальца, смотрю, как парень этот пьяному подняться помогает! А тот его за руку укусил! Я в глаза заглянул, не знаю, что там, но, пробрало до костей! Видал я нарков обсаженных…, но этот! Просто псих! Пасть открыл и жрёт, — от воспоминаний меня передёрнуло, — парень орёт, а ему похрен, как собака зубами схватил, и жевать начал! Мне показалось, что кусок отгрызенный, вообще, проглотить пытался! Никогда так страшно не было, я с разбегу засадил со всей дури, да промазал… с перепугу, ну и… скользко там было! А псих этот…, зубы ещё сильнее сжал, в глаза смотрит и грызёт. Ну, второй раз я не промахнулся!
— То есть убивать не хотели! Само так вышло! Обороняли от пьяного, накачанного наркотиками, сумасшедшего каннибала! Рискуя жизнью спасли, по вашим словам, какого-то парня наркомана, о чём раскаиваетесь и больше, разумеется, так не будете! — задумчиво, постучал ногтем среднего пальца, по столу опер, — И ты считаешь, что я должен в это верить?! — перешёл он на ты, — А родственникам покойного…, я твою версию рассказать должен…?! Я думаю! Что правильнее будет изложить мою…, как ты, на почве личных неприязненных отношений с Волковым…! — я обомлел.
— В смысле? Что-за?! — начал было я, но опер ударом по столу оборвал поток негодования.
— Хер на коромысле! Да…! Я знаю! Что первым ты ударил его, но он убежал, и ты убил его собутыльника, гражданина Семёнова! И задержали тебя, только благодаря бдительности и самоотверженности свидетельницы! Ты просто не успел…, скрыться! На мой взгляд, это больше на правду похоже! Ты вообще понимаешь? Что на этот раз Белкин, ты человека убил?! — навалившись грудью на стол, сорвался на крик опер.
— Какая свидетельница, Нинка эта?! Бабка не просыхающая, с Волчка мамашей вместе? Вася собутыльник? Да наркоты они конченные с Волковым… — я не видел больше смысла темнить, — обдолбались вместе, наверное, тот его ножом и пырнул, ну, а я Волчку в башню и пробил! А потом этому, когда он уже бабку кусать полез! Я этой твари, здоровье сохранил!
Опер ухмыльнулся. — И стоило огород городить? Сначала одно, теперь другое, а знаешь…, как ты будешь сидеть?! — навалившись на стол, он расписал мне, некоторые прелести СИЗО, объяснил в подробностях, в какую камеру он меня посадит, что я такой молодой и пока ещё свежий буду там делать. И только если я расскажу правду, меня посадят в одиночку, где я, гарантированно доживу да суда. Я не вникал, а просто сидел в шоке от происходящего, надо сразу было, всё как есть выложить и плевать, на то поймут меня или нет! Я давно привык думать, что со мной, ничего подобного произойти не сможет! Больше… никогда!
Мои мысли прервала телефонная трель, опер поднял трубку и долго слушал, до меня доносились лишь отдельные обрывки фраз, но было понятно, что говоривший, крайне возбуждён, мелькали слова укус, зараза, в голову. Сергей слушал мрачно, багровея, а затем рассвирепев заорал:
— Ты чё, несёшь?! На кокс подсел?! — в ответ из трубки, раздался бешеный рёв: — Охерел?! На себя положил, девку пожалей!
Затем, видимо, вспомнив обо мне, опер вышел в коридор. Минут через десять, вернувшись, он пристально посмотрел на меня.
— Да, дела! — задумчиво протянул Сергей.
— Что сучилось? — этот звонок, меня, почему-то не на шутку встревожил, хотя куда уж дальше.
— Ничего страшного! — явно соврал он, затем долго курил, молча, после набрал на мобиле номер.
— Собирайся, я скоро заеду! — говорил он, — Да! Нет! Мне ещё… дело одно надо завершить! — и поглядев мне в глаза, отложил телефон. Меня нешуточно колотило, не понравился мне этот взгляд, очень не понравился.
— Слышь убивец! — Сергей обошёл стол и сев на край протянул мне сигарету, я не курю, но эту машинально взял и затянулся, — Что-то странное целый день сегодня, ты ничего не слышал? — он помолчал пару секунд, — Странного или вроде того?
— Да сегодня всё странно! — морщась, от сигаретного дыма, ответил я.
За дверью дико заорали, началась какая-то возня, послышался глухой удар о стену.
— Серёга! Давай живо…, - договорить вломившийся в кабинет прапорщик не успел, по коридору прогрохотала очередь и менты, согнувшись, укрылись по бокам от двери.
Сразу за ней раздался чей-то вопль, будто кого-то на куски резали, затем снова беспорядочная автоматная стрельба. Несколько пуль, прошив дверь, вырвали замок и вместе с открывшейся дверью в кабинет ввалились два тела.
Снизу лежал младший сержант и, похоже, что он был мёртв или близок к этому. Вторым, оказался мужик, покусанный спятившим наркоманом. Я узнал его по перебинтованной руке и синей куртке, вся спина была изрешечена пулями, но он вгрызался парню в лоб и несколько дыр в спине ему нисколько не мешали. Рот мужика, перемазанный свежей кровью, елозил по костям черепа, прогрызть, конечно, не мог, но кожу содрал и теперь судорожно заглатывал. Части щеки, у стража закона уже не было, просто дыра, обнажающая зубы, видимо, псих сначала вцепился именно туда, а при падении сместился выше и теперь пытался жрать лоб, даже не понимая этого.
Опер Серёга, быстро подскочив ударом ботинка, отбросил сумасшедшего, от младшего сержанта и визжа: — Стреляй в голову! — начал пинать сумасшедшего куда придётся.
Зомби?! Я, наконец, смог определить, что за кино мне это всё напоминает, пытался подняться. Сыпавшиеся удары, его явно заботили мало, просто мешали. Закончил всё прапор выстрелом в голову, почти в упор. Мертвец мешком уткнулся в пол, разинув окровавленную пасть! Назвать эту, оскаленную дыру в голове ртом, я уже не мог.
В кабинет заскочил дежурный с автоматом, который выдали на усиление:
— Вы как мужики?! Там…, - он неопределённо указал себе за спину, — свидетельница тоже померла походу! Чё за херня творится?!
Парень мелко дрожал, пребывая на грани истерии.
— Я, значит, сижу со свидетельницей беседую! Вдруг она через плечо мне глядь и в обморок…, я обернулся…, глянул, а образина, эта пьяная из камеры прям в глаза мне через оконце смотрит! Жутко так стало! Я говорю, скройся нахрен, пока не зашиб, а он ноль внимания…! Я к тётке, пульса нет! Пошёл Андрюху звать, дверь открываю…, он этому, — он кивком указал на покусанного свидетеля, — дыхание искусственное делает!
Прапорщик и опер, ошарашено смотрели на тараторившего дежурного. Тот, казалось, не замечая этого, продолжал возбуждённо рассказывать, одновременно пытаясь прикурить, но руки слишком дрожали.
— Ко мне повернулся…, говорит, помер мужик! Не дождался скорой! А мужик этот… вдруг вставать начал! Ну…, Андрюха к нему…, вроде как помочь, а тот… к себе его притянул и в лицо вцепился! Андрюха рванулся, да куда там, как клещ, гад вцепился, так они вместе в коридор и вывалились, там я из автомата и достал! — он выдохнул и спросил, — Так, что бля творится, мужики?!
Прапор носком сбросил труп с коллеги, потрогал артерию на шее: — Всё блин! — заключил он, хотя это было и так понятно, помимо страшной раны на лице, на груди парня расцветали алым несколько входных от пуль.
— Витюня…! Мля…! — зарычал Сергей, — Ты о чём…, дебил… думал…, когда из автомата палить начал…?! Ты ж насквозь…! В Андрюху всё всадил! И что нам теперь делать, а?! — начал он трясти и без того трясущегося дежурного.
— М-мужики…! Вы ч-что…, к-кино не смотрели?! Ещё не поняли? — заикаясь начал я теперь, наконец осознавший, с чем пришлось столкнуться! Находится в кабинете, пристёгнутым к батарее, стало крайне опасно, — Надо и ем-му, пулю в голову! Иначе тоже встанет, и м-меня отстегните?
Менты посмотрели на меня, будто сейчас только заметили.
— Защеми…, или я тебе… пулю, в голову пущу! — прошипел прапор, а Сергей задумчиво поглядел на меня.
— А это легко проверить! — сказал он, — Мы, пока, сходим…, в камеру заглянем, а наш юный друг посидит здесь! И, если товарищ младший сержант встанет и будет безобразничать, он нас позовёт! Позовёшь ведь…, а душегубчик?! — К такой постановке вопроса я был совершенно не готов.
— Вы охренели вконец?! — заорал я, уже не заботясь о сохранении их гордости, стало откровенно плевать, будут меня пинать по почкам, лицу, или просто пристрелят, но оставаться в кабинете с двумя покойниками, один из которых вскоре поднимется, а в этом я был почти уверен не хотелось, — Гандоны вы конченные, правильно про вас говорят…
Мой яростный спич прервал табурет, посланный ногой дежурного, из рассечённого лба закапала кровь.
— Смотри-ка, попал! — хмыкнул капитан, — И…, что нам с ним…, делать-то? Отпустить мы его точно не можем! — прапор посмотрел на капитана, — В камере покойник…, беспокойный! С собой таскать? Ладно, давай его в обезьянник, а что делать, потом решим! — скомандовал Серёга.
— С Андрюхой что? — спросил дежурный.
— А его к батарее пока, а ну и впрямь встанет! — сказал прапорщик.
К огромному моему облегчению наручники отцепили, а моё место у батареи занял мёртвый сержант. Меня же, спровадили в дежурку, где сразу поместили в клетку, которую не заморачиваясь заперли с помощью наручников.
Затем, прапорщик, сунув мне, сквозь решётку пачку салфеток сказал:
— Ты посиди тут пока! Возьми вот, лоб вытри! — и немного подумав, сунул сквозь прутья почти полную бутылку водки, и, не обращая внимания на удивлённые взгляды коллег, зашагал к кабинету, где оживал, покойный младший сержант Андрей. Следом за ним потянулись остальные менты.
— А где кстати свидетельница? — услышал я голос капитана.
— Без понятия. — отозвался дежурный, — Я, её здесь оставил, очухалась да сбежала наверно.
— Да, Вить… — вмешался прапорщик, — входную, прикрой, от греха? Не хватало, чтобы кто-нибудь, с улицы припёрся, своих проблем хватает!
Дежурный немного постоял, будто размышляя о чём-то, а затем, подошёл к двери и задвинув щеколду с внутренней стороны, удалился вслед за коллегами.
Помещение опустело, голоса стихли, а я остался один, ждать развития событий.
* * *
Валерия Станиславовна, как всегда, задержавшаяся на службе, работала в кабинете с бумагами. Бухгалтерия, дело серьёзное требующее времени и сосредоточенности, услышав стрельбу, она даже не сразу поняла, что это такое. Решительно встав, но не забыв аккуратно отложить бумаги, она направилась к выходу из кабинета. И только потянувшись к ручке, поняла, что резкие звуки, это, несомненно, автоматная очередь. Похолодев, осторожно приоткрыла дверь, в коридоре пусто. В отделе в это время вообще народу немного, но сегодня, когда часть личного состава на усилении в столице, а сотрудницы очень многие ушли пораньше, ведь надо забрать детей из сада или школы. А всё из-за бардака, творящегося с самого утра.
С другого конца коридора раздавались голоса, перемешанные с грубой бранью. Вслушиваясь, она стояла в проёме двери, когда с лестницы на первый этаж находящейся возле её кабинета, такая же была в другом конце пролёта, донеслись тихие шаркающие шаги, прервавшиеся глухим ударом.
Поспешно заглянув через перила, она увидела пожилую женщину, распластанную на ступеньках и неловко пытающуюся встать.
— Боже ж ты мой, — вздохнула бухгалтерша и поспешила на помощь, звонко цокая каблучками по лестнице и перебирая в голове признаки инсульта.
— Женщина, Вам плохо?! Вы меня слышите?! — Спросила она, трогая ту за плечо.
— Женщина?! — ещё раз, уже более решительно потормошила она тихо скулящую бабулю. А та зачем-то ухватилась за ногу и потянулась к ней ртом.
— Ну вот ещё! Прекратите немедленно! — истолковав движение, как попытку облобызать туфлю, рассердилась Валерия Станиславовна. Но в этот момент женщина дотянулась до голени и вцепилась в неё зубами. Вскрикнув, бухгалтерша попыталась выдернуть ногу, но только неловко завалилась на ступеньки со всего маху, ударившись лицом, хрустнул нос, рот наполнился кровью и осколками зубов, а сумасшедшая старуха намертво вцепилась в неё, продолжая грызть.
— Стоматология, это так дорого, — отстранённо подумала она проведя языком по осколкам зубов и потеряла сознание.
* * *
«Вот блин попал», — думал я, прижимая пропитанные водкой салфетки разбитому лбу. Дико щипало, но вроде без швов обойдётся, так, кожу сильно содрал и шишка отменная. Поморщившись, я приложился к бутылке, передёрнулся, занюхнул рукав. Гадость, подумал я и посмотрел на этикетку, «Праздничная», назовут же.
В этот момент раздалась стрельба. Короткая, очередь, а секунд через тридцать частые одиночные, с двух стволов и крики. Я инстинктивно сполз со скамьи вниз, прижался к полу закрыв руками голову и замерев стал ждать.
Прошло несколько минут, давящую тишину разорвал одиночный выстрел.
* * *
Поднявшись на второй этаж, Бодянов осторожно приоткрыл дверь своего кабинета, так была видна только часть батареи, но прикованного к ней младшего сержанта видно не было. Тогда, коротко взглянув на прапорщика и дежурного, они стояли с оружием на изготовку, он с пистолетом наготове решительно толкнул дверь.
Андрей сидел там, где они его и оставили. Рука прикована к батарее, изодранный в лоскуты лоб, лицо красное от едва начавшей сворачиваться крови и глаза, блёклые бельма на алом фоне, вперившие голодный взгляд в капитана. На мгновение замерев, менты осторожно зашли в кабинет, расходясь в стороны наведя оружие на мёртвого коллегу.
Второй мертвец лежал там, где его оставили, и был абсолютно неподвижен. Младший сержант, напротив, как только они начали входить, сразу попытался встать, но прикованная к батарее рука, хоть и вывернулась под неестественным углом сделать этого не позволила. А он неуклюже, но решительно дёргаясь, потянулся к живым.
— Ох, нихрена себе?! — пробасил прапорщик, — И чё теперь делать?!
— А я откуда знаю?! — не сводя взгляда от мертвеца, ответил Бодянов. В этот миг, после очередного рывка раздался треск ломающейся кости и мертвец смог подняться на ноги, и хотя он так и остался прикованным к батарее продолжал упорно тянуть свободную руку к людям.
— Да он себе сейчас руку оторвёт! — удивлённо прошептал дежурный, — Он, походу, боли совсем не чувствует!
— Похоже на то, — ответил капитан, — ладно Витюнь, упокой Андрюху! А то и вправду оторвёт, да на нас кинется!
— Да ну нах! — взвился дежурный, — Вот так просто?! Упокой…?! А в отчёте что напишу?! Что получил устный приказ от капитана Бодянова, младшего сержанта выстрелом в голову добить?
— Витя! — оборвал его прапорщик, — У него в груди, и так дырки, от твоей ксюхи! Так что, уважь товарища, упокой Андрюшу! — и после паузы добавил: — В голову!
Дежурный, выругавшись, поднял ствол, и, прицелившись, спустил курок. Очередь на все оставшиеся три патрона больно дала по ушам, мертвец упал и больше не шевелился.
— Твою ж мать! — сердито сказал капитан, зажимая уши, — А ты одиночным не мог?!
— Извини тупанул! — оправдался дежурный подходя к застреленному зомби и констатируя и так очевидное, — Готов!
Две мёртвые женщины неподвижно стояли на залитой кровью лестнице, когда тишину разорвал треск автоматной очереди. Встрепенувшись, они пошли на звук, первая пожилая, рот и подбородок которой был залит кровью, быстро и решительно. Вторая помоложе с сильно разбитым лицом и изгрызенной ногой, медленно — мешало перегрызенное ахиллово сухожилие, но тоже, не менее решительно.