– Кстати, а какого рода у нас груз на борту?
– Не знаю… – всё ещё увлечённый созерцанием ответил сопроводитель.
– Как это понимать? – удивился капитан.
Сопроводитель оборотился к собеседнику и приподнял плечи.
– Не знаю!.. В мои полномочия входят лишь сопроводительные функции… Я имею представление только о параметрах деревянного контейнера, в котором мы перевозим груз… Но вот о самом грузе мне ничего не известно…
– Поразительно!.. – сказал капитан.
– И не говорите, – ответил сопроводитель.
Капитан попросил старшего помощника сходить за инструментами и принялся рыться в картонной коробке. Он извлёк три налобных фонарика. Один из них протянул сопроводителю:
– Надевайте!
– Зачем?
– Пойдём вскрывать ваш контейнер…
– Да? – засомневался сопроводитель. – А это законно?
– О каких законах вы говорите? Мы в открытом море… Суша не обнаруживает себя!.. Всяческая возможность связи отсутствует… На наши сигналы о помощи никто не отвечает!.. Мы потерялись… или нас специально потеряли… Осталось недолго… Топливо уже почти закончилось… Аккумуляторы рано или поздно сдохнут… Вода и провизия подойдут к концу… Вокруг лишь море, небо и солнце…
– А кто нас потерял?
– Не знаю… Всегда найдётся желающий потерять… Впрочем, как и потеряться…
– А если нас всё же спасут… И… увидят в грузовом отсеке вскрытый груз… А я… ответственное лицо, так сказать…
– Почти любые действия оправдываются форс-мажорными обстоятельствами…
В дверях показался старший помощник с инструментами. Капитан пошёл к выходу, сопроводитель, терзаясь сомнениями, поплёлся за ним следом. Нацепив налобные фонарики, капитан, старший помощник и сопроводитель груза стали пробираться по длинным запутанным коридорам, переходам, фойе, мимо неработающих лифтов, безлюдных пространств, на лестницу, вниз по ступеням, палубой ниже, ещё ниже и ещё – в грузовой отсек судна. Дверь в отсек оказалась открытой. Сопроводитель груза заволновался:
– И почему это дверь нараспашку?
– Потому что грузовой отсек – второстепенное помещение… А мы обесточили все второстепенные помещения… Электронный замок не работает, – пояснил капитан.
– Хорошо, допустим, – не успокаивался сопроводитель, – но дверь-то нараспашку, понимаете? Значит, кто-то её открыл!
– Сквозняк!
– Ну уж!
– Да не важно это всё уже… Не важно! – раздражённо заключил капитан и покрутил головой, освещая фонариком мглу. Контейнер высился монументально в центре отсека, диктаторствуя над пустотой, щеголяя опломбированным боком. Металл инструментов врезался в деревянный бок. Затрещали доски, повылетали гвозди.
– Неаккуратно работают… – прошептала из дальнего угла кастелянша.
Деревянный контейнер наскоро разверзли. Голова сопроводителя груза суетливо всунулась в образовавшуюся прореху, а следом исчезло и всё тело.
– Здесь пусто! – послышался вскоре его голос.
Капитан и старший помощник ступили в прореху и ощупали светом налобных фонариков пространство. Контейнер действительно был пуст. Капитан устало вздохнул. Старший помощник принялся собирать инструменты. Сопроводитель груза озадаченно забегал по периметру контейнера, паче чаяния пристукивая подошвой армейских ботинок, тряся головой, плюясь и размахивая руками.
– Какое бесчинство! Какая провокация! Груз… груз пропал!..
– С чего вы взяли, что он пропал? – равнодушно спросил капитан.
– Как это «с чего»?.. С того, что контейнер пуст!..
– Так, может, он и был пуст!
– Как так? Это что же получается… я всё это время сопровождал пустоту?
– Получается, что так…
– Пустоту? – издал вопль сопроводитель.
– Пустоту, пустоту, – подтвердил капитан.
– Но ведь целью рейса являлась именно доставка груза!!!
– Являлась… – вздохнул капитан.
– Я отказываюсь в это верить! Отказываюсь! Зачем же… зачем эскортировать пустоту?..
– Чтобы не потерялась, – предположил старший помощник капитана и направился к выходу. Капитан последовал за ним. Сопроводитель ещё раз посветил внутрь контейнера, ещё раз опечалился и с понурой головой поплёлся следом.
Когда опасность, по разумению кастелянши, миновала, она вылезла из дальнего угла, чиркнула спичкой, подожгла фитиль, и, освещая себе путь керосиновой лампой, покинула грузовой отсек. Очутившись в матросской каюте, набитой до отказа пластмассовыми баночками с канифолью, кастелянша обрушилась на койку. Спавший тут же водолаз пробудился. Кастелянша покачала головой и сказала:
– Зря только ходила этот контейнер заколачивать!.. Зря только мне наш слесарь с новой пломбой подсоблял!.. Пришли, всё раскурочили, дыру проковыряли… да так и оставили… Нет бы залатать, нет бы всё на место поставить!..
В каюту протиснулся огненно-рыжий матрос и взревел:
– Ты сдурела? Ты что мне весь груз сюда притащила?!
– Ну конечно! Так бы он у тебя тут весь и поместился!.. Ага… Размечтался!..
– И куда ты его дела?
– В прачечную снесла… Да в свою каюту… Мне теперь, кстати, спать негде… Моя соседка-то, скорее всего, к своему механику пойдёт, а я… Ну, сюда приду… Что ж делать-то?
Огненно-рыжий матрос схватил первую попавшуюся баночку, повертел её в руках и поставил на место.
– Скудоумная ты… Ох, скудоумная…
– Отчего это?
– Оттого!.. На кой чёрт тебе канифоль?
– На той! В Питер вернёмся, я в музыкальные училища пойду, может, им там смычки натирать нечем… А коли есть чем, тогда подамся на заводы, где радио-электротехнику паяют да лудят… А коли и им канифоль не нужна, тогда в бильярдные пойду, авось им сгодится… Ведь кий – инструмент своевольный… Его лощить надо как следует, коли хочешь в лузу непрестанно попадать!..
– Какой Питер? Нет его!
– Как нет?
– Да вот так – нет! Ходят слухи, что и Германии тоже не было! Потому и повернули обратно… Я тут среди матросов консилиум собираю, будем решать, что делать… Сдаётся мне, что-то тут не чисто!.. Скрывает что-то от нас капитан со своими помощничками!
– А я, когда маленький был, в музыкальную школу ходил, – вдруг сказал водолаз и прослезился, – на скрипке играл… В районном доме культуры выступал… Э-э-эх!
Матрос подтолкнул кастеляншу к двери.
– Иди давай уже, нечего тебе тут околачиваться, сейчас матросы на консилиум придут…
Кастелянша вышла в тёмный коридор, подняла руку с керосиновой лампой повыше и двинулась вперёд. В «La terrasse» было крикливо. Кастелянша погасила керосиновую лампу, прошла незаметно вдоль стены и затаилась в углу. Вспрянувшие пассажиры обступили членов экипажа со всех сторон и досаждали им вопросами. Капитан держал ответ:
– На шлюпках не спасаемся, ибо некуда спасаться!.. Навигационная система определяет вкруг нас одну лишь воду и ни клочка суши, понимаете? На наши сигналы о помощи никто не отзывается… Ну и куда мы поплывём на шлюпках? Оставаясь на лайнере, мы сможем поддерживать нашу жизнеспособность неизмеримо дольше…
Пассажиры зашептались, закивали, засоглашались. Широкобёдрая повариха выплыла из белоснежных кухонных дверей и вручила официантам огромное блюдо с сэндвичами.
– Перекусите, голубчики, перекусите!.. – сказала она. Официанты прытко разносили угощение, пассажиры закусывали. Повариха вынесла второе блюдо с сэндвичами, наготовленными специально для членов экипажа, и, заметив в углу кастеляншу, поманила ту рукой. Кастелянша прокралась вдоль стены и скрылась вслед за поварихой в кухне. В «La terrasse» ворвался радостный первый помощник и устремился к капитану.
– Наш радиотелеграфный сигнал бедствия услышали!.. Услышали! – возгласил он.
Капитан сорвался с места и кинулся вместе с первым помощником в рубку, старший помощник побежал за ними следом.
– А вот и хорошо, а вот и славно, – заулыбался сопроводитель груза, напрочь позабыв про варварски взломанный контейнер. Пассажиры повеселели, расправили плечи. Официанты подали ароматный чай. Вскоре вернулись удовлетворённые капитан и старший помощник, заверили пассажиров в скором – максимум часа два-три – прибытии помощи и принялись дожёвывать свои сэндвичи. Испив ароматного чая, сопроводитель груза в изнеможении откинулся на спинку стула и сказал:
– Ждать и догонять – хуже не придумаешь! Может, кино?
Капитан поднял уставшие глаза и промолчал. Старший помощник согласился:
– А, может, и вправду кино, а?
Капитан попытался возразить, но переутомлённая голова отказывалась измышлять обоснованные аргументы. Он махнул рукой:
– Будь по-вашему…
Старший помощник ринулся в кинотеатр устраивать сеанс. Вокруг зашептались:
– Кино… кино… будет кино…
– А какое кино?
– А не всё ли равно?
Скоро воротился старший помощник и пригласил всех на киносеанс. Широкобёдрая повариха навалилась на белоснежный дверной косяк и спросила:
– Ну что, пойдём что ли?
Кастелянша безразлично пожала плечами и проводила печальным взглядом субтильную фигурку поэта в коричневом жилете и клетчатых брюках.
– Не удалось мне с ним ни единым словечком обмолвиться, – сказала она и тяжело вздохнула.
– И зачем это он тебе сдался?
– Повиниться хочу перед ним… за поведение своё беспардонное… Да рассказать про чувства, что пробуждаются внутри, когда вижу его… всего такого…
– Тогда точно надо идти! – заключила повариха.
– Куда?
– В кинотеатр! С ненаглядным своим рядом сядешь да о чувствах своих ему в ушко надышишь!
Повариха заглянула в кухню – кухня была пуста, она подхватила кастеляншу за локоть и потащила на киносеанс. Та попыталась воздеть руку с керосиновой лампой ввысь, но освещение в коридорах вновь заработало. И керосиновая лампа заболталась без дела вдоль пышных юбок кастелянши. В кинозале галдела публика: пассажиры, музыканты, официанты, шеф-повар с поварятами, судовой доктор, горничные, посудомойка, смотритель груза, старший электромеханик, боцман, капитан и все его помощники… Да мало ли кто ещё? Повариха вошла внутрь и застыла, выискивая места получше.
– Пойдём-пойдём, вон в пятом ряду хорошие места есть!..
– Да мне ж к нему надо… к нему… – зашептала кастелянша из-за спины поварихи.
– А-а-а, ну да… Тогда ищи сама, где он там, твой ненаглядный…
Кастелянша осторожно оглядела зал, поэт сидел между Андрiем Скляренко и Евграфом Петровичем Бабочкиным.
– Нет-нет, я не пойду, – сказала она.
Повариха нахмурилась:
– Чего ещё?
– Он не один…
– Ну и чего ж? Сядешь наискосок и начнёшь шептать…
Кастелянша выскочила наружу, увлекая за собой повариху.
– Какой там… стыд да срам!.. А вдруг кто услышит?! А это… это только между нами двоими можно…
– Значит, не пойдём?
– Я не пойду… Нет!.. Я его лучше здесь подожду… После сеанса попробую подкараулить… А ты… ты иди!
– Нет, тогда я тоже не пойду. Что ж я тебя тут одну всю такую расстроенную брошу?..
В кинозале загромыхала музыка, погас свет. Волоокий распорядитель высунулся наружу, посверкал глазами и недовольно спросил:
– Идёте?
– Нет, – отчеканила повариха.
Распорядитель затворил двери, в фойе сделалось тихо. Кастелянша осела вниз, звякнула керосиновой лампой.
– Ох, что-то устала я… Устала.
– Да, чувства утомляют, – согласилась повариха и тоже осела на тёмно-бордовый ковролин.
– Забыла тебе сказать, – начала кастелянша, – я нашу каюту баночками с канифолью заставила, спать теперь негде…
– Да спать-то, может, и не надо будет… Вон помощь того и гляди подоспеет! – успокоила её повариха. – А коли задержится, так я к своему механику пойду…
– Вот я именно так и рассудила.
– И правильно сделала… А канифоль у тебя откуда?
– Из грузового отсека.
– И зачем она тебе?
– Стартап буду делать.
– А что это такое?
– А это такое дело… предпринимательское… самое его начало, то бишь… Когда ничего ещё не понятно… Ни что продаёшь, ни кому, ни зачем… Ни – самое главное – за сколько…
– А-а-а, так коли ничего не понятно, как же тогда это дело делать-то?
– Вот! Это и называется «коммерческая жилка»!
– И чего, она у тебя есть?
– Есть! Вот она, – кастелянша запрокинула голову и потыкала пальцем в шею, – видишь? Пульсирует!
В фойе ввалился огненно-рыжий матрос в сопровождении прочих.
– Вот так встреча!
– Ага, ненаглядного ейного поджидаем, – отчиталась повариха.
– Ну и как твой консилиум прошёл?
– Лучше не придумаешь! Все участники вот на вахту заступили, – матрос расплылся в счастливой улыбке, – а прочие, так сказать, члены… экипажа… вон… в синема!
Матрос извлёк из кармана связку ключей, подошёл к двери, ведущей в кинозал и многажды щёлкнул замком.
– Так… запасный выход заблокировали… основной тоже… – пробубнил он себе под нос и сделал какие-то пометки в блокноте.
– А это зачем? – поинтересовалась кастелянша.
– Затем, чтобы безбилетники на сеанс не попали, – хмыкнул огненно-рыжий матрос.
– Чего ты выдумываешь?! – возмутилась повариха.
– Шучу, шучу… Пусть посидят там спокойно, фильм посмотрят… Через час откроем… Ещё не хватало, чтобы они мешать стали нашей дознавательской деятельности!.. Нам ведь всё надо выяснить… Всё! Где мы, зачем, откуда и куда… А то завезли нас, понимаешь ли, деятели… Тьфу!..
– А чего там выяснять? Вон помощь того и гляди подоспеет, – сообщила повариха.
– Помощь? – рассмеялся огненно-рыжий матрос. – Так это они брешут!
– Что значит, брешут?
– На радиовахте наш человек был! Разумеете? Ответ на наш сигнал бедствия – это фикция… Придумка…
– Розыгрыш что ли? – ощерилась повариха.
– Да, да… Розыгрыш.
Повариха принялась заливисто хохотать, кастелянша помолчала, похмурила брови, а потом тоже расхохоталась.
– Дела не ждут! Мы в рубку… А вы бы состряпали нам чего-нибудь вкусного… деликатесного! – попросил огненно-рыжий матрос и в сопровождении прочих вывалился из фойе.
– А что ж не состряпать? Состряпаем, так ведь?
Кастелянша пожала плечами. Повариха поднялась на ноги и запричитала, растирая занемевшую ягодицу.
– А знаешь что, – сказала она, закончив растирания, – давай прежде погадаем!
– Погадаем? На что?
– На кого!.. На твоего ненаглядного!
Глаза кастелянши осветились праздничной иллюминацией. Повариха вцепилась ей в руку и поспешила к лестнице.
– А далеко мы?
– В подсобку… Она почти под нами, палубой ниже…
В подсобке было тесно. Повариха щёлкнула выключателем, усадила кастеляншу в центре помещения на новенький унитаз, любовно замотанный стретч-плёнкой и сказала:
– Я сейчас!
Дверь хлопнула. Кастелянша поставила у ног керосиновую лампу и огляделась. Возле двери ютилась стремянка, к правой стене притулился исцарапанный стол, под столом толклись жестяные вёдра, в углу торчала охапка швабр, к левой стене плотно прижались составленные в два ряда канистры, баллоны, бутылки и баки. Пол был измаран маслянистыми следами и потёками. Под скирды перевязанных бечёвкой газет и журналов натекла жирная лужица. Вскоре вернулась повариха, впихнула в подсобку тележку-стеллаж, плотно уставленную необходимым реквизитом, и принялась её разгружать, приговаривая:
– Вот зеркало… не очень большое… Но какое уж есть! А это формовые свечи, ароматические… Семь с половиной сантиметров, горят 30 часов! Горят и ароматы источают!.. Лаванда, прополис и ваниль… И вот, погляди! 14 сантиметров! Персиком, анисом, бергамотом и апельсином пахнут! Эти все простые… без запаха… Эти тоже… И эта дюжина тоже не пахнет… Зато посмотри, какие они огромные! 55 часов гореть могут! А эти – мои любимые… Ты только посмотри, в каких они замечательных керамических стаканчиках! Это – мандарин, корица, мускат, имбирь… А это – гардения, гелиотроп и спелый абрикос! А!.. Вот эти… вот эти ещё люблю!.. Каковы, а?! Так… А это… это свечки из церкви… освящённые… А это – из монастыря! – повариха воткнула пучок длинных узких свечей в гранёный стакан, наполненный крупнозернистым желтоватым песком. Свечи застыли в ожидании огня. – И вот ещё… стакан с водой… И блюдце с поваренной солью… Что ещё?.. Ах, да, бумажные платочки – вдруг поплакать соберёшься… Гадание… оно ведь дело такое…
Повариха сочувственно похлопала кастеляншу по спине и по-хозяйски осмотрела исцарапанный стол, в центре которого громоздилось круглое зеркало на подставке, перед зеркалом стояли стакан с водой и блюдце с солью. Всю остальную поверхность рассохшейся столешницы занимали разноцветные и разновеликие свечи. Повариха протянула кастелянше тетрадный лист, принялась зажигать свечи и рассказывать:
– Сейчас свет погашу. Ты написанное на бумажке скажешь… Семь раз скажешь! Потом возьмёшь щепотку соли, положишь на язык и запьёшь соль водой. Воду нужно выпить всю. До дна! Потом будешь долго и пристально смотреть в зеркало… А там, глядишь, кто и появится…