– Если вы так хорошо знакомы с земными вещами, – спросил я, – почему же вы не признаете моего тождества с обитателями этой планеты?
Она снова улыбнулась, как взрослый снисходительно улыбается невинным вопросам ребенка:
– Потому, Джон Картер, – сказала она, что почти каждая планета и звезда, с атмосферными условиями, близкими существующим на Барсуме, обнаруживают формы живых существ почти тождественные с вами и со мной.
Тогда я рассказал ей подробности моего отбытия с Земли. В эту минуту вернулась Сола с нашими скудными пожитками и со своим молодым марсианским протеже, которому, конечно, предстояло разделить с нами квартиру.
После этого мы с Деей Торис занялись осмотром архитектурной и декоративной отделки прекрасных комнат занимаемого нами здания. Она рассказала мне, что этот народ процветал около сотни тысяч лет назад. Это были первые прародители ее расы, но они смешались с другой расой ранних марсиан, темных, почти черных, а также с красно-желтой расой, распространенной в ту же эпоху.
…Однажды Джин, пребывающий в лучах Луны, обратился к Демону Долины с такой речью: «Я стар и многого не помню. Скажи мне, как выглядели, что совершили и как называли себя те, кто воздвиг эти сооружения из Камня?» И Демон отвечал: «Я – Память, и знаю о минувшем больше, нежели ты. Но и я слишком стар, чтобы помнить все. Те, о ком ты спрашиваешь, были столь же загадочны и непостижимы, как воды реки Век. Деяний их я не помню, ибо они продолжались лишь мгновение. Их внешность я припоминаю смутно и думаю, что они чем-то походили вон на ту обезьянку в ветвях. И только имя запомнилось мне навсегда, ибо оно было созвучно названию реки. Человек – так звали этих созданий, безвозвратно канувших в прошлое».
Эти три могучих ветви высших марсиан вынуждены были вступить в тесный союз, когда высыхание марсианских морей заставило их отступать в сравнительно редкие и непрерывно сокращающиеся плодородные области, где они защищались при новых условиях жизни от диких орд зеленых людей.
Века тесных отношений и перекрестных браков дали в результате расу красных людей, прекрасной представительницей которой являлась Дея Торис. За время многовековых лишений и непрерывных войн, как междоусобных, так и общих – против зеленых, погибло многое из высокой цивилизации и искусств светловолосых марсиан. Но современная красная раса достигла такого развития, когда новые открытия и более практическая цивилизация вознаграждают за утрату того, что безвозвратно погребено под бесчисленными слоями истекших веков.
Эти древние марсиане были расой с высокой культурой и письменностью, но превратности тяжелых столетий, когда им приходилось приспосабливаться к новым условиям, не только совершенно остановили их развитие, но повели к почти полной потере всех архивов, летописей, литературных памятников.
Мы были так поглощены осмотром здания и нашим разговором, что не заметили, как наступил вечер. Нас привело в себя появление посланца, принесшего мне от Лоркаса Птомеля приказ немедленно явиться к нему. Простившись с Деей Торис и Солой, и, приказав Вуле охранять их, я поспешил в приемный зал, где застал Лоркаса Птомеля и Тарса Таркаса, сидевших на возвышении.
* * *
Гордон, со сжавшимся от волнения горлом, остановился перед сидящим.
– Отец… – с трудом начал он. И тут же его прервали. Арн Аббас, сверкнув на него взглядом, воскликнул гневно:
– Не зови меня отцом! Ты мне не сын! Мой сын не станет месяцами слоняться по задворкам Империи, когда он нужен мне здесь! Из-за этой проклятой научной работы ты совершенно позабыл свой долг!
Гордон вздохнул свободнее.
– Мой долг, отец?
– Долг перед Империей! – прогремел Арн Абба. – Ты прекрасно знаешь, какая игра разворачивается по всей Галактике и что она означает для наших миров! – Он стукнул огромным кулаком по колену. – Видишь, к чему привело твое отшельничество? Шорр Кан едва не похитил тебя! Понимаешь, что это значит?
– Да, –кивнул Гордон. – Если бы Шорр Кану удалась эта попытка, он использовал бы меня как заложника.
Арн Аббас метнул в него испепеляющий взгляд.
– О чем ты болтаешь, во имя звездных чертей? Ты осведомлен не хуже меня, что Шорр Кан хотел выведать тайну Разрушителя!..
Разрушитель? Что это еще такое? Как можно продолжать безумный маскарад, не зная важнейших фактов из жизни Зарт Арна? Если бы не данное принцу слово, Гордон давно бы во всем признался. Но ему пришлось принять непринужденный вид.
– Конечно, Разрушитель. О нем-то я и говорю.
СОАЦЕРА
Голубоватые очертания Соацеры, уступы плоских крыш, решетчатые стены, покрытые зеленью, овальные зеркала прудов, прозрачные башни, – выходя из-за холмов, занимали все большее пространство, тонули за мглистым горизонтом. Множество черных точек летело над городом навстречу кораблю.
Цветущий канал ушел к северу. На восток от города расстилалось пустынное, покрытое кучами щебня, изрытое поле. У края этой пустыни, бросая резкую, длинную тень, возвышалась гигантская статуя человека, – потрескавшаяся, покрытая лишаями.
Каменный, обнаженный человек стоял во весь рост, ноги его были сдвинуты, руки прижаты к узким бедрам, рубчатый пояс подпирал выпуклую грудь, на солнце тускло мерцал его ушастый шлем, увенчанный острым гребнем, как рыбий хребет. Скуластое лицо с закрытыми глазами улыбалось лунообразным ртом.
– Магацитл, – сказал марсианин и указал на небо.
Вдали за статуей виднелись огромные развалины цирка, унылые очертания рухнувших арок акведука. Всматриваясь, Лось понял, что кучи щебня на равнине, ямы, холмы – были остатками древнейшего города. Новый город, Соацера, начинался за сверкающим озером, на запад от этих развалин.
Черные точки в небе приближались, увеличивались. Это были сотни марсиан, летевших навстречу в крылатых лодках и седлах, на парусиновых птицах, в корзинах с парашютами. Первой домчалась, описала крутой заворот и повисла над кораблем сияющая, золотая, четырехкрылая, как стрекоза, узкая сигара. С нее посыпались цветы, разноцветные бумажки на палубу корабля, – свешивались молодые, взволнованные лица.
Лось встал, держась за трос, снял шлем, – ветер поднял его белые волосы. Из рубки вылез Гусев и стал рядом. Охапки цветов полетели на них из лодок. На голубоватых, то смуглых, то кирпичных, лицах подлетающих марсиан было неистовое возбуждение, восторг, ужас.
Теперь, над головой, спереди, с боков, вдогонку за медленно плывущим кораблем, летели сотни воздушных экипажей. Вот, скользнул, сверху вниз, в корзине под парашютом размахивающий руками толстяк в полосатом колпаке. Вот, мелькнуло бородатое лицо, глядящее в трубку. Вот, озабоченный, с развевающимися волосами, востроносый марсианин, вертясь перед кораблем на крылатом седле, наводил какой-то крутящийся ящичек на Лося. Вот, пронеслась, вся в цветах, плетеная лодка, – три женских, большеглазых, худеньких лица, голубые чепцы, голубые, летящие рукава, белые шарфы.
Пение винтов, шум ветра в крыльях, тонкие свистки, сверкание золота, пестрота одежд в воздушной синеве, внизу – пурпуровая, то серебристая, то канареечная листва парков, сверкающие отблесками солнца окна уступчатых домов, – все было, как сон. Кружилась голова. Гусев озирался, повторял шепотом:
– Гляди, гляди, эх ты...
Корабль проплыл над висячими садами и плавно опустился на большую, круглую площадь. Тотчас, посыпались, горохом с неба, сотни лодок, корзин, птичищ, – садились, шлепались на белые плиты площади. В улицах, расходящихся от нее звездою, шумели толпы народа, бежали, кидали цветы, бумажки, махали платочками.
Корабль сел у высокого и тяжелого, как пирамида, мрачного здания из черно-красного камня. На широкой лестнице его, между квадратных, суженых кверху, колонн, доходивших только до трети высоты дома, стояла кучка марсиан. Они были все в черных халатах, в круглых шапочках. Это был, как Лось узнал впоследствии, Верховный Совет Инженеров, высший орган управления всеми странами Марса.
Марсианин-спутник указал Лосю – ждать. Солдаты сбежали по лесенкам на площадь и окружили корабль, сдерживая напиравшие толпы. Гусев с восхищением глядел на пеструю от одежд, волнующуюся площадь, на вздымающееся над головами множество крыльев, на громады сероватых, или черно-красных зданий, на прозрачные, за крышами, очертания башен.
– Ну, город, вот это – город! – повторял он, притоптывая.
На лестнице марсиане в черных халатах раздвинулись. Появился высокий, сутулый марсианин, также одетый в черное, с длинным, мрачным лицом, с длинной, узкой, черной бородой. На круглой шапочке его дрожал золотой гребень, как рыбий хребет.
Сойдя до середины лестницы, опираясь на трость, он долго смотрел запавшими, темными глазами на пришельцев с земли. Глядел на него и Лось, – внимательно, настороженно.
– Дьявол, уставился! – шепнул Гусев. Обернулся к толпе и уже беспечно крикнул: – Здравствуйте, товарищи марсиане, мы к вам с приветом, принимайте гостей!
Толпа изумленно вздохнула, заропотала, зашумела, надвинулась. Мрачный марсианин захватил горстью бороду и перевел глаза на толпу, окинул тусклым взором площадь. И под его взглядом стало утихать взволнованное море голов. Он обернулся к стоявшим на лестнице, сказал несколько слов и, подняв трость, указал ею на корабль.
Тотчас к кораблю сбежал один из марсиан и тихо и быстро проговорил что-то нагнувшемуся к нему через борт лысому марсианину. Раздались сигнальные свистки, двое солдат взбежали на борт, завыли винты, и корабль, грузно отделившись от площади, поплыл над городом в северном направлении.
* * *
– А вы не торопитесь, Алексей Иванович, – сказал Лось, поглядывая на лазоревые цветы. – Посадочный блок «Викинга-1» совершил мягкую посадку на равнине Хриса 20 июля 1976 г., а «Викинга-2» – на равнине Утопия 3 сентября 1976 г. В местах посадок были проведены уникальные эксперименты с целью обнаружить признаки жизни в марсианском грунте. Специальное устройство захватывало образец грунта и помещало его в один из контейнеров, содержавших запас воды или питательных веществ. Поскольку любые живые организмы меняют среду своего обитания, приборы должны были это зафиксировать. Хотя некоторые изменения среды в плотно закрытом контейнере наблюдались, к таким же результатам могло привести наличие сильного окислителя в грунте. Поэтому ученые не смогли уверенно отнести эти изменения за счет деятельности бактерий.
– Да, заехали, – сказал Гусев.
12. ПЛЕННИК, ОБЛЕЧЕННЫЙ ВЛАСТЬЮ
Когда я вошел и поклонился....
Когда я вошел и поклонился, Лоркас Птомель сделал мне знак приблизиться... Вот что, вот что меня постоянно гнетет…
«Вот что, вот что меня постоянно гнетет, как припомню – потеет загривок, и всего меня этак знобит и трясет, будто масло сбивают из сливок. Вот что, вот что страшит...» – «Ну, заладил опять! – перебил предводитель в досаде. Но уперся Дохляк: «Нет, позвольте сказать! Вот что, вот что я слышал от дяди. И в навязчивом сне Снарк является мне сумасшедшими, злыми ночами; и его я крошу, и за горло душу, и к столу подаю с овощами. Но я знаю, что если я вдруг набреду вместо Снарка на Буджума – худо! Я без слуху и духу тогда пропаду и в природе встречаться не буду».
Когда я вошел и поклонился, Лоркас Птомель сделал мне знак приблизиться, и, устремив на меня свои большие ужасные глаза, обратился ко мне со следующими словами:
– Вы провели в нашей среде несколько дней и успели за это время достигнуть, благодаря вашей доблести, высокого положения. Но, как бы то ни было, вы среди нас чужой. Странное дело с вами, – продолжал он, – вы пленник, и вы отдаете приказы, которые исполняются. Вы чужестранец, и в то же время таркианский вождь. Вы карлик, а между тем убиваете сильного воина одним ударом кулака. А теперь доносят, что вы подготовляете побег с пленницей другой расы, с пленницей, которая, по ее же словам, почти убеждена в том, что вы возвратились из долины Дор. Каждого из этих обвинений было бы достаточно для вашей казни. Поэтому я был бы рад, Джон Картер, если бы вы умерли.
Но без приказания Тала Хаджуса мы можем убить вас лишь при двух условиях: в личной схватке при самообороне, если бы вы напали на одного из нас, или же если бы вы были захвачены при попытке к бегству. В интересах справедливости я должен предупредить вас, что мы только и ждем одной из этих двух возможностей, чтобы освободиться от столь тяжелой ответственности. Для нас чрезвычайно важно доставить красную девушку к Талу Хаджусу. За целое тысячелетие тарки не имели еще такой добычи. Она внучка величайшего из красных джеддаков и нашего непримиримейшего врага. Я кончил.
Я повернулся и покинул приемный зал. Меня бросало в дрожь при мысли о том, что Дея Торис может стать жертвой этого мерзкого атавизма. Гораздо лучше приберечь на последнюю минуту дружеские пули, как это делали доблестные пограничные жительницы моей утраченной родины, предпочитавшие расстаться с жизнью, нежели попасть в руки индейцев.
В то время как я блуждал по площади, погруженный в свои мрачные предчувствия, ко мне подошел Тарс Таркас, возвращавшийся из приемного зала. Его внешнее обращение со мной ничуть не изменилось, и он приветствовал меня, как будто мы расстались всего несколько минут назад.
– Где вы живете, Джон Картер? – спросил он.
– Я еще не выбрал себе помещения, – ответил я. – Мне казалось, что мне лучше всего поселиться одному или среди других воинов, и я ждал случая спросить у вас совета. Как вы знаете, – и я улыбнулся, – я еще вчера вполне освоился с обычаями тарков.
– Пойдем со мной, – сказал он, и мы вместе направились к зданию, которое, к моему удовольствию, как раз примыкало к тому, где помещалась Сола и его стража. – Я живу в первом этаже этого здания, – сказал он, – второй этаж также занят воинами, но третий и верхние свободны. У вас будет большой выбор. Я слышал, – продолжал он, – что вы уступили свою женщину красной пленнице. Ну что ж, как вы сами сказали, ваши пути – не наши пути, но вы сражаетесь за нее, вам это нравится. Поэтому, если вы отдаете вашу женщину пленной – это ваше дело.
Оставшись один, я поднялся по винтовому коридору в верхние этажи и стал подыскивать себе помещение. Великолепие других зданий повторялось и в этом, и по своему обыкновению, я вскоре увлекся исследованиями и открытиями.
В конце концов я выбрал себе лицевую комнату в третьем этаже, так как это приближало меня к Дее Торис, помещавшейся во втором этаже соседнего здания. У меня мелькнула мысль устроить какую-нибудь сигнализацию, которая дала бы ей возможность звать меня, если бы ей понадобились мои услуги или защита.
К моей спальне примыкали ванная, гардеробная и другие жилые комнаты этого этажа. Всего их было около десяти. Окна здания выходили на огромный двор, окруженный с четырех сторон зданиями, фасадом, обращенные на четыре улицы квартала. По двору бродили различные животные, принадлежавшие воинам, жившим в этих зданиях.
Двор весь порос желтой мшистой растительностью, покрывавшей вообще почти всю поверхность Марса, а многочисленные фонтаны, статуи, скамьи и беседки свидетельствовали о былой красоте двора в стародавние времена, когда его наполняли златоволосые смеющиеся люди, которых жестокие и непреклонные космические законы изгнали не только из их жилищ, но и вообще из жизни, оставив им единственное убежище в смутных легендах их потомков.
…Первое яркое впечатление в этом ужасном некрополисе – Варен остановился перед наполовину разрушенной могилой и бросил на землю вещи. Тогда я заметил у себя электрический фонарь и две лопаты, а у компаньона кроме фонаря еще и переносной телефонный аппарат. Мы не проронили ни слова, – место и цели казались ясны, и без малейшей задержки схватились за лопаты, и стали расчищать траву, сорняки, снимая землю с плоского, архаического погребения. Когда мы полностью расчистили погребение, состоявшее из трех огромных гранитных плит, я отступили назад, чтобы рассмотреть лучше, а Варен, казалось, занялся умственными расчетами. Затем он повернулся к могиле и используя лопату как рычаг попытался заглянуть под плиту, находящуюся ближе всего к каменным развалинам, которые должно быть когда-то были памятником. Он не преуспел и направился ко мне за помощью. Вместе мы расшатали камень, а затем и перевернули его.
Мои мысли были прерваны появлением нескольких молодых женщин, нагруженных оружием, шелковыми покрывалами, мехами, драгоценностями, кухонными принадлежностями и ящиками с провизией и напитками; включая значительную добычу с воздушного корабля. По-видимому, все это принадлежало двум убитым мною вождям и теперь, по обычаю тарков, перешло ко мне. По моим указаниям они сложили вещи в одной из задних комнат и ушли, но вскоре вернулись опять с новым грузом и сообщили мне, что все это моя собственность. Во второй раз с ними явилось не менее десяти или пятнадцати других женщин и юношей, вероятно, составлявших свиту обоих вождей.