– Тебе нужен призрак в Горсторп-Грэйндж? – спросил у меня Джек так же буднично, как если бы речь шла о новом шкафе для гостиной.
– Именно! – отозвался я.
– Нет ничего проще, – заявил мой родственник, наполняя стаканчик, несмотря на все возражения с моей стороны. – Сейчас посмотрим, – и тут он достал солидную справочную книгу в алом переплете, по краю которой бахромой шли буквы алфавита. – «Призрак»… на «п»… что у нас тут?.. «Певчие птицы», «платье готовое», «пироги», «простыни», «палубный лес»… а, вот и наши призраки! Том 9, раздел 6, страница 141! Минуточку!
И Джек вспорхнул по лесенке и принялся рыться в стопке книг на верхней полке. Я думал, не выплеснуть ли мне содержимое своего стакана в плевательницу, пользуясь тем, что Джек меня не видел, но по здравому размышлению избавился от спиртного общепринятым способом.
– Пожалуйста! – воскликнул тем временем мой лондонский поверенный, спрыгнув с лесенки и с грохотом обрушив на стол огромный манускрипт. – У меня тут все собрано-подобрано, так что вмиг отыщем, что надо. Все в порядке, дело-то плевое… – Тут он вновь наполнил наши стаканы. – Что мы там искали, не напомнишь ли?
– Призраков! – подсказал я.
– Ах да, точно! Вот. Сто сорок первая страница, как раз то, что нам нужно. Т. Х. Фаулер и сын, Данкель-стрит. Поставщики медиумов для знати и благородных заказчиков. Продажа любовных зелий, заклинаний, мумий, составление гороскопов. Так, это вряд ли нас устроит…
Я уныло покачал головой.
– Фредерик Табб, – продолжил двоюродный братец моей супруги. – Уникальный канал связи между живыми и мертвыми, эксклюзивные права на владение духами лорда Байрона, Кёрка Уайта, Гримальди, Тома Крибба и Иниго Джонса. Этот может подойти.
– Ну это как-то скучно, – возразил я. – Боже мой, ну представь: привидение с битой мордой или подпоясанное кушаком, ты к нему подходишь, а оно: «Мне жаль тебя, ты любишь то, что гибнет!»
Я настолько разгорячился, что немедленно выпил – и налил себе вновь.
– Так, еще один, – продолжил мой собеседник. – Кристофер Мак-Карти. Сеансы раз в две недели с присутствием всех выдающихся духов древности и современности. Секреты вашего рождения, чары, черные заклинания и весточки с того света. Он мог бы нам помочь. Ну, завтра я сам их навещу и лично проверю, что они могут. Я примерно представляю, что сейчас творится на рынке призраков, и я буду не я, если мы не найдем что-нибудь по сходной цене. Так что на сегодня хватит работы! Время выпить! – И он отшвырнул здоровенный том прочь от себя.
Мы употребили столько спиртного, что на следующее утро я с большим трудом сумел объяснить миссис д’Одд, зачем я повесил ботинки и очки на вешалку перед тем, как отойти ко сну. Уверенность моего кузена в благополучном исходе дела вызвала новые надежды – и я, преодолев похмелье, расхаживал по дому, прикидывая, в какую его часть лучше заселить свежекупленного призрака. После долгих размышлений я решил, что банкетный зал наилучшим образом подходит для этого. Это была длинная низкая комната, увешанная ценными гобеленами и всякими реликвиями старинного рода, который обитал тут испокон веков. Кольчуги, доспехи и клинки взблескивали в языках пламени камина, а ветер носился по помещению, шевеля занавеси. В одном конце зала был невысокий помост, на котором пировали хозяин усадьбы с ближайшими соратниками, а несколькими ступенями ниже были выставлены столы для вассалов и челяди. Ковров на полу не было, но по моему указанию полы засыпали камышом. Ничто здесь не напоминало о том, что мы в девятнадцатом веке, – разве только мое личное серебряное блюдо, клейменное фамильными гербами, восстановленными ловким Джеком, которое покоилось ровно посередине солидного дубового стола. Уж конечно, именно в этом зале и должно было обитать привидение, разумеется, если Джек найдет общий язык с торговцами призраками. Ничего не поделаешь, нам приходилось терпеливо ждать новостей о результатах его похождений.
В течение нескольких дней мы получили письмо от Джека, короткое, но зато обнадеживающее. Оно было нацарапано на обороте какой-то афиши и запечатано наклейкой от жевательного табака. «Дело пошло! – писал Джек. – Ваш покорный слуга сейчас в пути. У профи-спиритуалистов нет ничего, что нам бы подошло, но вчера в пабе я столкнулся с неким джентльменом – и он просто находка для решения нашего вопроса. Я нанимаю его, если ты не против, если есть возражения – пиши. Его зовут Абрахамс, и раньше ему приходилось выполнять подобные заказы – раз или два». Письмо заканчивалось прозрачными намеками на высылку чека и было подписано «От кузена Дж. Б. с любовью».
Вряд ли стоит говорить, что возражений (и как следствие – письма к кузену) не последовало, и я с нетерпением принялся ожидать приезда мистера Абрахамса. Несмотря на мою веру в сверхъестественное, я все же не мог до конца поверить, что у кого-то из смертных могла быть такая власть над духами, чтобы торговать ими за земное золото. Тем не менее, как оказалось, такая возможность существовала – и более того, отыскался джентльмен с иудейским именем, который лично был готов провернуть такую сделку. Каким пошлым и банальным предстало бы второсортное привидение восемнадцатого века, завывающее на ферме Джоррокса, если бы мне посчастливилось обзавестись элитным призраком времен Средневековья! Я даже подумал было, что мне выслали одного такого авансом, когда, обходя ров перед тем, как отойти ко сну, во тьме обнаружил странную сущность, с любопытством рассматривающую решетки и механизм моего подъемного моста. Фигура вздрогнула и растаяла во тьме, чем убедила меня в своем земном происхождении: скорее всего, это был незадачливый поклонник одной из моих горничных, с тоской поглядывавших на грязный местный Геллеспонт. Кем бы он ни был, он бесследно исчез, хотя я некоторое время бродил вокруг и вперед, твердо намереваясь осуществить свои феодальные права.
Джек Брокет сдержал свое слово. На следующий день, едва сумерки сгустились вокруг Горсторп-Грэйндж, раздался удар дорожного колокола – и дребезжание наемного скверного экипажика оповестило нас о прибытии мистера Абрахамса. Я поспешил ему навстречу, втайне мечтая увидеть целую толпу отборных привидений, теснящихся за его спиной. Но вместо темноглазого меланхолика с пергаментным лицом, которого я рисовал себе, передо мной предстал крепкий толстячок с удивительно проницательными сверкающими глазами и губами, постоянно растягивающимися в добродушной, хотя и слегка наигранной улыбочке. Весь его инвентарь состоял из накрепко запертой кожаной сумы, в которой, когда ее положили на пол в холле, звякнуло что-то металлическое.
– Как вы поживаете, сэр? – спросил мистер Абрахамс, пылко пожимая мне руку. – И как поживает ваша супруга? А остальные – все ли в добром здравии?
Я быстро пробормотал, что у нас все хорошо и здоровье наше нормальное, но в коридоре мелькнула миссис д’Одд, и торговец привидениями устремился к ней, чтобы засыпать ее теми же вопросами – с таким серьезным видом и так подробно, что я уже был готов к тому, что по окончании расспросов он попросит ее показать ему горло и дать пощупать пульс. В это время глазки его безостановочно перемещались с пола на потолок, с потолка на стены, обшаривая каждый предмет обстановки, словно желая запомнить тут все.
Убедившись, что никто из нас не собирается скончаться от хвори прямо сейчас, мистер Абрахамс соизволил проследовать со мной наверх, где для него был накрыт ужин, к поглощению которого маэстро и приступил с должной ответственностью. Таинственный пакет он взял с собой и во время еды держал его под ногами. Только когда убрали посуду и мы остались наедине, речь зашла о том, ради чего он прибыл к нам.
– Я так понимаю, – заметил он, посасывая грубую дешевую сигару, – вы желаете, чтобы я провел в вашем доме обряд вселения?
Я согласился с правильностью его догадки, но не мог не удивиться беспокойству его глаз, которыми он продолжал шарить по комнате, словно проводя полную инвентаризацию всего, что его окружало.
– Что ж, никого лучше меня вам не сыскать, хотя и нехорошо себя нахваливать. Я так и сказал тому молодому джентльмену в пабе «Хромая собака». Он такой: вам это по силам? Я такой: ну, проверьте. Проверьте меня и мою сумочку. И ни слова больше!
Я весьма зауважал Джека Брокета и его деловые качества. Судя по всему, он прекрасно справился с возложенной на него миссией.
– Ну не хотите же вы сказать, что носите призраков в сумке? – неуверенно пробормотал я.
Мистер Абрахамс снисходительно улыбнулся, как человек, уверенный в своем превосходстве.
– Только не надо спешить! – наставительно заметил он. – Правильное время, подходящее место, доза моего «Лакоптоликуса», – тут он достал из кармана небольшой флакон с каким-то зельем, – и нет ни единого призрака, к которому я бы не смог найти подход! Сами убедитесь, выберем лучшего, и ни слова больше.
Все заверения мистера Абрахамса – и особенно его «ни слова больше» – сопровождались странными гримасами и лукавым блеском глаз, и я уже не был уверен в его полной искренности.
– Когда же вы намерены приступить к делу? – почтительно осведомился я.
– За десять минут до часа ночи, – решительно отозвался он. – Кто-то считает, что надо в полночь, а мне по нраву попозже, когда привидений уже не такие толпы и можно спокойно выбрать себе призрачка по душе. А теперь что, если вы быстренько покажете мне помещение и мы подберем правильный уголок вашему духу? Потому что какие-то места им подходят тютелька в тютельку, а в иные дух не вселится ни за что, даже если в мире больше не останется ни одной комнатки. Они капризные, сэр.
Мистер Абрахамс тщательно осмотрел наши коридоры и комнаты с видом истинного знатока, потеребив гобелен и пробормотав что-то типа «ух, красота, прямо как по заказу!». Но в банкетном зале он впал практически в экстаз.
– Вот оно, это место! – воскликнул он, танцуя вокруг стола, на котором сверкало мое фамильное блюдо, – и в этот миг напомнил мне не в меру разошедшегося гоблина. – Это самое подходящее, прекрасное помещение – благородно, мрачно, внушительно, без всего этого мусора и электрических штуковин! Так и должно быть все оформлено, сэр! И места вдоволь, есть где разгуляться! Ну, прикажите принести сюда виски и курево, а я тут пока все приготовлю. Это очень важный труд, сэр, гораздо серьезнее, чем вы думаете. Духи могут повести себя гадко, будут бузить, пока не поймут, с кем имеют дело. Если я не приготовлюсь, нас просто растерзают, порвут на тряпки. Я останусь пока тут, но жду вас в назначенное время. Тут уже будет тихо и мирно, и мы выберем призрака, какого хотите, сэр.
Слова Абрахамса показались мне разумными, и я покинул его, полулежащего в вальяжной позе, вытянувшего ноги к камину и подкреплявшегося своими снадобьями перед визитом его суровых подопечных. Из комнаты внизу, где мы закрылись с миссис д’Одд, я слышал, как он посидел так еще какое-то время, а потом поднялся и стал расхаживать по залу быстрыми нетерпеливыми шагами. Затем мы услышали, как он попытался запереть дверь, а после протащил что-то тяжелое по направлению к окну. На окно он, очевидно, сел, потому что ромбовидные ставни скрипнули, складываясь. Он сидел на подоконнике – земля была в нескольких футах от его коротких ног. Миссис д’Одд говорила, что далее она различала его голос, он шептал что-то быстро и тихо. Но может, это ей только казалось. Скажу честно, я был впечатлен куда сильнее, чем рассчитывал. Было что-то устрашающее в этой картине: смертный, стоящий у окна, распахнутого в ночную тьму, и призывающий сонмы духов и призраков. С тревогой, которую я не вполне сумел скрыть от Матильды, я отметил, что на часах уже половина первого, а значит, мне надо идти в зал и разделить ночное бдение нашего гостя.
Когда я вошел, он сидел в той же позе, в какой я его оставил, словно и не было никакого шума и грохота, хотя его пухлое лицо было багровым – словно только что ему пришлось потрудиться.
– С вами все в порядке? – спросил я самым спокойным тоном, но все же не смог удержаться и оглянулся, чтобы доподлинно убедиться в том, что мы и вправду одни.
– Для завершения дела нужна лишь ваша помощь! – провозгласил мистер Абрахамс. – Сядьте подле меня и вкусите «Лакоптоликуса» – и завеса падет с наших земных глаз. Что бы вы ни увидели и ни услышали – храните молчание ради своей жизни. Ни слова, ни звука!
Манеры его странно изменились, стали величественными и сдержанными, а вульгарность истинного кокни рассеялась. Я сел на стул, который мне указали, и стал ждать результата.
Мой товарищ сгреб камыш с пола, где мы сидели, и, опустившись на колени, мелом описал полукруг, охвативший нас обоих и камин. По краю полукруга он начертал несколько загадочных иероглифов, удивительно напоминающих знаки зодиака. Потом он поднялся и прочел некое заклинание, проговаривая его так быстро, что оно практически слилось в единое слово, язык был диким и гортанным. Закончив эту молитву, если то была молитва, он достал флакон, который ранее уже показывал мне, и налил в рюмку две чайные ложки прозрачной жидкости, после чего протянул рюмку мне, чтобы я выпил.
Жидкость пахла слабо и сладковато, запах ее был похож на аромат некоторых сортов яблок. Я колебался, пить ли мне, но мистер Абрахамс сделал нетерпеливый жест – и я отбросил сомнения. Питье на вкус не было отвратительным. Не чувствуя пока что никаких изменений, я откинулся на спинку стула и приготовился к тому, что должно было произойти. Мистер Абрахамс уселся рядом и, поглядывая на меня время от времени, продекламировал еще несколько заклинаний – наподобие того, что прозвучало раньше.
Чувство некоторой сладкой истомы и восхитительного тепла овладело мною – может, из-за огня, горящего в камине, а может, еще по какой-то причине. Непреодолимое желание уснуть сковывало веки, но мозг мой работал – и в нем мелькали сотни чудесных и превосходных идей. Я был настолько безучастным, что, когда мастер Абрахамс положил руку мне на грудь, словно бы желая проверить, бьется ли сердце, я ни слова не сказал ему и не спросил, в чем причина столь вольного его поведения. Все в комнате сплеталось и кружилось в медленном танце, средоточием которого был я. Огромная голова лося – чей-то охотничий трофей, висевший в дальнем конце зала, – медленно и плавно покачивалась туда-сюда, а на столе массивные подносы танцевали менуэт с ведерком для льда и серебряной столовой вазой. Голова моя налилась тяжестью и упала на грудь, и я бы непременно потерял сознание, но тут в дальнем конце зала отворилась дверь.
Дверь эта вела на помост, который, как я уже говорил, служил для пиров главы дома. Дверь качнулась на старых петлях, я сел в кресле, как подброшенный, вцепившись в подлокотники, и с ужасом вглядывался в открывающуюся тьму. Нечто вылетало из нее – бесформенное, бесплотное, но все же ощутимое. Оно было тусклым и мрачным. Нечто пересекло порог – и вслед за ним хлынула волна ледяного воздуха, которая словно прокатилась сквозь меня, заморозив мое сердце. Я ощутил таинственное присутствие, а потом голос, более всего похожий на жалобы восточного ветра в ветвях сосен на пустынном морском берегу, провещал:
– Я – невидимое Ничто. Меня трудно ощутить, и все же я волнуемо страстями. Я электрическое, магнетическое, спиритуальное. Я великое дыхание эфира. Еще собак убиваю. Смертный, выберешь ли ты меня?
Я хотел вымолвить хоть слово, но язык мой прилип к гортани. Прежде чем я смог что-то промычать, тень метнулась через зал и исчезла, а по помещению пронесся печальный вздох.
Я снова взглянул на дверь – и с изумлением увидел крохотную старушонку, ковылявшую ко мне из темноты. Она прошлась по залу несколько раз, а потом села на краю очерченного полукруга и подняла голову. Лицо старухи дышало такой лютой злобой, что я не забуду его никогда. Все грязные страсти этого мира оставили свой след на этой отвратительной маске порока и греха.
– Хо! – заголосила она, протягивая ко мне сморщенные руки, более похожие на когти скверной птицы. – Видишь, кто я? Я дьявольская старуха! Я хожу в шелках табачного цвета. Мое проклятье обрушивается внезапно. Сэр Уолтер был без ума от меня. Стану ли я твоей, смертный?
Я изо всех сил попытался потрясти головой – и старуха, взмахнув клюкой в мою сторону, исчезла.
Глаза мои вновь устремились на дверь – и я уже не удивился, когда в зал вошел высокий человек с благородной осанкой. Он был смертельно бледен, и локоны черных волос ниспадали ему на спину. Лицо его оканчивалось острой короткой бородкой. На нем были просторные одежды из желтого атласа, а шею его окружал белый воротник. Он пересекал зал медленно и величаво. Обернувшись ко мне, он заговорил – и голос его был нежен и полон чувства.