— Читаю сказки с сыном, — улыбнулась я, из-под ресниц отслеживая реакцию.
Ему не удалось скрыть легкую обескураженность.
— О, у вас есть сын? И наверняка это такой же, как вы, харизматичный синеглазый ангел с золотыми локонами?
Откуда он знает внешность Димы? — царапнул вопрос.
— Да, кудри у него есть, — кивнула я. — А еще он инвалид первой группы.
— Это ненадолго, — чуть натянуто улыбнулся Ульрих. — Уверяю, в нашей корпорации совершаются подлинные чудеса. А знаете что? Давайте я вам покажу, как это работает… Мне как раз для полной уверенности, что аппарат исправен, нужен небольшой тест, — он кивнул на машину в шкафу. — Вы мне поможете?
— А это можно? — с опаской спросила я.
— Не думаю, что Микаэль, а тем более, Артур, будут возражать. Вы ведь подписали контракт? Ну вот, значит, уже не посторонний человек, вам точно можно. Все равно вы рано или поздно будете изучать работу нашего оборудования, так почему бы не познакомиться прямо сейчас?
Я посмотрела на медленно вращающееся колесо на дисплее. Кажется, непонятные символы на ободе тоже незаметно менялись, перетекая из одного рисунка в другой.
— А давайте! Надеюсь, от меня не понадобится крутить этот лохотрон?
Небольшой начальник подавился смешком и мотнул головой, мол, нет, не понадобится. Протянув ладонь, помог встать. Ноги уже не подгибались, и я сочла это хорошим знаком.
— Не понадобится, — уверил Ульрих. — От вас нужно всего лишь быть рядом и верить в меня и в то, что всё получится. Это самое главное.
— Да вы просто процитировали рецепт, как сделать мужчину счастливым!
— Хорошо, когда дама понимает!
Мы прошли за стол и встали перед шкафом в Нарнию. Ну ладно, ладно, всего лишь перед массивной конструкцией из фантастических фильмов с огромным дисплеем и небольшой выдвижной панелью управления.
— Как вам понравилась наша контора? — как бы между делом спросил парень, набирая команду на клавиатуре.
— Не успела составить своего мнения, — дипломатично соврала я. Странная контора, если не сказать ненормальная, и не от хорошей жизни я здесь оказалась.
— А как вам наш управляющий? — на этот вопрос я пожала плечами, техник покосился и сообщил: — Разве он вам не приглянулся? Все девушки на него западают, даже обидно, нам никого не остается, — Ульрих вздохнул. — Но самое грустное, из влюбленных без памяти отвратительные якоря. Это я вам как техник говорю. Смысл работы якоря в том, чтобы дать дайверу полную свободу, но держать постоянную связь душ, чтобы успеть отследить негативные перемены и выдернуть его из погружения. Якорь и дайвер должны быть друзьями, но не любовниками. Микаэль был лучшим дайвером, но бабы его погубили.
— Почему был? Что значит погубили?
— Сейчас все узнаете, Элина. Увидите своими глазами…
Позади сгрохотала дверь, и Ульрих не договорил, резко развернувшись и одновременно вскинув руку так, словно держал в ней невидимый пистолет. Но тут же опустил и встряхнул кистью, как будто избавляясь от оружия.
— Артур Робертович, нельзя же так пугать! — выговорил он вошедшему.
28
Заместитель управляющего, ворвавшийся в кабинет стремительным шагом, остановился у стола.
— Ульрих. Когда я просил тебя о… о том, о чем просил, то не имел в виду, что ты начнешь делать это таким образом.
“Как… витиевато! — восхитилась я. — И о чем он просил? Засыпать меня комплиментами?”
— Артур Робертович, — перешел в атаку техник, — я не буду спрашивать, как ты и Мик умудрились принять в корпорацию настолько закомплексованного человека с закореневшей психотравмой, которого рвет на британский флаг ненавистью, еле погасил. Нет, не буду.
— Конечно, не будешь, потому что кадры — не твоя компетенция.
— Частично моя, я все-таки тут техник-координатор, а не сантехник. Так вот, я спрошу, почему ты не отговорил Мика нырять в поток Элины до того, как…
— Невежливо говорить о присутствующем здесь человеке в третьем лице, — перебила я.
Оба развернулись ко мне и одарили такими недоуменными взглядами, словно козявка заговорила.
— Леди Элина, дело в том, что у нас большая проблема. Якоря не удержали Мика, и он сорвался, перешел полностью, физически, — пояснил Артур. — Мы его потеряли в вашем прошлом. Или не вашем. Одним словом, Мик исчез.
— Да, признаюсь, Элина, я хотел воспользоваться вашим присутствием как компасом для его поиска, — буркнул Ульрих, а лицо стало такое виноватое-виноватое. Теперь мне и в голову не пришло бы принять его за Эдика: тому было незнакомо чувство вины.
— Без моего ведома? — возмутилась я.
— Простите. Я счел, что эффект внезапности...
— … повышает количество неудачных экспериментов, — договорил за него заместитель по кадрам. — И этот германский прощелыга цыганских корней прекрасно знает, что у вас ноль опыта и знаний, и для вас это может быть опасно, — Артур сдал коллегу с потрохами и с удовольствием понаблюдал, как тот скрежещет зубами. — Знал бы, лучше бы сам побеседовал, но тут столько проблем… Про электричку выяснил?
— Нет. Какая, к черту, электричка? Зачем терять время, когда для запуска остался только один тестовый прогон? — техник сдернул черные очки, швырнул в раздражении на каменный стол, вызвав сноп искр в глубине столешницы.
— Ладно, сам сделаю.
— Ты? — как-то презрительно бросил Ульрих. Сейчас он снова до жути стал походить на Эдика. — Ла-а-адно. Делай, что хочешь, но я никакой ответственности за это не несу!
— В отличие от вас всех, я никогда не делаю, что хочу, и всегда несу ответственность, — процедил Артур. — Оставь нас уже. Пусть с тобой Мик разбирается, когда вернется.
Развернувшись на каблуках, техник удалился, не прощаясь. И как, скажите, я могла счесть этого индюка стильным и обаятельным?
Едва за ним захлопнулась дверь, Артур бесцеремонно взял меня за руку, усадил в кресло, а сам устроился на стуле напротив.
— Извините за этого придурка, Эля.
— Что у него было в руке? Ведь что-то было?
— Скажем так, энергетический пистолет. В вашей реальности такого оружия еще не существует. Давайте все посторонние вопросы потом, хорошо? Времени, чтобы что-то исправить и помочь Мику остается все меньше.
— Хорошо. Что от меня нужно?
— Сначала я поясню один момент. Когда дайвер вероятностей теряет связь с исходной реальностью, он теряет и управление потоком, потому что изнутри системы управлять невозможно. Крышка всегда больше кастрюли. Понимаете? Дайвера крутит как щепку в водовороте. И чем больше проходит времени, тем глубже он тонет, теряя память о себе и своем мире. Его личность меняется, его воспоминания очень быстро замещаются ложными воспоминаниями, иногда мгновенно при резком обрыве. Поток альтернативной реальности вертит им как хочет. А потом неизбежно дайвер сливается с чуждой реальностью и мы его теряем навсегда. Если ему вовремя не бросить спасательный круг. Понимаете?
— Да, вполне… Наверное… То есть, из-за меня, из-за моего желания Михаил погибнет?
— Не обязательно. В какой-то из реальностей он будет жить, если повезет и его не размажет в черной воронке или не разорвет в хаосе перепутанных потоков. Но я знаю, что он пока жив. Знаю точно. Мы побратимы. Так вот. Спасательный круг. Чтобы и его не размазало и не разорвало, нужно бросать помощь прицельно. Девушка-якорь, потерявшая Мика, успела поймать картинку перед тем, как он сорвался. Перрон в каком-то российском пригороде, электричка, девушка, похожая на вас. Это не случайная картинка. Это реперная точка. Обычно в момент погружения дайвер видит что-то судьбоносное. Момент истины. И обычно передает зацепку своему якорю. Попытайтесь вспомнить, Эля, был ли в вашей жизни какой-то момент, очень важный или необычный, связанный с электричкой.
Мне и напрягаться не надо было. Столько лет прошло, а помнила так, словно все случилось вчера.
— Да. Было. Ничего судьбоносного, хотя… не знаю. Очень странный момент, я никому о нем не рассказывала.
— Вот сейчас самое время рассказать, — кивнул Артур, лоб его прочертила сосредоточенная складка, а черты лица обострились.
А ведь он сильно переживает за Михаила, но старается не показывать, — поняла я. И решилась.
29
— Я ехала из московского пригорода на Киевский вокзал, — начала я, все глубже проваливаясь в воспоминание. — Электричка остановилась, двери открылись, я шагнула с вещами в тамбур, а в следующий миг…
Я шагнула. Мир передернулся мгновенной судорогой. Целиком. Как шкура у кошки, сгоняющей кусающую ее блоху. Быстро, беззвучно. И перрон, и зеленый облупленный бок электрички, и тамбур с курившим парнем в синей ветровке, и облака, окрашенные заходящим солнцем, такие яркие, что они просвечивали сквозь грязные стекла противоположной закрытой двери. Что-то дохнуло влажным ветром, оглушило криком чаек и растаяло.
И я обнаружила себя застрявшей.
Нога провалилась в узкую щель между вагоном и краем высокого перрона. Щель была десять сантиметров примерно. Туда просто невозможно провалиться ступне взрослого человека, обутой в кроссовку тридцать седьмого размера, если только специально не засовывать ступню в щель, развернув при этом боком.
Я не засовывала. Просто шагнула вперед — широко, уверенно, под равнодушное предупреждение электрического голоса «Осторожно…» — и не дошла.
Мир как будто моргнул. И посмотрел на меня тем же перроном, тамбуром, запыленными облаками.
И обрел множество подробностей.
Ошарашенный взгляд курившего в тамбуре парня. Боль от ссадины на ободранном колене провалившейся ноги. Досадную мысль о порванных джинсах.
И пронзительное, молнией пробившее от макушки до пяток, знание: сейчас электричка тронется, и меня, частично полулежащей корпусом и локтем на чемодане, частично болтающейся где-то под вагоном, не станет.
И ожидание чудовищной боли.
Как много вмещается в один миг.
«…двери закрываются».
Рывок за шкирку.
Молния куртки вгрызлась в горло мелкими железными зубьями. Нога выдернулась, но кроссовок слетел — слишком узкая была щель. Двери с шипением закрылись.
Но я уже в тамбуре. Бухнулась на четвереньки — хрипящая, оглушенная близостью чего-то жуткого, смертельного, звенящего в каждом нерве, ощущением передернувшегося, как затвор, мира, сбившего меня в таком простом действе, как перешагивание с перрона в вагон. Голова кружилась так, что я даже имя свое не сразу вспомнила.
Поезд дернулся, на этот раз привычно, уютно, мягким толчком вжав мое плечо в пластик стены.
Я откашлялась, просипела вытащившему меня белобрысому парню:
— Спасибо.
В изумленных глазах парня как-то странно отражалось закатное солнце. Он поморщился, потер висок, моргнул, и отсвет исчез.
— Напилась вдребезги, так сидела бы дома, — раздраженно буркнул он, отвернулся и ушел в вагон.
Обидно. Я вообще не пью.
Правой ноге стало холодно и сыро. Сдернутую с нее кроссовку размочалило в клочья там, на станции. Тонкий хлопок носка намок в грязи: где-то на пути электрички шел дождь, стекший с пассажиров и багажа, свернувшийся коричневыми лужицами на ребристом полу тамбура.
Когда я вытаскивала из чемодана домашние тапки, руки тряслись.
Мохнатые китайские шлепанцы цвета вываленного в песке неба жгли мне ноги все время, пока я ехала в электричке до Киевского вокзала, а потом околачивалась на том же вокзале в ожидании моего поезда, уткнув глаза в книгу. Тупо смотрела, не переворачивая страниц, и пыталась понять, с какой стати здорового, крепкого, психически устойчивого человека восемнадцати лет, в жизни не страдавшего неврастенией, потерей памяти и обмороками — то есть, меня — на лету подстрелило такое мощное головокружение, что я едва не стала инвалидом в лучшем случае, но обошлась потерей лишь любимой кроссовки.
Потом я долго прокручивала в памяти происшествие и убеждалась, что никакое это не головокружение. Мир моргнул и встал на место. Если это была галлюцинация, то почему нога провалилась в такую узкую щель? Если нет… То что это было?
Артур, слушавший затаив дыхание, откинулся на спинку стула и поблагодарил:
— Спасибо, что поделились, Элина.
— Вы мне не верите? — нахмурилась я. — Но у меня остался маленький шрам там, где кожу молнией куртки прищемило до крови. Вот, видите?
Я запрокинула голову и показала едва заметный след на шее, в том месте, где она переходит в подбородок. Провела рукой, нащупывая твердый шрамик. Артур, не сводивший с меня взгляда, сглотнул, словно он вампир, и вид беззащитного девичьего горла пробудил в нем дикую жажду.
Он с трудом отвел глаза.
— Точную дату этого происшествия помните?
— Восьмое марта. Пять лет и восемь месяцев назад. Я заканчивала одиннадцатый класс.
Артур кивнул, задумался, потирая гладкий подбородок.
— Очень любопытно. Дело в том, что девушка-якорь, сопровождавшая Мика в погружении, уловила немного другую сцену. Она видела, как девушка, похожая на вас, то ли бросилась под электричку, то ли ее столкнули. А это означает весьма важную вещь, Эля. С учетом того, что вы почувствовали... Видите ли, в целом ваши ощущения идентичны для перехода. Именно так дайвер ощущает переключение близких реальностей.
Он посмотрел на меня как акула на Ктулху. Оценивающе и опасливо.
— Не понимаю, — призналась я.
— Это значит, что в тот момент вы перепрыгнули в альтернативную реальность, Эля. Это значит, что мир, в котором вы живете с того мига, как одной ногой оказались под электричкой, для вас вторичен. Это всё объясняет. И ваши ощущения в миг перехода, и провал во время перешагивания, он произошел из-за смещения реальностей, и разницу между вашим и увиденной Маргаритой случаями, и странную фразу Мика, что кого-то или чего-то не существовало. Вас здесь не существовало, Элина, вас. До того мгновения, случившегося восьмого марта пять с половиной лет назад.
— Что? — растерялась я. Голова резко закружилась. — Это как? Я что… попаданка? Какой кошмар! Но я же существую! Я всё помню, всю свою жизнь, начиная с детского садика, ато и раньше. И меня вся семья помнит! Бабушка, тетя, сестра, племянник, соседи, одноклассники, учителя, детский педиатр и участковый терапевт, — перечисляла я, загибая пальцы перед носом мужчины. — У меня есть альбом с фотографиями, свидетельство о рождении, почетные грамоты, карточка в поликлинике и прочее! Я вся задокументирована, с ног до головы!
Артур перехватил мою руку, сжал ладонями, как будто боялся, что я сейчас исчезну, лопну как воздушный шарик, и широко улыбнулся.
— Замещенные воспоминания, помните? Я вам только что рассказывал, что происходит с сорвавшимся и утонувшим дайвером. Он полностью теряет связь со своей первичной реальностью.
— Но я не дайвер! — от волнения я вскочила и вырвала руку из его хватки.
— Я бы не был так уверен. Редко, но все же рождаются в Мультивселенной стихийные дайверы, способные переключать реальности, способные ходить по вероятностям, и даже, ходят легенды, когда-то рождались уникумы, способные создавать свою жизнь, точнее, свои жизни, как композитор оперу, и играть ее во многих мирах. Вы — потрясающая находка, Мишель-Мария-Элина! И даже ваши множественные имена могут быть последним слабым эхом из вашей первичной реальности! — глаза Артура светились восторгом, и я с изумлением заметила, что они из невнятно-пестрых стали серебряно-голубыми. Что-то у них тут странности во всем, даже с физиологией у руководства!
— Подождите. Стоп! Вы меня совсем запутали! Если я попала в альтернативный мир на место какой-то девушки, то я заняла ее тело? Это… негигиенично! А что случилось с ней?
— Два варианта, даже три: либо она заменила вас в вашей реальности, либо в тот миг вероятности этого мира задвоились и разошлись, и она погибла под поездом, а дубль в виде вас приобрел ее внешность и память и остался жить. Третий вариант: вы из близких реальностей, ваши миры почти идентичны, и вы оказались так похожи внешне, что произошло замещение. Я бы поставил на второе, это самое частое явление.
— То есть, все, что я помню до того дня и электрички, — чужие воспоминания? — уточнила я, хотя внутри уже рождалась уверенность, что так и есть. Потому что именно с той весны я начала ощущать себя чужой в этой семье, но этому, как мне казалось, были другие причины. — И Эдик?
— Какой Эдик? — переспросил Артур.
— Одноклассник. Неважно.
— Важно, Эли. Очень важно. С ним связаны сильные эмоции?
— О да, весьма… сильные, — горько усмехнулась я. — Но мне казалось, исчезнувший Михаил сейчас важнее?
— Сейчас нет ничего важнее вас, Эли. Только вы можете вытащить Мика из ловушки, в которую он попал, я потому и просил Ульриха поговорить с вами. Наш техник обладает особыми талантами. В Ульрихе непосвященные видят того, кто когда-то вызвал самое сильное эмоциональное переживание. Оно, как мы думали, стало бы компасом для Микаэля. Но наш шустрый немец решил сразу пойти дальше, без разрешения и страховки. Хорошо, что я успел остановить вас... Что ж, теперь я понимаю, что случилось с Миком.