(Надолго ли, душенька?)
15.
Наверное, так живут приговоренные к смертной казни. Вроде бы еще живы: ходят, дышат, пьют воду, едят, разговаривают, спят, и делают еще тысячу вещей, – но на самом деле уже не совсем. На самом деле одной ногой они уже стоят в могиле.
С другой стороны, думала Риша, а кто из нас не стоит? Никто же не знает, когда умрет, вот и не задумывается об этом. А я вот вроде как знаю. Ну и тем более, чего тогда об этом горевать?..
После случая с отцом, выгнавшем ее из дому на третий после празднования веселого Йоля день, ей больше не хотелось иметь дела с будущим. Она так и сказала Торису в следующую встречу: я предполагаю, что случится, но переживать это дважды не хочу. Не соблаговолите ли выписать распоряжение, чтобы мне дали маковой настойки?
Конечно же, Император несказанно заинтересовался, что именно произойдет. «Я не могу сказать, – пожала на это Риша плечами. – Но вы должны помочь мне. Методом проб и ошибок мы будем искать другую схему воскрешения новых ангелов».
«Методом проб и ошибок? – озадачился Торис. Все же не так-то просто было его обмануть. – То есть, ты и твой брат потерпите неудачу?»
«Я не знаю, – пришлось сознаться Рише. И она ничуть не лукавила. – Я примерно представляю, что случится в ночь Малых мистерий, и могу сказать, что каждый из нас попытается сделать все возможное. Но что будет после, мне неведомо. Там просто ничего нет» (она не стала уточнять, почему).
«Хммм, – сказал на это Торис. – Конечно же, я дам тебе маковой настойки, как ты просишь. Но, будь добра, душенька, не пей ее за неделю до события, хорошо? Ты должна предстать лицом к лицу с судьбой во всеоружии».
«Договорились», – согласилась Риша. Она-то знала, что это условие не причинит ей вреда. Никакого будущего после ночи Малых мистерий у нее не должно быть.
«Я как будто выпила яд, – размышляла она с горькой иронией, которой – как черви и обещали – были переполнены ее мысли в последнее время, – да только подействует он не сразу. Но, тем не менее, непременно».
Как будто выпив яд и ожидая, когда же он подействует, она старалась жить на полную катушку.
На пару с Нортией (которая сначала затосковала оттого, что у Шабо появилась девушка, а затем, неделю спустя после празднования Йоля, воспрянула духом вновь) они варили супы и изобретали зимние блюда. Нортия старалась для Шабо, а Риша – сама для себя – наконец-то, впервые в жизни, распробовав вкус добротной еды. Раньше она все время была чем-то занята, куда-то торопилась, и питалась скорее по обязанности, нежели для удовольствия.
С упоением она предалась искусству чайного действа, старательно тренируя движения, раскладывая приборы, шагая, приседая, наливая, добиваясь отточенной четкости каждого жеста. Наставница не могла нарадоваться на нее и ставила в пример другим ученицам. Которые – конечно же, завидовали и плели интриги, но Рише было не до них. У нее оставалось мало времени. Яд вот-вот должен был начать действовать.
В классе мастерицы Порфиры она проводила долгие зимние вечера. Она закончила лепить маску бабушки и сейчас работала над лицом Шабо. Оно доставляло ей много хлопот, потому что постоянно менялось, и облик истинного Шабо уловить было трудно. Сейчас ее брат находился в смятении: как послушный сын и наследник он встретился с предложенной отцом юной Мудрой и ее родителями, и они обменялись клятвами. Он обихаживал суженую пару недель, и даже уходил с ней за стену во время Сатурнальих плясок, и даже отсутствовал все три положенных дня. Вернувшись, однако, был уклончив. Юная Мудрая (ее звали Коралл, и судя по ее мягкому тихому голосу она обладала нежным и покладистым характером, хотя Нортия и описывала ее как «косоглазую плебейскую выскочку») на расспросы о том, как прошли праздники, лишь смущалась и переводила тему. А потом, после того, как отец со скандалом выгнал Ришу из родного дома на улицу, а Шабо узнал об этом, он и вовсе прекратил всякие сношения со своей невестой. И закрутил роман с осчастливленной этим обстоятельством Нортией.
Риша, конечно же, пыталась увещевать его. В конце концов, это ее отец прогнал, ее, а не брата: Шабо, в отличие от дочери, Гишер любил безумно. Да и Мудрая Коралл была молодому агнцу куда более подходящей партией, чем свободнорожденная послушница Подземного культа. Впрочем, Шабо и сам все это понимал. Но ничего не мог с собой поделать. Он был страшно зол на отца за то, как тот поступил с Ришей, и, хотя осознавал, что сейчас совсем не подходящее для бунта время, приказать сердцу тоже не мог. Во всей этой неразберихе одна лишь Нортия была довольна.
Отчаявшись достучаться до брата, Риша обратилась за советом к Торису, на что тот рассудительно сказал ей: «Твой брат развел, конечно, балаган, но, по большому счету, не так уж и важно, кто будет его Мудрой матерью, лишь бы взаимная связь между ними была достаточно прочной». «Но ведь Нортия – свободнорожденная, не то, что мы с Шабо», – удивилась на это Риша.
Император хмыкнул. «Не беспокойся. В ваших жилах течет кровь общих предков-синричихи, в противном случае Нортия никогда не смогла бы стать послушницей подземного культа». «Ч-что?!» – спросила, не веря ушам, Риша. «Свободнорожденные, – лениво и скучно, как будто повторял давно осточертевшую мантру, разъяснил ей Торис, – прямые потомки простых людей, твоих и моих предков. Всего-то в нас и отличия, что ты и я чистокровные потомки, а уж они так, седьмая вода на киселе». «Но почему тогда… – заикнулась Риша, изумленная новостью до глубины души. – Ведь там, за пределами дворцовых стен, люди из моего народа занимают самое униженное положение именно в силу своего происхождения!»
«Эй, эй! – возмутился на это Торис. – И откуда бы тебе об этом было известно? Это во-первых, – он не дал Рише и рта раскрыть. С другой стороны, может, и к лучшему – все же не стоило Императору знать о том, что Шабо успел подцепить за стеной опасные идеи о неравноправии плебеев. – А во-вторых, таково было самочинное решение твоих предков. Им предлагали выбор и лучшую долю. Я – лично – предлагал. Но они, гордецы, отказались. Из-за их тупой гордости, между прочим, мы сейчас тут с тобой и кумекаем, как до Предвечной достучаться. И брат твой под нож пойдет – яйсама! – из-за их же дурацких принципов!» – он звучал настолько сурово, что Риша не решилась упорствовать. «Так вы, – сменила она тему вместо этого, – позволите Нортии стать Мудрой матерью для Шабо?»
«Я вынесу этот вопрос на рассмотрение, – существенно сбавил напор и Торис. – Не забывай, что, хоть я и зовусь Императором, но на деле всего лишь первый среди равных. Конечно, мое слово решающее. Но без одобрения большинства я пересмотра ритуала добиться не смогу».
«Прошу вас, постарайтесь добиться! – взмолилась Риша. – И я… – прежде чем продолжить, она задержала дыхание – эта просьба была наиглавнейшей, – я бы тоже хотела присутствовать! Это важно, Ваше Величество!»
«Хммм, – голосом старого пройдохи сказал на это Торис. Рише почему-то представилось, как он хитро щурит глаза одновременно с этим «хммм». – Ну, ты незрячая, и вопрос с твоей кандидатурой уладить будет не так сложно, как с новой Мудрой, я полагаю… Я покумекаю, миннья, что тут можно сделать».
«Спасибо!» – Риша поклонилась, прижав к груди раскрытую ладонь. Пусть родной отец отрекся от нее, зато у нее есть любящий дядюшка. Который не меньше нее самой заинтересован в том, чтобы Шабо выжил.
А вот выживет ли сама миннья, или нет, – это уже совсем другой разговор. Необходимым условием это не является.
Черви с ней текущие дела не обсуждали. Они появлялись нечасто: всего раза три в зимнем промежутке, когда Риша вернулась к своей работе в качестве мойщицы статуй, и за две недели до начала Малых мистерий. В помощницы ей приставили Цирконию – настолько тихую и незаметную девушку, что порой Рише приходилось прилагать усилия, чтобы не забыть о ее существовании. Особенное внимание следовало сохранять, когда на червей нападала охота поболтать.
«Странный все-таки у тебя батюшка, – сказали они в предпоследним в старом году юпитере Рише. Больше смен в этом году у нее не было: затем начинались новогодние каникулы и подготовка к Малым мистериям. – Ведь так ждал дочку, так любил, сам же, пифию не послушав, жену от аборта и отговорил…»
«Да откуда вы знаете?» – не удержалась от вопроса девушка. Воспоминания о том, как отец наорал на нее и выгнал, отняв мамин гребень, по-прежнему бередили душу.
«Ну, я, как и ты, стою на перекрестке времен. И, в отличие от тебя, могу шагнуть в любую сторону».
«Я знаю только то, к чему сама имею непосредственное отношение», – возразила Риша. Ей очень хотелось спросить червей кое о чем, но сокровенный страх останавливал. А что, если они ответят, как есть?
«В этой разнице и проявляются твоя ничтожность и мое величие, – отвечали ей черви высокомерно. Хотя, пожалуй, какое-либо зазнайство приписывала им сама Риша. Совокупный шелест червей, вызывавший в ней безотчетную брезгливость, звучал бесстрастно, как звуки дождя или ветра. И только Рише – в зависимости от настроения – казалось, будто в нем присутствует некая оценочная составляющая.– Но как бы то ни было, ты подобна мне и, как малая капля, содержишь в себе те же свойства, что и целое море».
«Кто вы? – машинально сорвался с губ Ришы запретный вопрос, и тут же душевный трепет объял ее в ожидании ответа. Но черви молчали, и Риша – сказав гоп, она не могла уже остановиться на полпути, – продолжала: – Где Богиня?»
«А с кем, по-твоему, ты разговариваешь?» – усмехнулись – но как-то неубедительно – черви. По крайней мере, именно так интерпретировала Риша собственные ощущения от их реакции. Как неудачную попытку отбрехаться.
«Я не знаю», – с дрожью отвечала девушка.
Черви закачали белесыми башками.
«Ты – мое подобие. Уж про себя-то ты знаешь, кто такая?»
«Я всего лишь слепая мойщица статуй…»
«Ну, в этом смысле мы точно с тобой отличаемся. Но если отойти на шаг от предметного, и задать тот же вопрос, сможешь ты ответить на него: кто ты?» – черви, по обыкновенной своей привычке, не упускали случая поиздеваться.
«Я Морион, сестра Шабо», – ответила Риша. Рука ее, гладившая во внешнем мире статую по волосам, остановилась, а сама она замерла, как изваяние – и не отличишь плод мирового древа, лежащий головой у нее на коленях, и скрестившую под платьем ноги девушку. Жаль только, Циркония все равно не смогла бы насладиться этой картиной, а других потенциальных наблюдателей поблизости не было.
«О, это уже кое-что! – одобрительно прошелестели черви. – Ну же, набирай круги, и воспари мыслью ввысь, как птица!»
Риша – которой, конечно же, претила сама идея о том, чтобы пойти на поводу у чудовищ, пожирающих Праматерь, – тем не менее с удивлением обнаружила, что ум ее послушно заработал, «набирая круги». Она не могла видеть глазами – ничего, кроме щетинистых червивых голов, красноглазо моргающих на нее из мрака подземельного подполья, – но словно бы ощутила, как распахиваются за спиной могучие крылья, и земля вдруг отдаляется, тает под ногами. Цепочка родства и отношений вилась звено за звеном, рождаясь будто бы ниоткуда: я Морион, сестра Шабо, дочь Опал и Гишера, подруга Ами и Берилл, знакомая Ториса Божественного… Мир вокруг слепой девушки стремительно обретал просторы, горизонт раздавался вширь – предки, друзья и знакомые, и их предки, и друзья, и знакомые – наводняли пространство и теснили время.
И конца-края этому не было до тех пор, пока охватившие полнеба крылья Риши не заскребли изнутри об какую-то преграду. Как накрытая банкой стрекоза, она могла только биться хрупким тельцем об стекло, невольная лететь, куда вздумается. Червивые головы вновь закачались перед ее внутренним взором – их извивистые, гибкие тела тянулись вдаль, за пределы банки, и тьма, царящая за этими пределами поглощала – или, может быть, порождала? – их отвратительные хтонические формы. В этой внешней, запредельной тьме и был источник, положивший червям начало. А банка, ограничивавшая Ришин полет, делавшая из ее величественного полета жалкую на него пародию, – она же и защищала Ришу-птицу и весь переплетенный вокруг нее мир от чужеродного вторжения.
«Мы не подобны, – тяжело дыша, сказала девушка червям после того, как возвратилась из своего неудавшегося внутреннего полета на бренную землю. – Мы полные противоположности друг друга. Я – живая, а вы нет…»
Черви покивали.
«Как быть с ядом, который ты будто бы выпила? – с участием спросили они. Конечно же, оно тоже было фальшивкой, это участие, – еще одним способом поразвлечься. Черви играли с ней, как кошка с мышью. – Уже сейчас ты лишь наполовину жива. А что будет вскоре? Как ни прячься в сонный дурман от того, что предстоит, но финал тебе известен. Ты и твой брат – последние в роду. Через неделю одному из вас двоих суждено умереть. Да и второй уже никогда не будет прежним. Но ты все еще можешь попросить меня о помощи».
«Не могу», – хотела возразить Риша, но печаль и апатия затопили ее. Всего неделя жизни ей осталась! Но просить червей хотя бы о чем-то не было никакого смысла. Ведь она же ясно увидела в своем ограниченном полете, кто они такие на самом деле. Просить их – означало впустить прожорливую тьму в пределы банки. И тогда надежды уже ни для кого не будет.
Риша обречена. Теперь все, что от нее требуется, – это холодный расчет и быстрота движений. Никто не должен ничего заподозрить.
Она наклонилась над статуей, провела по гладкому телу рукой: от подбородка до живота. Затем погладила по волосам – какие же они прекрасные, но все же до волос живого Императора приятнее дотрагиваться! – и прикоснулась к питательному корню у статуи на затылке. Торис сказал ей, что, когда наступает время заклать агнца, этот корень отламывают, чтобы статуя могла стать отдельным от Мирового древа телом. И затем у новопреставленной души агнца есть очень мало времени (пока кровь закланного не остыла), чтобы успеть обосноваться в ангельском теле. В ином же случае оно окаменеет, а душу приголубит мировое Древо. «Тут-то и наступает бенефис Мудрой матери, – сказал Торис значительно. – И ни рука ее, ни разум не должны дрогнуть».
«Как же Нортия справится? – забеспокоилась Риша, которая несколько лет занималась чайным действом и знала, насколько важны ежедневные тренировки, чтобы обрести сноровку. – Ведь она же никогда ничего подобного не делала!»
«Ошибаешься, – по-доброму усмехнулся Торис. – Она послушница культа Подземных богов и знакома с ритуалом, хотя нисколько не понимает его смысла. Но в ее технической подготовке сомневаться не приходится».
Рише хотелось бы разделять уверенность Божественного. Но уповать только на других людей она не собиралась.
Она не позволит Шабо умереть.
За десять дней до официального наступления весны и обновления календаря закрылся старый год. Начались каникулы, и все обитатели внутренних и внешних дворцовых покоев погрузились в приятные предпраздничные хлопоты. Уборка, завершение дел, застолья с друзьями, коллегами и родственниками, рассылка поздравительных писем и избавление от старого хлама. Хотя Риша и прежде не была особенно вовлечена во все эти предновогодние забавы, все же оживленная суета заражала энтузиазмом и ее. Когда она была маленькая, бабушка и Шабо обязательно устраивали ей какой-нибудь сюрприз и дарили маленькие подарки, да и само ощущение приближающегося чуда, возрождения, новых надежд, возможность не спать всю ночь, необычные угощения и изгнание злых духов с помощью обжаренных дочерна бобов – все это делало канун нового года особенным временем, которого Риша ждала с нетерпением. Но в этот раз все было иначе.
За восемь дней до начала Малых мистерий Шабо надлежало удалиться во внутренние помещения храма: ему предстоял длительный ритуал подготовки к сакральному действу. За Ришей сохранялось право навещать его: Торис, который тоже оказался по императорскую тиару занят проходящими в головном столичном храме проводами старого года, все же сдержал свое слово и добился для Ришы возможности присутствовать при ритуале заклания. Для нее даже отыскалась подходящая должность – дублерша Мудрой матери по признаку родства до третьего колена – оказывается, в прошлом уже бывали подобные прецеденты (или, как выразился Торис, «попытки эксперимента»). По канону кровная связь между агнцем и его Мудрой не была желательной, равно как и брак между близкими родственниками, ведь и само священнодействие с принесением в жертву и последующим воскрешением рассматривалось как мистический брак земли и неба, в результате которого должно было родиться новое существо. Но, как объяснил Рише Торис, существовал и апокриф, согласно которому сестре и брату допускалось вступить в такой брак в случае крайней необходимости. В конце концов, некоторые известные теологи и исследователи верований древних племен утверждали, что Небо и Земля, родившие вселенную и создавшие перволюдей, тоже были братом и сестрой. Как бы то ни было, но в случае с Шабо и Ришей ее назначение на эту должность не было ни нарушением правил, ни пустой формальностью.