— Этот человек сказал вам, зачем ему было нужно попасть в мастерскую?
Сторож со вздохом привстал из-за стола.
— А мне почем известно? Заплатил, посмотрел, ушел — это его дело. И вообще, разговоры с тобой мне не положены. Ты табличку на двери читала?
— Что за табличка?
— «Посторонним вход воспрещен». Будь добра, освободи помещение, — и показал пальцем на выход.
От возмущения я чуть не взорвалась. Значит, как за деньги, так кого угодно можно пропустить и даже потайной лаз показать, а если поговорить со мной, дочерью хозяина мастерской, так сразу «посторонняя»? Этот тип уж точно ни днем ни ночью не разрешил бы мне пройти в мастерскую. Но через мгновение, взяв себя в руки, сообразила, что главное я из него все же выудила. Смена вахтера подходит к концу, а значит, ни его, ни Зацепко этой ночью здесь не будет. А как быть с его напарником, я придумаю.
Осталось разнести заказы тетушки и дождаться ночи!
Глава 15
Говорят, на той стороне Алура люди ориентируются не только по часам, но и по движению небесного огненного светила. У нас же небо всегда затянуто смогом или смогом с дождевыми тучами. Вот как сейчас. Утро выдалось неприветливым: моросил холодный дождь. Но непогода меня мало волновала. Я летела по улице как на крыльях, лавируя среди суетившихся прохожих, хотелось поскорее разнести все заказы. При одной мысли, что сегодня, наконец, попаду в отцовскую мастерскую, меня охватывало то нетерпение, то восторг, то гнетущее беспокойство. А иногда все сразу: кто знает, как оно повернется на самом деле?
В тетушкином списке имелось шесть адресов. Еще дома я мысленно распланировала более-менее удобный маршрут, чтобы сразу после заказов, с наступлением темноты и комендантского часа, меньше слоняться по улицам и поскорее добраться до библиотеки.
Когда я оказалась возле кафедрального собора святого Винцека — покровителя Северного Москинска, на костельных часах пробило девять утра.
В пятнадцати минутах ходьбы от собора — мастерская «Багеты и рамы» господина Новицкого. Первый пакет с юбками занесла его супруге. Со вторым заказом пришлось подняться по улочке с ремесленными мастерскими и маленькими магазинчиками, которая была узким проходом между базарными рядами. Здесь сразу два пакета отдала двум усатым могучим близнецам. Перед дверями с незамысловатой вывеской «Два сапожника» в кожаных фартуках сидели на табуретках два брата, похожие друг на друга как две капли воды. Братья выстукивали молоточками по каблучкам детских ботильончиков, надетых на высокие сапожные лапы. У усатых братьев было хорошее настроение, и они расплатились со мной на целых десять долей больше положенного. Я попыталась объяснить, что сверх обговоренного с тетей не нужно, но те и слушать не стали. Ну что ж… Хозяин — барин. Сердечно поблагодарила и пошла дальше.
Дождь кончился, и я, воодушевленная замечательным началом дня, зашла в два-три магазинчика, а затем улочка кончилась, и я попала в самый центр базарного ряда.
На каждом углу стояли паровые уличные тележки с грилем, где можно было за пять долей позавтракать горячим бутербродом с чаем. Зловонные испарения нечистот немного приглушались ароматами рыбы, корицы и лука. Звонкоголосые мальчишки-газетчики, горланя, разносили свежий выпуск «Москинск-Рид». То тут, то там раздавались трели велосипедных звонков. Сновали мелкие клерки с толстыми и потертыми картонными папками под мышкой. Девушки, служащие и рассыльные, в длинных платьях из коричневого сукна, с белыми накрахмаленными воротничками и в фартуках, семенящей походкой спешили по делам своих нанимателей.
На всех них я поглядывала с чувством легкого превосходства. Они казались мне людьми подневольными, выполняющими чужие распоряжения. А у меня, кроме заказов отремонтированной одежды, была собственная цель, о которой не знала даже тетушка Ойле.
Уличные паровые тележки с грилем
Я пробилась через весь этот гомон и оказалась возле расставленных на земле лотков с овощами. Торговала ими дама средних лет в роговых коричневых очках и в черных грязных перчатках без пальцев. Приняв у меня сверток с заказом, она быстро рассчиталась и посмотрела на меня поверх очков. Так внимательно, что я поежилась.
— Барышня, а вам, случайно, работа не нужна? — вдруг спросила она. — С полным социальным пакетом. Мой сын никак напарника найти не может.
— Вообще-то, нужна, — сказала я, но, наученная горьким опытом, переспросила: — А что за работа?
Дай бог, она здесь не от мадам Баттерфляй!
— Чистильщик обуви, — сказала женщина и протянула желтый клочок бумаги с расплывшимся жирным пятном. — Вот адрес. Вас будут ждать к четырем! Не опоздайте!
Вот так удача! Посмотрела адрес — улица Верхоглядова, 189. Это в другом районе города. Но упустить шанс подработать нельзя, тем более мне осталось всего-то два заказа разнести: забежать на почту и найти продавщицу хозяйственных мелочей. Времени достаточно. Я сунула бумажку в карман плаща.
Добралась до перекрестка Огнеборская — Костомарова, где вчера разогнали митингующих, и приблизилась к высокому угловому краснокирпичному зданию с вывеской «Почта. Телеграф».
"Почта. Телеграф"
Нашла сотрудницу Полину, стройную девушку в элегантном форменном мундире с блестящими медными пуговицами. Пока она отсчитывала за ремонт 50 долей, я разглядела на левом лацкане ее мундира малюсенький значок — бронзовый листок клевера, а в центре голубой стеклярус. На форменном темно-зеленом сукне его почти не было видно, но я готова была поклясться: точно такой же знак я видела у девушки на митинге, которая рассказала мне про «Виту Индустрия». Не может быть, чтобы это было простым совпадением…
Несколько секунд я решалась, спрашивать или нет, но подумала, что другой возможности встретить кого-то из братства может и не представиться. Набрала в грудь воздуха и негромко, но сразу в лоб задала вопрос:
— Вы из «Вита Индустрия»?
Девушка в мундире отдала мне отсчитанные монеты и прищурилась.
— С какой целью интересуетесь?
— Мне нужен кто-то, кто мог бы рассказать про моих родителей, — ответила я честно.
— Кто они?
— Именно это я хотела бы выяснить… — горько усмехнулась я.
— Все рассказать не смогу, сама новенькая. Тебе нужен кто-то из старших.
— А кто ваш руководитель, в смысле самый главный?
— Не главный, а главная. Это женщина — вдова какого-то магната с той стороны Алура, — заговорщически сказала она. — Вот не святая ли? — Девушка изогнула правую бровь. — Ей от мужа по наследству перешли огромные деньги и небольшой флот, и вместо того, чтобы богатство прожигать, она финансирует наше братство.
Вопросы финансового обеспечения братства интересовали меня меньше всего, а уж тем более если поступают они с другой стороны реки — мне при любом раскладе туда путь закрыт.
— А зачем им это нужно?
— Ну… — Девушка собрала губы смешным бантиком и дернула плечом. — Что тут непонятного? — Она подозвала меня пальцем, нагнулась через весь свой стол с письмами и телеграммами и прошептала: — Свержение монархии.
Я отпрянула, словно меня кипятком окатили. Одно дело — разработка искусственного благотурина, а другое — свержение императора! Неужели и к этому отец имел отношение?
— А что удивляешься? — спросила девушка. — Разве не видишь, сколько нынче недовольных. Людей казнят, когда они доброе дело сделать пытаются.
Я сглотнула.
— Так как бы их найти?
— Понятия не имею, — ответила служащая почты. — Перед митингом нас оповещают и собирают на разных квартирах. Заглядывай ко мне, если что узнаю, сообщу.
Я вышла на улицу и снова попала под дождь. От здания почты пробежала пару кварталов и оказалась возле уличного прилавка с навесом, заставленного лотками с мелким промышленным и канцелярским товаром. Под навесом стояла дородная широкоплечая женщина в пестрой широкой юбке и фиолетовом свитере крупной вязки. На ее щекастом лице сильно выделялись толстые губы и темно-красный, почти бордовый, мясистый нос.
Для проверки я уставилась в бумажку и сверилась с адресом: шестая и последняя в списке заказчица — Тамара Козловская, продавщица хозяйственных мелочей.
Просто великолепно, я устала, промокла и проголодалась, но на сердце было легко. Я успеваю на работу к четырем, отрабатываю смену до комендантского часа и оттуда сразу в мастерскую.
Подошла к лотку и, оказавшись под козырьком, вытерла с лица капли дождя. Стащила сумку с плеча и, достав нужный сверток, протянула краснощекой и мясистоносой продавщице.
— Вы Тамара Козловская? Я от портнихи Ойле.
— Она самая, — хриплым и грубым голосом ответила продавщица. — Неужто Ойле помощницу наняла? — удивилась она и принялась высвобождать из бумаги юбку с воланами и рассматривать места швов. — Разбогатела, что ли?
— Я ее племянница, помогаю немного.
Руки женщины зависли над юбкой.
— Это что ж, ты та самая, у которой…
— Да. — Я не дала договорить, поскольку сразу догадалась, про что Тамара Козловская хотела спросить. — Та самая.
Лицо женщины вытянулось.
Она завернула юбку в сверток и положила под прилавок, а сама как ни в чем не бывало деловито закружила над своим товаром и не собиралась платить. Я подождала несколько минут и не выдержала.
— Простите, но вы не рассчитались за ремонт юбки, — любезно, но настойчиво напомнила я.
Продавщица театрально выпучила глаза и прижала к груди растопыренные пальцы.
— Что ты такое говоришь! Минуту назад отдала тебе новенькое эйри!
Никакого новенького эйри она мне не давала. Я сделала шаг, нагнулась через прилавок, намереваясь отобрать принесенную мною юбку, но в это самое мгновение откуда ни возьмись со стороны серого глинобитного здания раздался противный свисток. Отбивая широкий шаг черными хромовыми сапогами с металлическими набойками, к нам направлялся жандарм с самым серьезным видом и с шашкой.
— Барышня! — закричал он. — Руки прочь от прилавка!
— Эта женщина не заплатила за ремонт юбки! — Сцепив зубы, я бросила на наглую продавщицу гневный взгляд.
Мне показалось, что толстый нос женщины сделался еще темнее и толще. Уперев руки в боки, лицемерная дама ожидала жандарма как своего спасителя. Как только служитель закона подошел к нам, продавщица, не моргнув глазом, прикинулась бедной овечкой. У нее даже голос изменился: из хриплого и грубого сделался проникновенно заискивающим.
— Уважаемый жандармерий! Эта девушка пытается взять с меня двойную оплату. — Она снова приложила к груди руки и изобразила жалостную мину. — Если бы у тети Тамары были лишние деньги, неужели она не пожалела бы сиротку? Но у нее нет излишков, вы же понимаете?
Наверное, мои глаза увеличились до размера кофейных блюдец. Про какую двойную оплату она говорит?
— Не беспокойтесь, мадам Козловская, сейчас разберемся, — поспешил заверить ее жандарм и обратился ко мне: — Предъявите документы.
— Мон Амбросимова, — отчеканила я, продолжая бороться с нахлынувшей волной злости. — Паспорта с собой нет.
— Что паспорта нет — очень плохо. В любом случае придется заплатить штраф.
Штрафов мне еще не хватало!
— За что штраф? — Я едва не задохнулась от возмущения. — За то, что нет с собой паспорта?!
— За то, что вы, милочка, — жандарм уставился на меня, вытянув из-за тугого воротника щетинистую шею, — устроили на торговой улице беспорядки.
— Это я-то устроила беспорядки? Да это она обманула сначала меня, а потом вас! Не отдавала она мне никаких денег!
— Цыц! — прикрикнул на меня жандарм. — Без доказательств попрошу обвинений не предъявлять. — Теперь он заговорил гораздо строже. — Не хотите выплачивать штраф, придется пройти в отделение до выяснения обстоятельств. Но предупреждаю: жуликов в камерах много, месяц можете прождать, пока дойдет очередь до вас.
Я почувствовала, что еще немного — и расплачусь. Или того хуже, сначала поколочу жандарма и противную врунью Тамару Козловскую, а уж потом расплачусь. Но мой разум вовремя прояснился: за такое аморальное поведение меня не месяц продержат в отделении, а всю оставшуюся жизнь.
— Я не хочу в отделение. Сколько я должна заплатить?
— Думаю, пять эйри достаточно.
— Сколько? — У меня открылся рот. — Но это все, что у меня есть!
Жандарм молча пожал плечами.
— Или отделение… на месяц…
Я сняла с плеча сумку, сунула руку в потайной внутренний карман и вынула все, что собрала за сегодняшний день с клиентов. Принялась отсчитывать пять эйри.
— Главное, что есть… — многозначительно заметила Тамара Козловская, приподнимаясь на цыпочки из-за своего прилавка. — А вон и мой эйри! — Она тыкнула в мою ладонь толстым указательным пальцем.
— Чушь! — огрызнулась я. — Не ваши это деньги и никогда вашими не были!
Сердце колотилось от ярости.
Всучила в руки жандарма штраф. Пяти оставшихся долей разве что на бутерброд с чаем хватит. Но самое главное — я подвела тетушку Ойле, лишила ее суточного дохода! Теперь придется сломя голову нестись на работу с «полным социальным пакетом», соглашаться на любые условия, чтобы отработать эту сумму.
Немного изображений города
И самое главное — карта города!
Река Алур разделяет город на Северный и Южный Москинск.
Работа ждала меня на улице Верхоглядова, проходившей через весь Северный Москинск параллельно улице Огнеборской, в противоположном конце. То бегом, то быстрым шагом, взмыленная, я очень торопилась. Ужас как не хотелось прийти домой с пустыми руками, а судя по тому, что начало темнеть, к четырем я опаздывала. Одно хорошо — бежала уже без тяжелой сумки!
Не чувствуя под собой ног, почти бегом приближалась к нужному повороту, когда, вывернув из-за угла общественной бани, на меня со всего маху налетел рыжеволосый парнишка с оттопыренными ушами в грязном прохудившемся комбинезоне — на вид лет десять, не больше.
— Кому работа? Полный социальный… — орал он истошно, но договорить не успел — тоненький голосок оборвался, когда его владелец уткнулся аккуратно вздернутым носом мне в плечо.
Я схватила мальчишку за плечи.
— Ты что, не видишь, куда бежишь? — спросила я, отодвигая его от себя, а про себя подумала: уже второе предложение за день, а говорят, в Москинске работы нет…
Выпрямившись, паренек бросил на меня короткий взгляд и покрутил в руках сломанную пополам фанерку с надписью «Требуется ответственный работник. Обращаться тут же».
— Не видел, — шмыгнул он носом. — А теперь еще и от хозяина попадет, что замену не нашел. Человек, который обещал к четырем, не пришел.
— Замену на работу?
— Ага…
— Что за работа?
— Башмаки клиентам чистить.
У меня сердце упало. Это на мое место ищут замену?
— Верхоглядова, 189? — спросила его.
Паренек кивнул.
— Ну, тогда ты нашел, кого искал. Это я опоздала к четырем.
Мальчишка, приподняв рыженькие брови, удивленно рассмотрел меня с головы до ног. Потом, не задавая лишних вопросов, кивнул.
— Меня Филькой зовут, будешь работать рядом со мной. А от хозяина тебе ох как попадет, полтора часа кресло пустует.
Филька схватил меня за рукав и потянул за угол, откуда только что появился. Хоть он и был мал ростом, едва доставая до моего плеча, я, измотанная длинной дорогой, еле за ним поспевала. По дороге он не умолкал: рассказал, что, кроме него, в его семье еще шестеро братьев и сестер. Живут они на привокзальной площади в маленьком общежитии, где на одну кухню приходится еще пять таких семей. Мама работает прачкой и, как тетушка Ойле, едва сводит концы с концами.
— Моего отца забрали тянуть железнодорожную ветку до Темного анклава, — с гордостью заявил Филька, но тут же уголки его губ опустились. — Правда, уже месяц от него ни слуху ни духу.
Может быть, паренек что-то путает? Когда я уезжала учиться, проведения железнодорожного пути до анклава не было даже в проекте. Год назад в «Москинск-Рид» читала интервью руководителя Комитета биомагических изысканий. Как сейчас помню, статский советник Леопольд Юзуфов с полной уверенностью сообщал, что аномальная территория в данный момент никому ничем не угрожает. За пятьсот лет, как ее открыли, биомаги только один раз зафиксировали вспышку излучения, тогда границы анклава сдвинулись в сторону Южного Москинска. Было это сто лет назад.
— Ты точно про Темный анклав говоришь? — уточнила я. — Насколько я знаю, слухи о его активности — преувеличение.
— Куда там, — махнул рукой Филька. — Последние полгода как с цепи сорвались. Люди говорят, что твари могут прорваться в любой момент.
— Ну, это навряд ли… — возразила я, но тут же нахмурила брови и вспомнила про колонну новобранцев у ворот комиссариата. А зачинщик митинга называл кого-то живодерами и протестовал против поставок «живой наживы для нечисти». Может, в действительности все обстоит гораздо серьезнее?