Дар-Вилла вновь пошевелилась, застонала, попыталась подняться и встать на четвереньки. Ланс взял ё за плечо.
— Одного не понимаю — зачем?
— Пошёл вон, урод… — с присущей женщинам логикой ответила браккарка.
— Пожалуй, у меня и выхода другого не остаётся, — пожал плечами менестрель. — Уйду. Пеняйте на себя.
— Я тебя из-под земли достану.
— Вполне возможно. А ожжет быть, ничего у вас не выйдет. Меня многие пытались из-под земли достать. Но безрезультатно.
— Хвастун и фигляр. — Она хрипло закашлялась, застонала, схватилась за горло, перекатываясь на бок. Серые глаза смотрели с ненавистью. — Браккара так просто не отпускает.
— Слишком громкие слова, — вздохнул Ланс. — Полагаю, Браккаре на меня наплевать. А вот некоторым браккарцам моя персона не даёт покоя.
Он решительно толкнул шпионку в плечо. Та завалилась на спину, шипя, как разъярённая кошка. Помятая гортань ещё не вполне повиновалась ей и те многочисленные ругательства, которые она, судя по выпученным глазам и перекошенному рту, выплёскивала на менестреля, превращались в трудноразличимые сиплые звуки, в которых и связную речь-то было трудно уловить, не говоря уже о витиеватой брани. Несмотря на вялое сопротивление, Ланс расстегнул пояс, стягивающий талию Дар-Виллы, придавил шпионку коленом, чтобы не дёргалась понапрасну, и связал ей руки.
— Я буду звать на помощь… — прокашлявшись, предупредила она.
— Да сколько угодно, — отмахнулся альт Грегор. — Вы сами отослали Снарра, а он, насколько я знаю, был единственной живой душой поблизости. Так что можете покричать.
Дар-Вилла злобно зыркнула на него исподлобья, но кричать не стала.
— Что вас так возмутило в этой записке? — продолжал Ланс. — Я вообще принял её за неуместную шутку.
Никакого ответа.
— А теперь, благодаря вашему дурацкому поступку, мне придётся воспользоваться предложением моих незнакомых друзей.
Тишина.
— Ну, как знаете. До второй ночной стражи ещё далеко. Я, пожалуй подожду. Но для начала — уж не обессудьте — хочу вас обезвредить. — На фырканье шпионки он не обратил внимание. — У трагерца или кевинальца я бы просто взял честное слово, что он не будет пытаться сбежать, но у браккарцев второе имя — вероломство.
Альт Грегор разорвал простыню на несколько полос. Тщательно, но не слишком туго — он же не пытать собрался Дар-Виллу, а просто избавить себя от лишних хлопот — связал ей ноги. Немного подумал и сделал кляп. Вот этого браккарка уже не стала переносить с терпением великомучеников древности. Задёргалась, выругалась и едва не цапнула менестреля за палец. Но силы были слишком неравны. С удовлетворением оглядев работу, Ланс кивнул. Подложил Дар-Вилле подушку под голову.
— Увы, это всё, что я могу сделать для вашего удобства. На постели я намерен полежать сам, ожидая встречи с милыми моему сердцу доброжелателями.
Если бы взгляд мог поражать молнией, менестрель уже обуглился бы с ног до головы. Но, к счастью, Вседержитель не наделил слабое человеческое тело такими способностями. Поэтому Ланс спокойно улёгся на кровать, расположившись так, чтобы свет из окна падал на страницы раскрытой книги. Едкие стихи Дар-Шенна по прозвищу Злой Язык скрасят кому угодно томительное ожидание.
Глава 1, ч. 3
Наугад раскрыв книгу, маг-музыкант наткнулся на четверостишие, которое отражало мысли, терзавшие его сердце уже несколько месяцев.
На друга, обманувшего тебя напрасно,
Глядишь подобно туче грозовой, ненастной.
Смотри внимательней — ты сам ему подобен,
Ведь сам себе ты лжешь всегда и ежечасно.
Ну, что ту скажешь? Ни прибавить, ни убавить.
Складывалось впечатление, что книга эта написана при помощи магии — всякий раз давно умерший поэт будто угадывал мысли менестреля. Решив проверить догадку и просто ради того, чтобы убить время, Ланс закрыл книгу. Сосредоточился на внутренних ощущениях и вновь открыл её, поймав взглядом первые попавшиеся строки.
Ну, так и есть!
Как ни обманчив слабый свет надежды,
За ним повсюду следуют невежды.
И, сколько мир стоит, живут в нем люди,
И всех надежды луч ведет, как прежде.
Не надежда ли ведёт его уже на протяжении многих-многих лет. На что он надеется? На удачу, везение, успех у слушателей, верность друзей, на любовь, в конце концов. А достоин ли он всего этого? Зачем Вседержителю вознаграждать грешника, наполненного всяческими недостатками, словно перемётная сума ворованными дынями. Они натягивают не слишком прочную ткань, выпирают круглыми боками сквозь неё, так и норовят вырваться на свободу. Так и его недостатки выпирают всё сильнее и сильнее с каждым годом, угрожая разорвать, разрушить бренную оболочку, которую все окружающие знают как великого менестреля.
И тут же ему на глаза попались следующие строки Дар-Шенна:
Достоинства, конечно, украшают,
Но недостатки иногда не помешают:
Когда использовать их верно можешь,
Любых достоинств ярче засверкают.
Вот и ответ. Умей использовать недостатки и тебе не будут нужны никакие достоинства. Только как умудриться остаться при этом благородным человеком, не опуститься до подлеца, гребущего всё под себя, думающего лишь о собственной выгоде? Не понятно. И Злой Язык не давал ответа на этот вопрос. Скорее всего, он и не знал его. Ланс ощущал странное родство душ с поэтом, с которым не был знаком, да и не мог быть, ибо жили они в разные века…
Как такое могло произойти? Промысел ли это Вседержителя или происки Отца Лжи?
Загрустив над этой серьёзной, почти философской задачей, Ланс задремал.
Разбудил его странный шорох.
Смеркалось. Летом над Браккарскими островами ночь не сгущала краски до темноты, а лишь чуть-чуть глушила краски и усмиряла слепящие солнечные лучи. Как в Аркайле перед закатом или сразу после рассвета.
Дар-Вилла, подобно огромному червю, ползла к выходу.
— Как вам не стыдно, — вздохнул Ланс. — Бежать, воспользовавшись моей слабостью. Как это по-браккарски… — Шпионка невнятно промычала сквозь кляп. Менестрель подхватил её под мышки, оттащил от порога. — Вот всё у вас не как у людей. — Заботливо поправил подушку под головой. — Отдыхала бы себе. Не часто ведь выпадает такой случай — выспаться всласть.
Отвернувшись от связанной, выглянул в окно. За те несколько седмиц, что он провёл на Браккаре, менестрель так и не выучился хотя бы приблизительно определять время по солнцу. А вот караулы на стенах менялись всегда без опозданий. Осталось подождать. Проспать вторую стражу он не мог.
В дверь поскреблись.
Да что же сегодня всем неймётся?!
— Кто?
— Пран Ланс, — послышался несмелый голос Снарра. — Ужинать будете?
— А какая стража сейчас?
— Да уже на половину первой ночной перевалило.
— Принеси чего-нибудь.
— Так уже. Принёс.
— Да? Подожди тогда.
Не впустить слугу в комнату осзначало вызвать подозрения и пересуды. Каким бы молчаливым и преданным парнишкой не был Снарр, он — браккарец. Значит, нужно что-то придумать…
Решение пришло очень быстро. Повинуясь первому порыву, Ланс затолкал Дар-Виллу под кровать. Страшно подумать, какие проклятия мысленно посылала шпионка своему мучителю. Тут дело даже не в страданиях тела, а в оскорблённой гордости. Вряд ли она раньше испытывала подобные унижения. Но, по крайней мере, от иностранца, да к тому же уроженца Аркайла. Спрятав пленницу, менестрель бросил подушку поверх поспешно расправленного покрывала.
— Заходи.
Скрипнули петли. Через порог шагнул насупленный Снарр. В руках он нёс две тарелки: на одной хлеб и сыр, а на второй — яичница. Локтем юнга прижимал к боку кувшин. Остановился. Подозрительно огляделся по сторонам.
— Прана Дар-Вилла ушла, — усмехнулся Ланс.
— Не видел я её… А близко сидел.
— Давай сюда тарелки, — менестрель принял из рук слуги еду, поставил на столик у кровати. — Что в кувшине?
— Пиво…
— Молодец. — Лансу не слишком нравилось пиво вообще, а местное — крепкое и горьковатое, в частности, но только увидев запотевший кувшин, он понял, как пересохло горло. — Давай сюда и можешь идти.
— А посуда?
— Утром заберёшь.
— А как же…
— Тюфячок свой тоже возьми. Как там в Священном Писании сказано? «Возьми свой одр и ступай…»
— Не богохульствуйте, пран Ланс.
— А ты не учи меня, что делать. Сказал — уходи, значит, уходи.
— А где же мне ночевать?
— Где хочешь, там и ночуй. Вон, на кухню можешь пристроиться — тепло, пахнет вкусно и поварят сказки до самого утра друг другу рассказывают.
— Ага… И бегать начинают ещё до первой дневной стражи…
— Поговори у меня! — Лансу надоело упрашивать слугу. Как он смеет пререкаться? — Пошёл вон! Чтобы глаза мои тебя не видели! Завтра утром приберёшь тарелки и можешь проваливать на «Лунный гонщик»! Скажешь капитану, что я тебя выгнал. Я попрошу у прана Нор-Лисса послушного слугу. А ты ступай на корабль концы сплеснивать да конопатку в обшивку забивать! — И закричал в полный голос, чтобы только не видеть слёзы, выступившие на глазах юноши. — Пошёл вон!
Снарр всхлипнул, подхватил подмышку тюфяк и выбежал из комнаты. Ланс искренне надеялся, что незаслуженно обиженный слуга вернётся нескоро, а значит, как можно позже будет обнаружена связанная Дар-Вилла и побег знаменитого менестреля. Хотя паренька, конечно, жаль — он трудился, обихаживая Ланса, не за страх, а за совесть. Не каждый слуга, нанятый на хорошее жалование, так старается. Его будет не хватать, но иногда приходится жертвовать мелкими жизненными удобствами ради одной из высшей целей, самой важной из которых является, вне всякого сомнения, свобода.
Менестрель задумчиво отхлебнул пива, откусил от краюхи свежевыпеченного хлеба и понял, что проголодался, как волк. С утра крошки во рту не было. А ведь перед дорогой подкрепиться нужно — богатый опыт наёмника и путешественника не просто подсказывал, кричал ему в ухо: «Поешь, поешь поплотнее!» Подхватив вилку, он налёг на яичницу, в считанные мгновения оставив на тарелке только жёлтые разводы. Хлеб и сыр он сложил в остаток простыни, сделав маленький узелок. Вдруг, записка оказалась глупой шуткой, как он изначально и предполагал, тогда придётся рассчитывать только на свои запасы. Кинжалы оставались за голенищами. Вытащив из-под тюфяка рисунки Ак-Карра, менестрель бережно спрятал за пазуху, а томик четверостиший Злого Языка засунул сзади за пояс.
Вот и всё. Готов.
Частые разъезды и жизнь без собственной крыши над головой приучила альт Грегора не обрастать вещами. Даже в самые лучшие годы, когда слушатели устраивали давки на выступлениях знаменитого менестреля, ему приходилось нанимать карету только для музыкальных инструментов, чтобы они не попали под дождь или снег, не страдали от жары или мороза. Сам же он предпочитал передвигаться верхом. Мог, конечно, и пешком, но повреждённая в сражении в проливе Бригасир лодыжка всё чаще и чаще намекала, что это испытание её не по плечу. Но с Браккары ни пешком, ни верхом не сбежишь, как ни старайся, поэтому главное, чтобы сил хватило продержаться до выхода корабля в открытое море. Дальше менестрель как-то уж договорится с капитаном и шкипером.
В коридорах королевского дворца царила тишина. Ну, по крайней мере, в этом крыле. Несмотря на все старания, эхо от шагов менестреля летело впереди него, словно вспугнутая пичуга. Чтобы добраться до мраморного фонтана (на самом деле маленького, наполовину выступающего из стены фонтанчика с чашей, откуда слуги набирали господам воду для умывания), нужно было спуститься по двум винтовым лестницам. От первой из них Ланса отделяла сотня шагов, которые он и проделал в полумраке, ибо светильник горел только у верхней ступени. Решив сложную задачу, как преодолеть два пролёта и не сломать шею в темноте, он оказался на этаж ниже, где, благодарение Вседержителю, коридор освещался из узких окон-бойниц. Поэтому к следующей лестнице он добрался уже без труда и скорым шагом, старясь, всё же, ступать мягче. Стражники обычно по анфиладам дворца не разгуливали, но могли попасться влюблённые парочки или подгулявшие собутыльники из придворных лизоблюдов, с которыми менестрелю встречаться не хотелось. Не хватало ещй драки с поножовщиной. Тогда о том, чтобы скрытно покинуть королевское обиталище и город, можно позабыть напрочь.
У самой лестнице ему показался странным звук собственных шагов. Они как бы слегка синкопировали, звучали то слабее, то сильнее. Маг-музыкант, обладающий абсолютным слухом, просто не смогу не обратить на это внимания. Даже гуляющее по коридорам тоскливое эхо не может сделать отзвуки такими. Эхо не даёт контрапункта. А вот крадущийся сзади человек…
Резко обернувшись, Ланс рявкнул:
— Стоять!
Маленькая тень метнулась было в нишу, но от грозного окрика замерла, сжавшись.
Менестрель прищурился.
— Снарр?
— Я, пран Ланс… — жалобно проблеял юнга.
— Следишь?
Парень промолчал. Альт Грегор подошёл ближе.
— Что-то я не пойму — браккарцы все такие? У вас что, тяга стать шпионами в крови?
— Я не шпион…
— А кто ты, если шпионишь за мной?
— Я хотел вместе с вами.
— Что «вместе со мной»?
— Убегать…
— Что?
— Мне надоело здесь, пран Ланс… — торопливо и сбивчиво заговорил Снарр. — Я уже не могу. Я в море хочу, на каракку. Я с вами, пран Ланс.
— А если поймают?
— Всё равно! Заберите меня отсюда!
— А не боишься, что свои предателем объявят?
— Не боюсь! Я уже не могу во дворце в этом!
Менестрель вздохнул. Побег вместе со слугой никак не согласовывался с его прежними замыслами. Теперь о том, чтобы скрытно пробраться на купеческое судно, и речи не могло идти. Но он настаящий браккарец и выговор у него местный. Может, сумеет договориться с кем-то? Денег у Ланса не было — десяток медяков не в счёт. Но он готов был отработать. Играть для моряков, а то и помочь управлять судном, если сердце, конечно, выдержит напряжение сил. Ну, пусть лучше так, на пути к свободе, чем по прихоти старого мухомора прана Нор-Лисса…
— Ладно, идём. Ты что-то с собой брал?
— Вот! Еда! — Парнишка с готовностью показал узелок, вдвое больший чем у менестреля. — Хлеб, сыр, сушёные сливы. Фляжка с вином.
— Молодец. Ладно, держись рядом.
Надеясь, что записка не шутка, гораздо больше, чем четверть стражи назад, альт Грегор спустился по второй лестнице, через двадцать пять шагов завернул за угол и увидел неизвестных друзей. Трое. Сразу подозрительно, но делать нечего. Кинжалы вынимались легко, а высокий сапог позволял не слишком нагибаться за ними.
Один из ожидающих — невысокий и плотный, опирался локтем на край мраморной чаши и задумчиво водил пальцем по цветочному узору. Двое других стояли, как истуканы, перегораживая проход. Все трое старательно делали вид, что не замечают никого и ничего.
Когда менестрель со своим спутником приблизились, тот, что стоял у фонтана, обернулся.
— Доброй ночи, пран Ланс. Я очень надеялся, что вы придёте, но не верил до конца. Благодарение святой Бонне, я не ошибся в вас.
Махтун алла Авгыз из Дома Изумрудного Яблока. Айа-багаанец. Капитан быстроходной фелуки, которая уйдёт от любого из браккарских кораблей, как скакун трагерской породы от лоддского осла. Сегодня он не надевал алый камзол, в котором походил на расфуфыренную птичку, одну их тех, что любили держать в золочённых клетках благородные южанки, наслаждаясь их щебетанием. Тёмная, неброская одежда. На голове — чёрный платок, делающие островитянина похожим на пирата. Хотя, собственно, для аркайлца любой уроженец островов — хоть северных, хоть южных — изначально пират.
— Однако я думал, вы явитесь без сопровождения. Это неосторожно, пран Ланс.
Чёрные, как угольки, глаза прана Махтуна опасно блеснули.
Альт Грегор вздохнул. Жаль, что всё так получилось. Надежда на спасение теплилась до последнего. Но с айа-багаанцами ему не по пути. Маленькая размолвка с княгиней Зохрой не только закрыла ему пути на южные острова. Согласно княжеского указа, каждый верноподданный островитянин был обязан, повстречав Ланса альт Грегора, любой ценой доставить его пред очи её светлости. Из этого не делали тайны. Воспользовавшись помощью Махтуна, Ланс изначально допустил ошибку, загоняя себя в ловушку. Но был ли у него иной выход? Перед дуэлью с Ак-Нартом он принял бы помощь и от Отца Лжи, не то что от айа-багаанца. Но ниточка потянулась и завершилась здесь. Даваться им в руки живым он не собирался. Но так же не намеревался звать на помощь браккарцев.
— Я отлично понимаю, о чём вы думаете, пран Ланс, — проговорил капитан фелуки, показывая пустые ладони. — Я не хочу применять насилие. Приглашаю вас быть гостем на моём корабле.