– Отцом ее старшей сестры был оборотень, превращающийся в оленя.
– И что?
– Сводная сестра Гипаксии более известна под прозвищем Лань, – усмехнулся Кормак.
Рунн вытаращил глаза. Как он раньше не узнал об этом?
– Она не унаследовала никаких ведьминских даров, и ее передали отцовской родне, – продолжал Кормак. – После смерти Гекубы корона, естественно, досталась Гипаксии. Но с тех пор как твоя невеста стала королевой ведьм, вопрос ее некромантических способностей стал для них… очень щекотливым.
– Это не касается содержания нашего разговора, – сказал отец. – Рунн женится на ней, а некромантия и наличие одиозной сестры – дело десятое.
– Мой отец счел происхождение Гипаксии источником проблем, – сообщил Кормак.
– В таком случае хорошо, что твой отец на ней не женится, – отрезал Король Осени.
Кормак заткнулся. Рунн наградил его довольной улыбкой.
– Рунн женится на Гипаксии, а Брайс Куинлан выйдет за тебя, принц Кормак. И больше никаких дебатов на эту тему.
– А ты не забыл, что Брайс и Аталар живут вместе? – спросил Рунн. – Попробуй вклиниться между ними, и тебе напомнят, почему его называют Умброй Мортисом.
– Согласно последним донесениям моих шпионов, на ней по-прежнему нет его запаха. Из этого я делаю вывод, что они не вступили в брачные отношения.
Сам разговор с отцом об этом был для Рунна тошнотворен.
– В один прекрасный день она станет королевой Аваллена, – вмешался Кормак. – Надо быть дурой, чтобы променять это на какого-то ублюдочного ангела.
– Ты Брайс не нужен, зато она тебе очень нужна, – бросил ему Рунн. – И ты прекрасно знаешь почему. Потому что она – Звезднорожденная.
Король Осени сверкнул зубами:
– Если Брайс хотела оставаться свободной от обязательств нашего дома, не надо было направо и налево демонстрировать свою силу.
– Так вот в чем дело? – По венам Рунна заструился огонь. – Испугался за свою репутацию? Не вынес, что ее сила превосходит твою? Решил поставить ее на место?
– Ты заблуждаешься, – зловеще улыбнулся Кормак. – Для меня женитьба на твоей сестре – это шаг вниз. Многие в моем окружении сочтут этот союз порочащим меня.
– Выбирай выражения, – предупредил его Король Осени, в чьих глазах цвета виски вспыхнул неподдельный гнев. – Независимо от ее человеческой родословной Брайс – наследница Звезднорожденных. В большей степени, чем мой сын. – Король презрительно посмотрел на Рунна. – Тысячи лет мы не видели звездного света такой силы. Я очень серьезно отношусь к ее дальнейшим действиям в Аваллене.
– Какая долбаная выгода для тебя во всем этом? – выкрикнул Рунн, чувствуя поднимающуюся желчь.
– Твоя сестра ценна для меня одним – способностью к деторождению. Оба наших королевских дома выиграют от этого союза. Он будет способствовать дальнейшему сближению наших народов и укреплению союза.
– Против кого?
Никак все вокруг спятили?
– Против ослабления магических способностей в королевском роду, – сказал Кормак. – Последние поколения это наглядно показали.
Рукой, обрамленной языками пламени, авалленский принц махнул в сторону Рунна и его теней.
– А иди ты, – прошипел Рунн. – Не касается ли это войны на Пангере? Или мятежников?
До него доходили слухи, что Офион недавно потопил на севере четыре подводные лодки класса «омега». Четыре. Должно быть, заваруха в тех краях набирает обороты. Отец намекал на это поздней весной, объявляя о помолвке Рунна. Король тогда говорил, что грядет война и нужно крепить союзнические отношения.
– Это касается укрепления позиций фэйцев, сохранение нашей власти и прав, принадлежащих нам от рождения, – сказал отец. Слушая ледяной голос Короля Осени, никто бы не поверил, что в его крови полыхает безжалостное пламя. – И потомство твоей сестры от Кормака будет весьма способствовать решению этой задачи.
Кормак одобрительно хмыкнул и погасил свои огоньки.
– Еще раз прошу, не приплетайте Брайс к вашим затеям, – потребовал Рунн. – У нас что, мало особ королевской крови, способных наплодить потомства?
– Не помню, чтобы ты, Рунн, так много скулил, – усмехнулся Кормак.
– До или после того, как ты попытался меня убить? Или когда ты вогнал меч в живот Дека?
Глаза Кормака вспыхнули, как раздутые угли.
– Просто хотел проверить, на что вы способны. – Оттолкнувшись от каминной доски, авалленский принц двинулся к закрытым дверям. – Сам знаешь, у Звезднорожденных приняты родственные браки. Брат женится на сестре, тетка выходит за племянника и так далее. И все ради сохранения чистоты крови. Раз уж ты так серьезно озабочен тем, кто делит постель с Брайс, взял бы и возродил с нею древнюю традицию.
– Убирайся в Хел! – прорычал Рунн.
Вокруг его пальцев клубились тени, щупальца которых были готовы сомкнуться вокруг шеи авалленского принца.
– Можешь бунтовать сколько угодно, но ты, Рунн Данаан, такой же наследный принц, как и я. Наши судьбы одинаковы. Но я знаю, кто из нас поднимется навстречу судьбе.
С этими словами Кормак ушел.
«Наши судьбы одинаковы». Кормак имел в виду, что они оба станут королями, однако Рунн знал: его судьба куда сложнее.
«Ваш королевский род прервется на тебе, принц». От слов Оракула, промелькнувших в мозгу, все внутри его сжалось. Возможно, он не доживет до коронации. У Рунна похолодела кровь. И не Кормак ли станет причиной, устроив какой-нибудь переворот?
Прогнав тяжелые мысли, Рунн повернулся к отцу и спросил:
– Зачем ты это делаешь?
– Сам твой вопрос показывает, что ты не являешься моим настоящим сыном.
Слова отца прожгли Рунна насквозь. Казалось бы, уже ничто не должно его будоражить. Он вытерпел всевозможные отцовские издевательства. Татуировки на руках Рунна делались не для красоты, а чтобы скрыть шрамы, оставленные отцовским «воспитанием». Но слова… они по-прежнему ранили.
Нет, этого старый придурок не увидит. Такого Рунн ни за что ему не покажет.
– Ты, видно, думаешь, что Кормак, женившись на Брайс, станет для тебя настоящим сыном.
Губы короля изогнулись в усмешке, глаза стали мертвыми, как Яма Хела.
– В Кормаке я всегда видел сына, какой должен был бы родиться у меня. Но судьба навязала мне на шею совсем другого.
8
– У тебя сегодня знаменательный день?
Услышав вопрос Брайс, Хант перестал смотреть на кофемашину, размалывающую зерна. Ему хотелось, чтобы гудение мельничных жерновов унесло с собой мысли, бурлящие в голове. Брайс стояла, прислонясь к белой мраморной столешнице, облаченная в легинсы и старую футболку.
– Дружелюбный Придурок собирается на службу, – отсалютовал Хант, сложив серые крылья.
Брайс усмехнулась.
– Как прошла операция по отправке родителей? – спросил он.
Он даже не проснулся, когда Брайс ушла их провожать.
– Операция прошла отлично. – Брайс смахнула с плеча воображаемую пылинку. – О помолвке вообще ни гугу. Думаю, Рандалл что-то заподозрил, но он всегда мне подыгрывает.
– Ставлю пять золотых марок, что твоя мамочка еще по полудня позвонит и начнет вопить.
Улыбка Брайс была ярче утреннего солнца, светящего в окна.
– Пари принято. – Она наклонила голову, осматривая повседневную форму – боевое облачение Тридцать третьего легиона. – Ты бы видел, какое праздничное убранство соорудили за ночь. Город жаждет встретить Селистену и не жалеет денег на всю эту мишуру. Баннеры, цветы, сверкающие улицы даже возле Старой Площади. Ни одного пьянчуги и ни капли блевотины.
– Назначение нового губернатора – это и впрямь событие, – ответил Хант, пока не зная, куда клонит Брайс.
– Ага, – согласилась Брайс и непринужденно спросила: – Хочешь, я пойду с тобой?
Вот так. У него потеплело в груди.
– Нет, Куинлан, меня не надо водить за ручку. Но спасибо за предложение.
Глаза Брайс вспыхнули, показывая истинно фэйского хищника, затаившегося внутри.
– Не забывай, Хант, как мы обошлись с прежними архангелами, – тихо сказала она. В этих словах не было ничего нового. Новой была первозданная сила, ощущавшаяся за ними. – Если Селистена сделает какую-нибудь пакость, мы отреагируем соответствующим образом.
– Крови жаждешь, Куинлан?
Она не улыбнулась:
– Ты хоть и пойдешь один, но я буду рядом. На расстоянии звонка.
У него защемило в груди. А ведь она это сделает – поддержит его, если дело дойдет до противостояния с архангелицей.
– Принято к сведению, – пробормотал Хант и покосился в сторону ее комнаты. – Как наш гость?
– Утром выглядел получше, но сломанные ребра еще не зажили. Когда я уходила, он дрых без задних ног.
– И каков план? – спросил Хант, стараясь выдерживать нейтральный тон.
Спал он отвратительно и просыпался от каждого шороха. Зато Брайс выглядела свежей, словно и не было раннего подъема.
– Итан может оставаться здесь сколько захочет, – без обиняков сказала она. – Я не намерена отдавать его Сабине на растерзание.
– Рад слышать, – сказал Итан, неожиданно появившись за спиной Брайс.
Так неожиданно, что даже Хант вздрогнул.
Парень подкрался к ним совершенно бесшумно. Он и в самом деле выглядел получше. В золотисто-каштановых волосах еще темнела запекшаяся кровь, но припухлость вокруг глаз исчезла. Осталось лишь несколько пурпурных полосок. Большинство царапин тоже зажили; исключение составляла глубоко рассеченная бровь. На это уйдет еще день-другой.
– Кофе готовите? – Итан кивнул в сторону пофыркивающей кофемашины.
Хант налил три чашки. Первую протянул Куинлан:
– Капелька кофе в чашке молока. Как ты любишь.
– Придурок, – усмехнулась она, покачав кружкой. – Не знаю, как ты хлещешь крепчайший кофе.
– Потому что я большой мальчик.
Вторую кружку Хант передал Итану. Крупные руки волка обхватили белую керамическую кружку с надписью: «Я пережила выпускную недельку в 15 032 году, а получила всего-навсего эту дурацкую кружку!»
– Я помню эту кружку, – сказал Итан, и у него дрогнули губы.
Хант настороженно умолк, а Брайс тихо засмеялась:
– Странно, что помнишь, учитывая, насколько ты тогда был пьян. Милый малыш-первокурсник.
Итан усмехнулся. Хант отдаленно представил, как выглядел его симпатичный, амбициозный старший брат.
– Вы с Даникой заставили меня в десять утра делать стойку на бочке. Как я мог оставаться трезвым? – Волк отхлебнул кофе. – Последнее, что я помню из того дня… Вы с Даникой отрубились на койке, которую вытащили на самую середину двора.
– А почему это твое последнее воспоминание? – с любопытством спросила Брайс.
– Потому что я отрубился вслед за вами. – Итан улыбнулся.
Брайс улыбнулась в ответ. Улыбка ее задела сердце Ханта; в ней ощущалась боль и радость, утрата и тоска, а также надежда. Но Брайс откашлялась и посмотрела на часы:
– Мне надо в душ и на работу, иначе опоздаю.
Она удалилась, покачивая бедрами.
Сиринкс царапал Ханту ногу, требуя еду.
– И не мечтай, – прошипел химеру Хант. – Ты уже завтракал.
Возможно, дважды, если Брайс накормила его перед уходом, отправляясь провожать родителей. Сиринкс поковылял к своей пустой стальной миске и заскулил. Хант сделал вид, что не слышит.
Он вдруг поймал на себе пристальный взгляд Итана.
– Что? – без какого-либо намека на учтивость спросил Хант.
– Ничего, – ответил Итан, делая очередной глоток.
Хант припал к кружке. Потом взглянул в сторону коридора, убедившись, что Брайс ушла к себе. Голос ангела превратился в негромкое рычание.
– Повторю то, что говорил тебе вчера: ты навлек беду на это жилище и на Брайс. Я с тобой разберусь.
– Я уже трясусь, Аталар, – усмехнулся Итан.
Хант не улыбнулся:
– Ты теперь любезничаешь с нею, потому что она принцесса? Из-за Рога Луны и наследия Звезднорожденной?
– Плевать мне на все это! – прорычал в ответ Итан, поморщившись.
– Тогда какого Хела ты решил защищать ее в той статье? Ты должен был представлять, как на это отреагирует Сабина. Ты практически бросил Сабине вызов.
– Даника помогала Брайс во время Нырка. Мой брат и вся Стая Дьяволов помогали ей весной. Если у них не было злости на нее, с чего мне злиться?
– Значит, сам изменить отношение к ней ты не мог? Понадобилось разрешение от погибшего брата?
Итан зарычал так, что в шкафах зазвенела посуда:
– Сам знаешь: Брайс была моей лучшей подругой. Да, она дружила еще и с Даникой, а у меня, кроме нее, не было никого. Давно ли ты знаком с Брайс? Несколько месяцев. А мы с нею дружили пять лет. Так что нечего говорить обо мне, Конноре и о ней так, как будто ты что-то знаешь о нас. Ничего-то ты не знаешь, Умбра Мортис.
– Я знаю, что потом ты два года относился к ней как последний засранец. Помню, как Амелия Равенскрофт издевалась над нею, а ты стоял и смотрел. Слова поперек сказать этой суке боялся.
Итан оскалил зубы. В ответ Хант оскалил свои. К нему на колени прыгнул Сиринкс и вновь начал клянчить еду. Ханту не оставалось иного, как сокрушенно засмеяться.
– Ладно, пусть у тебя пузо лопнет, – сказал он химеру и потянулся к контейнеру с гранулированным кормом.
Взгляд Итана следил за каждым его движением и жег, как клеймо. Такой же свирепый взгляд был у него во время матчей по солнечному мячу, которые транслировались по телевидению.
– Ты знаешь, все эти пять лет Коннор ее любил. – Волк прошел к дивану и устроился на подушках. – Пять лет, и только перед самой гибелью ему удалось добиться ее согласия на свидание.
Лицо Ханта оставалось непроницаемым. Сиринкс уписывал свой второй или третий завтрак.
– И что?
Итан включил выпуск утренних новостей, вытянул ноги на кофейный столик и заложил руки за голову.
– Ты только на пятом месяце этого пути, братан. Удачи.
В Фэйском архиве было шумно от множества сотрудников и посетителей. Настолько шумно, что Брайс привыкла весь день не вынимать из ушей наушники. Даже здесь, закрыв дверь кабинетика на первом подземном этаже.
Нельзя сказать, чтобы ее особо донимал шум. Ни в одной библиотеке не бывает абсолютной тишины. Но громада атриума, заполненная теми, кто пришел работать, учиться или по какому-то делу, усиливала звуки, объединяя их в один общий гул. К этому добавлялось шарканье шагов, водопад, низвергавшийся с потолка в чашу фонтана, стук клавиатур, шелест перелистываемых страниц, приглушенные возгласы туристов, такие же приглушенные всплески смеха и щелчки фотокамер.
Это и доставало Брайс.
Нет больше ее одиноких дней в галерее, когда она запускала музыку на полную мощность и наслаждалась звуками, отражавшимися от всех углов выставочного зала.
И Лехабы тоже больше нет.
Нет нескончаемой болтовни про очередную серию «Страхов и трахов». Нет нытья огненной спрайты, жалующейся на невозможность выйти наружу, и ее монологов о жестокости Брайс.
Брайс смотрела на темный экран монитора на стеклянной столешнице. Она вытянула ногу, чтобы погладить Сиринкса, однако под пальцами был только воздух. Химер остался дома – следить за Итаном.
Интересно, помнил ли Сиринкс Лехабу?
После атаки на город Брайс несколько дней подряд ходила к Черному причалу, где совершался ритуал Отплытия. Она всматривалась в черные лодки, надеясь увидеть маленькую лодочку и понимая, что ничего не увидит.
От Лехабы ничего не осталось. Жизнь огненной спрайты оборвалась, как исчезает пламя задутой свечи. Это произошло, когда на нее обрушилось сто тысяч галлонов воды.
Брайс не раз мысленно возвращалась к гибели Лехабы. Обычно это происходило во время урока танцев у госпожи Кайры, когда она напрягалась и потела, выполняя требуемые движения. И всякий раз она приходила к одному и тому же выводу: ей было не по силам предотвратить смерть Лехабы.
Брайс это понимала и могла вполне разумно об этом говорить, однако… Мысли продолжали кружиться, словно танцуя вместе с нею: «Ты могла бы найти способ. Показала бы раньше свою магию Звезднорожденной. Велела бы Лехабе улететь и спрятаться, пока сама разбиралась с Микаем».
Она говорила об этом и с Хантом. И он отвечал: любые иные действия привели бы ее к собственной гибели, но… Брайс искала и не находила ответа на вопрос: почему жизнь Леле менее ценна, чем ее собственная? Ее титул Звезднорожденной принцессы ничего не значил. Уж если на то пошло, Леле была лучше, чем она, и десятки лет страдала в плену. Огненная спрайта должна была бы уцелеть и наслаждаться жизнью и свободой.
Брайс сняла трубку стационарного телефона, набрала номер. Джезиба ответила после третьего гудка:
– У тебя опять вопрос, Куинлан? Это уже третий за неделю.