После целого дня в седле отрубился быстро. Мы с Олегом, Всеславом Игоревичем и Рогволдом не стали даже приказывать расставить шатры — захрапели в одной из бедняцких хижин.
Мне опять снился прежний сон, где я, будучи ребёнком, играл в поле. Светило солнце, на душе было хорошо. Казалось, всё впереди и не надо ни о чём заботиться. И вдруг небо закрыла тень. Я посмотрел вверх, но ничего не увидел. Однако тень становилась чернее, что-то неведомое наползало на землю. Солнце исчезло. Окружающий мир начало трясти. Я проснулся.
Оказалось, трясло совсем не во сне. Земляной пол дома ходил ходуном, стены сыпались, перекладины под потолком трещали. Мы еле успели выскочить на улицу, прежде чем крыша мазанки рухнула. Дружинники выползали из палаток, лошади истерично ржали. Было ещё темно, рассвет едва забрезжил, но восходящее солнце я не видел — на востоке стояло ярко-красное зарево.
— Боги гор разгневаны, — проговорил Всеслав Игоревич.
Могучий воин стоял в портах и рубахе и мрачно смотрел на восток, где за горами творилось что-то непонятно. Красное зарево в ночи действительно производило устрашающее впечатление. Но я быстро взял себя в руки. По большому счёту ничего ужасного не происходило. Это было землетрясение — банальное землетрясение, какие часто случаются в горных районах. А зарево возможно явилось следствием извержения вулкана. Но нам его вряд ли стоило опасаться — он находился слишком далеко отсюда. Я даже подумал, что местные жители вполне могли окрестить великим змеем какой-нибудь вулкан и окружить его легендами и мифами. Тёмные люди — что с них взять.
Тряска закончилась быстро. Никто не пострадал. А вот с рухнувшим домом казус получился неприятный, поскольку там осталось снаряжение. Пришлось разгребать завалы и вытаскивать вещи. Толчки повторялись за утро раза три, но уже значительно слабее.
Событие крайне негативно повлияло на настроение дружинников. Эти храбрые, отмороженные на всю голову вояки, как дети перепугались банального землетрясения, решив, что боги гор разгневались нас. Я пытался объяснить в доступных выражениях суть данного явления, но остался не понят. Люди были совершенно неспособны осознать, что какие-то вещи в природе могут происходить помимо воли богов. Однако мой невозмутимый вид всё же подействовал успокаивающе.
Когда мы добрались до крепости Высокая и увидели трещину в стене, народ снова зароптал. Всё-таки это была наша земля. А тут — такое. Боги гор напали на крепость — не иначе. По логике местных жителей выходило именно так.
На следующий день я проснулся уже в собственной кровати в Караузяке. Когда позвал Молчана, тот сказал, что уже почти полдень и надо идти на трапезу. Хотелось спать, поскольку прибыли мы глубокой ночью, но раз встал, надо было умываться, одеваться и идти есть.
— Тебе письмо, — сказал Молчан, протягивая запечатанный сургучом конверт.
Открыв его, я увидел короткую записку. Она была от княгини из города Тахтакупыр, что находился к юго-западу от Караузяка. Это было одно из мест, куда заезжал мой гонец с моим посланием. Тахтакупыр являлся центром маленького княжества и, судя по записке, правила там вдова князя, сражавшегося за моего отца и погибшего в сражении под Талахом. Вчера она, откликнувшись на мой зов, приехала в Караузяк и остановилась в каком-то доме в городе.
— И это всё? — спросил я у Молчана. — Больше писем нет?
— Не было больше, — пожал плечами Молчан.
— Н-да… — вздохнул я. Из пяти княжеств и двух боярских вотчин, которые объехали мои гонцы, явился для принесения присяги всего один человек. Поводов для оптимизма было мало.
Интерлюдия 4 (Богдан Чёрный)
Избы горели, кричали мужчины и женщины, плакали дети, в небе летали змеи с ездоками, а всадники скакали по дороге и полю за разбегающимися челядинами и рубили их.
Богдан, облачённый в свой воронёный доспех, за который он и получил прозвище Чёрный, восседал в седле и смотрел на происходящее равнодушным взором. Эта деревня и эти челядины принадлежали одному из князей, что пока ещё не присягнул Добромиру, а значит он — враг. Предать огню было не жалко. Пусть остальные знают, что их ждёт, пусть боятся. Страх — оружие не менее сильное, чем сабля или боевые чары. Так говорил отец. Богдан хорошо выучил этот урок.
И теперь деревня горела. Войско же получило стадо коров и овец для пропитания.
Рядом с Богданом сидели на лошадях тысяцкий и старшина. Тысяцкий Амрадад был крупным, широкобородым и смуглым, а лицом обладал таким свирепым, что пугал челядинов одним своим видом. Старшина Баграмиан был щуплым, низкорослым с длинными усами, а его физиономию по диагонали пересекал сабельный шрам.
Эти два воина пришли с Добромиром из южных земель. Вначале они служили за звонкую монету, а теперь являлись не только военноначальниками, но и боярами, поскольку за верную службу получили от Добромира земельные наделы казнённых или убитых в бою бояр, решивших воспротивиться власти государя. Богдан хорошо знал их — славные воины, на которых можно положиться. Оба — сильные чаровники: тысяцкий владел редкими чарами жёлтого огня, а старшина умел создавать мощные воздушные вихри.
Позади стояли ещё пара десятков дружинников. Остальные расположились недалеко отсюда на дороге.
— Так значит, до границы осталось четыреста вёрст, говоришь? — Богдан посмотрел на Амардада.
— Да, господин. Около четырёхсот вёрст, — с ярко выраженным южным акцентом проговорил тысяцкий. — Именно столько до пограничной крепости Караузяк.
— Мы не пойдём до границы. Остановимся в Дубравах и вышлем лазутчиков. Надо знать, что нас ждёт дальше.
Занять рубежные княжества и привести их к присяге — таков был первоначальный план отца, но Богдан много думал об этом, и решил сделать отчасти по-своему.
Примерно в ста пятидесяти вёрстах от Караузяка находился городок Дубрава, принадлежащий боярину, который во время битвы под Талахом попал в плен и был казнён. Сейчас там правил сын этого боярина. Из Дубравы можно было добраться и до Ладиславля — центра Ладиславльского княжества и до Караузяка. Богдан не знал точно, встретит ли он сопротивление в этих городах или нет, откроют ли ему ворота или придётся брать стены штурмом, поэтому и решил остановиться в Дубраве, прояснить обстановку на востоке, и только потом действовать дальше.
— Твоя воля, господин, — ответил тысяцкий. — Дубраву будем брать штурмом?
— Если не откроют ворота, будем брать штурмом. Сразу, без осады. Город маленький, падёт быстро. Никто даже помощь не успеет им прислать. Главное, внимательно смотрите на небо. Говорят, у князей на востоке много змеев.
— Наши самопалы не дадут им подлететь и на сто шагов.
— И тем не менее, наш главный враг будет в небе. Если князья восточных рубежей не пожелают сдаться, они постараются использовать любое преимущество.
Со стороны села скакали всадники. Перед ними шла группа из десяти человек. Когда они приблизились, оказалось, что это крестьяне. Низкорослые заросшие бородами мужчины и широколицые женщины имели подавленный вид. Среди них был высокий старец в длинной подпоясанной рубахе, украшенной символами бога Хорса. Богдан сразу понял, что это жрец.
— Эти людины укрывались в святилище Хорса, — сказал смуглый богатырь, одетый с ног до головы в кольчугу с нашитыми пластинами — один из тех, кто пригнал селян. — Они просили пощады. Что прикажешь с ними делать, господин?
— Ты жрец? — Богдан презрительно посмотрел на высокого старика.
— Я служитель бога Хорса. А ты кто? Почто убиваешь и жжёшь? Здесь нет воинов. Здесь мирные селяне.
— Я посланник кагана — государя этих земель.
— Государя? Разве у этих земель есть государь? У этой земли есть князь, которому мы платим оборок, а князь служит великому князю. Ни о каком государе мы не слыхали. Или государь — это тот, кто грабит и убивает?
— Ты дерзкий старик.
— Я служу моему богу и не боюсь людей. Ни дружинника, ни князя.
— Таких, как ты, мало. И они обычно плохо заканчивают. Ответь: разве великий князь не мёртв?
— Месяц назад он был ещё жив. Он проезжал эти места со своими воинами. Держали путь на восток. Его воины потребовали дать им и их лошадям пищу.
— И вы накормили их?
— Мы дали им то, что они хотели. И дали бы вашим воинам, если бы ты обратился к нам.
— Хочешь сказать, что я должен был просить у вас? У вас, обычных смердов? Я — посланник государя, а государь не просит. Государь сам берёт то, что ему принадлежит. А вы помогли предателю, за что и поплатились, — Богдан посмотрел на дружинников, пригнавших селян. — Отрубите этим смердам руки, а дерзкому старику ещё и язык вырежьте. И пусть идут на все четыре стороны. Чтобы все вокруг знали, что ждёт тех, кто помогает предателям!
Глава 15
За трапезой семейство Казимира присутствовало в полном составе. Олеся и Миленам тоже были, причём Милена до сих пор как будто хранила на меня обиду. Она ни разу не взглянула в мою сторону, да и на приветствие ответила довольно сухо.
А вот Олеся, наоборот, заметно повеселела. Всё дело в том, что перед отъездом Казимир снова разрешил дочери летать, и она все эти дни вместе с дружинниками несла службу в дозоре. Говорила она за столом много, и отец даже сделал ей замечание, хоть и нестрогое, в шутку.
Милена же слова не проронила, а когда трапеза подходила к концу, ушла, сославшись на большое количество работы.
— Вот, — сказал Казимир, когда Милена покинула комнату, — достойный пример для тебя, дочь. Сама скромность. Да и чары вполне подходящие для княжны. А то ишь! В дружину захотела. В драки так и лезет. Негоже.
— Что-то я не понял, — сказал я. — Почему многие боярские дочери служат в дружине, а княжне не положено?
— Э, тут не просто всё, — махнул рукой Казимир. — Да, служат бывает, но не так чтобы часто. Если дочерей в роду много, можно и в дружину одну или двух отдать. У нас же дело совсем другое.
В чём заключалось отличие, Казимир так и не объяснил. Я подумал, что вероятнее всего, это зависит от традиций в конкретной семье.
За эти дни в Караузяке не произошло ничего важного. Ни один вражеский змеелёт не пересёк границу княжества, да и вестей с запада пока не было. Даже вчерашние подземные толчки здесь чувствовались значительно слабее, чем в горах, и никаких разрушений не вызвали — только горожан встревожили.
Мне предстояло много дел в ближайшие дни. Требовалось снова организовать пир, но теперь уже в честь победы над одамларами, посчитать и поделить добычу. После каждого военного похода князья раздавали дары своим дружинникам — такова была давняя славная традиция. В старину воинам дарили коней, оружие или просто драгоценные вещи, сейчас — деньги. Пять-шесть золотников считались достойной наградой для рядового дружинника. С Казимиром же насчёт его доли следовало договориться отдельно. Основное войско всё-таки было его.
Предстояло и менее радостное мероприятие — похороны. Тела всех погибших дружинников мы привезли с собой. Их следовало предать земле в соответствии с обычаем.
Но в первую очередь я решил встретиться с княгиней тахтакупырской, которая на днях приехала в город.
Тахтакупыр был мелким городком, расположенным в семидесяти вёрстах к юго-западу от Караузяка. Он являлся центром княжества, площадь которого составляла меньше трети от площади княжества Караузякского — небольшой клочок земли, сравнимый с крупными боярскими вотчинами. Когда-то давно он входил в состав Радиславльского княжества, но с тех пор как мой прадед даровал боярину тахтакупырскому за какие-то заслуги титул князя, эта земля получила автономию и стала подчиняться непосредственно великим князьям.
Мои попытки собрать под своим крылом вассалов отца пока были тщетны. На призыв откликнулось только одно княжество, да и то крошечное. Это снова заставило меня усомниться в правильности выбранного пути. Насколько реален мой замысел? Насколько верно я оценил ситуацию, когда захотел обосноваться на востоке и дать бой войску Добромира? Снова пришлось задуматься о многом, и снова я решил идти вперёд к цели, не смотря ни на что.
Княгиню Милославу Борисовну я встретил, как и полагалось, в главном зале — комнате для официальных приёмов и собраний. Самое роскошное помещение во всём доме. Стены были оклеены тканью с разноцветными полосками, потолок украшен росписью, пол устлан коврами. В дальнем конце находилось возвышение, а на нём — стул с высокой резной спинкой и красной подушкой. Практически трон. Рядом — стол для писаря.
На этом троне я и восседал, принимая княгиню. Всеслав Игоревич и Казимир присутствовали при этом. Они стояли рядом со мной.
В комнату вошла чернобровая круглолицая женщина средних лет, облачённая в пурпурное платье — такое длинное, что его края волочились по полу. Голову её венчал высокий колпак в виде усечённого конуса, украшенный золотой вышивкой. Сопровождали прибывшую даму двое крупных мужчин в парчовых кафтанах, подпоясанных широкими кушаками. Их шапки были оторочены мехом, а на поясах висели сабли.
Я тоже нарядился соответствующим образом: в длинную праздничную свиту, в которой был на церемонии принесения клятвы Казимиром.
Женщина представилась. Это, собственно, и была Милослава Борисовна, княжна тахтакупырская, а два верзилы, что притопали с ней — первый боярин и воевода. Я приветствовал её по всем правилам местного этикета, о которых уже много знал со слов своего воеводы-советника.
— Благодарю, что ты откликнулась на мой призыв, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Давайте пройдёмте в соседнюю комнату, там сядем и поговорим без лишних церемоний.
Всеслав Игоревич мне уже рассказал о том, как надо принимать подданных: я должен поприветствовать их, выслушать, сидя на троне, и всё в таком духе. Но мне было не до формальностей. Не то время сейчас.
Вшестером мы отправились в малую приёмную и уселись за стол.
— Итак, Милослава Борисовна, — сразу же заговорил я, едва гости расположились, — ты прибыла сюда, чтобы принести мне присягу, как великому князю Светлоярскому, верно я понимаю?
— Я получила весть от твоего гонца и сразу же отправилась в путь, — сказала княгиня. — Считаю, что мой долг — быть здесь. Но прежде, чем мы продолжим, я прошу ответить на тот вопрос, что гложет моё сердце.
— Спрашивай, — кивнул я.
— Мой муж сражался за твоих отца и брата. Прошёл месяц с тех пор, как под Талахом произошла битва, а он так и не вернулся домой. Что с ним стало? Он погиб? Его пленил враг? Тебе известно что-нибудь о его судьбе?
— Владимир сражался бок о бок с моим старшим братом. Он храбро дрался, десяток врагов пали от его руки. Но увы, противник превосходил нас числом. Твой муж был повержен. Убит ли он или полонён, мне доподлинно неизвестно. Меня и самого тяжело ранили в той битве. Будем надеяться, что боги милостивы к нему. Если он до сих пор жив и томится в плену, я сделаю всё возможное, чтобы вызволить его.
В данном случае я всего лишь сказал то, что посоветовал Всеслав Игоревич. Отделался дежурными фразами. На самом деле ни я, ни воевода не видели, где и как дрался Владимир, и не знали, что с ним стало.
— Только на их милость и остаётся надеяться всем нам, — проговорила княгиня, и в глазах её мелькнуло разочарование умершей надежды. — Однако ты до сих пор жив, и как я понимаю, ты намерен дать ещё один бой супостатам?
— Я намерен вернуть себе земли, которые принадлежали моему отцу и которые являются моими по праву.
— А я жажду поквитаться за своего мужа. Когда ты выйдешь на бой, можешь рассчитывать на меня и моих людей. Мы будем драться. Я лучше погибну в бою, чем отдам свою землю убийце и предателю.
Меня поразил настрой этой женщины. В её взгляде читалась такая решимость, которой, кажется, даже у меня не было. Ни капли сомнения, ни грамма страха. Полная готовность идти до конца.
— Я рад это слышать. Значит, когда придёт время, будем сражаться бок о бок. Если Добромир со своим войском заявится сюда, мы дадим ему отпор и погоним прочь. Затем я верну свои земли. Те князья и бояре, что остались мне верны, получат достойную награду.
— Да будет так, как ты сказал. Но у меня есть к тебе просьба, Святослав, — проговорила княгиня.
— Конечно, излагай.
— Мои сыновья уже подросли. Они неплохо владеют чарами и оружием. Испытай их. Может быть, они пригодятся в твоей дружине. Для меня будет большой честью, если они окажутся на службе у великого князя.
А княгиня-то своё упускать не собиралась. Я сразу смекнул, зачем она хочет устроить своих детей ко мне на службу. Княжество у неё мелкое и, похоже, совсем не богатое, а у великого князя можно неплохо заработать.