– Ты же слушал Хирона. Смерти здесь нет, потому что нет времени.
– А почему мы не замерзаем здесь насмерть?
– Ты так ничего и не понял.
Ясон не стал спорить. Он действительно мало что понимал, но это сейчас его не заботило. Дорога вела дальше вверх, а свет – откуда бы он ни шел – красиво играл на снегу. Он пнул сугроб, и белый пух взлетел и мягко осел.
– Поспеши.
Если там, наверху, действительно стоит дворец Зевса и других олимпийцев и он окажется там вместе с Гераклом, то ему будет уже все равно, даже если он умер. Дорога петляла. Они поднялись еще выше и вскоре услышали смех, голоса, обрывки песен и возгласов. Слов было не разобрать, но Ясона охватило такое волнение, что он еле стоял на ногах.
– Мы дошли? Мы взаправду дошли? И там, за следующим поворотом они сидят и пируют?
Ему вдруг стало страшно, он представил, как подобно Беллерофонту летит вниз со всей высоты небес, и боги разгневаны.
– Идем, мальчик, – Геракл похлопал его по плечу. – Если дойдем, станем гостями на этом пиру. Здесь всегда пируют.
– Боги всегда хотят есть?
– Пир – это не только про еду. Достаточно просто быть вместе.
Да, они попали на пир, и тот стих, когда они появились между колонн. Ясон знал, что надо потупить глаза, возможно, пасть ниц – все то, что так просто и легко можно сделать перед смертным царем. Но он не мог опустить глаза ниже. Не мог и опуститься на колени, он весь точно одеревенел, и не моргая смотрел на богов. На строгое и прекрасное лицо владычицы Геры, на Деметру, что даже отсюда пахла весной и полевыми цветами, на могучего Гефеста, что возвел все белоснежные дворцы на Олимпе. Он смотрел на них и не моргал, потому что теперь уже было бы оскорбительно отвести от них взгляд.
Когда голова гидры грузно упала на плиты, он вздрогнул.
– Зевс, владыка Олимпа, – Геракл шагнул вперед. Он замолк, будто подбирал слова в голове, и замолк надолго. Он стоял, шевеля губам, и покачивал головой, но вслух так и ничего не сказал. Боги молчали.
– Я пришел, – просто сказал он. – Я пришел к вам. Я столько шел… – его голос дрогнул. – Я никогда не роптал на судьбу, это правда, вы знаете. Разве что изредка. Вы дали мне дело, с которым никто не справится кроме меня – разве я мог отказаться? Я правда сражался, боролся, и в прошлой жизни, и даже в этой, которую я до сих пор не пойму – но я не задавал вам вопросы! Я не задаю их сейчас. Но если я был верен. Если доверял и словам, и приказам, то ничего зазорного ведь нет в том, чтобы прийти за помощью к тем, кому доверяешь? И пусть я смертный, я помню слова дружбы и поддержку… Твои, Аполлон, твоей сестры. Я помню, вы тогда оба подарили мне такой чудесный нагрудник… Я это помню, я не забыл, и я пришел за помощью, потому что я устал, так устал!
В углу его глаз показались крупные слезы, и он замолчал. Гестия встала из-за стола, подошла к нему и оттерла слезы платком, точно мать. У нее единственной из богинь были веснушки и легкий румянец, и она пахла хлебом. Ясон не помнил матери, он не видел и других детей со своими родителями, но эта богиня могла быть матерью и ему, и Гераклу, и даже Хирону, и Кастору с Полидевком, и всем тем, кто устал.
– Ну же, ну… – говорила она. Может, прочие богини говорят другими словами, но мать не могла сказать по-другому.
Воин взял себя в руки и теперь только громко дышал, боясь, что, его голос снова сорвется. Богиня гладила его по могучей руке и что-то шептала.
– Гестия, отойди. Довольно.
Богиня повиновалась. Геракл, не опуская головы, смотрел на царя Олимпа, на Зевса. У ног его так и лежала моргающая голова. Воин не объяснял ничего – ни про различие бессмертных и вечно живых, не рисовал круги на песке, не чертил время, подобно морю –здесь это знали и так. Знали, должно быть, и зачем он пришел сюда, и почему не может вымолвить ни единого слова. Зевс подошел к ним обоим. Он казался все еще молодым, но вместе с тем слишком древним, Ясон не мог сказать точно, какой он. Он просто был.
– Я прошу тебя о помощи, – промолвил Геракл. – Люди не могут нести все в одиночку. И вы никогда не принуждали их к этому. Никогда вы этого не хотели. В этом нет ни поражения, ни стыда.
Зевс-громовержец, повелитель Олимпа, кивнул и коснулся бессмертных останков чудовища, и голова бледной гидры рассыпалась в пыль. Так просто и за мгновение вся ее бесконечность, все ее долгое время сузилось до крохотного отрезка лишь потому, что само Время со всеми его законами неизбежности здесь было побеждено уже слишком давно и власти совсем не имело. Из него, такого линейного, неотвратимого и понятного на земле, здесь плели кружева, оно могло пахнуть грушами или звучать, как пустой горшок. Время изгнано из Олимпа, но и попав туда, не имеет там силы.
Все было кончено, и только горстка праха лежала на плитах.
– Вот и все, – выдохнул воин.
– Вот и все, – участливо сказал ему громовержец. – Ты справился со всем, что тебе было предложено. Все твои подвиги, все твои горести – и если там, смертный царь Эврисфей не засчитал тебе что-то, поверь – здесь у тебя засчитано все.
Ясон шмыгнул носом, но попытался сделать вид, что чихнул. Зевс обернулся к нему.
– Ты друг Геракла, Ясон?
Царевич замялся. Слишком многие за последние дни говорили ему о дружбе не то, что он думал. Что дружбы нет, а есть выгода, но если и существует она – то должна быть проверена временем.
– Геракл мне друг, – решил он ответить.
– И ты мой друг тоже, – перебил его воин. – И ты, и старый Хирон, и Иолай, непослушный мальчишка, и даже Атлас теперь, ты не вини его, Зевс, прошу. Он помогал нам.
– Ты молодец, – Зевс снова обратился к Ясону.
– Я только спутник и все. Без Геракла я бы сгинул еще в том болоте. Я бы… я не герой.
– Прошло лишь несколько дней, как тебя, совершенно невинного юношу, закинуло в весь хаос этого мира, о котором ты и не знал ничего. Ты мог потонуть в любую секунду. Но ты справился, потому что просто следовал заученным истинам. Хирон хорошо тебя воспитал.
Он снова обратился к Гераклу. Воин стоял спокойно и тихо. Будто гроза внутри него перестала впервые за все эти годы.
– Сон после смерти долог и пуст, без единого сновидения. Покой лучше сна. И когда ты очнешься, мой друг, скажи Атласу сам, что я не держу зла на него.
***
Ясон шел уже пятый день и, по словам встречных торговцев с повозками, к полудню он мог дойти до Иолка. Он шел налегке, в Олимпии, рядом с горой, много крохотных городков, не обязательно брать с собой в дорогу провизию. Ему наказали спуститься здесь, а Гераклу обещали покой. Это правильно, думал Ясон. Тот примирится с титаном и поест наконец смоквы в меду вместе с Меропой и ее веселыми сестрами. Воин выполнил все, его история записана даже дальше, чем нужно, а у царевича еще есть дела. Боги разрешили ему завязать в тряпице немного праха поверженной гидры – смесь мокрого песка и земли, не возвращаться же к Пелию с пустыми руками. Царь не поверит ни единому слову и решит, что Ясон над ним посмеялся – но это уже проблемы царя, не царевича.
Он прошел через большие ворота, скучающий стражник его снова пропустил без вопросов. Золотая крыша дворца все также блестела, и с каждым шагом Ясон понимал, что ничего не изменится. Двести лет назад Геракл раз за разом возвращался с новой победой к царю Эврисфею. Раз за разом же царь отсылал его снова на смерть. Столько раз лето сменилось зимой, и вот уже он, царевич Ясон, возвращается к собственному дяде-злодею с победой, которая ничего не решает. От этого на сердце было легко. Не оттого, что в истории людей ничего не меняется. А оттого, что он, Ясон, в ней теперь такой же герой, как и великий Геракл.
– Бродяг не пускаем, – лениво рявкнул стражник у дворцовых дверей. Был жаркий полдень, и мухи ползали по нагретой кольчуге.
– Я Ясон.
Все помнили того безумца с летнего праздника, которого царь увел с собой во дворец и тот пропал без вести. Его пропустили. В мыслях снова всплыло «не склони головы» – он сжал в кармане тряпицу с прахом и понял, что не чувствует страха. Он пришел в этот раз не за городом.
– Я не позволю Спарте беспошлинно торговать у моих берегов.
– Очень жаль, – юноша услышал ленивый голос царевича Полидевка. – Иолк же такой большой город, и у него так много союзников, и он так дружен с Афинами…
В его словах была насмешка, которой тот не скрывал.
– Не говори так со мной, мальчишка.
– Тебя смущает лишь возраст? Отец может послать к твоим стенам спартанского чемпиона. Может, с ним тебе будет приятней договориться. Поверь, я тоже не в восторге от нашей беседы. Прикажешь слугам принести еще винограда?
– Ты, – царь повернулся к Ясону, стоявшему в тени. – принеси нам питья. Этот разговор будет долгим.
Юноша вышел на свет. Оба царевича поднялись, в голосе Полидевка на мгновение пропали снисходительность и насмешка.
– Ясон! Это и вправду ты?
– Это я, – он был рад их видеть. Даже если они ему не друзья, как говорили. – И я рад, что застал вас.
– Где Геракл? – перебил его Кастор.
– И где гидра? Вы и правда убили ее? Мы отправили пару своих людей через три дня, пойми правильно, Пелию же все равно – они нашли только старую рощицу, и никакого болота там не было.
– Потому что никакого болота и нет! – рявкнул Пелий. – И никакой гидры, должно быть, тоже, раз этот бездельник вернулся живым. Ну же, Ясон, ты помнишь наш уговор? Ты мой наследник, если убьешь это древнее чудище. Предъяви же хоть одно доказательство!
– Геракл победил лернейскую гидру, – ответил Ясон, смотря только на братьев. – Мы победили. Затем Геракл остался на островах блаженных, что у самого края земли. Я возвратился назад. Что до гидры… – он достал из кармана тряпицу и бросил ее под ноги Пелию. Песок и земля рассыпались по полу. – Вот ее прах. Нет, не отвечай, мне все равно поверишь ты мне или нет. Мне довольно того, что я говорю правду и что я вернулся назад.
Его дядя засмеялся, но вскоре закашлялся и тяжело опустился на трон.
– Здесь собрались такие любители правды… Что ж, хочешь правду, Ясон – будет правда. Города тебе не увидеть, пока не исполнишь приказа. Я от своих слов не отказываюсь. Твоя шутка с гидрой не очень-то удалась, а если и было чудовище, то его убил явно не ты. Ты просто слабак и мальчишка. Мне стыдно, что ты моей крови. Вот тебе задание… проще. Моих сил не так много, но я слышал, в Колхиде, за морем, есть шкура золотого барана, что может вернуть мне здоровье. Привези мне его. Их царь не откажет тебе, я уверен. И только тогда ты будешь наследовать мне.
– Я не хочу наследовать тебе, дядя, – просто ответил Ясон. – Я не хочу сидеть на троне Иолка и не хочу после смерти остаться высохшей мумией с венцом из чистого золота. Я не хочу врать соседям, прятаться за колоннами, ждать кинжала из-за угла и вечно взвешивать на чаше весов свое сердце и город. Я не смогу. Я не такой, как ты. Хирон не обучал меня этому, и твой мир, царь Пелий, так не похож, так отчаянно не похож на тот, который я знаю. И я не хочу обменять мой мир на твой. Живи в своем, если тебе в нем живется, а я ухожу, потому что обещанье я выполнил.
Он развернулся и пошел скорей прочь. Царь может послать за ним стражу, но отчего-то Ясон был уверен, что теперь тот это не сделает. Он решил снова уйти через выход для слуг, прошел через весь дворец, через дворцовую кухню. Шум, гам и запах фруктов, мяса и рыбы возвращал его в этот мир. Он почувствовал голод и решил, что на рынке непременно добудет смокв. Сладких и спелых.
– Ты опять уходишь не попрощавшись, – услышал Ясон. – Твой кентавр совсем не говорил тебе о манерах? Хотя чего ждать от лошади.
Он улыбнулся.
– Ты, конечно же, всегда следишь за манерами, особенно при разговоре с царями.
Полидевк пожал плечами.
– Это политика. И она мне, признаться, не нравится. Кастору тоже.
Его брат кивнул.
– Все эти дни без тебя здесь было крайне тоскливо, твой дядя был невозможен. Полидевк со скуки купил корабль.
– Я не виноват, что тут больше нечем заняться. А старик был доволен. Он серебра, должно быть, отродясь не видал.
– Тот старик? – встрял Ясон, вспоминая огромный прекрасный корабль. – Тот безумный старик с Афиной? Ты купил «Арго»?
– Да, купил, – Полидевк не смутился. – И ничуть не жалею. Я даже нашел человека, который расскажет, как спустить его на воду. Осталось только найти команду. Втроем мы не выйдем из гавани.
– Втроем?
– Ну да. Пойми верно, Ясон. Мы в Иолке уже второй месяц. Тут или твой дядя упрям, как осел, или из нас послы так себе. В любом случае, сюда уже послали нашего старшего братца. Раз ему править, то пускай он все это расхлебывает, отец не расстроится. И за корабль потом нам скажут спасибо, так что… – он протянул ему руку. – Раз царский венец тебя больше не манит. Может, тогда предложишь, куда нам отправиться?
Ясон смотрел на обоих братьев во все глаза со странной смесью сомнения и глупой надежды. Он столько раз думал о дружбе, и столько раз тот мир, мир царя Пелия, говорил ему, что этой дружбы не будет и надо перестать быть ребенком.
– Зачем это законным царевичам?
Губы Полидевка снова скривила усмешка.
– Тебе напомнить об одном царе Итаки, который просто так уехал на десять лет в Трою, а потом еще десять возвращался назад?
Ясон засмеялся в ответ и с радостью пожал его руку.
– Мы едем в Колхиду, – ответил он братьям, когда его сердце перестало бешено биться.
– В Колхиду? – спросил его Кастор. – Ты все же решил потом вернуться в Иолк?
– Конечно же, нет, – ответил царевич. Ему уже чудился ветер с моря, и хотелось вдохнуть его полной грудью, ощутить, как руки грубеют от соли. Плеск весел и песни гребцов. Та тяжесть, что была в нем все девятнадцать лет и особенно последние дни вдруг рассыпалась до крупинок песка, как та голова гидры под прикосновением Зевса. Солнце слишком нежно грело ему шею и щеки, и это было будто первое лето после долгих лет дождливой зимы. – Конечно же, нет. Но я бы взглянул на это руно.