– Хоремхеб считает, что за всеми нашими негораздами в Сирии стоит именно царь Хаттуссили. Но действует он пока чужими руками. Вожди хабиру ездят на хеттских колесницах и вооружены хеттским оружием. Разве это просто совпадение? Хабиру уже захватили Дамаск и Кадеш и контролируют все торговые пути. Мы также потеряли контроль над Мегидо, Гезером и Аскалоном. А эти крепости обладают важным стратегическим положением.
– Маи, – фараон посмотрел на своего военачальника. – Неужели там все так серьезно?
– Нет, о повелитель. Волею божественного Атона, мы сохраним все, что принадлежит нам. Просто господин Нехези, наверное, недостаточно верит в могущество Атона.
– Я верю в Атона единственного и неповторимого бога творца! – вскричал Нехези. – Но и словами Хоремхеба не следует пренебрегать.
– А у меня иные сведения насчет Хоремхеба! – громко заявил Мерира. – Мои глаза и уши есть везде в Египте и его провинциях. Мне донесли, что Хоремхеб неуважительно отзывался о повелителе и критиковал проводимые им для блага страны реформы. Не специально ли он желает в угоду нашим врагам раздуть войну?
– Повелитель! – вскричал Нехези. – Хоремхеб сейчас единственная надежда Египта в Сирии. Это ваш верный слуга и настоящий солдат. Я ручаюсь за него головой!
Эхнатон не нашелся сразу что сказать (Нехези успел немного сдержать его гнев) и принять решение относительно Хоремхеба. А своих решений, как известно, фараон никогда не менял.
– Я верю тебе, Нехези. Пусть Хоремхеб и дальше командует нашими корпусами в Сирии. Но о посылке туда войск не может быть и речи. Пусть обходиться теми силами, что у него есть. И пусть просит наших союзников исполнять свой долг и сражаться во имя фараона и во имя божественного Солнца!
– Слово и воля фараона! Внимание и повиновение!
– У тебя есть еще прошения ко мне из Сирии и Палестины? – фараон посмотрел на Нехези с недовольством.
– Да, о, повелитель. У меня их еще четыре.
– И все просят прислать войска? Я сегодня не стану их слушать. Мне надоели разговоры о войне. Мерира!
– Да, повелитель.
– Идем со мной, я должен тебе кое-что рассказать. А ты, Эйе, придешь ко мне с этими посланиями завтра. А лучше еще позже.
***
Когда фараон удалился, Эйе подошел к Нехези.
– Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, если ты Друг фараона, и если ты удачно выполнил порученное тебе дело, то ты можешь вот так дерзить фараону?
– Но я не дерзил ему, а только сказал….
– Но я предупреждал тебя, что этого говорить владыке не следует. Разве не так?
– Так, господин. Но я обещал Хоремхебу, что….
– Иными словами ты нарушил мое повеление молчать. Ты хотел все сделать по-своему, и что получилось? Твой Хоремхеб едва не лишился головы. Ты хоть это понимаешь? Маи едва не уничтожил его сейчас. Да и твое собственное благополучие висело на волоске. Эхнатон хочет слышать только о храмах Атона и о новом культе. А сейчас его характер совсем испортился. Он закипает от малейшей искры. И в гневе он страшен. Может и тебя отправить в казематы, где работают палачи Мерира? А там шутить не любят.
–Но что же делать? Ведь Хоремхебу нужна помощь, господин. Я же тебе все рассказал. Неужели и ты ничего не понял, мой господин? В Сирии и Палестине наши дела совсем плохи.
– Да все я понял, Незхези. И мне это известно и без докладов Хоремхеба. Я ведь занимаюсь международными делами Египта. И я хорошо знаю, что происходит в Хеттии, Палестине, Вавилонии, Ассирии и в других станах. Но не все так просто как тебе кажется.
– Но что же делать?
– Ничего не делать без моего приказа. Не забывай, что ты мой секретарь и писец. И ты состоишь при моей особе.
– Я это всегда помню, господин. И верность тебе я сохраню всегда.
– Я верю тебе. Ты не переметнешься к моим врагам, и ты все без утайки рассказал мне о твоих отношениях с Мерира. Это хорошо, Нехези. Но это не главное сейчас. Мне нужно чтобы мои верные слуги доверяли мне во всем и делали так, как я скажу. В Египте назревают большие события.
– События? – не понял Нехези своего господина.
– Но сейчас не будем более говорить об этом. В этом дворце и стены имеют уши. Отправляйся к скульптору фараона Тутмосу и последи за тем, чтобы во дворец доставили новую статую нашего повелителя….
***
Сидящая на троне статуя фараона, в торжественном облачении, которая был изваяна скульптором, смотрела на Нехези своими громадными каменными глазами. Он поразился тому, как точно скульптор передал лицо повелителя Египта. Фараон у него получился как живой. Мастер подчеркнул все физические недостатки владыки Верхнего и Нижнего Египта: худые руки, полные бедра как у женщины, выпуклые злые глаза, вялые дряблые щеки, выступающий вперед лоб.
– Ты сотворил лучшую статую повелителя, – восхищенно прошептал Нехези.
– Твоя похвала радует меня. Может и самому фараону эта статуя понравится. Я сделал Его святейшество таким, как видел его месяц назад, когда был удостоен чести присутствовать на большом приеме во Дворце.
– Фараон любит, чтобы его изображали таким, каков он есть. Лести скульпторов он не переносит.
– Я и сам такой скульптор, который не умеет льстить. Я хочу ваять людей такими, какие они есть, чтобы те, кто станет жить после нас, имели представление о своих предках. Вот эта статуя должна ясно показать, что повелитель страдает. Он болен, и ему не до дел государства, но долг вынуждает его сидеть на троне и принимать государственные решения. Именно, таким он должен запомниться потомкам.
– Его святейшество повелел доставить твою работу во дворец. И если она ему понравится, то владыка будет щедр в своей награде.
– Для меня важна одна награда, – ответил скульптор Тутмос, молодой человек которому не было еще и 25 лет от роду. – Я хочу сделать скульптурный портрет Нефертити. Её красота заслуживает того, чтобы сохраниться в веках.
– Таких портретов сделано уже много, Тутмос, – сказал Нехези.
– Да. Но ни один из них точно не передал её неповторимости и красоты. Я бы сделал его по-другому.
Нехези приказал слугам со всей осторожностью доставить статую во дворец. Для скульптора Тутмоса он предоставил свои носилки.
Сам он решил пройти по городу без сопровождающих и охраны. Пусть себе скульптор насладиться комфортом.
Писец прошелся по кварталу ремесленников и у лавки медника неожиданно встретил Пэнтоэра. Тот торговал медный кувшин и ругался с хозяином лавки, пытаясь сбить цену.
– Смотри на чеканку, нечестивец! – кричал торговец. – Ты видишь изображение солнца Атона! Смотри, я изобразил его, как надо изображать великое Солнце! Чего же ты торгуешься? Да я больше должен брать!
– Сам ты нечестивец! Требуешь за медный кувшин непомерную плату и еще смеешь мне выговаривать! Да я сейчас снесу тебе голову!
– Успокойся, Пэнтоэр! – весело произнес Нехези, приблизившись к лавке. – Я куплю тебе этот кувшин. Пусть возьмут с меня сколько он стоит.
– Слышал, что сказал господин? – Пэнтоэр взял кувшин с прилавка.
– Куда мне направить слугу за платой? – спросил торговец. – Пусть великий господин назовет свое имя.
–Меня зовут Нехези. Я писец чати фараона Эйе.
– О! – торговец вскрикнул. Он явно много слышал об Эйе. – Такая честь для моей лавки, господин. Я, конечно, знаю твой дом, господин. Прости, что не узнал тебя.
– Пришли ко мне своего раба или слугу и тебе заплатят. А теперь скажи мне – ты доволен своей жизнью?
– Я, господин? – переспросил торговец.
– Ты. Вижу на изделиях, которые ты продаешь, знак солнечного диска. Это должно помогать тебе в твоей торговле. Не так ли?
– К сожалению, мои товары слабо берут за пределами Ахетатона и мне здесь приходиться поднимать цену, чтобы не быть в убытке.
– Пойдем, господин, – Пэнтоэр потянул Нехези прочь от лавки. – Сейчас везде цены подняли. Торговля сильно упала в последнее время. И об этом я могу тебе рассказать не хуже торговца.
Они отошли от лавки, и пошли по широкой улице между белыми аккуратными домами.
– Город разросся и продолжает расти. Я удивляюсь сколь много народу пытается сюда переселиться, господин.
– Жить в столице всегда выгодно. Здесь храмы жрецов и нужды культа стоит обслуживать. Храмы Амона в Фивах запустевают, ибо их теперь никто не финансирует. Приход средств от верующих также пресекся. Культ Амона-Ра ныне – культ запрещенный. Сам понимаешь, чем это грозит. Хотя в Фивах и других городах множество египтян тайно поклоняются старым богам. Вот и суди сам, Пэнтоэр.
– Как у тебя все прошло при дворе, господин?
– Фараон Эхнатон благодарен нам всем за храм Атону. Архитектор Мади и все камнесечцы получили награды.
– Вот как? И что получил Мади?
– Гробницу, которая будет построена за государственный счет, и добротный дом в Ахетатоне в квартале архитекторов. И 10 красивых рабынь. Его святейшество так и изволил выразиться – красивых!
– А мы? Воины что сражались с хабиру у стен Кумиди?
– Воины? Не смеши меня, Пэнтоэр. Фараон даже не вспомнил о битве. Сам знаешь, что война его совершенно не интересует. Я прочитал ему письмо Риб-Адди и он отреагировал на это так, что я едва не потерял свою голову.
– Вот она благодарность, – с горечью прошептал Пэнтоэр.
– Что я могу сделать? Но я сам награжу тебя и твоих людей. Вы мне нужны, и я не забуду ваших услуг. Фараон кое-что пожаловал и мне. Две трети этого принадлежат вам.
– Ты как всегда щедр и милостив, господин. Это хорошо, но ты не в силах наградить всех солдат Египта. В Фивах около пяти тысяч лишившихся работы солдат. И сотни недовольных офицеров. Пока они только ропщут, но кто знает, что сделают вскоре?
– Ты меньше болтай об этом Пэнтоэр. Если услышат люди Мерира, то не миновать тебе застенков, где его палачи ежедневно пытают людей. А он наводнил своими шпионами весь город. Везде его глаза и уши. Среди солдат, слуг, рабочих, крестьян, архитекторов, рабов, жрецов. А я не желаю тебя потерять. Но если тебя возьмут люди Мерира, то спасти тебя будет не в моих силах.
– Верховный жрец забрал такую власть, господин?
– Да. Он стал очень могущественным и фараон во всем ему верит. Мой господин Эйе и тот не пользуется таким влиянием.
– Они ведут страну к гибели, господин. Скоро наше царство может рухнуть. И Эйе, пожалуй, тот, кто понимает настоящее положение вещей.
– Да, но что он может сделать? Он силен своей дочерью Нефертити. Но Мерира может посеять разногласия и в царской чете.
– Кстати госпожа Небти, эта подлая шлюха, по слухам по-прежнему добивается тебя.
Нехези знал о желании Небти, придворной дамы царицы Египта, выйти за него. Она была значительно старше Нехези, но все еще сохранила свою красоту, хотя молодой чиновник фараона не стремился к близости с ней. Небти в свое время состояла в близкой связи с великим жрецом Атона Мерира и до сих пор пользовалась его покровительством.
Но не это пугало Нехези больше всего. Два с половиной года назад он был вынужден уступить царице Египта Нефертити и провести с ней ночь. Выбора у него не было. Отказать Нефертити он не мог. Но Небти знала многие тайны своей госпожи и могла знать и эту. И молодой секретарь был в её власти.
– Небти добивается тебя, – повторил Пэнтоэр.
– Что? Откуда знаешь это?
– У меня есть женщина среди её служанок. Она нубийка, и я видел её нынешней ночью. Она и сказала, что Небти поклялась заполучить тебя в мужья. И теперь возьмется за тебя всерьез. А ты знаешь кто её покровитель.
– Жрец Мерира пока ничего не говорил мне об этом. Хотя мы едва перекинулись с ним парой слов.
– Еще скажет, господин. А если он возьмет и расскажет обо всем Эхнатону, то фараон может повелеть тебе жениться. Разве не так?
– Еще как может. А Небти вызывает у меня только отвращение. Но выгнать её я не могу. Она пользуется влиянием при дворе. На её стороне царица Нефертити, верховный жрец Мерира. А это сила. Эйе не сможет меня от них оградить, хотя дочери царице замолвит пару словечек, если я попрошу.
– Боюсь, это не поможет.
– Кто знает, Пэнтоэр? Попробовать стоит. И это хорошо, что ты обо всем узнал, но я просил тебя разузнать и о другой женщине?
– О Мерани? Я выполнил и это поручение. Она исчезла, и уже год от её нет никаких известий. Никто и ничего не слышал.
– Это плохо.
– Ты можешь утешиться в объятиях рабынь, что подарил тебе сегодня Эхнатон, господин.
– Рабыни? – усмехнулся Нехези. – Да он мне подарил троих. Они твои, Пэнтоэр. Это награда за верность.
– Правда, господин? Ты для меня выше фараона! Ты мой бог!
***
На следующий день фараон, увидев на утреннем приеме своего чати Эйе, призвал его к себе:
– Сопроводи нас в сад, Эйе, – приказал фараон. – Мы хотим говорить с тобой.
– Как будет угодно моему повелителю, – склонил голову Эйе.
Они вышли в прекрасный дворцовый сад, где фараон любил проводить время со своей семьей.
– Я хотел говорить с тобой о наследнике престола, Эйе.
Эхнатона занимал этот вопрос после смерти мальчика Эхнатона, сына фараона от наложницы.
– Владыка уже избрал его? – поинтересовался Эйе.
– Ты знаешь, что я велел принцу Тутанхатону явиться ко двору.
Эйе сам способствовал заключению этого брачного союза. Тутанхатону исполнилось 16 лет, и он достиг брачного возраста. Принцессе Анхесенатон –14 лет, и она была готова стать женой. Их решили сделать их парой. Тем более что эти молодые люди симпатизировали друг другу.
–Они произвели на свет младенца, Эйе. И нарекли его Эхнатоном. В честь моего умершего сына. Что думаешь об этом?
– Что я могу сказать вам, повелитель? Я склонюсь перед вашим выбором.
– Я это знаю, но что ты думаешь о Тутанхатоне, как о наследнике престола?
– Он еще так молод и его нужно учить.
– Вот этим ты и займешься. Я делаю тебя первым советником при Тутанхатоне.
– А от старых должностей я отстранен?
– Нет. Ты по-прежнему мой чати, и ведаешь все международные дела Египта. Но всю корреспонденцию теперь станет разбирать мой писец Абдхиба.
Эйе знал, что Абдхиба человек Мерира. Верховный жрец снова обскакал его и приставил к нему соглядатая. Теперь ему станет вдвое труднее помогать Хоремхебу и армии Египта.
– Как будет угодно моему повелителю.
– Что? – фараон вскинул свои глаза на Эйе. – Ты недоволен моим решением?
– Как можно, о, повелитель? Я всегда верно исполнял приказы и повеления владыки.
– Но в твоем голосе я слышал нотки раздражения. Ты слишком увлекся придворной борьбой, Эйе. И это мешает тебе думать о пользе государства. Ты думаешь, что я ничего не вижу? – выпуклые холодные глаза фараона впились в Эйе. – Ты возомнил, что я не управляю империей? Я все вижу, Эйе. Вижу, что у тебя на душе. Мой дед рекомендовал тебя как способного человека. Но он предостерегал, что ты можешь пасть перед соблазнами дворца.
– Я покорен воле моего владыки. Фараон видит каждого из нас.
– Вижу. Как трудно, Эйе, – неожиданно голос фараона стал мягким и почти просящим. – Как трудно вести страну по пути Истины. Она открылась мне, и сам бог, когда я пропадал в пустыне, сказал мне «Веди мой народ к свету Атона!». Он сказал, что я его слуга и мне предначертано все изменить в Египте. Страна должна переродиться. Но это происходит в великих трудах. Многие не верят в мой путь и препятствуют мне. Они не могут понять, что свет Атона – есть свет Истины. Только единая вера может сплотить нас в единый и прочный монолит. И тогда исчезнут зло, насилие, несправедливость. Все мы будем братьями под солнцем Атона.
Эйе слушал фараона и смотрел, как преобразилось в этот момент его лицо.
«Он сошел с ума, – подумал Эйе, – и его не остановить. Он ведет царство к гибели. Где же та справедливость, о которой говорил мне когда-то Йуйя? Неужели то, что твориться сейчас в Египте и есть та самая справедливость? Царство распалось на враждебные лагеря. И я видел бездарного Маи. Он в милости у фараона. Но он никуда не годный военачальник. Неужели это справедливость? Неужели фараон не видит, какими ничтожествами он окружен?»
– Почему они не хотят меня слушать, Эйе? – продолжил фараон. – Ты знаешь? Сколько храмов воздвигнуто в Египте за время моего царствования. И почему свет Истины не проник в сердце каждого? У меня с каждым днем все меньше слов для убеждения. Как убеждали поклоняться Атону в Нубии? Какие слова нашли, чтобы донести свет до сердец? Или там также действовали при помощи страха?
– Страх идет рядом с верой, владыка! Что толкало на подвиги воинов фараонов Снофру и Сенусерта? Страх перед богами и вера в богов.
– Страх! Тоже мне говорит и Мерира. Страх родит уважение и, в конце концов, любовь. Но я сомневаюсь в этом. Нужно что-то еще. Что-то иное кроме страха. Как жаль, что умер мой дед, и мне не с кем посоветоваться. Дед говорил, что ты обладаешь мудростью и станешь отличным советником. Поэтому я и пригласил тебя сегодня.
– Я был в мастерской скульптора Тутмоса и видел его творение. Он счастлив тем, что может изображать правду жизни. Он не льстец и не лжец. Он живет своим искусством и хочет оставить память о нашем времени в веках.