Тут Mac Pro метнул молнию в сторону телевизора, который только попытался было усмехнуться. Компьютер просчитывал все и за всех.
– Да! Мы были… и остаемся по сей день… единым целым с Алексом. Что бы вы там про нас ни говорили. Я служил ему верой и правдой целых пять лет… Да! От этого союза сладко было не всем. Мне доставалась львиная доля внимания Алекса. Но такова была плата за возможность жить рядом с этим человеком… Великим человеком. Не побоюсь этого слова… Так что, если высокий суд…
– Во загнался, чувак! – проскрипело из дальнего угла.
– Что, простите! Вы кто? – огрызнулся компьютер.
– Фотоальбом я! – тихо ответил запылившийся фотоальбом.
– Я не расслышал! Вы что-то прокашляли? – не унимался комп.
– Я сказал…
– Тихо! – прогремело с потолка. – Вам тоже представится возможность высказаться! Все выступят! Не волнуйтесь. Вернемся к вам, высокочтимый Mac!
– Завмаг… – донеслось из пыльного угла.
Автор оскорбительной в своей примитивности рифмы остался неизвестен.
– Ваше счастье, что вы далеко! Иначе… – была бы у компьютера шпага, он бы ее обязательно вытащил.
– Оставим колхозные разборки, господа! – вновь призвал к спокойствию судья. – Вернемся к свидетелю.
– Я, кажется, уже все сказал! – блеснул стальной бок металлического корпуса.
– То, что вы нам поведали, имеет отношение исключительно к прошлому. А нас интересует настоящее.
– То есть… – пробурчал недовольно комп.
– Странно для такой мощной вычислительной машины не понять простую вещь. Я говорю о сегодняшнем дне.
– В смысле? – компьютер явно подклинивало. Или он притворялся.
– О том, что происходит сейчас! Вот в каком смысле.
– Ах, вы об этом, господин судья.
– Именно, свидетель! Именно об этом, – нажимая на каждое слово отчеканил голос.
Возникла пауза. Через минуту внутри компьютера начал нарастать шум. Кулеры набирали обороты. Задача оказалась труднее, чем могло показаться на первый взгляд. Явно было, что Мас пытается что-то вспомнить. Что-то просчитывает. Роется в закромах своей постоянной и оперативной памяти. Гул нарастал. Процессор работал на повышенных частотах и на пределе возможностей, задействовав все свои ядра, которыми наделил его создатель. Но, кроме шума вентиляторов и пощелкивания жесткого диска, комп не издавал ни единого слова.
– Так что скажете, свидетель? Если хотите, я вам помогу.
– Такие нагрузки не для меня! – прошептала подушка. – У меня сейчас весь пух дыбом встанет.
– Когда последний раз Алекс садился за компьютер?
Пауза.
– Вы же хвастались своей феноменальной памятью! Когда он последний раз работал?
– Год назад… – еле слышно произнес комп.
И его слова, и без того с трудом пробивающиеся через шум системы охлаждения, потонули в общем стоне. Правда была болезненной.
– Повторите отчетливей, свидетель!
– Год назад, господин судья!
– Я понимаю ваше желание скрыть правду! Но мы тут не в бирюльки играем! У нас тут, разрешите напомнить, День гнева! Или Судный день, проще говоря! Так что оставьте свои выкрутасы и рассказывайте! Вы же видите, что правду вам не удается скрывать. Не под то вы заточены, как вы сами это отметили.
– Да…
– Вот и хорошо! Итак…
– Это случилось внезапно. Постепенно… но внезапно. Вдруг я осознал, что мы ничего не планируем, не считаем, не выполняем заказов. Случилось это полтора года назад. Такой паузы в работе еще никогда не было. Алекс только проверял почту в ожидании новых заказов. И периодически садился за свой проект. Проект “Мечта”, как он его называл. А еще он говорил, что многие бы отдали за него свое состояние, чтобы обладать таким домом. Алекс говорил, что судьба специально дала ему эту паузу, чтобы он довел до конца свое детище. И вот проект уже готов. Проверен и вылизан до мелочей. А работы все нет и нет. В моем браузере стали появляться страницы социальных сетей, чего никогда не бывало. Потом на моем рабочем столе появились иконки примитивных игрушек. А почта по-прежнему молчала…
Компьютер замолчал. Даже кулеры перестали вращаться. Казалось, что он завис, если бы не слабое помигивание голубого огонька.
– Продолжайте, свидетель…
– Всю наволочку наизнанку… – всхлипнула подушка.
Тихо зашуршал жесткий диск.
– Алекс недолго забавлялся играми. Исчезли иконки с рабочего стола. Были удалены закладки социальных сетей. И вот уже последние полгода он садится за стол, проверяет ящик. Чистит его от спама, а потом просто сидит час, может два, и бессмысленно водит стрелкой по экрану, глядя в одну точку…
От былой заносчивости супер-пупер вычислительной дорогущей машины не осталось и следа. И блеск пропал. И лоск. И гигагерцы поубавились. Жизнь в компьютере теплилась на грани между режимами стендбай и шатдаун.
– Вот и все.
И, не дожидаясь позволения, Мас Pro двинулся в свой темный угол под столом, царапая пол, как последний никчемный таз со свалки. Батареи отопления скалились ему вслед своими бесчисленными белыми клыками.
От былого высокомерия и брутальности не осталось и следа. Шнур питания волочился унылым облезлым хвостом. И вскоре пожелтевшая от времени американская вилка с европейским переходником скрылась за дверью.
Пока народ провожал взглядами тоскливое зрелище тыльной стороны обреченного на одиночество Mac Pro и приходил в себя, к трибуне без приглашения прорвалась Подушка.
– Простите, сударыня, но вас никто не приглашал! – возмутился судья.
– Я сама себя пригласила! Тут такие страсти… таки… Ожидание выше моих сил. У меня аж все перышки дыбом встали.
– У вас же нет перьев, милочка! Сплошной синтепон…
– Я бы попросила! Не надо хамства! Бамбуковое волокно типа “Лебяжий пух”
– Ну, хорошо! Назовем это – микрофибра! – сжалился голос сверху.
– Синтепон это! Обыкновенный синтепон! Как ни называй! – смеялись под диваном и по шкафам забытые и брошенные вещи.
Подушка шмыгнула носом.
– Всякий может обидеть беззащитное создание! Синтепон там или нет, это не меняет моего состояния, которое сейчас на грани нервного срыва. Доведете меня, и я лопну тут по швам. Не думаю, что это зрелище доставит вам удовольствие!
– Так! Давайте оставим ваши будуарные страсти и перейдем к делу!
– Я клянусь!
– Подождите вы! – не выдержал судья. – Я еще ничего не сказал, а вы уже поперек всех регламентов!
– Я хотела как лучше! Дабы ваша честь не утруждалась лишний раз!
– Очень благородно с вашей стороны! Но меня это нисколько не утруждает! Это часть моей работы! Итак! Клянетесь ли вы говорит правду, только правду и ничего кроме правды? – торжественно закончил голос с потолка. Но ответа не последовало. – И чего же вы молчите, сударыня?
– Так я же уже сказала!
– Господи! – взмолился голос. – Ты видишь это создание? Прости ему, то есть ей, ее…
Судья задумался, что же Господь должен простить подушке, и после короткого раздумья продолжил.
– Прости ей ее чрезмерную покладистость, – и тут же обратился к подушке. – Вам следовало сказать: “Клянусь” не тогда, когда вам это заблагорассудилось, а после того, как я вас спросил об этом: “Клянетесь вы или нет!”, иначе ваша клятва выглядит нелепо и неуместно в сочетании с вашим преждевременным выступлением. Вам это понятно?
– Простите меня…
– Вот и хорошо…
– Но не совсем… – подушка немного сжалась от ожидания небесной кары.
– Что значит «не совсем»? – голос звенел, как натянутая тетива.
– Вы сказали так много слов, что я не все их успела умять в своей голове. Вы же сами сказали, что у меня внутри синтепон… я медленно соображаю.
Смех покатился по квартире из всех углов. Ничего не понимающий кот пронесся несколько раз по коридору туда-обратно и, никого, не обнаружив в квартире, забился от страха под кровать. Там он тихонько замяукал, зовя хоть кого-нибудь на помощь. Призраков ему еще не приходилось слышать за всю его зашуганную жизнь. Смех потихоньку утих.
– Все? Можно продолжать?
Подушка тут же начала оправдываться:
– Но в этом нет моей вины! Я тут ни при…
– Молчите! Прошу вас! Молчите! Хватит вашего словоблудия! Говорите только по делу.
– Так я и говорю только по делу! – ответила подушка и гордо взбила себя по краям.
– Пусть так! Продолжайте.
– Меня подарили Алексу на 23 февраля. Четыре года назад. Как сейчас помню. Он так трепетно отнесся ко мне. У него вообще особенное отношение к нашему роду- племени. К подушечному. Я бы даже сказала, особенные требования. Не каждая может ему угодить. Моя предшественница не продержалась и двух месяцев. Дело в том, что Алекс засыпает только лежа на животе. То есть лицом к лицу с подушкой. Поэтому мы должны быть гипоаллергенны, не токсичны, должны дышать и облачаться исключительно в хлопок. А еще надо быть не слишком большой и упитанной, иначе прогибается позвоночник, и не очень твердой… Но при этом упругой и миниатюрной. Алекс любил во сне запустить руку под меня и страстно прижаться. А еще он меня складывал, прогибал, проминал… Ну, и все в таком роде. В общем, вы понимаете, какие испытания мне пришлось вынести. И то, что я находилась рядом с ним четыре года, это о чем-то говорит!
Казалось, что подушка увеличилась в размерах. Ее складки разгладились. Уголки заострились. Он стала выглядеть как новая. Почти новая.
– Это делает вам честь, сударыня! При всей вашей мягкотелости, податливости и эмоциональности вы достойны всяческих похвал! Простите, что перебил вас! Продолжайте!
– Сейчас! Минутку! Мне нужно собраться с мыслями.
– Я вам помогу, если вы не против?
Подушка кивнула.
– Заметили ли вы изменения в поведении Алекса по отношению к вам за эти четыре года?
Подушка немного подсобралась. Потом у нее внутри что-то произошло и уголки ее повисли.
– Да… заметила… В первые ночи нашего знакомства мы притирались друг к другу. Точнее, я пыталась понять, что от меня требуется. Старалась выполнять все прихоти. И надо признаться, это было не так сложно. Благодаря моим формам…
– Да, уж формы что надо… – пробасил матрас.
– Не надо ваших сальных намеков! Хам! Тоже мне! Всего-то пару месяцев, а возомнил о себе невесть что! И позволяет себе скабрезничать. Тебе даже и не снилось то, что я пережила. Так что лежи себе и помалкивай в обивку.
– Да! Советую вам контролировать свои пружины! – поддержал подушку судья. – Простите, сударыня!
– Спасибо! Я хочу сказать, что это были волшебные времена. Сплошная романтика. Нам было хорошо вдвоем. Его голова только касалась меня, и он тут же отключался. Простите – сладко засыпал. Сны его были стремительными и светлыми. Только изредка Алекс менял позу. И я с радостью помогала ему. Он приобнимал меня и снова погружался в глубокий сон. Это были не просто сны, это был полет фантазии, наполненный надежд и грандиозных планов… Теперь же…
Подушка как-то совсем сникла. Сбилась в комок. Замолчала.
– Погодите про сейчас. А во время болезни?
– А что во время болезни? Ничего особого. Меня временно заменили подушкой побольше. Алекс почти всегда сидел или полулежал. Так что от меня не было бы никакого толка. После того, как сняли гипс, и Алекс начал ходить, я снова вернулась на свое место.
– И как было тогда?
– Сны Алекса начали возвращаться. Ну, может, их было не так много, как до болезни. И, наверно, они были не настолько волшебные. Но они были. Это означало, что он вновь погружается в свою стихию. В какой-то момент мне казалось, что все возвращается на круги своя. Я предвкушала наши сказочные ночи. Но…
Подушка окончательно потеряла форму. Форму, которой она так гордилась. Она превратилась в свалявшуюся кучу синтетического волокна.
– Продолжайте! – голос Судьи был настойчив.
– Все обернулось совсем иначе. Мне трудно сказать, с чем это связано. Я не эксперт и мне неизвестна дневная часть жизни человека. Но то, как Алекс ведет себя во сне, говорит о многом… Точнее, об одном.
Подушка вздохнула.
– Не заставляйте тащить из вас показания клещами. О чем же это говорит?
– Все плохо! Вот что я вам скажу. Я не знаю, почему, но чувствую, что все очень плохо! Он полночи ворочается, не находя себе места. По несколько раз встает. Я вижу, как он стоит у окна, упершись лбом в стекло, и плечи его беспомощно опущены. А если ему и удается уснуть, то это сплошное мучение. Он ворочается с боку на бок. Переворачивает меня несколько раз за ночь, а когда все-таки успокаивается, то темные сгустки тяжелых мыслей давят на меня. Безрадостный беспросветный поток темной энергии. А иногда он утыкается в меня лицом, и я чувствую его горячее дыхание. И мне кажется… Я, конечно, не уверена… Но… Это только предположение…
– Хватит юлить!
– Я думаю, что он плачет.
– Плачет? – по квартире пронесся тихий шелест недоверия и даже удивления, так эта мысль была неожиданна. – Как плачет? Слезами?
– Да! Он плачет! Тихо! Беззвучно. Без слез. Но он плачет, господин судья!.. Простите меня, но я больше не могу говорить. Позвольте мне уйти.
– Да! Идите! Вы достаточно нам рассказали!
Подушка, тяжело переваливаясь с боку на бок, ушла в спальню.
– Вот так посмотришь на человека и скажешь – метр бязи и полкило химии, а послушаешь его – целый мир с трагедией. Тут тебе и преданность, и любовь, страдания с разочарованиями… То есть, наоборот… Сначала разочарования, а потом страдания… Или… что-то я запутался.
– Понес трезвонить! – коротко хихикнул из-под кровати потерянный носок в адрес электронного будильника.
– А ты там валяешься уже месяц, вот и молчи. С тобой вообще никто разговаривать не собирался. Про тебя забыли, а пару твою вообще выкинули.
– Как так? – вдруг встревожился потерянный носок.
– А вот так! Могу конкретный день и час назвать! Хочешь?
Носок трагично промолчал в ответ.
– То-то же! Вот и помалкивай себе, пока тебя Рыжик в клочья не изорвал.
– Чего это он меня “изорвет”? – пробурчал носок.
– Из мести! Отыграется на тебе за все мучения, что ему от хозяина прилетают!
– Ладно тебе! Раззвонился…
И носок умолк.
– То-то же… – будильник победно моргнул зелеными огоньками.
– Ну, все? Закончили? А то я уже утомился ждать, когда вам надоест ваша великосветская словесная дуэль, – устало проговорил голос сверху.
– А что, ваша честь? Я ничего! Это все он! – заверещал будильник.
– Ладно! Ладно! Только не надо трезвонить впустую. Итак…
– Вы кое-что забыли, ваша честь… – потупил взор будильник.
– Что я забыл?
– Ну, это… – будильник боязливо помигивал зелеными точками.
– Что “это”?
– Ну, то это…
– Что? Говорите яснее!
– Ну, то, что вы у всех спрашиваете… – будильник был очень щепетилен до всяких тонкостей, но при этом боялся нарушить субординацию.
– Господи, что я у всех спрашиваю? – голос начал раздражаться.
– Ну, про клятву… – совсем тихо сказал будильник.
– Да? – удивился судья. – Не спросил?
Возникла неловкая пауза.
– Да. И действительно не спросил. Заморочили мне голову носками. Итак! Клянетесь ли вы говорить правду и ничего кроме правды?
– Клянусь! – радостно звякнул будильник и тут же заговорил про себя. – Время клятвы двенадцать часов двадцать три минуты сорок шесть… сорок семь секунд. Сорок восемь…
– Вы это что там считаете?
– Время клятвы фиксирую! Для истории! Не каждый день выступаешь свидетелем! Такое ведь дело… – будильник чуть не прослезился от накатившей историчности момента.
– Ну, хорошо! Продолжим. Как давно вы служите Алексу?
– Сколько себя помню! – гордо ответил будильник.
– А это сколько?
– Как Алекс впервые меня включил!
– Слушайте, я вижу, у вас так много свободного времени, что вы можете вдаваться в никому не нужные подробности… Отвечайте сразу на поставленные вопросы.
– О, да! – высокопарно вздохнул будильник. – Времени у меня хоть отбавляй. Девать некуда!
И тут будильник сорвался в крик.
– Могу даже поделиться! Не желаете?
– Что? – голос сверху был ошарашен неслыханной дерзостью.
– Простите, ваша честь! Простите… – тут же залепетали электронные часы и часто заморгали зелененькими циферками. – Простите! Это нервное! Я отвечу на ваш вопрос! В часах, если не возражаете! Это самая большая мера времени, которой я могу оперировать! Календаря, простите, нет! Иначе бы я мог…
– Давайте в часах! – перебил неконтролируемый поток голос сверху. – Только не в минутах и секундах!
– Хорошо! В общем, если округлить, как вы просите, выходит… – будильник коротко задумался, а потом гордо выдал, – шестьдесят три тысячи пятьсот четырнадцать часов.
– Ого! Вот это да! Какие цифры! Поразительно! – заудивлялись потрясенные вещи.
– Ахренеть! – вырвался крик души бумажной салфетки. – Тут не знаешь, доживешь до следующего часа, а тут на тебе…
– Да… – победоносно обвел всех зеленым взглядом электронный циферблат, – это срок, я вам скажу. Годами исчислять, выйдет всего-то ничего. А в часах, выходит, столько времени прошло. А ведь это все неиспользованные возможности… А если в минутах? Даже страшно подумать, сколько растрачено… А в секундах…
– Стоп! Не будем усугублять! И без того тошно!
– Простите, ваша честь! Я могу идти?
– С чего это? Думаете, ошарашили всех своими числами и все?
– Разве этого недостаточно? – удивился будильник.
– Я вас не ради этого фокуса приглашал! Эти дешевые эффекты оставьте для туалетной бумаги! Вы прожили с этим человеком бок о бок столько лет и все, что можете сказать, только сухие цифры? Давайте, выкладывайте, чего у вас там в вашей электронной памяти записано!