Том не стал ждать и в следующую после матча пятницу нагло напросился в гости к Джону сам, и Джон пригласил его.
Домашний вариант детектива Джона Саммерса – уже даже не детектив, а просто человек, просто Джон, – притягивал Тома расслабленной беззащитностью. Он сидел перед Томом на диване – руку протяни и коснёшься…
Хотелось коснуться, ощутить его дразнящее тепло кончиками пальцев, ладонями, всем телом. Хотелось чувствовать на себе его прикосновения. Везде. …хотелось ударить, проверить, как Джон будет себя вести, когда почувствует боль. Не следовало ли помучить его перед тем, как убить? А ещё больше хотелось почувствовать, как Джон причинит боль ему: сожмёт руки на горле, ударит кулаком по лицу и разобьёт Тому губу. Хотелось почувствовать вкус собственной крови, ощутить боль и увидеть в глазах Джона наслаждение, которое ему подарит эта чужая боль.
Но Джон сказал "Не хочу!", и Том взбесился. Ради чего он только терпел этого несговорчивого, несносного детективишку всё это время? Ради бутылки пива?! Ну уж нет!
Злобный взгляд Тома скользнул по Джону. Кажется, тот что-то заметил. Том опустил взгляд и увидел руки Джона. Одной тот держал початую бутылку пива, а вторая… Вторая рука Джона лежала на его ноге: пальцы впились в бедро так, будто ему больше не за что было держаться. Том мысленно улыбнулся и понял: Джон действительно держится из последних сил. Том расслабился.
Рассказать тебе о себе, Джон? Да, пожалуйста! Родился – жил-поживал – теперь вот тут сижу, пиво с будущей жертвой попиваю. А теперь ты мне скажи, убивал?
Ответ на этот вопрос Том и так знал, но ему хотелось видеть, как Джон ответит, как скажет "да", как на его лице отразится то, что Том хотел видеть больше всего: удовольствие. "Ты получал удовольствие, когда убивал, Джон?"
Том медленно облизнул губы, предвкушая ответ и удовольствие. Взгляд Джона прикипел к его губам, затем ушёл в сторону, Джон заметно занервничал, а Том широко улыбнулся. "Ты долго отодвигал от себя нити моей паутины, Джон, и сам не заметил, как увяз в ней полностью!"
Но Джон снова попытался уйти, и это ему почти удалось.
Что в такие моменты делают обычные люди? Слушают музыку, смотрят фильмы, распластавшись на диване, словно мёртвые рыбины на витрине? Что ещё нужно сделать, чтобы детектив Джон Саммерс сдался?
Джон был не готов, и Том ненавидел его за это. Тому приходилось юлить, врать, принимать правила игры: отступать, чтобы быть рядом.
И снова поцелуй. И снова отказ. Том еле сдержался. Он злился, молча варился в своём бешенстве, но сдерживал себя. Потому что то, что он хотел получить от Джона, было больше. Гораздо больше.
Когда их губы соприкоснулись, когда Том телом коснулся оголённой кожи Джона, ему довелось испытать самое яркое из всех чувств, что он когда-либо испытывал. Это было что-то неизвестное, неизведанное, и Том захотел испытать это чувство снова, но испытать его полноценно – всё целиком!
Том хотел Джона Саммерса…
И это желание было настолько сильным, что, когда Джон сказал: "Нет!", Том смиренно согласился переночевать. Просто переночевать и всё…
Но ночью, лёжа на диване и разглядывая белоснежный потолок, покрытый разводами световых бликов уличных фонарей, Том боролся с дикой жаждой: пойти в спальню Джона и заставить его сожалеть о своём отказе. Его остановило желание. Желание добиться своего, прогнуть Джона, заставить его делать то, что Тому хотелось, желание заполучить Джона целиком и полностью, желание почувствовать, каково это "быть с Джоном Саммерсом".
Без сна проворочавшись до утра на жёстком диване, Том ушёл, горячо желая лишь одного: убить и Джона Саммерса…
* * *
– Добрый вечер, сэр! Что будете пить?
Детектив оглядел стойку, но знакомую фигуру за ней не обнаружил.
– Виски со льдом, – сказал он. – А где Кевин?
– Он взял пару дней за свой счёт. Будет только в понедельник. – Бармен налил ему выпить. – Что-нибудь ещё?
– Нет. Спасибо.
Джон поднял стакан и отпил. Без Кевина было непривычно. Не было двусмысленных шуточек и наглого, проникающего под одежду взгляда. Джон бросил на стойку оплату и вышел.
Он сегодня даже не заезжал домой, сразу с работы рванул сюда. Чего он хотел? Увидеть Кевина? Перекинуться с ним парой слов? Получить от него порцию язвительных насмешек? Позволить ему снова до себя дотронуться?
Сворачивая к себе, он сразу увидел у дверей знакомый силуэт. Подъехал, припарковал машину и вышел.
– Привет.
Голос Кевина прозвучал тихо, будто он извинялся за свою наглость.
– Привет, Кев.
Они стояли у его дома и не торопились заходить внутрь. Джон закурил. И снова этот взгляд. Сначала раздражённый, когда поймал в фокус сигарету, потом «голодный», когда проследил за тлеющим огоньком и остановился на губах Джона. Кадык Кевина скакнул вверх-вниз, сглатывая желание, и Джон не сдержался. Окурок полетел на асфальт, а он, в два шага оказавшись около Кевина, сгрёб его в объятья и поцеловал.
Они сплелись телами, руками, языками. Казалось, им не хватало этого всю жизнь: возможности касаться там, где хочется, и целовать так, как хочется – сильно, страстно, нагло.
Джон достал из кармана ключи, но никак не мог попасть в замочную скважину. Его отвлекали жаркие чужие руки, гуляющие по груди поверх рубашки; отвлекали губы, требующие большего здесь и сейчас.
Кевин отступил в сторону и крутанув Джона, поставил его на своё место – к двери в дом, зажал запястье, вырывая ключи, и, не глядя найдя в связке единственно верный, открыл дверь и затащил Джона внутрь.
Когда дверь захлопнулась, на пол полетели ботинки, рубашки и брюки. Пытаясь хоть как-то притормозить происходящее и успеть подумать о последствиях, Джон отстранил от себя Кевина и внимательно, насколько это позволяла сделать тёмная прихожая, разглядел. Высокий, широкоплечий, с тёмной взлохмаченной шевелюрой, он казался сейчас каким-то демоном. И тёмные, чёрные в проникающем из гостиной скудном свете глаза лишь усиливали это впечатление. Но эти губы и то тепло, которое Джон чувствовал даже на расстоянии, – всё это манило к Кевину с невероятной силой.
Джон сглотнул.
– Чёрт! – сказал он, описывая то ли ситуацию, то ли человека, стоящего перед ним.
– Он самый, – зловеще подтвердил Кевин.
Он отпихнул руку Джона, держащую его на расстоянии, и прильнул к нему. Он целовал его губы, щёки, шею, ключицы – всё, до чего мог достать здесь, сверху.
– Хочешь, я покажу тебе спальню? – спросил Джон, чувствуя, что его возбуждение давно пора выпустить из штанов.
– Хочу начать здесь!
Кевин нажал ему на плечо, заставляя встать на колени, и стянул с себя трусы.
Расследование им. Маргарет Джонс (18+)
Бар "Red Jack"
Норт Бич, Сан-Франциско
Калифорния, США
– Добрый вечер, Джон! Тебе как всегда? – по губам Кевина зазмеилась наглая ухмылка, а в глазах блеснул недобрый огонёк.
Джон кивнул. Он даже не пытался скрыть ответную улыбку – всё равно ничего не выйдет. Их отношения с Кевином переросли из дружбы в нечто большее за одну короткую ночь. С тех пор, стоило Кевину выйти на вечернюю смену в бар, как ночью раздавался стук в дверь двухэтажного белого домика по Честнат-стрит, и Джон спешил впустить своего дьявола-искусителя внутрь, как раньше он впустил его в свою жизнь.
– Извини, Джон, сегодня совсем «как всегда» не получится. Подменяю Стива. А на выходных надо бы сгонять по делам в Окленд.
– Хочешь, я тебя отвезу?
– Нет. Я справлюсь сам.
Кевин улыбнулся ему, но уже просто, без всяких намёков на то, что происходило, стоило им остаться наедине, и отошёл к другому посетителю.
Да, Кевин был сложным человеком. Он был силён, смел – даже больше нагл, – но боялся спать в темноте и никогда не говорил о своих родителях. Он много о чём не говорил, и внутренний тревожный колокольчик детектива Саммерса время от времени позвякивал. Но он подумал и рассудил, что каждый человек имеет право на своё прошлое. Как и право скрывать это прошлое, если оно содержит что-то такое, о чём не расскажешь первому встречному.
Раздался звонок.
– Детектив Саммерс, слушаю.
Джон внимательно выслушал вызов и сбросил звонок уже находясь в машине. Очередное убийство и, судя по всему, снова «его» маньяк – Призрак.
* * *
Мидтаун, Сан-Франциско
Калифорния, США
Когда Джон подъехал, у дома №343 по Панарама-драйв стояли две полицейские машины и карета коронеров. Джон осмотрел дом – ничего особенного: белый фасад, зелёный газон, невысокий забор по обеим сторонам. Джон поднялся на крыльцо, показал стоящему у двери в дом полицейскому значок и вошёл.
В небольшой гостиной было несколько человек. Двое полицейских у стены тихо переговаривались. Вряд ли о деле – их работа была сделана, дальше убийством займётся отдел Саммерса. Посреди комнаты лежал труп мужчины. Одежды на нём не было. Около тела сидел на корточках Честер Уолштейн, медэксперт и хороший знакомый Джона. Им частенько приходилось пересекаться по работе.
Уолштейн поднял голову и заметил вошедшего Джона.
– Здравствуй, Джон!
– Привет, Честер! Чем порадуешь?
Честер Уолштейн отошёл от трупа, взял со стола блокнот и коротко пробежался по основным деталям:
– Жертва: мужчина, белый, Том Джонс, 37 лет, работал мастером в автомастерской выше по улице. Точную причину смерти смогу назвать после детального осмотра. После вскрытия. Предположительно удушение. В месте предполагаемого удушения расположены характерные гематомы и поверхностные повреждения мягких тканей. Что-то тонкое, скорее всего провод. Также на шее обнаружены фрагменты пластиковой обмотки. Я посмотрел, такой проволоки в гараже целый моток. Скорее всего, убийца взял его оттуда. Буква на бедре «G».
– Отличная работа… – начал Джон, но эксперт его перебил – перевернул листок и продолжил:
– Жертва №2: женщина, белая, Маргарет Розмари Джонс, 35 лет, супруга убитого. Работает массажисткой в салоне здесь же в Мидтауне. Следы на шее точно такие же. На теле присутствуют порезы. Точную причину смерти смогу назвать после детального осмотра. Буква на груди предположительно «W».
– Вторая жертва?
Уолштейн кивнул и указал рукой с блокнотом вверх на второй этаж.
– В спальне.
Они поднялись по лестнице, и Джон с удивлением обнаружил в спальне второе тело. Раньше Призрак никогда не убивал двух человек сразу. Иногда он даже умудрялся убивать свою жертву тогда, когда за стеной комнаты находились все остальные члены семьи. И никто ничего не слышал, разумеется. Двух людей сразу он не убивал никогда! Но тут два трупа. Что это? Аппетиты маньяка растут или всё же ошибка? Второе, что удивило детектива – это бардак, царивший вокруг. Спальня была практически разгромлена. Повсюду валялись перья, выпущенные из подушек, полки шкафов вывернуты наизнанку, а вещи разорваны, разрезаны и разбросаны по всей комнате. Детектив отступил назад и выглянул в коридор, откуда было видно большую часть комнат. Нигде никакого бардака, только в спальне.
Он подошёл к телу женщины. Бледная синюшная кожа присыпана перьями, в некоторых местах они успели напитаться кровью и выглядели, как алые цветы в белом букете. Буква, вырезанная на груди, угадывалась, как «W». Понятно, почему Уолштейн сказал «предположительно».
Джон ещё раз осмотрел жертву, окинул взглядом комнату.
– Он её изнасиловал?
– Вполне возможно. – Уолштейн приблизился к телу и аккуратно поворошил перья в районе шеи. – Не могу сказать наверняка. Мне нужно видеть всё тело. Да и про мужа не забудь. Он лежит на полу гостиной голый. Даже если она и занималась сексом, то с кем именно, наверняка сможет сказать лишь экспертиза. – Он ненадолго замолчал. Джон видел, что тот хочет сказать что-то ещё и не мешал. Уолштейн был отличным специалистом и его мнением не стоило пренебрегать. – Тебе не кажется это странным, Джон?
– То, что жертв две?
– Всё это, – сказал он и указал рукой вокруг себя, обозначая тот бардак, что царил в спальне. – Тут не злость, не месть – она даже не сопротивлялась. Не успела просто. – Он тут же пояснил – профессиональная привычка: – Следов борьбы нет. Он убил её на месте. – И Уолштейн сразу продолжил свою мысль: – Это больше похоже на постановку, на дикое веселье: пух из подушек, вещи из шкафов. Что думаешь?
– Зачем?
Уолштейн поднял на него взгляд.
– Вот и я думаю, зачем? Зачем творить беспорядок? Зачем громить там, где это не требуется? Зачем тратить на это время? Призрак никогда не был замечен в подобном.
– Чес, не тяни. Хочешь что-то сказать – говори прямо! – раздражённо отозвался Джон. Он, пожалуй, начал догадываться, куда клонит Уолштейн, и он угадал.
– Он хочет, чтобы ты разгребал за ним беспорядок. Только вот пользы это не принесёт. Я готов месячный оклад поставить на то, что Призрак и в этот раз не оставил никаких следов.
– Ерунда! – отмахнулся Джон. – Зачем ему это? Я и так и так буду разгребать всё, что он натворит. Не вижу смысла!
Уолштейн молча смотрел на Джона.
– Как скажешь, Джон, – тихо сказал он и пожал плечами. – Я всё сделал. Результаты вскрытия будут у тебя как только, так сразу.
Джон мысленно выругался. Да, он не знал, к чему Призрак разгромил спальню, не знал, почему он выбрал двух жертв, а не одну, как делал это раньше, но он точно знал – тут дело нечисто. Он нагнал Уолштейна уже на улице.
– Чес, погоди! Извини. Я с этим делом весь на нервах, сам себе не рад. Ещё и лейтенант вечно грозится в регулировщики разжаловать. Извини. – Уолштейн промолчал, но его взгляд заметно смягчился. Он просто кивнул. – Я подумаю над твоими словами. Спасибо!
И тут Уолштейн не выдержал:
– Знаешь, – обратился он к Джону, – меня не оставляет мысль, что он сделал это, чтобы ты подольше провозился здесь. Может, это жажда внимания? Чем дольше ты возишься с беспорядком, что он устроил – тем дольше ты занимаешься им, думаешь о нём…
– Может, жажда быть пойманым? – пошутил Джон.
Полицейские специалисты, составлявшие психологический портрет Призрака, все уши ему прожужжали про то, что каждый психопат прямо-таки мечтает быть пойманным.
– Может, – задумчиво ответил Уолштейн и снова замолчал.
Джон пожалел, что перебил разговор шуткой. Уолштейн больше ничего не сказал. Он попрощался с Джоном кивком головы, сел в машину и уехал. Джон остался один на один с очередным преступлением Призрака.
"Зачем наводить беспорядок? – думал он. – Да чтобы я подольше тут проколупался, а затем получил за это "подольше" полнейшее и бесполезнейшее ни-че-го! Вот и всё. И никакой тут загадки. Очередное издевательство!"
* * *
Норт Бич, Сан-Франциско
Калифорния, США
Джон добрался до дома совершенно вымотанный. Он закончил с делами на Панорама-драйв уже далеко за полночь; позвонил по поводу результатов вскрытия Честеру Уолштейну, который к тому времени успел лечь спать и уснуть, разбудил его, сотню раз извинился, но не отстал, пока Уолштейн не пообещал, что результаты будут готовы к утру, максимум к обеду понедельника; написал начальнику и отчитался. Уже идя к дому, Джон услышал в кармане трель ответной смс. Отчёт по происшествию на Панорама-драйв должен быть готов завтра с утра.
«Сегодня! – Пришла откорректированная смс. – К утру!» Джон взглянул на часы. Почти два часа ночи. Он открыл дверь и вошёл. В гостиной горел свет.
Джон напрягся – он всегда выключал свет, когда выходил из дома. Он вытащил оружие и осмотрел первый этаж. Никого не было. Джон медленно поднялся по лестнице, распахнул дверь кабинета – тоже никого. Он приблизился к двери в спальню, толкнул её. На кровати спал Кевин. Дополнительного освещения в спальне не требовалось, потому что под окнами дома горел уличный фонарь, и его света было достаточно.
Джон убрал оружие в кобуру и подошёл. Спящий Кевин довольно странное зрелище: смирный, кроткий, как котёнок. Ни тебе дьявольского огонька в глазах, ни ядовитой улыбки. Сейчас улыбка Кевина была доброй, открытой. Он спал и улыбался.
Джон прошёл в ванную, переоделся и принял душ. А когда он вернулся, Кевин уже не спал.
– Я разбудил тебя, извини, – шепнул Джон и мягко коснулся щеки Кевина кончиками пальцев.
– Ничего, – шепнул в ответ Кевин. – У Стива что-то там отменилось, я пораньше ушёл. Хотел сюрприз, – путанно объяснял Кевин, перебив свою речь зевком.
– Тч, – шепнул Джон и накрыл рот Кевина ладонью. – Это не важно.
Кевин умолк, ткнулся в ладонь губами – тепло, мягко, – и прикрыл глаза: он почти что спал. Джон отнял ладонь, погладил Кевина по голове. Тот потянулся за рукой, за лаской, его рот приоткрылся, блеснуло дьявольским чёрным взглядом из-под ресниц. Всего на мгновение…
Джон не знал, как у Кевина это получается. Только что он собирался лечь и уснуть, отдохнуть от тяжёлого рабочего дня перед грядущим – не менее тяжёлым, но теперь он откинул в сторону одеяло и стаскивал с Кевина футболку и плавки, чтобы заняться с ним сексом.
Всё произошло очень быстро, словно это было наваждение. Джон крепко держал Кевина, не давая ему двинуться, и вбивался в него грубыми ударами, заставляя Кевина шипеть и материться от болезненных ощущений. А перед глазами плыли картины этой ночи: дом на Панорама-драйв, усыпанная пухом и обрывками испорченной одежды спальня на втором этаже, напитанные кровью пушинки, словно алые цветы на снегу…