Сутулая мрачная фигура отстраненно, но с должным почтением подозвала Киру к себе и, взяв ее ладонь в свои холодные бледные руки с длинными пальцами, покрытыми перстнями, и проступающими голубыми венами, старомодно поцеловала.
– Добро пожаловать домой. I'm glad you came, – приветствовал он на двух языках.
– Thank you so much. I'm glad too, – Кира поняла, что это проверка ее манер, поэтому поддержала разговор на английском.
– Дитя, знаю, как ты устала после дороги, и после того, что с тобой произошло… Да и после больницы тебе, верно, хочется немедленно переодеться и поесть, но прежде, чем дать тебе отдохнуть, я вынужден просить поговорить с тобой наедине. Пойми, это дело государственной важности! – добавил граф, наклонившись к самому уху племянницы.
Кира бросила растерянный взгляд на Влада, но тот лишь пожал плечами.
– А ты, – обратился Дракула-старший к сыну, – пока распорядись насчет ужина.
Граф повел девушку по винтовой лестнице и дальше по коридору до своего кабинета. Кира была слишком озадачена, чтобы сейчас изучать дом. На это еще будет время… Поэтому ничего толком не рассмотрев, она оказалась в кабинете Дракулы-старшего. Кабинет представлял из себя большую комнату с книжными шкапами по периметру и тисовым письменным столом по центру. За столом находилось панорамное окно, выходящее во внутренний двор. Впрочем, оно было занавешено шторами.
– Надеюсь, моя племянница простит мне мою неучтивость, но дело не требует отлагательств… Присаживайся, – он указал на кожаное кресло. – Я хочу, чтобы ты мне все рассказала.
– И что вы хотите знать? – все еще не понимая, спросила Кира.
– Все! Все о крушении дирижабля «Мирный». Счастье, что одна из выживших свидетелей катастрофы – моя дорогая родственница!
– Ну… – стала вспоминать Кира, решив не задавать лишних вопросов, – мы проходили Средиземное небо… Видимо, были уже недалеко от границы, где-то над Финским заливом… Был вечер. Где-то после ужина…
Она рассказывала, а граф делал какие-то пометки у себя на листе.
– Мы гуляли по палубе…
– Мы? – переспросил граф.
– Да, со мной был… друг, Эрик… Сын какого-то князя, кажется… он сейчас в больнице, откуда меня забрал ваш сын. Он тоже выжил. Потом я увидела самолет. Не наш, не русссский. Эрик сказал, что это был перехватчик.
– Самолет?! – воскликнул Дракула.
– Ну да, потом толчок и…
– Точно ли был самолет!? – ему вдруг стало сложно сдерживать эмоции… Кире показалось что под темными стеклами очков забегали глаза.
– Точно, – Кира кивнула.
– Так-так-так… – тут граф снял очки, и в глазах мелькнули искорки, будто тысяча пазлов сложились наконец-то в одну единую картину. От напряжения на виске проступила вена.
– А почему вы спрашиваете? – не выдержала Кира.
– Я думаю, – медленно проговорил он, – думаю…
Дракула никак не решался высказать свою мысль.
– Кира, дорогая моя племянница, боюсь, мои опасения подтвердились. Ваш дирижабль сбили.
10
– Этого не может быть! – воскликнула девушка, на секунду забыв о манерах.
– Я бы тоже хотел, чтобы это не было правдой. Но ты сама сказала, что видела самолет… Видишь ли, наш император поручил мне разобраться в этом происшествии и предоставить отчет в течение двух месяцев. Конечно, все нужно будет тщательно проверить… Но, к сожалению, уцелевших свидетелей не так много. И ты – чуть ли не единственная, кто сохранил рассудок. Я уже занимаюсь этим делом месяц, и пока что ситуация не в нашу пользу, мы уже осмотрели обломки, те, что сумели найти в воде, сопоставили баллистические отчеты… Впрочем, это сейчас не важно, я попрошу тебя в будущем мне помочь… Возможно, когда император привлечет меня к ответу, я призову тебя поучаствовать в моем докладе в качестве свидетельницы. Надеюсь, ты мне не откажешь… Но, если наши опасения подтвердятся, и это действительно была воздушная атака. Это будет означать только одно…
– Война… – испуганно прошептала Кира. И тут же вспомнила, что граф и так ведет информационную войну с западом. Однако, если НАЭТО или еще кто-то другой сбил их мирный дирижабль, информационная война перерастет в настоящую…
– Но ведь нужно проверить еще бортовой журнал и черный ящик «Мирного»!
– Конечно, конечно, – согласился граф. – Это я беру на себя. То, что ты рассказала сейчас – этого пока достаточно. Будь готова подтвердить это официально… Вместе мы доберемся до правды и разгадаем эту загадку. Ну а пока от тебя ничего не требуется. Забудь об этом разговоре. Тебя ждет поступление, к тому же тебе нужно обжиться у нас дома. Как я понимаю, вещей у тебя не сохранилось. Влад позаботится о тебе. Комната для тебя уже готова, а завтра вы поедете в магазины и купите все необходимое. Тебе нужно отдохнуть. Спасибо тебе, дитя, ты очень храбрая.
– Сколько уцелело людей?
– А ты все хочешь знать, верно? – Дракула-старший снисходительно улыбнулся. Улыбка плохо смотрелась на его мрачном лице.
– Включая тебя, девять человек, – ответил он.
Девять! Ей невероятно повезло… и она, и Эрик, и Мари попали в это ничтожно маленькое число. Ведь, не считая команды, на борту «Мирного» было 50 пассажиров. А теперь… почти все они мертвы…
Дракула видел, как Кира о чем-то сосредоточенно думает.
– Прошу тебя, не забивай этим голову. Просто живи обычной жизнью. Знаю, после того, что произошло это трудно, но у всех людей свои шрамы… Теперь ты в надежных руках. Я помогу тебе с поступлением, а Влад покажет город. Впереди у тебя много счастливых дней! – он хлопнул в ладоши. – Долорес! Пашик! Яшик!
В кабинет зашла моложавая грудастая женщина за сорок с пышной американской прической. Из-за спины женщины выглянули два мальчугана. Пухлое тело служанки стягивало модное платье горничной, не лишенное синематографической стереотипности и напрочь лишающее фантазии любого смотрящего на нее.
Мальчишки – младшему на вид не больше десяти, старший – почти ровесник Киры и Влада – наоборот, носили на себе скверные обноски.
– Позволь представить тебе твою прислугу. Это Дороти, горничная.
Женщина склонила голову в поклоне отчего лоснящийся подбородок обзавелся нижним соседом. От ее бюста веяло туалетной водой, а на раскрашенном косметикой лице сияла глупая улыбка.
Маленький паренек шмыгнул носом.
– А это домовой и садовой. Пашик и Яшик. Они братья, хоть так и не скажешь, – граф бросил презрительный взгляд на копну спутавшихся, нечесаных волос мелкого мальчугана и перевел не менее презрительный взгляд на сальные патлы долговязого парня. Пашиком, очевидно, звали десятилетнего, догадалась Кира. Он с детским любопытством разглядывал гостью. «Яшик» же, которого девушка про себя от смущения решила никогда не называть уменьшительно-ласкательной формой имени и вообще, по возможности не прибегать к его услугам, смотрел несколько подавленно и зажато. Он сутулился, несмотря на свой рост. Лицо покрывали прыщи.
– Домовой? – переспросила Кира, переводя взгляд от костлявой фигуры сверстника на спрятанные под челкой голубые глаза ребенка.
– Не знаю, как принято в Англии, но у нас в приличных домах обычно держат мальчика-служку, который выполняет мелкие приказания по дому – поэтому домовой. Садовой – делает то же в саду. Дороти проводит тебя в твою комнату. Разумеется, белье и все необходимое уже готово.
– Прошу, miss, – женщина отошла в сторону, уступая Кире дорогу.
– За тобой придут к ужину. И еще, – граф назидательно понизил голос. – Будет лучше, если ты не станешь ходить по дому одна, Азраил и Азазелло не любят чужаков.
11
Комната Киры была не слишком большой, но вполне уютной. Как и во всем доме, окна были зашторены тяжелыми плотными гардинами из темной ткани, которые не пропускали свет в помещение, создавая полумрак.
Но, когда Кира их отдернула, по полу пробежал приятный вечерний свет, озаряя широкую кровать с балдахином, туалетный столик с зеркальцами причудливой, витражной формы и шкап для одежды. Мебель ручной работы была выточена из темного дерева, что придавало комнате вид старинный и загадочный. Несмотря на старания прислуги, или как раз благодаря им, в комнате запах недавней уборки смешивался с еще не осевшей пылью, частички которой, попадая на свет, вились маленькими серыми искрами.
Пыль была таким же важным атрибутом обстановки, как блеклая картина на стене или ваза с гербарием. Пыль – часть этого ветхого дома. Пыль здесь хозяйка всего, а Кира лишь гостья.
Дороти оставила девушку одну, предварительно показав, где в ее комнате вход в собственную ванную и уборную. После прислуга удалилась, пожелав приятного отдыха. Но Кира не чувствовала себя уставшей. Наоборот, новая обстановка воодушевляла ее, манила, будто хотела поведать историю этого старого поместья.
Убрав фотографию семьи в пустую рамку, заботливо приготовленную кем-то на ее прикроватном столике, Кира села на край мягкой перины, смяв ровное покрывало. На стене мерно тикали часы. Никаких других звуков поместье не издавало.
Почему-то Кире вдруг стало не по себе, будто она осталась одна в этом доме и во всем городе, а все люди бросили ее. Чтобы отогнать наваждение, девушка выглянула в коридор. Тот тянулся длинным багровым ковром мимо похожих друг на друга дверей. Все они были закрыты, кроме одной, в самом конце коридора. Памятуя о предупреждении графа, Кира тихо (насколько позволяла сломанная нога) пошла в сторону открытой двери. Со стен на нее косились осуждающие взгляды портретов в круглых рамах, изображающих весь род Дракул.
Открытая зала оказалась библиотекой.
Книги разного содержания и назначения располагались по цветам и размеру, в разнобой и коллекционными собраниям. Старые и новые, русссские и зарубежные, китайские свитки и манускрипты, рассыпающиеся на руках пергаменты и китайская бумага – Кира медленно шла мимо эпох и сражений, историй любви и ненависти, выдумок и наиточнейших чертежей. Из-за застекленных полок на нее тысячами корок таращились Моби Дики, Дон Кихоты, Фаусты и Гамлеты, многоликие и разноцветные Пушкины, Гоголи, Достоевские… Шведы и другие псевдоскандинавские авторы… «Два капитана», «Десять негритят», «Двенадцать рассказов-странников»… экземпляр книги про капитанскую дочку и той книги, где эту капитанскую дочку сожгут в печи. Никем не осиленный Джойс и многократно прочитанный Хемингуэй, полное собрание сочинений гастролирующего литобъединения «Тур гениев», сборники рассказов чуть не дожившего до рождения наших героев классика литературы А.П. Чехова, чьи инициалы, если произносить их неотрывно от фамилии – «апчехов!» – вынуждают говорящего тут же прибавить: «Будьте здоровы!», а заодно напоминают преинтереснейший факт из жизни доктора – он умер от туберкулеза. Другой любопытный эффект создают инициалы, прилепленные к фамилии современника нашего повествования – Е. Бунина – неизвестного брата русссского писателя, чья биография пестрит такими же фамильярными похождениями, как и биография самого Ивана Алексеевича. На верхней полке возлежал «Обломов», чуть ниже красовался Оскар Уайльд, дальше были оба Островских, оба Толстых и одна Толстая, один Ремарк со множеством ремарок (такой каламбур не использовал разве что ленивый), а также Цветаева, Берроуз, Ахматова, Гомер, Пастернак, Гумилев, Солженицын, Керуак и прочие, и прочие… – они соревновались и перекрикивали друг друга, устраивали на полках литературную чехарду из собственных цветных обложек, переплетов и страниц…
– Любите читать? – тишину нарушил вкрадчивый вопрос.
Кира резко обернулась на голос.
За ее спиной стоял немолодой мужчина с благородным, задумчивым лицом и спокойными глазами. Одет он был прилично, но по-домашнему. На грудь свисали прямоугольные очки на цепочке. Коричневый вязаный свитер, застегнутый на четыре нижние пуговицы, подпирал старческий живот. Под свитером – рубашка, застегнутая на все пуговицы, к чему обязывала экзотическая бабочка-галстук под идеально выглаженным воротничком.
Желто-черная бабочка, привыкшая маскироваться под пестрые цвета, отрастила на своих крыльях черные горошинки, что придавало ей сходство с колорадским жуком.
– Люблю, – Кира покосилась на пухлые руки пожилого господина, в которых тот держал сборник рассказов Борхеса.
– А вы, верно, та юная леди, прибытие которой весь дом ожидал с самого утра, – догадался человек. – Простите, вы…?
– Кира. Кира Неботова, – представилась девушка.
– Красивая фамилия, – мужчина покивал головой. – Меня зовут Владимир Владимирович Однабоков. Я, как и вы, гощу у графа.
– Вы здесь живете?
– Разумеется, а также преподаю в Институте «Газетоведения», там же, где работает и Адольф Геннадьевич. Однако, в отличие от него, я веду курс по русссской литературе.
– Значит вы и мой преподаватель тоже!
– Вот как! Очень приятно. Хотя до начала занятий еще целое лето, – он прошел к окну и сел в большое кресло, приглашая Киру сесть напротив. – Слышал о вашей катастрофе. Примите мои соболезнования. Надеюсь, вы непременно поправитесь…
Кире не хотелось говорить об этом.
– Скажите, – вдруг вспомнила она то, мимо чего ее блуждающий взгляд пробежал как бы не заметив. – Это ваши книги стоят там на полках?
– Мои, – подтвердил Однабоков.
– Хорошие?
– Хм, – Однабоков задумался. – Мне трудно оценить. Может как-нибудь вы сами мне скажите.
Однабоков в свою очередь не хотел говорить книгах. Стеснялся ли он? Скромничал? Кокетничал? – думала Кира.
– Так значит вы теперь будете здесь жить, а учиться будете в институте.
Кира подтвердила, что, похоже, так оно и будет.
– Тогда хочу вас предупредить, – Однабоков вкрадчиво понизил голос и посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают. – Остерегайтесь графа!
– Что это значит? – не поняла Кира.
– Вы рискуете стать графоманкой, – прошептал он и улыбнулся, видя непонимание на лице собеседницы. Похоже, ему нравилась словесная игра и собственное интеллектуальное превосходство.
– Как это?
– Графоманки – те, кто попал под чары графа.
– Старшего или младшего? – вторя тону Однабокова, прошептала Кира. Тот смерил ее изучающим взглядом.
– Ну, в вашем случае, конечно, младшего. Вряд ли пожилые мужчины вроде Адольфа Геннадьевича заинтересуют вас. Но тем не менее сила обоих очень велика. Стоит поддаться очарованию одного из них и…
– …И что? – спросила Кира после паузы, которая не была предназначена для того, чтобы Однабоков закончил предложение. Она взывала к умолчанию и такту, поэтому Однабоков начал новое предложение:
– Я здесь давно живу и видел многих девушек, которых молодой граф водит к себе в комнату. Мне, как джентльмену, не следует распускать слухи, но я лишь хотел предупредить вас… Ведь вы, Кира (вы позволите вас так называть?), уже в его доме, а значит и в его власти!
– Но я его сестра, хотя и двоюродная…
Однабоков многозначительно посмотрел: хоть кого-то это когда-нибудь останавливало? От такого взгляда писатель показался Кире старым пухлым Дионисом в окружении молоденьких нимф, упоенным дорогим вином и собственной эстетической эстетикой. Но образ этот был не неприятным, скорее наоборот, от него веяло негой и солнечным лугом.
– Я лишь хотел предупредить. В этой стране, этом городе, а особенно в этом доме порой творятся такие вещи… И последствия могут быть необратимыми. Имейте это в виду. Кстати, – он посмотрел на Кирину босую ногу и неожиданно сменил тему, – где же ваша обувь?
12
Кира не успела ответить Однабокову. В библиотеку вбежал Пашик и объявил, что граф просит всех спуститься к ужину. Столовая находилась на первом этаже. Ходить по лестнице на костылях то вверх, то вниз Кире уже надоело. Но если граф «просит» – нужно идти. Порядок в этом доме она поняла сразу.
Просторная зала с панорамными окнами, доходящими до самой земли, освещалась вечерним светом. Единство стекла нарушала дверь, ведущая на летнюю веранду. Там располагался столик поменьше и уличный очаг.
За окном темнело, и в сумерках все хуже различались очертания леса, обступившего дом. Могучие деревья теперь казались великанами-стражами, преграждающими путь – не выбраться из замка, не сбежать.
В зале был мраморный холодный пол. Но стоило Владу обратить на это внимание, как Пашик принес тапочки, а вернее тапку, для босоногой Киры. В противоположной от окна стене был вделан массивный камин со старинными часами наверху. Внутри потрескивали поленья, создавая игру светотени во всей зале. Камин казался чем-то живым, единственно живым местом в мрачной обители Дракулы.
Пашик сидел у огня, ковыряя кочергой скопившийся пепел. Влад и его отец ожидали гостей за огромным овальным столом, на котором резчик изобразил карту Россссии. Еду еще не подали – этикет требовал дождаться всех членов этой странной компании: двух Дракул, Однабокова и Киры.