— От лица органов позвольте поздравить вас Борис Григорьевич с победой в конкурсе архитектурных проектов, — начал за здравие вошедший тип. Но продолжил уже «за упокой», — Вам вчера был выдан чек на 50 тысяч левов. У нас в стране есть такая штука, которая называется Уголовный Кодекс, в нём статья № 88, гласящая, что за операции с иностранной валютой гражданин наказывается лишением свободы на срок от трёх до восьми лет.
— И что же мне делать? — я удивлённо пожимаю плечами. — Вернуть болгарам? Это будет несколько неуважительно по отношению к организаторам.
— Конечно, не надо ничего возвращать! Вам необходимо обменять выигрыш на «Чеки Внешпосылторга» по утверждённому курсу. Безотлагательно. Лучше прямо сегодня.
Усатый подробно рассказывает, каким образом можно обналичить чек и перевести его в разрешённую квази-валюту. Это здорово упростило жизнь, так как я сам не знал, что бы с этим свалившимся богатством делать. Мог по незнанию, и загреметь под фанфары.
— Товарищ, а сколько рублей я получу в результате всех необходимых операций?
— Сложный вопрос, — усмехнулся в усы мужик. — Прежде всего, надо будет вычесть 30 % комиссионных нашему родному советскому банку. Затем полученный остаток перевести в инвалютные рубли по текущему курсу, вычесть подоходный и налог на бездетность. У тебя же нет детей? — Дождавшись моего кивка, он продолжил. — Ну, вот. Сколько у тебя этих левов? 50 тысяч? В чеках «Внешпосылторга» ты получишь… — он что-то высчитывает на бумажке. — Ты получишь 18 600 рублей. Но отоварить ты их сможешь, только в «Березке». Знаешь такие магазины?
— Так, что-то слышал, но без деталей. А как-нибудь по-другому нельзя? Просто у меня в семье положение с деньгами аховое, я осенью болел сильно, сейчас работать нормально не могу, мне бы как-то наши советские рубли получить.
— Я тебе правила рассказал. Я, понимаю, и где-то даже могу тебе посочувствовать, но помочь… Хотя, — усач сделал вид, что задумался. — Борис, есть вариант, он конечно затратный, но риск тоже стоит денег. Если я найду человека, который согласится купить у тебя все чеки оптом за 12 тысяч, как ты к этому отнесёшься?
— Теперь настала моя очередь задуматься. «Если не прибегать к помощи валютчика (теперь мне стало понятно, почему этот тип пришёл на квартиру, а не вызвал к себе), каждый из нас троих получит чеков на 6200 рублей. На эти деньги мне надо будет купить в «Берёзке» какой-то хрени, и продать потом на балке, что там после всех телодвижений останется совсем не ясно. Может больше получится, а может и наоборот. Могут кидалы вообще обчистить. Вариант вполне реальный. Так что лучше, наверное, не жадничать. 12 тысяч на троих тоже получается совсем не хило. Трёхлетняя зарплата молодого специалиста. Решено!» — Согласен взять деньгами. — Уже вслух оглашаю я результат раздумий.
* * *
— Владимир Матвеевич, вы читали последний номер «Комсомолки»? — Вольская едва зайдя на кафедру, увидела там только Пивкина и не могла не поделиться сенсационными новостями. — Наши ребята Гран-при взяли в болгарском конкурсе. Представляете, какой успех!
— Не может такого быть! Лариса, вы меня разыгрываете, такого на моей памяти не было ни разу, — Пивкин вполне трезво оценивает возможности студентов. — А кто конкретно, не скажете?
— Мельников, Комарович и Рогов, — Вольская и сама удивлена. — Первые двое — крепкие середнячки, ничем особенным вроде бы не блистали. Боря Мельников в рисунке силён. У Комаровича фотография в приоритете, в учебных дисциплинах он едва на стипендию вытягивает.
— А Рогов? Фамилия вроде бы знакомая, но никого с такими позывными не помню.
— С этим студентом два года назад странная история случилась. Вы, Владимир Матвеевич, должны помнить. Тогда ему пришло приглашение от самого Тодора Живкова на работу в Болгарию. Он быстро женился, всего за пару месяцев все разрешения получил и укатил. В этом году ходит слух, что он вернулся.
— Да, припоминаю что-то такое… — Пивкин задумчиво перебирает листы бумаги на столе. — Хорошо, он укатил. Но как он попал в команду с оставшимися здесь парнями?
— Какие-то шпионские игры… Не знаю, что там произошло в деталях, но слышала, что подстрелили его, да ещё как-то не хорошо. Пуля в голову попала. Другой бы умер, а ему повезло. Он не только выжил, но и отделался только частичной потерей памяти.
— А сами герои сейчас где?
— Надо у старосты спросить. У вас же сегодня история архитектуры у четвёртого курса? — Лариса водит пальцем по висящему на стене расписанию лекций. — Вот точно! Первая пара. Павлов точно будет, а он староста дисциплинированный, знать должен, и кто, и где, и с кем.
— Кстати, милая Лариса Константиновна, а не могли бы вы напомни тему конкурса.
— «Проектное предложение на строительство международного университета» — кокетливо стрельнув глазами, произносит Вольская.
— Проект на стыке наших специализаций… Тут и градостроительство и гражданская архитектура. Вы не видели, что они там напроектировали? Если честно, мне ужасно интересно.
— Нет, они, скорее всего, у кого-то дома чертили, или в общежитии. Предлагаете зачесть им победу в конкурсе, как курсовой проект?
— Курсовик это курсовик, тут никаких послаблений быть не может. Тема хоть и близка, и даже сложнее, но не охватывает всего комплекса задач, решаемых курсовым проектом. Тут никаких…
— Кажется, у нас кто-то ещё в конкурсе участвовал. Он же открытый был, при хорошем призовом фонде. В 15 группе точно, и, кажется какая-то команда с первого курса.
— В пятнадцатой, по-моему, команда могла бы быть и посильнее, чем в тринадцатой.
ГЛАВА 10СОСЕДСКИЕ КУРЫ НЕСУТ БОЛЬШИЕ ЯЙЦА
25.02. 1980 Бухарест, вилла «Весенний Дворец». Чета Чаушеску
В открытое окно личного кабинета главы Румынского государства влетел гортанный крик павлина из сада, раскинувшегося рядом с виллой. Официально вилла называлась «Весенний Дворец» и занимала территорию в полтора гектара. Со стороны улицы она была спрятана густой живой изгородью. Построено чудо было 15 лет назад по эскизу и под руководством самой мадам Чаушеску. Тут и обитало «царствующее» семейство Румынского диктатора. Землетрясение 1977 года, несмотря на катастрофические 8 баллов, урона вилле не нанесло, в отличие от 20 процентов бухарестских зданий в центре города.
— Нику, ты уже слышал последние новости? — в кабинет Чаушеску почти врывается возбуждённая женщина. — Как мы вовремя начали работать с американцами! Ты действительно гений Карпат.
— Народ зря не скажет, — Николай Чаушеску с улыбкой встретил жену. — Ты у меня тоже молодец, всё правильно рассчитала. А что в новостях?
По панелями из резного дерева скользил луч солнца из окна, весело улыбались крестьяне с картин на стенах, в открытую форточку проникал прохладный ветер. Краем глаза Чаушеску любовался собственным отражением в большом зеркале из настоящего муранского стекла.
— «Голос Америки» только что сообщил о договорённости Болгарии и СССР по строительству советских военных баз на территории НРБ!
— Вот так Тодор! Вот так сукин сын! Всё-таки сделал, как хотел, старый лис. Нас напугал мифами о будущих несчастьях, мы поверили, а он сыграл назад. — Чаушеску стало даже весело. Он был уверен, что сумел переиграть всех. Теперь можно спокойно жить и трудиться за сенью дружественных американских штыков. Можно даже долги так уж быстро не отдавать, да и вообще, отдавать не надо. Главное теперь, чтобы строительство баз в Яссах и Марамуреше не сорвала какая-нибудь досадная случайность.
— Дорогая, ты представь, как всё хорошо получается, — его голос даже помолодел. — От турок и НАТО нас будут с юга защищать базы русских, а от русских с севера непреодолимой стеной встанут американцы. С Тито мы договорились. Кроме того, он одной ногой уже в могиле и ни на какие авантюры не способен. Можно спокойно сокращать армию, а доходы пускать на повышение уровня жизни. Я хочу сделать из Бухареста самый благоустроенный город Европы.
В саду снова заорали павлины. Их было несколько штук, и весна подталкивала птиц к активности. Самцы жаждали любовных утех и горделиво распускали роскошные хвосты друг перед другом. Песни же этих птиц были ужасны. Елена так и не смогла привыкнуть к этим хриплым воплям, но супругу они почему-то нравились.
— Нику, милый, а ты думаешь, нашим генералам понравится сокращение армии?
— Кто их будет спрашивать? Прикажу, через Великое Собрание постановление протолкну и всё. Строем и с песней пойдут на пенсию.
— Папандреу тоже, наверное, так считал десять лет назад, перед тем как его чёрные полковники скинули, — Елена говорит спокойным уверенным тоном, она прекрасно знает, как внушить мужу нужную мысль. — Нам придётся стравливать всё минобороны, выдавливая в отставку наших генералов по одному. Только так можно избежать переворота.
— И начать надо со Стэнкулеску. Что-то он слишком много о себе возомнил. Сегодня же надо дать приказ «Сикуритатэ», чтобы собрали всю информацию по этому выскочке. Потом найдём тех, кого он задел, обидел или обошёл по службе. На них и будем опираться. И так избавимся от бездельников. Прямо сейчас. — С этими словами он поднял трубку правительственной связи.
Внезапно тишину весеннего утра разорвал непонятный грохот с улицы. Рычание дизельного двигателя сливалось с громом падения металла. Со стороны главного входа на территорию резиденции, опрокинув железные ворота, резко ворвался армейский крытый фургон. Он затормозил перед главным входом и тут же из кузова посыпались солдаты с автоматами. Со стороны здания горохом посыпались одиночные пистолетные выстрелы. Ответом стала длинная очередь из крупняка, после которой крики раненых, звон стекла, пистолетные выстрелы слились в какофонию боя.
Первой опомнилась Елена.
— Скорее, бросай всё, — резко прокаркала она голосом, напоминающим вороний грай. — Потом разберёмся, кто и почему, сейчас важнее ноги унести.
Сам товарищ Чаушеску, не шелохнувшись, стоял у стола с трубкой в руке. Он не был трусом, но всё началось внезапно. Его сознание отказывалось принимать ситуацию.
— Этого не может быть… — шептали его губы сами по себе. — Этого… не может… быть…
— Товарищ Чаушеску! — доносился из трубки искажённый голос Постелнику. Что у вас происходит? Что за шум?
— На резиденцию напали! — Очнулся диктатор. — Тудор! Я приказываю! Срочно войска, срочно Секуритате ко мне. Быстрее! Они уже во дворе. Охрана долго не выстоит…
Чаушеску медленно в прострации опускает трубку на рычаги и застывает в прострации. — Не успел…
— Нику, что ты стоишь как истукан, — заорала на него жена и влепила звонкую пощёчину. — Нам ещё надо добежать до подземного хода. Надеюсь, что охрана продержится хотя бы пару минут.
Она выбежала в коридор, по которому гулким эхом разносились звуки боя. Одиночные пистолетные выстрелы тонули в треске автоматных очередей и грохоте КПВТ. Слышались крики раненых. Чета Чаушеску быстрыми шагами устремилась к пожарной лестнице. Именно под ней в подвале здания был заложен при строительстве переход в сторону озера Флоряска. Там, замаскированный под марину для президентского катера, располагается запасной бункер.
Чаушеску удалось беспрепятственно спуститься и по переходу добраться до гермодвери с двумя штурвалами на передней панели. Он набрал шифр на пульте. Внутри двери что-то щёлкнуло, и её поверхность слегка дрогнула. Чаушеску повернул штурвал, и дверь толщиной в локоть плавно откатилась на специальном подшипнике.
Тут их уже ждали.
— Гражданин Чаушеску! — с недоброй усмешкой отчеканил усатый молодой военный в камуфляжном комбинезоне без знаков различия. — От имени Совета национального возрождения объявляю вас и вашу супругу арестованными. Народ нашей многострадальной родины должен избавиться от диктатуры преступной клики.
— Кто вы такой! — Выкрикнул Чаушеску. — Не вы меня выбирали, не вам и вещать от имени народа. Можете меня расстрелять, но я не сложу свои полномочия. Ни за что!
Елена в это время тихо, но властно, надавила на плечо супруга. Ей не нравилась такая эскапада. Интуиция подсказывала ей, что их сейчас могут шлёпнуть прямо здесь. Потом прикопают где-нибудь в окрестностях Бухареста и всё на этом.
— С вашего позволения, Робин Медфорт-Миллс, принц-консорт, законный супруг принцессы Елены Гогенцоллерн-Зигмаринген.
— Это что, монархический переворот? — От удивления Чаушеску отвалилась челюсть.
— Нет, конечно. Народ Румынии должен на референдуме решить, какую форму правления он предпочитает. Выберет он монархию, и законный король Михай будем рад оказанной чести. Предпочтёт республиканскую форму, проведём выборы в парламент, потом президентские. Знаете, господа, сейчас очень удобный момент. Вы вышли из-под крылышка русских. Они за вас вряд ли станут заступаться. А большинство офицеров румынской армии на нашей стороне.
— Я требую публичной процедуры суда! — В отчаянии закричала мадам Чаушеску. Выдержка ей изменила. — Вы не имеете права, пут неперничи! — Лицо её исказила гримаса гнева, а пальцы рук скрючились подобно когтям хищной птицы.
— Прекрати, Лену, — Чаушеску был на удивление спокоен. — Веди себя достойно. Мне кажется, наши партнёры — достойные люди и не будут прибегать к крайним мерам, тем более, когда нам есть, что им предложить.
— В самом деле, мадам, хватит изображать «факел революции», прекратите клоунаду. — Офицер смерил пленников насмешливым взглядом. — Ваш супруг прав, если вам есть что предложить, то мы готовы слушать. Что же касается беспристрастного суда, то таковой пройдёт в обязательном порядке. Хотите суд присяжных?
— В моей стране нет суда присяжных! — Гордо выпрямил спину Чаушеску. — Этот пережиток буржуазного общества не может обеспечить справедливости.
— Не смею настаивать, — офицер хмыкнул и скомандовал охране увести арестованных. — Для такого хорошего дела можно и референдум провести. Всего-то три варианта: — наградить, наказать, оставить без последствий.
Уже из коридора до него донеслись женские вопли — «Сволочи! Попонечи! Скоро верные народу части вышвырнут вас… Я бы, на вашем месте, застрели…» Вопль оборвался, похоже, с помощью зуботычины.
* * *
Тем временем, после того как Тудор Постэлнику получил сигнал от президента и, ещё даже не понимая, что происходит, вызвал начальников директоратов госбезопасности. После, не теряя времени на разговоры с Министерством иностранных дел, связался с болгарским послом и передал просьбу Чаушеску о немедленной помощи.
Первым явился командир столичного полка «Сикуритате» полковник Тисмяну. Чуть позже вошёл вальяжный начальник отдела охраны Петру Дореску. Полковники были ровесниками и постоянно конкурировали между собой, что Постэлнику вполне устраивало.
— Товарищи офицеры! В стране имеет место попытка военного переворота. Срочно! Безотлагательной поднимайте все подчинённые вам войска и направляйте к «Весеннему Дворцу»! — голос шефа «Секуритате» гремел так, что дрожали стаканы на стеклянном блюде. Их нежный перезвон диссонировал с рыком главы госбезопасности. — С товарищем Чаушеску что-то происходит! А вы! Лично вы, Дореску! Вы отвечаете за безопасность первого лица, и ничего не знаете. Прохлопали ушами? Что сообщают ваши люди?
Петру Дореску пытался втянуть объёмистый живот и вытянуть руки по швам, но у него получалось плохо. Его тело, склонно к полноте, поэтому тёплое место около тушки «гения Карпат» способствовало набору веса. Лицо полковника покрылось красными пятнами, а из горла донеслись невнятные булькающие звуки.
— Полко-о-овник! — Рявкнул в очередной раз Постэлнику, — соберитесь же, наконец!
— Есть собраться на конец, — невпопад выдал Дореску и замер, выпучив глаза.
— Я вам вопрос задал, полковник! Потрудитесь ответить! — Гнев всё сильнее застилал глаза Постэлнику. — Вы у меня в отставку без выслуги… Если что с Президентом, то под трибунал! Нет, лучше я вас лично прямо здесь расстреляю!
— Так точно! Товарищ генерал! Осмелюсь доложить, что никаких сигналов со вчерашнего вечера с объекта охраны не поступало. Ничего нештатного не происходило. По крайней мере, мне никто ничего не докладывал. — Дореску замолчал, продолжая тянуться изо всех сил.
Внимание генерала уже переключилось на командующего войсками госбезопасности. Тот демонстрировал полное спокойствие, знал, что к охране Чаушеску его Директорат имеет лишь косвенное отношение.
— Товарищ Тисмяну, на вас возлагается задача выяснения положения дел в районе Примэвери. — Тон генерал сбавил до делового, хотя в голосе ещё звенели стальные нотки. Обязательно оцепите квартал по улицам Доробанти, Авиаторов и Мирче Элиаде. Сразу к «дворцу» не суйтесь. Я слышал в трубке рокот похожий на танковый.