Американский орёл - Алан Гленн 11 стр.


— Он пахал изо всех сил, ты же знаешь. Работа, в итоге, его и сгубила.

— Это в прошлом, Тони.

— Да хер там. Именно из-за этого у меня и начались неприятности на верфи. Семья может означать больше, чем просто кровь, понимаешь? Я хотел реорганизовать профсоюз, добиться лучшего медобслуживания для рабочих, увеличить количество врачей в одной смене… ты ж знаешь, местный врач, когда отец начал кашлять, даже не знал, что он воевал на первой войне. Ну, он и сказал отцу держаться подальше от пыли, сказал, что так лёгкие поправятся. Охуенный диагноз. Это его и убило.

— Ничего бы не изменилось, сам знаешь, — сказал Сэм.

— О, мой братец-коп теперь ещё и доктор, да? Тебе не кажется, что если бы отец не болел, то не бухал бы так, и не был бы все эти годы жесток с мамой и с нами? Не кажется?

— Ой, блин, не знаю, — сказал Сэм, обозлённый на то, что его снова ткнули носом в ту же самую кучу, что и раньше.

— Я считаю, то, что произошло с отцом, не должно происходить ни с кем. И пытался как-то это исправить, из-за чего и загремел в трудовой лагерь.

— Ну, а теперь ты не в трудовом лагере. Куда именно ты намерен двинуть, Тони?

— Ты спрашиваешь меня, как брат? Или как коп? Туда, где я ещё могу изменить ситуацию. Куда ж ещё?

— Ага, ты прав. Ты всегда прав, Тони, в этом-то и проблема.

— А твоя проблема в том, Сэм, что ты всегда ищешь лёгкие пути, — бросил он в ответ. — Знаменитый футболист, орёл-скаут, коп, дружок мэра, и замечательный зятёк. Либо тебе так кажется.

— Ты это к чему?

— Новости доходят даже до трудовых лагерей. Я как-то встретил в лесу парня, он там хворост собирал. Разговорились, а когда я упомянул, что из Портсмута, он это отметил. Вроде как у него есть сестра — активистка с Манхэттена, из профсоюза продавцов женской одежды — и она, вроде как попала в арестный список. Едва ушла с Манхэттена от громил Лонга, попала в «подземку» и ночь провела в Портсмуте. Мне продолжать?

— Делай, что пожелаешь.

— В общем, ночь она провела в Портсмуте в подвале одного небольшого дома. А домик тот стоял у реки прямо напротив верфи.

— Тони…

— Так что давай тут паиньку из себя не строй. Мы с тобой в одном окопе.

— Нет, это не так.

— О, да, именно так. Тактика разная, но поверь мне, твоя тактика — позволять людям ночевать в своём подвале по пути в Канаду — не приведёт к переменам. Прямое действие, выведение людей на улицы, борьба с правительством рука об руку — вот это всё ведёт к переменам.

— Разумеется, ведёт, — сказал Сэм. — Превращает живых людей в мёртвых.

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

С Тони всегда всё заканчивается вот так, кто-то теряет терпение, и остаётся лишь ругань и неприятные воспоминания.

— Слушай, если намерен остаться здесь на пару дней, предложение о комнате всё ещё в силе.

— Давай только без одолжений, ладно? Я умею прятаться от федералов и громил. Так что возвращайся домой и береги себя, а я тут побуду ещё несколько дней. Слушай, нам обоим нужно работать. Моя работа заключается в другом.

— Это в чём же?

— В том, о чём я никогда не расскажу копу, даже если это мой брат. Я ухожу, Сэм. Ты береги себя и семью, а я позабочусь о себе.

Тони пошёл прочь и Сэм произнёс:

— Я рад, что ты выбрался, но не рад, что ты вернулся сюда.

— Ты изо всех сил стараешься сделать вид, будто терпеть меня не можешь, — ответил ему брат. — Но я знаю, что всё это херня.

— Да? С чего это?

— С твоего пацана. И его имени.

— Не понимаю, о чём ты.

— Господи, для инспектора полиции, ты реально тупой. Из-за его имени. Где ты его взял? С нашей стороны семьи? Или со стороны семьи Сары?

— Не помню, — сказал Сэм. — Просто… просто показалось, что так надо.

— За исключением одной буквы в имени, мы с твоим пацаном полные тёзки. Тони и Тоби. Можешь считать это совпадением. Я не стану. Я считаю, что вы назвали его в честь меня.

Затем он растворился во тьме. Сэм какое-то время прислушивался, затем позвал:

— Тони!

Ответа не было.

Интерлюдия III

После того как «Паккард» его брата отъехал со стоянки, он направился в сторону города. Он стоял на деревянном мосту, который вёл с острова Пирс на материк и смотрел на огни верфи. Там всё началось, там, по его мнению, всё должно было закончиться, но теперь всё начиналось заново. Организация, сражения… тогда он думал, будто что-то меняет, но сейчас он понимал, что это была лишь подготовка. Подготовка к одному особому дню, ко дню, когда он разом изменит всё, изменит к лучшему.

Сэм слишком увлёкся жизнью день за днём, не оглядываясь, не глядя на мир, который нуждался в спасении, в переменах. Его брат не имел ни малейшего представления, что его ждёт.

Он крепко сжал перила, вспоминая о времени, проведенном в лагере, воспроизводя в памяти всё, что учил, вспоминая наиболее правильный способ рубки деревьев. Забавно, что в то время, когда столько поставлено на кон, на ум приходит то, как правильно стесывать ветку, зная, какая это искусная работа, какой бы неуклюжей она бы не выглядела, как правильно колотить по стволу, чтобы тот рухнул именно туда, куда надо.

Если рассчитать неверно, пара тонн древесины рухнет прямо на тебя, так что приходится быстро учиться спешно отпрыгивать в сторону.

На обратном пути к Курту, он вспоминал путешествие на малую родину. Куда отпрыгивать. А если безопасных мест для прыжка нет?

Глава тринадцатая

На следующее утро Сара приготовила на завтрак кофе с тостами, пока Сэм с Тоби ели пшеничные хлопья. Они поболтали с Сарой о разных вещах, включая просьбу Сэма отвезти Тоби в школу, поскольку Саре нужно было проведать свою тётю Клэр, которая снова неважно себя чувствует, при этом Тоби продолжал пинать ножку стола, не отвлекаясь от рисования.

Наконец, Сэм произнёс:

— Малыш, прекращай немедленно и собирайся в школу, иначе лишишься комиксов на целую неделю. Усёк?

— Но я ничего не делал!

— Думаешь, я не слышу? Всё утро колотишь по ножке стола, прекращай.

— Ладно! — сказал Тоби, сполз со стула и направился в спальню.

— Что не так с пацаном? — сказал Сэм. — Последний месяц с ним одни проблемы. Замечания в школе, кровать обмочил, теперь вот это. Что происходит?

Сара ковырялась в своей тарелке, не глядя ему в глаза.

— Не знаю. Хотела бы знать, Сэм, очень хотела. Знала бы, сказала бы тебе.

— Послушай, Сара, это…

Она протянула руку и коснулась тыльной стороны его ладони. Приятный сюрприз.

— Прости за вчерашнее. Прости, что не рассказала тебе правду. Больше этого не повторится. Но… пожалуйста… эта ночь. А потом всё, клянусь.

— Тони вышел, Сара.

— Что? — Её лицо стало бледным. — По УДО?

— Нет, сбежал.

— О, Сэм. — Она убрала руку. — Вот зачем ты уходил прошлой ночью.

— Он оставил мне сигнал. Кое-что с тех времён, когда мы были скаутами. Уходил встречаться с ним острове Пирс.

Какое-то время она молчала. Затем она сказала:

— Ты же его не арестовал, правда?

— Господи Боже, а ты как думаешь? Поверить не могу, что ты задаёшь подобные вопросы.

Её глаза стали влажными.

— Прости. Просто… я не знаю, что сейчас думать. В школе есть учитель, его сын служит в Национальной гвардии, и его скоро должны повысить. Этот парень нашёл в шкафу в кабинете отца какие-то антилонговские памфлеты, и сдал его. Веришь, нет? Сын пошёл против собственного отца! Всё ради того, чтобы одобрили его повышение.

— У нас с Тони были непростые времена. Мы не похожи на забавных братьев из фильмов с Микки Руни. Порой мне кажется, что он мне совсем не нравится. Но я бы никогда его не предал.

— И что теперь будет?

— Я предложил ему ночлег. Он отказался. Сказал, через несколько дней уедет. Вот и всё… Бляха, есть хоть какая-то возможность отменить сегодняшнего посетителя?

— Нет, я не могу, Сэм. Сам знаешь, как опасно звонить по телефону. Иногда послания передают из рук в руки, через курьеров. Времени нет.

— Можем запереть дверь в подвал.

— И что потом? — спросила она. — Вынудим его ночевать в кустах? Попросим попытать удачи в лагере бродяг? Подвергнем его риску быть пойманным за бродяжничество одним из твоих собратьев-полицейских? Он под моей ответственностью.

— Ладно. Последнее. Насчёт Тони — забудь о нём. Официально, он всё ещё в тюрьме. Кто будет спрашивать — кто угодно, это всё, что тебе известно. Уверен, ФБР или кто-то ещё будут его искать. Ты его не видела, и где он, не знаешь. И всё это — чистейшая правда.

— Вы, порой, удивляете меня, инспектор. Едва я готова сдаться и поверить, что Лонгу удалось соблазнить вас, как вы встаёте и за что-то боретесь.

Сэм подумал о критике Тони в свой адрес и сказал:

— Я скорее поддамся соблазну со стороны вас, Сара Миллер, чем со стороны кого бы то ни было ещё, включая президента. Не забудь об отложенном билете.

Сара выглядела усталой, но довольной, вероятно, потому, что спор из-за ночного гостя закончился.

— О, милый, срок этого билета никогда не истечёт. Вот, я даже покажу тебе, где он хранится.

Она медленно взялась за подол юбки и приподняла его до бёдер. Сэм сунул руку под юбку, коснулся гладких чулок. Он провёл пальцем вверх по бедру. Сара немного поиграла с ним, стиснула бёдра, но когда он провёл пальцем ещё выше, по чулкам и подвязкам, раздвинула ноги. Кожа у неё на бёдрах и, правда, была мягкой, он услышал её резкий вздох, когда провёл пальцем ещё выше и…

Выбежал Тоби с рюкзаком в руках, глядя в пол. Оба родителя выпрямились, Сэм тяжело дышал.

— Прошу прощения за то, что пинал стол, папа. Я готов к школе. И вот. Видишь? Я закончил рисунок. Как думаешь, кто это?

На бумаге был изображён тощий человечек с большой головой. Посреди туловища была нарисована звезда.

— Видишь? Это ты, папа. Нравится?

— Конечно, нравится, — ответил Сэм.

— Мам?

— Голову слишком маленькую нарисовал, — сказала Сара.

Сэм взглянул на свою бывшую чирлидершу.

— А как насчёт сердца?

— Недостаточно большое — сказала она, улыбаясь ему, её взгляд согревал, несмотря на всё, что было прежде. И всё же… Его не покидало ощущение, что всё это, и мольбы и задранная юбка, было всего лишь какой-то игрой. Яркость её глаз не совпадала с яркостью улыбки.

* * *

Тоби сидел рядом на широком переднем сиденье «Паккарда», держал обеими руками школьный рюкзак и болтал о новой тётеньке в школьной столовой, которая постоянно роняла на пол картофельное пюре во время раздачи. Сэм размышлял о предстоящем дне, о Джоне Доу, о Тони, который прятался в лесах, или выбрался в город, о незаконном посетителе этой ночью.

Когда они доехали до конца Грейсон-стрит, по правую сторону, у дома, который пустовал уже месяц, кто-то был. Когда-то этот дом принадлежал семье Яблонски. Однажды семья просто испарилась, и никто не знал, почему. Если кто и видел, как к дому подъезжал чёрный автомобиль, распространяться об этом он не стал.

У дома стоял грузовик, рядом стояла пара молодых людей, а трое легионеров Лонга руководили грузчиками, что таскали в дом коробки и мебель. Так, вот, оно и бывает, в других местах. Но в Портсмуте подобного до сего дня не случалось. Кто-то на кого-то донёс властям, и в качестве награды, доносчики получали жильё депортированных.

Сэм остановился у жёлто-чёрного знака остановки и взглянул в зеркало заднего вида, наблюдая за переездом новых соседей. Затем он переключил передачу и поехал дальше.

— Можно спросить, пап?

— Конечно, спрашивай.

— Ты же не стукач, правда?

Он повернулся. Тоби смотрел на него с серьёзным выражением лица.

— Стукач? А ты почему спрашиваешь?

— Ну, в школе некоторые пацаны говорят, что все копы — стукачи. Типа, они сажают их отцов по выдуманным делам. Что берут деньги у плохих парней. Типа того. На перемене вчера некоторые говорили, будто ты стукач.

Жена, управляющая станцией Подземки в их подвале. Брат, живущий бог знает где и как, в пяти милях отсюда, и он, офицер полиции, который позволил ему уйти. Семья против долга. Хороший парень против стукача. «И где же мы достали деньги, чтобы купить дом?» — подумал он.

— Нет, Тоби, я ни от кого, кроме города, денег не беру. И плохих парней я сажаю за настоящие дела, а не за выдуманные.

Сын продолжал молчать, поигрывая лямками рюкзака.

— Тоби, ты ведь мне веришь?

— Да, пап, конечно, верю.

Тоби продолжал молчать, пока они не подъехали к приземистому кирпичному зданию школы на Спринг-стрит. Через дорогу от школы находилась небольшая бакалейная лавка. На бетонной стене магазина были изображены красные серп и молот и надпись кривыми буквами «ДОЛОЙ ЛОНГА!». Тоби выглянул в окно и произнёс:

— Видишь того пацана, пап? Около забора, парень в коричневом пальто? Это Грег Кеннан. Это он сказал, что ты стукач. Я… Я скажу ему, что он был неправ насчёт тебя.

— Только не лезь в неприятности, хорошо?

— Знаешь, я ведь могу его сделать. Если бы мы подрались.

Этот взгляд, дьявольский взгляд, который порой напоминал Сэму о Тони.

— Не лезь в драку.

— Я просто хотел за тебя заступиться, вот и всё.

— А я хочу, чтобы ты вёл себя хорошо, понятно?

Губы Тоби задрожали.

— Мне не нравится лезть в неприятности. Я… иногда оно само случается. Не могу справиться. Мама понимает. Почему ты не понимаешь?

— Что понимает?

Тоби открыл массивную дверь, выбрался наружу, и направился на огороженный забором двор. Двое мальчишек в куртках и трико пинали мяч о школьную стену. Рядом располагалась парковка, где останавливались те учителя и управляющий персонал, кому повезло обзавестись собственным автомобилем. На тротуаре стояли три девочки и играли в йо-йо. На краю двора стоял Фрэнк Камински, брат местного агитатора Эрика. Вышел владелец бакалейной лавки с ведром белой краски и кистью в руках, он подошёл к серпу и молоту и замер с поникшими плечами.

— Нет, Тоби, — сам себе сказал Сэм, заводя «Паккард». — Я не стукач. И тебе не нужно за меня заступаться.

* * *

В подвале портсмутского городского госпиталя, что в семи кварталах к югу от полицейского департамента на Джанкинс-авеню, у судмедэксперта округа Рокинхэм имелся небольшой кабинет и рабочее пространство рядом с моргом. Стены были выложены из кирпича и бетонных блоков, выкрашенных в бледно-зелёный цвет. Когда Сэм вошёл, замигали лампы. Судмедэксперт сидел за столом, заваленном бумагами и папками — обычный бардак для перегруженного работой и обиженного деньгами окружного служащего. На стенах в рамках висели фотоснимки Уайт-Маунтинс, которые сделал доктор — этим хобби он гордился.

— Вы как раз вовремя, — сказал Уильям Сондерс. Голос у доктора был скрипучий — наследие старой раны горла, полученной на Западном фронте во время предыдущей войны.

— Ничего не мог поделать, — ответил Сэм. — Вчера и босс и мэр решили вдруг пощупать меня за задницу.

— Популярность — чертовски утомительная штука, — заметил судмедэксперт. Это был высокий тощий человек с густой копной седых волос. Поднявшись с места, он так и стоял, ссутулившись, словно по-прежнему работал в подвале госпиталя с низким потолком.

— Но я не стану на вас злиться, инспектор. Этим утром вы доставили мне удовольствие.

Он снял с вешалки чёрный резиновый фартук, перекинул его через голову и завязал за спиной. Сэм последовал его примеру.

Прозекторская, как и кабинет, была захламлена. На дальней стене виднелись три двери морозильника. На выложенном кафелем полу стояли три стола, на среднем лежало накрытое простынёй тело. Сондерс взял планшет и принялся листать. Сэм представил обломки костей, куски плоти и мозгового вещества, застрявшие в трещинах и швах плитки и оборудования.

— И в чём же удовольствие? — поинтересовался Сэм.

— Вы же знаете, каковы мои обычные клиенты. Бродяга из лагеря с ножевым ранением. Пьяный после ДТП. Или несчастный рыбак, который упал в бухту, а нашли его только через месяц. Знаете как сильно набухает и разлагается тело, проведшее месяц в воде?

— Имею представление, — произнёс Сэм. — Вы так и не ответили, чем это дело доставило вам удовольствие.

— Тем, что обычно тела, что мне привозят, ужасно скучны. Они обычные. Они просты. К счастью для меня, сюда не привозят трупы со связанными за спиной руками и двумя пулями в голове. — Сондерс постучал по планшету у ног покойника, что лежал на металлическом столе. — Этот Джон Доу — настоящая загадка. Я над этим парнем часами корпел, а добыть удалось лишь крупицы информации.

— Ну, так поделитесь этими крупицами.

Назад Дальше