Глава одиннадцатая
Сара и Тоби спали, Сара с едва слышимым радио, а Тоби тихо посапывал, крепко обнимая подушку. Там снаружи была Партия, были бродяги, были армии, во тьме боролись друг с другом воздушные и морские флоты, мужчин, женщин и детей разрывало на части, их расстреливали, топили, жгли…
Здесь же царил мир. Внутри этого маленького каркасного домика в этом старом городе царил мир. Мир, построенный на иллюзиях, построенный на том, что он выполнял свою работу, не поднимал головы, ни в чём не участвовал, и до сей поры, эти иллюзии действовали.
Но надолго ли?
Сэм прошёл через гостиную к небольшому книжному шкафу. Среди книг лежало потрёпанное издание в толстой бумажной обложке зеленого цвета. «Настольная книга скаута». Его собственная, та самая, которую Тоби засмотрел до дыр, пусть даже по возрасту годился лишь в малыши-скауты. Он открыл форзац, посмотрел на надпись: «Сэм Миллер. 170-й отряд. Портсмут, Н-Х». Почти двадцать лет назад.
Из книги выпало небольшое чёрно-белое фото, на котором был изображён сам Сэм и его брат Тони, оба в форме бойскаутов, стоят на фоне дома. Сэм улыбается в объектив, а Тони мрачен, очевидно, из-за того, что придётся делиться снимком с младшим братом. Сэм в очередной раз поразился их внешнему сходству. Разница между ними составляла всего два года, но под правильным светом и на подходящем расстоянии они могли сойти за близнецов. Братья, между которыми налажены хорошие отношения, могли бы отлично повеселиться с этого, сбивая с толку учителей и друзей. Сэм не помнил, чтобы веселился с Тони подобным образом.
Он убрал снимок на место, и пролистал книгу до нужного места.
«Тайные послания своим товарищам. Опасность. Чтобы предупредить своего товарища об опасности, начертите на земле три полосы.
Или сложите три камешка.
Или соберите три стебелька травы».
Сэм закрыл книгу, убрал её на полку, и подошёл к раскладному столу, где лежала чековая книжка и хранились счета за коммунальные услуги. Он заглянул в укромный уголок и нашёл пачку почтовых открыток, самые свежие лежали сверху. Верхняя карточка была недельной давности. Как и в большинстве других мест, в Портсмуте почту доставляли дважды в день.
В центре от руки записан его адрес, а в верхнем левом углу отпечатан обратный адрес:
ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ «ИРОКЕЗ».
МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ США
ФОРТ ДРАМ, НЬЮ-ЙОРК.
Сэм перевернул открытку и перечитал сообщение.
Оно состояло из трёх отпечатанных строк.
Я В ПОРЯДКЕ
РАБОТА ХОРОШАЯ
ТВОИ ПРОДУКТОВЫЕ ПОСЫЛКИ ВСЕГДА В РАДОСТЬ
ТОНИ.
Почтовые открытки приходили раз в месяц, с безошибочным постоянством и одним и тем же посланием. Вся входящая и исходящая почта в лагере, разумеется, перлюстрировалась. Он сидел в темноте и тёр край открытки, над головой раздавались неистовые шаги Уолтера Такера, бывшего гарвардского профессора, ушедшего в вымышленные миры, туда, где не существовало клятв верности и трудовых лагерей.
— Сэм? — Сара подошла настолько тихо, что он даже не услышал. На ней был светло-синий халат, волосы её были взлохмачены. — Уже поздно. Как прошло собрание?
— Как всегда, отлично. Нас всех сегодня призвали.
— Призвали? Куда?
— В долбанную Национальную гвардию Нью-Хэмпшира, вот куда.
— Как так получилось?
Хороший вопрос. Как описать это удушливое ощущение в прокуренном зале, ощущение одиночества, находясь посреди толпы?
— Мы все встали, как послушные мальчики, подняли правые руки, принесли присягу, и теперь я в гвардии. Наряду со всеми боеспособными мужчинами города.
Сара тяжело опустилась на пуфик.
— И все согласились? Никто даже не возразил?
— Сара, там был твой отец. Там был маршал Хэнсон. Блин, там в первом ряду сидели двое приспешников Лонга. Там было не место, чтобы храбриться.
— О, Сэм… Это тебе тоже не понравится. Завтра ночью у нас посетитель. Сэм, это всего лишь на ночь и…
Он с такой силой запихнул послание от Тони в ящик, что тот хрустнул.
— Ты же слышала, что я сказал прошлым вечером? Хватит. В городе легионеры, Партия и мой босс знают, что здесь работает станция Подземки, а ты хочешь продолжать перевозить людей на север? Господи Боже, Сара, я, что неясно выразился? Я сегодня даже пошёл на поводу у Хэнсона, сказав ему, что мне известно, что станция закрыта. Блин, чего ещё ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я встал рядом с Бреттом О'Хэллораном и умолял купить деревянные игрушки?
— Нет, этого я не хочу. — Голос у неё был холодным. — Я знаю, ты пытаешься защитить нас с Тоби. Но я тебе уже говорила, один человек находится в пути, и я ничего не могу поделать…
— Ой, перестань…
— Что стало с тем парнем, которого я знала по школе? С тем, который играл в футбол даже со сломанным пальцем? Куда он делся?
— Он вырос, Сара, и взвалил на себя тяжёлую ношу. Тогда худшее, что могло произойти — это поражение в финале. Теперь же… Когда ты последний раз была в лагере бродяг? Когда видела босоногих детишек в грязи? Родителей, которые были готовы умирать с голоду, лишь бы отдать своим детям всё, что удалось раздобыть?
— Я была в лагере. Вся наша школа ходила, носили старые вещи и еду. Мы делаем, что можем, и частью этого дела является небольшой матрас у нас в подвале. Прости, Сэм, но он едет. Последний, обещаю. Дело срочное и…
Его вновь охватило удушье, словно ему вообще не оставили никакого выбора.
— Ладно. Последний. Срочный. Как скажешь.
— Сэм, успокойся, пожалуйста. Тоби…
— Конечно. Не нужно его будить. Ладно, ещё один завтра ночью. Кто он?
— Не знаю. Какой-то известный певец по имени Поль. В списке на арест за подстрекательство. Очередная чушь. Он прибудет завтра ночью; обещаю, до рассвета он уберется. Ты даже не узнаешь, что он был.
Сэм взглянул на жену, умницу и красавицу жену, которая иногда днём устраивала игры в карты с другими секретарями и учителями, «с девчонками», как она говорила, во время которых они делились новостями и слухами о свадьбах и родах, а также беседовали о политике, обсуждали Лонга, Сталина и Маркса. Её лицо оставалось бесстрастным, и на какой-то пугающий миг, Сэм взглянул на неё и увидел лицо своего босса, Гарольда Хэнсона, не имея ни малейшего представления о том, что пряталось по ту сторону этих глаз.
Сэм набрал воздуха в грудь.
— Значит, этот парень, незнакомец, для тебя важен. Отправить его в Канаду, оградить от тюрьмы, для тебя достаточно важно, чтобы подвергнуть опасности мою работу, наш дом и сына. Ты к этому ведёшь?
Её щёки покраснели, губы сжались, и Сэм приготовился к неминуемому взрыву, но Сара кивнула и сказала:
— Да, он очень важен. И… спасибо тебе. После него, всё, конец. Станция Подземки закроется. Клянусь.
Он подождал мгновение.
— Как долго тебе о нём известно?
— Что?
— Это не внезапная новость последних часов. Так, как давно ты о нём знаешь?
Она обхватила себя руками, став чуть меньше ростом. Пола халата распахнулась и Сэм заметил стройные ноги, ощутив вместо гнева прилив желания.
— Не… несколько дней. Я же говорила, он в пути.
— Ясно. И ты решила сказать о нём сейчас, посреди ночи, когда у меня нет никакого выбора, кроме как согласиться.
— Сэм…
— Мне нужно уйти примерно на час. Не жди.
— Зачем? — мгновенно разозлилась она. — Что происходит?
Сэм, не глядя на неё, надел пальто и шляпу, и пошёл к двери.
— Прости, милая. Это тайна.
* * *
Двадцать минут спустя он трясся в «Паккарде» по деревянному мосту на остров Пирс, что в портсмутской гавани. Чуть ранее он нанёс краткий визит на стоянку грузовиков на Шоссе-1, сразу за мостами, что вели в сторону Мэна. В зеркале заднего вида он наблюдал за старой квартирой, в которой много лет назад жил он сам, Тони, мама и папа. Фары «Паккарда» выхватывали из тьмы кусты и деревья. Когда он свернул с грунтовой дороги, руль яростно задёргался.
Добравшись до места, он оставил двигатель и фары включёнными. Три камня. Три стебелька травы. Для всех прочих пустышка, но… для него всё это значило очень многое.
Сэм заглушил двигатель и вышел в грязь. Во тьме стрекотали кузнечики. Он скрестил руки и сел на бампер «Паккарда». Перед ним расстилалась бухта и огни города и верфи. Остров являлся частью города, которую так никогда толком и не развивали. Годами он днями и ночами служил для различных целей самых разнообразных людей. Днём им пользовались рыбаки, мальчишки, которые лазали по деревьям и играли на берегу, отдыхающие, которые могли наслаждаться видами, и не обращать внимания на вонь илистых заводей и болот.
Ночью заступала иная смена. Бродяги. Пьяницы. Мужчины, ищущие удовольствий от других мужчин, нуждающиеся в таинственности и темноте, дабы творить свои тёмные делишки. Моряки с верфи, у которых не имелось достаточно денег, чтобы снять комнату, но их хватало на кратковременное свидание в зарослях деревьев. Год за годом городской совет призывал маршала зачистить остров, разумеется, начинались аресты, которых хватало, чтобы удовлетворить «Портсмут Геральд» и добропорядочных горожан.
Со стороны верфи послышался топот. Сэм выпрямился и увидел фигуру в тени деревьев.
— Можешь выйти, — сказал он. — Я один.
Вперёд вышел мужчина. Сэм узнал эту походку даже во тьме. В груди что-то поднялось, словно он снова стал новичком на своём первом аресте какого-то пьяного подонка среди прибрежных баров, гадая, справится ли, сможет ли совершить этот скачок из обычных гражданских в копы.
— Здравствуй, Сэм, — раздался голос.
— Здравствуй, Тони, — отозвался тот, приветствуя старшего брата, сварщика, организатора незаконных профсоюзов, и беглого заключенного из бесчисленного множества трудовых лагерей, разбросанных по всем сорока восьми штатам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Штаб-квартира партийного отделения штата
Конкорд, Нью-Хэмпшир
3 мая 1943 года
Для списка рассылки «А»
Нижеследующее письмо было прошлой ночью сброшено в почтовый ящик штаб-квартиры:
Уважаемые, господа
Меня зовут Кэл Уинслоу, я тружусь на общественных работах Портсмута. Имею сообщить, что в ходе последнего партийного собрания в зале заседаний Американского Легиона, настало время попросить собравшихся указать на карточках три имени для дальнейшего расследования. Меня назначили в помощь по сбору этих карточек.
Имею сообщить, что на одной из карточек значились три имени: Хьюи Лонг, Чарльз Линдберг, отец Коглин. Будучи городским служащим я работал уборщиком в департаменте полиции. Я опознал почерк на этой карточке и он совершенно точно принадлежит городскому инспектору Сэму Миллеру. Я объявляю его вредителем.
P.S.: Для получения дальнейшей информации прошу связаться со мной у меня дома, а не на работе. Также прошу сообщить, какая награда мне полагается. Благодарю.
Глава двенадцатая
Тони подошёл ближе, и Сэм ощутил запах пота, угля, старой одежды, плохой еды и долгого путешествия по дорогам и железнодорожным путям.
Его брат протянул руку, и Сэм без колебаний пожал её. Ладонь оказалась грубой от работы на свежем воздухе, которой его брат занимался в лагере. Сэм полез в карман пальто, достал замотанный в вощёную бумагу свёрток, что взял на стоянке грузовиков за двадцать пять центов и протянул его. Тони жадно разорвал упаковку и принялся жевать ростбиф и сырный сэндвич. Сэм позволил старшему брату поесть в тишине. Закончив, Тони произнёс:
— Господи, вкусно-то как. Спасибо, — а затем присел рядом с Сэмом на широкий передний бампер «Паккарда».
— Не за что.
Тони вытер рот ладонью и Сэм спросил:
— Сколько ты уже на воле?
— Всего неделю.
— Как сам?
— Устал. Промок. Надеюсь, никогда в жизни больше не возьмусь за топор. Ты как?
— Живу потихоньку.
— Как Сара? Как мой племяш?
— Живут потихоньку.
— Хорошо. Рад слышать. Знаешь… В лагере возникает странное чувство, когда думаешь, как там живёт семья, друзья. Все эти месяцы там тянулись так долго, каждый сраный день одно и то же. А Сара и Тоби… рад, что у них всё хорошо. В тех местах… много думаешь о семье.
— Они переживают за тебя, — сказал Сэм.
Тони смял вощёную бумагу и бросил комок во тьму.
— Продуктовые передачи отлично помогают, даже с учётом того, что половину крысят охранники. Если б не ваши посылки, пришлось бы есть один чёрствый хлеб да картофельную баланду.
— Рад, что посылки помогли.
— Знаешь, места, где лагерь построили — просто великолепные. С радостью поохотился бы в тех горах, если времена когда-нибудь изменятся. Боже, вот ещё чего мне не хватает, так это похода в лес на охоту.
Сэм вспомнил, как Тони всегда становился счастливее, когда рыбачил или охотился, чем, когда занимался работой по дому или учился в школе.
— Надолго здесь?
— Пока не знаю.
Сэм знал, что нужно сказать дальше и вновь ощутил себя двенадцатилетним, когда пытался противиться старшему брату.
— Тогда, тебе следует знать — надолго тебе оставаться нельзя.
— Это почему же?
— Сам знаешь, почему.
— Просвети меня, братишка.
«Братишка».
— Тони, ты беглый. Останешься здесь, тебя точно примут, не сомневайся. За Портсмутом в министерстве внутренних дел и ФБР следят в первую очередь. Едва за твою голову объявят награду, останется крайне мало мест в пределах города, где ты смог бы укрыться.
— Знаешь, а может, у меня нет выбора? С тех пор как я выбрался, это единственное место, куда я могу пойти, по крайней мере, пока. Так, скажи мне, что тебя больше тревожит? Что меня арестуют? Или тебя напрягает то, что это произойдёт на твоём заднем дворе?
— Я не хочу, чтобы тебя арестовали, а ещё я пытаюсь защитить семью. Если ты так переживаешь за Сару и Тоби, тебе следует поискать ночлег в другом месте.
— Ты тоже моя семья, братишка.
— Если меня закроют из-за тебя, Тоби и Сара будут страдать. Ты хоть раз об этом подумал?
Ответа не последовало, лишь старая запутанная тишина повисла между двумя братьями, которые так никогда и не были друзьями. Сэму захотелось что-нибудь пнуть. Всегда так было, всегда они с братом были, словно, две радиостанции, которые вели бесконечные трансляции на разных частотах.
— Я тут ненадолго задержусь, ладно? — Голос Тони смягчился, как будто он заметил смятение брата и попытался всё исправить.
— Правда? Что-то задумал? Какие-то планы?
— Ага, именно так. Я одет в вонючее рваньё, мои ноги все в мозолях, у меня нет денег, мне негде спать, но, да, братишка, у меня есть планы. Целое громадьё планов!
Сэм ощутил стыд, подумав о том, что Тони чувствовал, когда, наконец, освободился после многих лет работы в лагере, не получая от брата ничего, кроме горя, за исключением дешёвого сэндвича со стоянки.
— Как мама? Перемены есть? — спросил Тони.
— У неё бывают и светлые полосы и тёмные. Зависит от того, когда её навещаешь.
— Увидишь её в следующий раз, передавай привет от меня. А Сара всё ещё работает в школьном департаменте? А Тоби всё ещё хулиганит?
— Да и да, — ответил Сэм. — Ты действительно уедешь через пару дней?
— Ага, уеду.
— Я могу тебя кое-куда отвезти, если хочешь.
— Я не ослышался? Пару минут назад ты был столь шокирован, что был готов передать меня Джону Эдгару Гуверу лично в руки. А теперь предлагаешь мне укрытие? Нихера себе перемены.
— Это не так. Я реалист. Останешься на улице — скорее загребут. Могу отвезти тебя в пансионат. Тамошний хозяин мне немного задолжал. Что скажешь?
— Если откажусь, арестуешь?
В воздухе между ними что-то повисло. Как будто в лесу раздался крик того, кого только что загнали и убили. Сэм тихо произнёс:
— Следовало бы. Надо бы немедленно скрутить тебя и проследить, чтобы к завтрашнему дню ты оказался в Форте Драм. Ты всегда был занозой в жопе, всегда считал себя лучше меня, но я не стану тебя возвращать. Это… дела сейчас плохи, Тони, но они не так плохи по сравнению с тем, чтобы вязать родного брата.
Тони пихнул его локтем.
— Знал бы ты, сколько народу попало в лагерь по доносам собственных родственников, либо за вознаграждение, либо, чтобы спасти собственную шкуру. Ты гораздо лучше многих.
— Не уверен, что я именно такой, но арестовывать тебя я не буду.
— Значит, получил оба моих послания.
— Их трудно не заметить, — ответил Сэм. — Я никогда не забуду, что мы друг для друга делали, чтобы предупредить друг друга, когда отец буянил.
— Ага, три камешка или три палки на крыльце, и бегом на остров Пирс, ждать, пока его настроение не изменится. Либо пока не уснёт нахрен в кресле. Или пока мама не скажет ему идти на чердак отсыпаться. Суровые времена, но хорошие, братишка.
— Ну, это ты так запомнил. Я помню только, что отец напивался, избивал нас и доводил маму до слёз.