–О как! Хотел правду – получи,– с несколько озадаченным видом пробормотал Арсений и даже покосился на автора, получившего и впрямь жесткую оценку своего произведения. Автор, правда, не выглядел расстроенным. Он, смотрел на высказавшую критическую точку зрения Машу с озорным, и даже вполне довольным выражением.
–Я считаю, что политики, люди обладающие известностью, крупные ученые, то есть те, к чьим словам, так или иначе, прислушиваются, должны с очень большой осторожностью подходить к тому, что они хотят донести до масс. Вы в своей книге говорите о том, что нет ничего важнее, чем дойти до поставленной цели, добиться ее осуществления. И не важно, каким будет этот путь. Вы представляете общество, как стаю голодных хищников, и говорите о том, что для того чтобы выжить и победить в схватке, нужно быть готовым пустить в ход любые средства. Вы как бы отрицаете, что в первую очередь, мы, люди, имеем какие-то чувства, понятия о нравственности, должны уметь сострадать, любить, дружить. Если все это отбросить на второй план, как неважное, несущественное, в кого мы превратимся? Что с нами станет? Неужели успех, благосостояние, удовлетворение амбиций сделают нас счастливыми, дадут нам то, что принесет удовлетворение нашей душе? Те ценности, которые Вы пропагандируете не правильные. Они стирают грань между добром и злом. Они, на мой взгляд, вообще исключают из сознания понятие добра.
–Милая Маша, Вы дивное, трогательное и, к сожалению, весьма наивное создание. Поверьте, я был бы счастлив, если бы, таких как Вы, было хоть немного больше. Мир стал бы, безусловно, лучше и чище, и добрее. Но, Вы, редкий цветок, чудом сумевший пробиться в этих джунглях, полных злобы, ненависти, в лучшем случае, равнодушия. Жизнь диктует свои условия, и нам приходится, волей-неволей подстраиваться под них.
–Условия создают сами люди,– покачала головой Маша.– И если каждый, кто имеет возможность это сделать, будет прилагать усилия и рассказывать о тех ценности, которые изменят мир к лучшему, то, в конце концов, будет и результат.
–Да, ладно, Марусь,– махнул рукой Арсений, – думающий человек сам способен анализировать, делать выводы и отличать хорошее от плохого, и не воспринимать все прямо буквально, как инструкцию к тому, как нужно действовать. Так, что подобных выводов из книги, как ты тут описала, никто, у кого есть мозги, не сделает. Просто воспользуется, может быть, парой-тройкой советов, а почему нет? Каждый хочет получить свое место под солнцем и многие просто не знают как, с чего нужно начать. Что тут плохого? Это же не значит, что все кто хочет сделать карьеру или достичь чего-то воплощение зла. Бесчувственные, бессердечные. Так можно договориться до того, что все кто смотрит ужастики или фильмы про маньяков, обязательно и сами ими потом становятся.
–Ну, ты сам сказал про думающих людей,– усмехнулась Маша. – Вы, Максим просили сказать Вам, что я думаю откровенно, и я сказала. Вам же нужна была правда.
–И я крайне за это признателен. Кстати, Ваша начальница придерживается примерно того же мнения.– Радиоведущий рассмеялся.– Фаина Родионовна моих чувств, в отличие от Вас, не щадила. Назвала мою книгу отравой для ума.
Арсений закатил глаза и фыркнул.
–Кто бы сомневался. Тетушка точно не из тех, кто щадит чужие чувства, выбирая выражения помягче.
–Нет, я рад, что услышал и ее мнение и Ваше, Машенька. Вы обе вызываете у меня чувство самого глубокого уважения и симпатии.– Он посмотрел на Машу и улыбнулся.– Видите, не такое уж я бесчувственное чудовище. И мне не чужды человеческие чувства.
–Что-то нам десерт долго не несут,– оглядываясь в сторону, откуда официанты входили в зал с подносами, сказал Арсений. Обсуждать книгу и проблемы современного общества ему надоело.
–А, что стало с тем радиоведущим, место которого Вы заняли, Максим? Его карьера сложилась?– улыбнулась Маша. Стрельников развел руками и со смиренным видом ответил:
–Увы, боюсь, Вы меня возненавидите, но карьера на радио для него закончилась,– в ярко-голубых глазах мелькнули озорные огоньки. – Я слышал, что он стал официантом.
–Надеюсь, не в этом ресторане,– ухмыльнулся Арсений, – а то сейчас подсыплет нам всем яда.
В зал вплыла соблазнительного вида официантка и направилась к их столику.
–Слава богу, не мужик,– следя взглядом за легкими, грациозными движениями несущей поднос девушки, сказал Арсений, – можно есть, не опасаясь за свою жизнь.
Девушка поставила на стол десерт, сверкнула белозубой улыбкой и удалилась.
–А вообще, я считаю, вы оба не правы,– с аристократичным видом поедая десерт, сказал Арсений, которому сегодня досталась непривычно молчаливая роль и он, очевидно, решил, что пора наверстать упущенное. – Ну, с твоим неисправимым идеализмом, Маруся, все ясно. Ты судишь людей по себе, а честность, порядочность да еще в сочетании со способностью постоянно думать и переживать о других, сегодня и вправду редко встречаются. Но ты, Макс, на мой взгляд, тоже несколько перегибаешь. В конце концов, мы, по крайней мере, большинство, достаточно цивилизованы и у нас существуют некие границы, за пределы которых мы не готовы переступить даже ради выгоды или чего-то там еще.
Радиоведущий снисходительно улыбнулся.
–Ты, Арсений, привык получать от жизни все, чего только душа пожелает. Ты сам сказал, что тебе не приходилось бороться, добиваться чего-то, что тебе жизненно необходимо. У тебя всегда все было. И поэтому, ты тоже в некотором роде идеалист, так как тебе известна только одна сторона жизни, причем, хорошая. Думаю, ты понятия не имеешь, как живут те, у кого ничего нет, и если они сами не возьмут то, что им нужно, то так и проведут всю свою жизнь, как были, ни с чем. И на что они готовы, что бы взять то, что им нужно ты тоже не имеешь представления.
Стрельников с заговорщицким видом улыбнулся.
–Ты говоришь про цивилизованность и границы, которые нормальный, воспитанный и более-менее порядочный человек не переступит ни в каком случае. Предлагаю рассмотреть, чисто гипотетическую ситуацию.
Арсений с радостным интересом подался вперед. Маша кивнула в знак согласия. Максим Стрельников оглядел заинтригованных слушателей.
–Представим себе самую обычную автобусную остановку. Час пик. Полно народа. Всем нужно по своим очень срочным, очень важным делам. Подъезжает автобус. Суета, толкотня. Каждый стремиться влезть, кто-то расталкивает остальных. Автобус уже битком, народ продолжает втискиваться и тут в толпе желающих сесть возникает божий одуванчик, старушка. Как ты и сказал, в большинстве своем, присутствующие люди вполне цивилизованные, более или менее воспитанные. Старушку пропускают вперед, может и без особой охоты, но народ расступается, старость нужно уважать. У цивилизованных людей так принято. Те, кто уже в автобусе каким-то чудом умудряются потесниться. Чья-то заботливая рука тянется к бабульке, помогая ей влезть. И в этот самый момент…– лицо радиоведущего приобрело торжественное выражение, подчеркивая важность момента, взгляд ярко-голубых глаз искрился весельем. Выдержав паузу, он продолжил: – Тут придется включить в рассказ немного фантастики, вымысла, но мы же разбираем человеческую сущность, так что не важно какие средства мы используем, для нас главное разобраться, что мы из себя представляем,– улыбнулся Стрельников.
–Ну не томи уже. Волнуюсь я за старушку. Что-то мне подсказывает, что ее дело швах. Может зря она на остановку-то пришла, сидела бы себе дома спокойно, вязала носок, слушала новости,– засмеялся Арсений.
Радиоведущий обвел «аудиторию» озорным взглядом.
–И в тот момент, когда заботливая рука уже почти втащила в салон старую, немощную бабульку, «Некто», назовем его так, объявляет, что автобус этот идет не просто по маршруту, по которому нужно ехать всем толкающим друг друга пассажирам и тем, кто всеми силами пытается к ним присоединиться и тоже втиснуться. Конечная остановка – особый пункт исполнения всех заветных желаний и каждый, кто приедет туда получит все чего он или она хочет, о чем мечтает, может быть, всю свою жизнь. Все что угодно. Как вы думаете, что последует дальше?
–Бабку выпихнут из автобуса те, кто еще остался на остановке,– хмыкнул Арсений.
–И не только бабку. Услышав такое, все мгновенно забудут о своей цивилизованности, и сдерживающие границы, за которые, как ты считаешь, человек переступить не может не то что отодвинуться, а исчезнут вовсе. Начнется настоящее смертоубийство.– Стрельников взглянул на Машу.– Предвижу Ваш вопрос Машенька. Я бы лично, скорее всего, божий одуванчик из автобуса не выпихивал, но и места своего ни старушке, ни кому другому не уступил. Как видите, я перед Вами честен.
–Да, уж,– сказала Маша.– В откровенности Вам точно не откажешь.
–Увы, Маша, Вы с Вашими твердыми принципами и высокими представлениями о морали, оказались бы в числе тех, кого, толпа стремящаяся получить желаемое, оттерла бы из автобуса обратно на остановку или в числе тех, кто изначально в него не попал. Но,– Стрельников улыбнулся,– хоть старушке, как я честно признался, я бы места и не уступил,– он приложил руку к груди,– Вас бы Маша, я на остановке не оставил, уж поверьте, сделал бы все, чтобы вы оказались внутри автобуса вместе со мной. Хотя, возможно, Вы бы не пожелали принять подобную помощь.
–А ты, Арсений, как бы ты поступил?– Маша взглянула на приятеля. Это было как в детской игре, но, удержаться и не задать вопрос, она не смогла.
–А черт его знает,– сказал Арсений. Лицо у него было совершенно серьезное.
–Мне почему-то кажется, наш друг Арсений, в данной ситуации, был бы тем, кто вообще не полез в этот автобус,– улыбнулся радиоведущий. – Он принадлежит к счастливцам, которые, не будучи обремененными излишней принципиальностью и щепетильностью, умеют ценить жизнь такой, какая она есть. Арсений не строит далеко идущих планов. Он радуется каждому дню. И можно только позавидовать подобному взгляду на жизнь.
Вскоре после этого радиоведущий откланялся. У него был четко расписанный график. Много времени на посиделки в ресторане, без какого-либо особо важного повода, он себе позволить не мог.
После ухода Стрельникова, Арсений подозвал к столику официантку.
–Девушка, нам еще кофе,– сказал он. Маша, ожидавшая, что он попросит счет, недовольно покосилась на него.
–На работе кофе попьешь, я тебе говорила, что у меня сегодня времени нет. И так просидели, бог знает, сколько времени.
–Ты сама со Стрельниковым книгу обсуждала, никак наговориться не могла,– невозмутимо пожал плечами Арсений.– Вообще не ожидал от тебя, что ты ему прямо вот так заявишь – мне Ваша книга не понравилась.– Арсений засмеялся.– Ты, Маруська, можешь иногда удивить.
–Арсений, ты можешь оставаться, а я поехала.– Маша потянулась за своей сумочкой.
–Да ладно, расслабься. Кофе попьем, потом ко мне заскочим, переспим по-быстрому и поедем на работу.
Арсений громко засмеялся, радуясь своей шутке и тому, как вытаращила глаза от неожиданности Маша.
–Ладно, ладно, не смотри на меня так. Кто его знает, что там в твоей милой, высоконравственной голове. Это Макс считает, что ты такая, какой кажешься. Я-то знаю, что ты коварная особа…
–Девушка, мы передумали насчет кофе,– громко сказала Маша, пробегающей мимо официантке. – Принесите счет, пожалуйста, мы спешим.
–Морозова, вот что ты за человек,– проворчал Арсений, доставая бумажник. – Сама расслабляться не умеешь и другим не даешь.
Они пошли к выходу из зала, Арсений продолжал бурчать.
–А знаешь, ты был бы не тем, кто не полез в этот автобус,– с улыбкой сказала Маша, беря сердито ворчащего Арсения под руку.– Ты был бы тем, кто набил морду тому, кто выкинул старушку из автобуса. Потому, что, хоть судьба тебя и избаловала, но не испортила. Ты хороший человек, хотя и ведешь себя время от времени как придурковатый подросток без тормозов.
Арсений расплылся в улыбке.
–Вот, Морозова, почему даже когда ты хочешь сказать что-то хорошее, все равно, в результате, получается какая-то гадость? Давай, говори, в какой день тебе удобнее быть публично выпоротой, в среду или в четверг, я сейчас сотрудникам оповещение отправлю, чтобы все на месте были.
–Ты дурак, но я тебя люблю,– со смехом сказала Маша.
–Ну, так значит, поедем, переспим?
Машин кулачок врезался в начальственный бок.
–Ай, больно же! Ты совсем, Маруська, страх потеряла?
Смеясь и хихикая, как два школьника, они покинули здание ресторана, пообедать в котором могли позволить себе исключительно люди состоятельные, а соответственно, в большинстве своем, серьезные, не склонные к детским выходкам и проказам.
––
Торговый центр поражал воображение обилием товаров, которое являло дисбаланс и несоответствие совсем небольшому количеству покупателей, которые неторопливо прогуливались от отдела к отделу, иногда заходя внутрь. При виде пустых залов за стеклами витрин в голове возникал вполне логичный вопрос: «Неужели все это висящее, лежащее на прилавках и красиво расставленное и разложенное на полках и в витринах, и впрямь кому-то нужно?». Все блестело, сверкало, безумное количество цветов и оттенков сливалось, пестрило перед глазами, сливаясь в картинку как будто из детского калейдоскопа. Будний день, вечер, планета шопинга, развлечений и многочисленных фастфудов, как будто застыла в сонном ожидании выходных, когда за покупками ринутся наработавшиеся, измотанные за неделю морально и физически обитатели огромного города, желающие снять стресс, испытать удовлетворение чувством обладания новой вещью, а возможно и не одной. Маша прошлась по нескольким отделам, торгующим посудой. Свекровь любила дорогой фарфор. Ценительница изящного, утонченного, истинная аристократка. Можно было конечно, раз уж она все равно приехала в магазин, походить, поискать что-то, может быть и не слишком нужное, но симпатичное и подходящее, просто чтобы доставить себе удовольствие, но не было ни сил, ни особого желания. Да и мысль о детях, о том, что они дома одни и наверняка воюют, и не поели нормально, нахватавшись сладостей, вызывала безосновательное, но, тем не менее, неприятное чувство вины. Выбрав подарок, Маша не спеша пошла к выходу. Можно было бы зайти перекусить, но для этого нужно пройти в обратную сторону через половину центра, а потом опять идти назад, к выходу и опять же дома дети… Из отдела парфюмерии, невидимой волной в воздухе разливались приятные, соблазнительные ароматы. Как обычно, в первые мгновения сработал рефлекс, продиктованный растревоженным обонянием, который испытывает почти любая женщина, оказавшаяся поблизости с подобным магазином – ужасно захотелось зайти и купить что-то, хоть духов дома было предостаточно. Сказав решительное «нет» возникшему соблазну, Маша пошла дальше. Организм довольно настойчиво подал знак, что то, что и впрямь не помешало бы сделать, так это посетить дамскую комнату. Оглядевшись по сторонам, и найдя соответствующий указатель, Маша повернула в указанном направлении.
Толкнув дверь, рядом с которой на стене висела медная табличка с выведенной на ней жирной «w» и условным обозначением изящной женской головки в шляпе, Маша шагнула в тишину и прохладу, просторного, отделанного благородным травертином помещения. Воздух наполнял запах освежителя и едва уловимый запах моющих средств. Бросив взгляд на подстолье из мраморной крошки с раковинами для мытья рук, Маша, в первый момент, замерла с выражением чрезвычайного удивления и даже испуга. На мраморной поверхности, изогнувшись не хуже женщины-змеи из цирка, в совершенно невероятной позе сидела, каким-то чудом умудряясь сохранять равновесие и не свалиться, девушка с длинными распущенными волосами и ослепительной неестественно-застывшей улыбкой. В вытянутой высоко вверх руке «акробатка» держала мобильный. Бросив в Машину сторону равнодушный взгляд, любительница селфи продолжила фотосессию, сменив позу и изогнувшись теперь по новому, приняв не менее экзотичную и невероятную позу. «Настоящее сумасшествие! Совсем все рехнулись! Жуть какая-то»,– чувствуя себя старой, несовременной, ворчливой, и чуждой странностям окружающего ее мира, подумала Маша. Зачем снимать себя в туалете? Ответ на этот вопрос ее пониманию был недоступен. Маша прошла мимо юной фотомодели, прикидывая, ограничится ли та зоной умывальников или потом переместится дальше, в область кабинок. А может она начала оттуда, а уже потом отправилась извиваться на мраморе между раковинами? Маша подавила смешок. «Безумие заразно. В голову лезет всякий бред»,– хихикнула она, живо представляя возможные и невозможные позы внутри кабинки.
Маша открыла дверь квартиры. Было удивительно, что Степка не вылетел с радостным лаем и повизгиванием встречать ее, как делал всегда, едва слышал, что ключ вставили в замок. Из детской послышался жалобный визг и рычание.
– Что там у вас? Что случилось?! – встревоженно крикнула Маша.
–Мам! Привет!– вынырнув из комнаты, Федька радостно подлетел к ней и крепко обхватил ее обеими руками. Из-за его спины снова раздался визг, а затем лай и рычание. – А Верка фотографируется,– сообщил Федька и скорчил презрительную гримасу в адрес старшей сестры.