А Залихванов тем временем покинул кабинет и вальяжной походкой зашагал в сторону вольного штаба, намереваясь за зоной опохмелиться и лично побывать на свинарнике. Вчера он, Непримеров и кагэбэшники пили у него дома – хозяин жил неподалёку от лагеря. Со слов жены Василия Никитича, напились они до того, что когда Непримеров побежал в магазин за очередной бутылкой, то оставшимся стало невтерпёж того ждать, и собутыльники выжрали два флакона «Тройного» одеколона, что на беду свою оказались у Залихванова на видном месте.
«Эти комитетчики исключительные ребята! Свои в доску!» – растроганно думал о них подполковник, степенно приближаясь к подсобному хозяйству колонии и небрежно приложив руку к виску в ответ на приветствие откозырявших ему прапорщиков. «Кажется, говорил Дунаев вчера, что скоро они поедут в Москву докладывать обстановку, а я и Витязь будем в качестве сопровождающих лиц что ли…» – вспоминал он.
Дунаев и Усковец встретили начальника учреждения с нескрываемой радостью. Им непременно хотелось выпить с подполковником, поскольку водки у них припрятано было навалом после того, как Усковец мастерски прирезал и продал свинью какому-то типу с бабьим голоском. Тот приезжал на УАЗике, чтобы наладить контакт с кем-нибудь из бесконвойников и передать деньги своему корешу, который тянет здесь срок в шестом отряде. Такой контакт он нашёл с Дунаевым, которому и передал двадцать пятитысячных, а Усковец в это время предложил тому поросятину. Лупоглазый сразу же согласился, и Демьян мигом приговорил кабана к смертной казни так, что обречённый даже не издал ни единого визга, хотя и не было в этом ничего удивительного: Усковец порядком пожил в деревне да и силищей обладал недюжинной. За это пучеглазый и привёз им ящик водки, как договаривались.
Извинившись перед кагэбэшниками, что не попроведовал их с утра, подполковник сказал:
– Я приглашаю вас в гости! Сейчас только Витязю позвоню – предупрежу, что вы отлучитесь.
– Так слушай, Василий Никитыч! Давай приглашай и Витязя! Сегодня связной передал нам жалованье, и мы угощаем! – для достоверности сказанного Дунаев вытащил из кармана стопку пятитысячных, которую вчера раздумал передавать адресату, когда предварительно навёл о нём справки и выяснил, что тот, оказывается, чёрт по жизни.
Так, уже через полчаса Дунаев, Усковец, командир роты и сам подполковник восседали у последнего за столом и дружно хлебали водку. После третьего стакана Дунаев вдруг заявил, что завтра все они едут в Москву, поскольку связник именно сегодня передал соответствующее предписание центра, и командир роты обязан их всех снабдить оружием.
– Мафия обнаглела и активизировалась, – всё более входил в свою роль Дунаев, – и к нам поступили сведения, что руководители преступной группировки прознали о работе органов у них, так сказать, в тылу. Имеются данные, что каким-то образом у них даже есть фотография Усковца, и поэтому во время передвижения по территории области на нас возможно вооружённое нападение. Поэтому, учитывая экстремальность создавшейся ситуации, на вас, капитан Витязь, и на вас, подполковник, я возлагаю обязанность обеспечить нам профессиональное прикрытие. Непримерову я также отдам распоряжение, что он тоже едет. Его и нас достаточно обеспечить пистолетами, а вам, мужики, – он вперил суровый взгляд в лица сидевших напротив него Витязя и Залихванова, – потребуются автоматы.
– Ну ладно, оружие я, предположим, достану, – не шибко раздумывая, отозвался Витязь и громко икнул. – А как мне, это самое, объяснить потом э-э-э… я имею в виду свою отлучку? На днях комбат обещал приехать, – наконец завершил он свою мысль.
– За «потом» ты, капитан, не беспокойся! – подал голос Усковец, который всегда преимущественно молчал, – но именно из-за того им сказанное прозвучало особенно весомо – и в дополнение к этому по-дружески хлопнул по спине командира роты так, что тот чуть не боднул носом стол.
– Да-да! – спохватившись, вновь подключился к разговору Дунаев, струхнув, как бы его напарник не ляпнул дальше чего-нибудь невпопад. – На обратном пути вы получите в нашем управлении документы с гербовыми печатями, подтверждающие, где и с каким заданием вы находились, а также получите приличное денежное вознаграждение за взаимодействие с органами госбезопасности и билеты на обратную дорогу. Да ещё и время выкроете для себя в столице – подарочки купите и детям, и жёнам.
– Это уже по-деловому! – вторично икнув, но теперь как-то умиротворённо резюмировал Витязь. В затуманенной голове стали рисоваться картины, какие невиданные духи он выберет в первопрестольной для Людки.
– Ты, главное, капитан, точно на завтра к вечеру всех обеспечь стволами, – напомнил ему Дунаев.
– Комроты Витязь не бросает своих обещаний на ветер! – заверил Глеб Романович, даже немного обидевшись, что ему напоминают о взятых на себя обязанностях.
В конце концов разогнать компанию решилась жена Залихванова. Сам хозяин, хоть и плоховато соображал, но на ногах, однако, ещё держался и лично проводил гостей до прихожей и даже пообещал Дунаеву позвонить ДПНК, чтобы тому с Усковцом продлили разнарядку пребывания за зоной до восьми утра.
Возвращаясь к колонии на свой свинарник, Дунаев и Усковец не упустили подвернувшейся возможности позабавляться, когда навстречу им по дороге попалась припозднившаяся одинокая дамочка. Затащив её в подвал какого-то недостроенного здания, они спешно кинули жребий и, строго соблюдая очерёдность, со знанием дела её изнасиловали; а в завершение процедуры содрали с пальцев два перстня и два золотых кольца, не позабыв и о наличности в сумочке.
Незадачливой дамочкой, попавшейся на поругание двум уголовникам, оказалась Марианна Васильевна. Размазывая по щекам обильные слёзы и кое-как отряхнувшись от всевозможного мусора, который она нацепляла себе на одежду, пока там валялась под пьяными мужиками, Залихванова стремглав понеслась к Непримерову, жившему сравнительно недалеко.
Когда Викентий Антонович всё-таки отворил дверь своей любовнице, у той от пережитого страха буквально не попадал зуб на зуб, и она долго ничего не могла объяснить ему толком, хотя сразу бы он так и так вряд ли что понял, ещё не придя в себя целиком после попойки с Леденцовым.
Лишь только под утро, предварительно отогревшись в горячей ванне и выпив три чашки обжигающего какао, Марианна, поминутно прерывая свой рассказ всхлипываниями, поведала Непримерову о своих злоключениях. Сама она главным образом была огорчена безвозвратной потерей перстней, дарить которые больше ей было некому. Но жалуясь сейчас любовнику, Залихванова более всего силилась обратить его внимание на то, до чего же ей тяжело и жутко за поруганное тело. И тут же она с ненавистью вспомнила про писклявого типа и принялась с жаром о нём рассказывать Викентию, перевирая все факты и одновременно выстраивая их так, чтобы предстать в выгодном для себя свете. А поведанным с её стороны оказалось примерно следующее: что якобы одна подруга, работавшая патронажной сестрой и будучи занятой, попросила Марианну отнести на дом лекарства больному ветерану. Отказать в такой просьбе она, естественно, не смогла, а когда пришла по указанному адресу, то просто-напросто попала в ловушку, где её схватил какой-то писклявый парень и обвинил, что она украла у старика какие-то золотые монеты. Абсолютно не слушая никаких доводов, он пригрозил немедленной расправой и заставил её догола раздеться, а потом стал фотографировать в таком виде, чтобы шантажировать. Ведь сестра Марианниного мужа работала следователем в прокуратуре, и, видно, писклявый намеревался таким образом выведать, что на самом деле известно о золотых монетах.
– Вот гады! – возбуждённо воскликнул Непримеров, механически поглаживая её по оголившемуся плечу. Суть рассказа вовсе не проникла в его мозги, зато в них крепко запало что-то о золоте. «Опять всплывают на поверхность факты о существовании «золотой» мафии! М-да, недаром тут работают эти комитетчики… Надо сегодня же доложить обо всём Дунаеву и обрисовать ему этого писклявого гада! Смотришь, снова не пройдёт незамеченным моё личное старание, а там, чем чёрт не шутит, авось и впрямь капитана присвоят!»
То, что Марианну изнасиловали какие-то пьяные мужики, его почти что не взволновало. «Ни одна баба не застрахована от этого! Досадный случай, а для неё просто наука на будущее, чтоб не елозилась по ночам. Не девочка – переживёт! Совсем иное дело, что ей занялись какие-то шантажисты, и связано это с золотом!»
Глава шестая
Лейтенант милиции Андрей Владимирович Обручев напряжённо думал, какой бы такой подарок сотворить своей старшей сестрёнке.
«Жена начальника милиции, да и сама старший следователь прокуратуры – лет пять ходит в одном пальто. Полковник совсем не ловит мышей, чтобы поприличнее приодеть жену. Солдафон, одним словом! Привык вечно сам париться в форменке и, наверное, Ленку к тому же самому приучает. Сделать ей приличный подарок проблемы не составляет – заковыка состоим в другом… Сестрёнка уж шибко принципиальная, вся под стать нашей маме! Вместо благодарности тут же допытываться начнёт, откуда у скромного лейтенанта деньги на дорогие подарки. А всё равно, куплю-ка ей собольих шкурок и на воротник, и на шапку!» – решительно завершил Андрей свои рассуждения на сей счёт и тут же подумал о молодой супруге: «Сутками невесть где пропадает, стерва! Деньги её мои, видишь ли, всколыхнули… А у самой что ни день, то новые побрякушки! Лучше бы помолилась, что пока не влезаю в её делишки! На любой вопрос ответ у неё один – батя дал. Как будто бы я совсем простофиля и совершенно не знаю её родителя! Что толку с того, что он начальник колонии?! Тесть кроме того, что к рюмке регулярно прикладывается, так ему ещё и первое и второе подавай не иначе как с мясом; а когда на рыбалку едет, зараз с собой водки берёт пол-ящика и жратвы рюкзак, чтобы привезти домой три пескаря! Но справедливости ради стоило вспомнить, что и о них, молодожёнах, он не забыл; хотя право выглядело смешно, как Василий Никитыч, с подачи тёщи, зашебутился с кухонным шкафом. Неужели не понимают, что наша семейная жизнь – фикция? Да если бы мы имели желание обставить свою квартиру, то осуществили б его в один приём, и причём, в стиле модерн! Но и тогда нельзя было бы развернуться во всю ширь: мама – следователь, сестрёнка – следователь, и обе идейные! Для кого живут праведниками?»
Субботний день, и жизнь на рынке достигла своего апогея, когда Андрей принялся бродить вдоль торговых рядов, ломящихся от импортных товаров. Плейеры, туалетная вода, декодеры, презервативы, всевозможное видео-стерео-аудио, лосины, кроссовки, шорты, мало чем отличающиеся от семейных трусов… Народ вокруг всего этого в основном лишь топтался, а покупали по большей части там, у машин, с которых предлагали потрошёных кур, колбасу, хлеб, яйца. Со скрипом, но покупали.
У Андрея мелькнула мысль: «Если бы мне, несчастному милиционеру, случайно не улыбнулась фортуна, то я бы лишь тоже поглядывал по сторонам, а так…»
Мехами торговали в самой глубине рынка, но собольих шкурок там не было. Тогда, недолго думая, он приобрёл песцовую шапку и готовый воротник из точно такого же зверя. «Ленка и от этого без ума будет!» – удовлетворённо усмехаясь, подумал он.
Уложив покупки в большой полиэтиленовый пакет, Обручев выбрался из рыночной толкотни и не торопясь побрёл по улице. Дом сестры находился приблизительно в километре, и окунаться в духоту автобусной давки совсем не хотелось.
На его звонок дверь отворила Татьяна Владимировна в Ленкином фартуке и с дуршлагом в руке. Она чмокнула сына в щёку и тотчас скрылась на кухне, зато прибежала сама виновница торжества и повисла у брата на шее.
– Дай хоть подарок вначале вручу, а то чего же обнимать неизвестно за что?! – шутливо проговорил Андрей, наконец-то вручая ей в руки сумку-пакет.
Когда Лена вытащила из него содержимое, она онемела от восторга, а её зелёные глаза стали ещё зеленей.
– Братик, родненький, ты чё, очумел?! – воскликнула она, приложив ладонь к его лбу; но здесь же, привстав на цыпочки, расцеловала в обе щеки, не в силах сдержать своего восхищения, а затем, накинув на плечи мех и надев шапку, метнулась к зеркалу. – Андрюха! У тебя же дома молодая жена, квартира как следует не обставлена!..
– С женой впереди ещё долгая и нудная жизнь, а сестре – если что не подаришь – то так и останешься навсегда с благими намерениями, – отшутился он, усаживаясь в кресло.
– Обалдеть! Мама! – испуганно-восторженно заорала Ленка, не очень-то вслушиваясь в его объяснения.
– Фью-ю! – присвистнула Татьяна Владимировна, как только ступила в комнату. Погладив ладонью мех, она с подозрительным интересом оглядела сына и спросила: – Ты что, с золотых или алмазных приисков?
– Считайте, что так. Разговоров-то, словно я преподнёс ей колье Шарлотты!
– Ладно, президент «МММ», пока ты меня убедил. Скоро уже и гости, и отец подойдут… Затащи в зал раскладной стол из спальни, – распорядилась она и всё же, покачав головой, переглянулась с дочерью.
… Старший следователь городской прокуратуры Елена Яснова на место происшествия приехала, спустя десять минут после того, как там приступила к работе оперативная группа. Среди находившихся в квартире сотрудников оказался и её брат Андрей, который в это время беседовал с соседкой покойного, первой и обнаружившей самоубийцу. Вчера соседка брала у Эдуарда Перфильевича электродуховку по случаю нежданного приезда родственников аж из самого Владивостока, и вот когда пришла возвратить…
Ещё примечательно, что пенсионерка знала почти доподлинно, где и что находилось в квартире соседа, поскольку раз в неделю занималась в ней генеральной уборкой. Габулаев человеком был состоятельным, но одиноким и поэтому уговорил соседку у него прибираться. Женщину попросили внимательно осмотреть квартиру; и в конце обыска, сделанного в её присутствии, та уверенно заявила, что исчезла импортная видеокамера белого цвета. В том, что соседка видела у Габулаева именно видеокамеру, сомнений быть не могла по той причине, что она весь трудовой период своей жизни проработала в редакции довольно солидного журнала и уж, как сама объяснила, вдоволь насмотрелась подобной техники.
Это свидетельство Яснову серьёзно заинтересовало, и она пометила его у себя в блокноте под номером один.
Самоубийцу вынули из петли; медэксперт осмотрел труп и, неопределённо пожав плечами, сказал:
– Внешние симптомы вполне подтверждают, что смерть и впрямь произошла от удушья. Более точно покажет вскрытие. Я, во всяком случае, видимых повреждений на теле не обнаружил.
О том, что хозяин квартиры повесился по собственной воле, говорили факты отсутствия какой-либо борьбы, а кроме того на пишущей машинке «Ятрань» осталась коротенькая записка: «Я сам себе судья и палач! Устал от всего».
Поверить в то, что автор записки – если таковым в действительности он и являлся – устал от всего, Ясновой лично не удавалось, хотя бы только по одному, что она увидела у него в холодильнике. А в нём одной колбасы-копчёнки оказалось четыре наименования, не говоря уж о баночках и с красной, и с чёрной икрой, да с крабами и консервированными ананасами в придачу.
Но пока самое главное, из-за чего Елена Владимировна не верила в версию о самоубийстве, заключалось в том, что имелся фактик пропажи видеокамеры и полное отсутствие чьих-либо отпечатков пальцев, в том числе и самого хозяина, не только на выключателях, дверных ручках и водопроводных кранах, но и на пишущей машинке.
Ещё следовательшу заинтересовала специфика подобранной здесь на полках литературы. Вероятнее всего Габулаев имел самое непосредственное и вполне серьёзное причастие к медицине. И несколько позже Елена немало узнает о профессиональной деятельности владельца книг. В своё время не один инакомыслящий с его лёгкой руки стал постоянным клиентом сугубо специализированной больницы. Ну естественно, что об этом Эдуарда Перфильевича просили солидные люди, а он как человек деликатный и мягкий, по свидетельствам очевидцев, стеснялся им отказать.
В самом же доме, где проживал покойный, Яснова переговорила с добрым десятком соседей и имела теперь представление о его образе жизни.
А образ жизни вёл Габулаев довольно замкнутый; хотя кое-кому всё же доводилось приметить, как от него выходила то одна, то другая привлекательная особа, а вот мужчин не помнил никто. Ещё Эдуард Перфильевич имел свою «Волгу» ГАЗ-2410 с кирпичным гаражом во дворе, но, по свидетельству всё тех же соседей по дому, машиной пользовался крайне редко.
… Постановление о возбуждении уголовного дела по факту смерти Габулаева Э.П. старший следователь Яснова вынесла сразу же, лишь только ознакомилась с машинописным текстом медэкспертизы. То, что непосредственной причиной гибели явилась асфиксия, в этом заключении подтверждалось; зато в нём же было зафиксировано и нечто другое, а в частности то, что у потерпевшего обнаружено лёгкое повреждение мягких тканей шеи, которое привело к небольшому кровоизлиянию; но на основании изложенного вывод экспертом давался неоднозначный. Конкретно же в нём говорилось, что данное повреждение получено незадолго до наступления смерти жертвы и само по себе к летальному исходу привести не могло, а лишь могло повлечь за собой временную утрату сознания.