– Утро доброе, не помешаю?
Он поднял на меня взгляд, добродушно хмыкнул, кивнул головой на место рядом с собой.
– Отчего же, прошу к нашему шалашу.
Поставив стул со стороны кучки разноцветных квадратиков, сел, протянув ему руку.
– Михаил.
– Борис, – ответил мой новый знакомый, возвращаясь к поиску нужного кусочка картинки. – Вы же новенький? Я вас вчера заметил, осваиваетесь?
– Ну, типа того. Непривычное всё-таки место.
– А мне нравится, – он хохотнул, – кормят неплохо, тихо, спокойно.
– А вы…
– Алкоголик, – закончил за меня Борис. – Доча, сучка, всё ждала, пока подохну, чтоб квартиру захапать, а я никак. Пил да пил, в своё удовольствие. Здоровье-то у меня лошадиное, полжизни на домне отпахал, пока жена не померла. Потому и запил, а остановиться уже не смог. О, вот ты где, гадёныш.
Он взял цветной фрагмент из разбросанной кучи и положил на нужное место.
– Радикальный метод, чтобы остановить запой…
Я нашёл следующий и подал ему.
– Да если б я сам! Говорю же, доча, сучка, сбагрила сюда, почитай почти месяц как. Даже не навестила ни разу, хату уже поди на себя переписала.
– Дети – цветы жизни на могиле родителей.
– Эт точно, – снова рассмеялся он. – А вы тут какими судьбами?
– Хожу по ночам.
– Как так? – от удивления Борис оторвался даже от поиска очередного кусочка картинки и посмотрел на меня.
– Ну вот так, заснуть могу в кровати, а проснуться на кухне или в коридоре. Или вообще на улице.
– Слышал про такое, но думал, выдумки, честно говоря. Бывает же.
– Ага, меня поэтому сам главврач взял, говорит, интересный случай.
– Это Аркадий Степаныч штоль? Хороший мужик, тоже со мной возится. Даже вон, – он кивнул на коробку с пазлом, – картинки приносит иногда новые.
Ну просто врач года, куда ни глянь.
– Мне только таблетки прописал пока, сегодня должны были что-то делать, но ему уехать пришлось из-за того, что с уборщицей случилось.
– Вы про Михалну? Да-а-а, жаль, смешная бабулька была. Всё ругалась на меня, что по помытому хожу.
Борис сокрушённо покачал головой.
– Вот ведь судьба – помереть на работе, не позавидуешь. Я как представил, что в цеху у себя отъехал… мужики бы не поняли.
– А вы ночью ничего не слышали? Может, она помощь звала?
– Да какой там! Я сплю как убитый.
Я специально зевнул, прикрыв рот рукой.
– Я вот тоже вроде спал мёртвым сном, только всё равно не выспался. Разбитый весь какой-то проснулся.
Эффект зевка сработал, как всегда. Борис повторил за мной, да так сильно, что глаза немного заслезились.
– Такая же ерунда! Последнее время как ни проснусь, так словно лётку всю ночь пробивал на смене, аж вставать неохота. Но Степаныч говорит, это… как же его… реакция организма на абстинентный синдром! Скоро пройдёт, короче.
Ну да, добрый доктор врать не будет. Почему-то я подозреваю, как именно это пройдёт.
– А это у вас что?
Я показал на забинтованное запястье.
– Да хрен его знает, аллергия какая-то, на таблетки.
Он снова мощно зевнул и отодвинул от себя собранную наполовину картинку.
– Пойду вздремну до обеда, глядишь, зевать перестану.
Борис встал.
– Ну а вам, Михаил, добро пожаловать, как говорится.
Хорошая беседа получилась, содержательная. Пока выходило, что «донорами» становились люди с достаточно крепким здоровьем. Или, судя по другим отчётам, которые я изучал ещё в Москве, одинокие алкоголики. Оранжевая дрянь высасывала энергию из них по ночам, заставляя страдать по утрам от упадка сил. И если даже я, у которого этой энергии хватало и на день, и на ночь, почувствовал себя не очень, то что же происходило с обычными людьми? Как сказал Борис? «Будто лётку всю ночь на смене пробивал». Хорошее сравнение, а учитывая, что он ушёл подремать в одиннадцать утра, вполне правдивое. И ещё более очевидно, что конец у всех доноров один – урна с инициалами. Я огляделся по сторонам в поисках нового собеседника, но тут в голову закралась шальная мысль. А что, если мне тоже сейчас прилечь, «подремать»?
Ещё раз широко зевнул, забрал с дивана книжку и побрёл в свою палату. Хорошо, что у меня нет соседей, не приспичит кому-нибудь меня разбудить. Конечно, оставался небольшой риск, что зайдёт медсестра, но на то он и небольшой, чтобы можно было его игнорировать. Я растянулся на кровати, прикрыл лицо раскрытой книжкой и начал медитировать, погружаясь в лёгкую дрёму. Несколько минут спустя я уже стоял возле себя. Светиться стена вроде бы не собиралась, так что можно было со спокойной душой отправляться на разведку. Выйдя в коридор, я дошёл до дежурного поста, заглянул внутрь и вздрогнул от неожиданности. Там сидела медсестра, которая этим утром плакала у меня в палате, но с ней всё было в порядке. А вот её соседка… Узкие щёлки глаз почти терялись между массивным покатым лбом и жирными, одутловатыми щеками, которые плавно переходили в плечи, скрываясь под больничным халатом. На месте носа зиял провал, а под ним растянулся широкий, полный острых зубов, рот. Нина Михайловна была пострашнее, но и этой я бы не дал приз зрительских симпатий. Она взяла листок с назначениями, положила на поднос, где уже стояли несколько стаканчиков с таблетками. Сказала что-то подруге и пошла разносить лекарства. Я проводил жабу взглядом, пока та не прошла мимо моей палаты и снова посмотрел на медсестру. Та, как ни в чём не бывало, заполняла что-то в больничном журнале. Очередное открытие меня порадовало – я могу видеть этих тварей в состоянии перехода. Уже хорошо и значительно облегчало мне задачу в определении свой-чужой. В следующий раз только не забыть бы бейджик с именем прочитать. Ладно, идём дальше. Я спустился вниз по лестнице на второй этаж. Пошёл по коридору, заглядывая во все закрытые двери. И оборудование больницы поразило меня ещё больше. Я, конечно, не самый большой специалист в оснащении психиатрических пансионатов, но, по-моему, капсулы сенсорной депривации и отдельная «лаборатория сна» – уже перебор. Однако для меня это оказалось удачей. Потому что как раз из лаборатории я мог, в теории, добраться до цокольного этажа. Отличная новость. Уж лучше напроситься как-нибудь сюда, чем изображать буйство.
Дойдя до кабинета с табличкой «Главврач», я остановился у двери, борясь с искушением зайти внутрь. Скорее всего он уехал в город, заниматься делами покойной, как и говорил. Почему бы и нет, как минимум ознакомлюсь подробнее с обстановкой кабинета перед ночным визитом. Я подошёл ближе и услышал из-за двери приглушённый голос Аркадия Степановича. Голос был один, но явно с кем-то разговаривал, причём на повышенных тонах.
Знаете, чем удобнее всего заниматься в моём состоянии? И я сейчас не про визиты в женские бани. В профессии частного детектива такие переходы были моим основным козырем, а прослушка – почти рутиной. Конечно, инстинкты ищейки взяли своё, и я по пояс окунулся в запертую дверь. Он сидел спиной ко мне, повернувшись в массивном кожаном кресле к окну позади стола.
– Вообще-то, я думал, ты заедешь, попрощаешься, она всегда хорошо о тебе отзывалась. Да, я хочу устроить обряд прощания. Ты знаешь прекрасно, что она для меня значила. Да, уверен! Я абсолютно в этом уверен! Как и в том....
Тут он внезапно замолчал.
– Подожди секунду.
Аркадий Степанович развернулся на кресле в мою сторону и…
Блядь, я бы обосрался от страха, если бы только смог. Серьёзно.
Треугольный рот в виде широкой трапеции делил плоское, щербатое лицо с рыжими оспинами почти пополам. Тяжёлые брыли щёк свисали по бокам синеватыми мешками. И десяток разномастных глаз, хаотично раскиданных по всей морде, моргнули, уставившись прямо на меня.
6
– Кто здесь?
Вся комната подёрнулась оранжевой дымкой. Я замер, пытаясь понять, насколько хорошо он меня может вычислить. Рискованно? Да. Но необходимо, чтобы понимать уровень опасности в дальнейшем. Его взгляд (или взгляды) сместился чуть левее, затем в другую сторону.
– Я перезвоню, – отрывисто бросил врач, выключая телефон.
Он какое-то время посидел, оглядывая кабинет, затем встал и пошёл в мою сторону. Я вынырнул обратно в коридор, зашагал обратно к лестнице, всё время оглядываясь на дверь главврача. Тот вышел почти сразу за мной, запер дверь, немного постоял, осмотрелся и снова пошёл ко мне!
Да сука, как ты это делаешь?!
Я взлетел на один пролёт вверх, остановился, дожидаясь своего преследователя. Он вышел на лестничную площадку, бросил взгляд в мою сторону, затем передёрнул плечами, будто от озноба, и начал спускаться вниз. Фух.
Мои ещё теплившиеся надежды, что я смогу достаточно легко разрулить это дело, накрылись ценным пушным зверьком. Пока радовало только одно, что не у всех тварей была такая чуйка. Медсестра даже глазом не моргнула, проходя мимо меня. Да и уборщица скорее подловила, чем что-то унюхала. Ещё интересный момент: медсестра была ещё вполне человеком, бабка, в принципе, тоже, хотя и пострашней. А вот главврач… В нём от обычной внешности остался только один халат. Что это могло значить, пока неясно. Кто они такие? Может быть, вообще не люди? Почему я вижу их настоящий облик только в состоянии перехода? И кто так финансирует заштатную психушку? И зачем?
Папка «Хер его знает» увеличивалась в геометрической прогрессии.
Погружённый в такие раздумья, я вернулся сначала в палату, потом в себя и ещё с полчаса не подавал признаков жизни, прикидывая, что и как делать дальше. На первом месте по-прежнему оставался кабинет глазастого Аркадия Степановича. Естественно, он вряд ли держал там головы невинно убиенных, но вся первичная документация должна быть. Возможно, удастся прояснить вопрос финансирования всей шарашки. Дальше подвал – моя интуиция ревела раненым лосем, что внизу я найду ответы на часть основных вопросов. Но тут всё ещё была проблема. Даже если я попаду на второй этаж, в «лабораторию сна», далеко уйти не получится, так, первая разведка. А значит, надо попасть на первый этаж или на улицу. Как?
Я скинул книжку с лица, потянулся на всякий случай (поскольку теперь я был более чем уверен в присутствии камер в палатах) и выглянул в зарешечённое окно. Там вовсю развлекался январь, занося округу крупными хлопьями снега. Из того, что я успел узнать о быте психбольниц, в них не гнушались использовать спокойных пациентов для повседневных нужд. Уборка помещений, помощь в столовых и в том числе чистка прилегающей территории. Не исключаю, что местного финансирования хватало на дворников (нет, ну камеры сенсорной депривации, ну подумать только!), однако этот вопрос стоило изучить плотнее.
Я услышал стук в дверь и обернулся.
– На обед пойдёшь? – Борис выглядел явно посвежевшим.
И почему-то мне понравился его мгновенный переход на ты.
– Уже? Идём, конечно. Выспался?
Мы вышли в коридор и направились в столовую.
– Ага, хоть человеком себя ощущаю.
– Слушай, Борь, мне бы курс молодого бойца кто провёл по местным распорядкам. У врача забыл спросить, а медсёстры молчат, санитары тоже. Самому подходить спрашивать, ну фиг знает, не хочу. Ты тут давно вроде, знаешь уже поди всё.
– Да знать-то особо нечего, живи себе и живи, – он хохотнул. – Один бок почесали, на другой перевернись, если повезёт, ещё раз почешут.
– Ну я серьёзно.
– Так и я серьёзно, поясни конкретней, чего тебе надо.
– Ну, смотри. У коллеги по работе сестра лежала с нервным срывом, в Москве, правда. Так он ездил к ней через день, рассказывал, что у них там распорядок дня свой. Они убираются по очереди, есть старшие в палатах, время на помыться-умыться с утра, подъём ровно в семь…
Взяв по подносу, мы присели за ближайший свободный стол. Бульон, гуляш с пюре и компот. Неплохо. Салатик бы ещё.
– Вот кстати, – продолжил я, – в столовых тоже дежурства были. А тут я чёт пока не наблюдаю ничего похожего.
– Не знаю, – ответил Борис, прихлёбывая суп пластиковой ложкой, – я не спец в дурках, сам понимаешь, сравнивать не с чем. Подъём тут в восемь, но силком тебя никто будить не будет. Двери откроют да свет включат, и всех делов. Завтрак в девять, вот если к нему не встанешь, то от санитара может тычок прилететь, это есть. Туалет с душевыми общие, хошь мойся, хошь умывайся. Сам не можешь – опять-таки, санитары помогут. Что ещё? Дежурств не видел никаких, Нина Михална со всем справлялась, не знаю, как сейчас будет, наверное, возьмут кого-то. По столовке тоже не напрягают особо, хотя погоди. В том месяце у кого-то из персонала день рождения справляли, так из наших забирали троих вроде в помощь. Там чёт салатов нарезать, столы накрыть, в таком духе. Кстати, мужики довольные вернулись, наелись от пуза, сигаретами разжились.
Он отставил в сторону плошку от супа и принялся за пюре с мясом.
– Пару раз, когда снегу намело, нас на улицу гоняли расчищать, хорошие были дни, солнечные, хоть кости размял. А так… – Борис задумался, – вроде бы и всё. Я ж говорю, особо не трогают.
– А посещения? Передачи?
– Ну ты нашёл у кого спрашивать! На больное давишь?
– Блин, не подумал, извини.
– Да я шучу! Срать мне на эту дуру, нехай подавится квартирой моей. Посещения тут только по выходным, и то – по записи. Если надо что-то срочно передать, то через персонал. Степаныч говорит, что родственники своим визитом могут напомнить пациенту о пережитом стрессе, поэтому только так.
В целом картина была ясна. Пансионат действительно больше походил на санаторий, нежели на строгую больницу. Это даже к лучшему. Отсутствие чёткого распорядка позволит мне относительно свободно совершать свои вылазки. Закончив с обедом, мы отнесли подносы на стойку с грязной посудой и вернулись обратно в общий зал.
– Борь, а как тут с прогулками?
– На улице?
– Ну да.
– Вот так, чтоб прям всех вывели – при мне ни разу не было. Но если кому вдруг приспичит, то с разрешения врача можно. И в сопровождении. Хотя это может из-за зимы так, где тут гулять-то? Всё в снегу, три шага, от сугроба до сугроба.
– Логично, но я бы сходил как-нибудь, воздухом подышать всегда полезно.
– Я думаю, Степаныч без проблем отпустит, нормальный мужик. В карты будешь?
– А тут можно?
– Если не с суицидниками, то можно, – он усмехнулся, – их проигрышем огорчать нежелательно. Ща погоди, соседи с обеда придут, в дурака сгоняем.
Вскоре к нам присоединились ещё двое молодых ребят, Сергей и Артём. По словам Бориса, одного сюда засунули родители, а второй попал после мощной панической атаки прямо в офисе. И у Сергея тоже была перемотана рука, только чуть выше, в районе бицепса.
– А у меня завтра выписка! – радостно сообщил тот, как только они сели за стол. – Родители приедут забирать.
Вот нахрена он это сказал? Сломал мне такую стройную теорию о здоровяках смертниках. Хотя он и на Геракла был не похож. Длинный, тощий, одно слово – дрищ.
– Так это надо отметить! Сейчас, погоди, – Борис начал вертеть головой. – Ваську, санитара, найдём, попросим в магазин сбегать.
– Да иди ты, дядь Борь, завидуй молча!
– От ты ж посмотри на него, – ткнул меня в бок Борис, – ещё от сиськи мамкиной не оторвался, а уже дерзит!
Но было видно, что краснолицый здоровяк шутит, и на самом деле рад за своего коллегу по несчастью. Он раскинул первую сдачу, выложив козырь.
– Как думаешь, Тём, удержится наш, на воле-то?
– Да ещё бы, иначе мамка заругает!
– Вот они – друзья!
– Если ты нашёл в психушке друзей, то у меня для тебя плохие новости!
Дружный смех заставил санитара нахмуриться и укоризненно покачать головой.
– На самом деле, – продолжил Сергей уже вполголоса, – боюсь, как бы проблем с работой не было. Я же на учёте теперь стою.
– А ты чем думал, когда в себя эту дрянь пихал?
Борис показал козырную шестёрку и зашёл под меня сразу с двух десяток.
– Жопой, чем ещё я мог думать? Знал бы, что так всё обернётся, сам себе руки переломал! Я теперь даже про сигареты когда вспоминаю – тошнить начинает.
Вот это интересно. Говорят, раскаявшихся наркоманов не бывает?
Очень искренне врёт в таком случае.
– А тебя тоже Аркадий Степанович лечит?
Он кивнул, отбивая мои семёрки.
– Степаныч, да. Два месяца уже почти.
– Ого! – я присвистнул, не скрывая удивления. – Что же он тут с тобой делает?
– Так мне почти две недели ломки снимали, потом только терапию начали. В основном гипноз, и витамины колют.
Он так охотно об этом рассказывает, даже удивительно. Это старички горазды болтать без умолку о таблетках и болячках, а молодёжь старается не афишировать. Сергей же словно говорил о каком-то другом человеке, слишком легко и беззаботно.
– И что гипноз? Помогло?
– Ну как видишь, – пожал он плечами. – Правда, тяжко после него каждый раз. Еле ноги передвигаю и сплю потом весь день.
Я посмотрел на Бориса, вспоминая его сравнение со сменой на заводе. Похоже, что главврач не только калечит, но всё-таки местами и лечит. Но зачем? Какой ему толк от малолетнего наркомана? Опять стена вопросов.