Главный день. Маккензи повернул ручку и вошел в кабинет.
Натан Хоув поднял взгляд, оторвавшись от клавиатуры ноутбука. Его седые волосы были аккуратно уложены лаком, а лицо нагладко выбритым и серьезным. Он кивнул и прикрыл ноутбук.
– Пол! Доброе утро. Пожалуйста, присаживайся.
– Доброе.
Маккензи устало опустился в кресло. Подагра снова обострилась, и суставы ног ныли с самой ночи.
– Готовился к этой встрече? – спросил Натан Хоув, озорно блеснув глазами.
Маккензи пожал плечами:
– Думал, моя работа заключается в бумажках…
Натан закинул ногу на ногу, слегка отъехав в кресле назад.
– Мне посоветовали тебя, как хорошего копа, который умеет находить. И умеет убеждать. Добиваться поставленных целей.
– Лестно слышать.
– Выпьешь?
– Только воды.
Хоув удивленно поднял бровь.
– Ты не пьешь?
– Бросил. С лишним весом это дурная привычка.
Будучи копом Маккензи изрядно напивался в барах поле смены. Жена заставила его бросить – и службу в полиции и выпивку. «Детей у нас нет, – сказала она тогда, – поэтому мы должны беречь себя друг для друга». Ее звали Нора. Пятнадцать лет назад, когда они с Маккензи решили, что готовы, у нее диагностировали бесплодие.
– Дурная, все верно, – кивнул Хоув. – Тогда воды.
Он поднялся из-за стола и подошел к стеллажу у стены. Подтянутый для своих лет, в темных брюках и синей рубашке с галстуком, он открыл дверцы и Маккензи увидел несколько бутылок виски на стеклянных полках.
– У меня тут мини-бар, – улыбнулся Натан Хоув, доставая пластиковую бутылку негазированной воды. – Вот, держи.
Он бросил ее Маккензи, и тот неловко поймал ее вспотевшими руками.
– Спасибо.
– Скажи, ты бывал в резервации? – задал вопрос Хоув.
– Приходилось, – Маккензи отвинтил крышку и хлебнул теплой воды, безвкусной, как бумага. Ему казалось о том, что он бывал в резервации, знала вся Европа.
– Как далеко? – Натан Хоув потянулся было к бутылке с виски, но потом запер мини-бар и вернулся к себе за стол.
– Песчаный квартал, – растерянно ответил Маккензи.
– Угу, угу… песчаный контролируется миротворцами. Но и их там почти не осталось… Вот, гляди, – Натан Хоув достал из ящика стола папку с бумагами и бросил ее на столешницу. – Какая у нас красотка.
Маккензи отставил бутылку с водой и раскрыл папку. Там лежало досье с фотографией юной темноволосой девушки. Аня Климко – прочитал он и поглядел на начальника отдела по борьбе с терроризмом.
– И кто она такая? Эта Аня Климко?
– О, так ее звали там, за стеной. Аня Климко. В Голдтауне она была известна, как Индира Пател. Сообщники помогли ей получить документы. Все они сейчас задержаны, включая начальника миграционной службы по фамилии Лавлин. Целая ячейка террористов. Можешь себе представить? У нас под носом…
– Они что-то готовили? – Маккензи осторожно взглянул на Хоува. – Только не говорите, что этот взрыв…
Натан Хоув кивнул, пристально глядя на Маккензи:
– Готовили. И смогли осуществить. Их целью был парламент.
– Но бомба взорвалась не в парламенте…
– Нет. Сам парламент просто здание, хоть и является одним из символов демократии в Объединенной Европе. Но целью террористов были люди, заседавшие в нем. Парламентарии, которые должны были, в большинстве своем, собраться на похоронах почившего Льва Кёнига. Бомбу просто не довезли. И она рванула посреди толпы простых горожан.
– История… – Маккензи развел руками. – Разве такие не для вашего отдела?
– История для тебя, Маккензи, – Хоув наставил на собеседника палец. – И для твоего послужного списка. Найдешь девчонку живой или мертвой и твои дела пойдут в гору. Здесь, в совете безопасности. Мало кому выпадает такой шанс. У тебя есть все для этого.
– Эта девчонка, – Маккензи посмотрел на фотографию в досье. – Она сумела сбежать? Обратно в гетто? Как такое возможно?
– Все виновные в этом уже арестованы. Их ждет трибунал и пожизненное лишение свободы за измену родине. Но люди жаждут крови. Они требуют наказать всех виновных. И парламент потребовал от совета безопасности вернуть эту девчонку – живой или мертвой. И мне рекомендовали тебя. Ты возглавишь группу моих самых опытных сотрудников и поедешь с ними в резервацию. Это твое дело, Маккензи. Теперь только твое.
***
Солнце угасало и день плавно перетекал в сумерки. Здесь, в пустыне, сумерки были другими – темными и холодными, как крепкий, остывший кофе. В такой темноте особенно сильно ощущалось одиночество. Когда нет ни огней, ни фар машин, ни гомона людских голосов. В такую ночь, словно бы летишь сквозь бездну космических пространств. И знаешь, что спасения не будет.
На контрольно-пропускном пункте движение велось в шесть полос, по три – на въезд и на выезд. Повсюду светили прожектора, и в свете их, подобно титанам, высились солдаты с нашивками Альянса и с оружием наперевес. Единственные артерии – шесть асфальтовых дорог – связывающие Европу и резервацию, были туго перетянуты полосатыми шлагбаумами.
Мирра пристроилась в левый ряд и поглядела на Аню. Веснушчатое лицо без косметики, вздернутый нос, черные волосы, убранные в конский хвост. Такая хрупкая…
«Совсем ребенок – подумалось Мирре. – А внутри – сильная и упорная женщина, свитая из стальных жгутов. Ей хотелось бы смеяться и бегать на заднем дворе с моими ребятишками. Но то, что случилось с ней в резервации, состарило ее. Поселилось в ней, будто паразит. Она больше не будет ребенком. Никогда. То, что поселилось в ней, теперь стало ею»
– Сколько тебе лет? – спросила она у Ани.
– Шестнадцать, – ответила та, разглядывая расхаживающих с автоматами солдат. – Эти… они нас пропустят?
– Пропустят. Мия Лавлин обещала позаботиться об этом. К тому же, на въезде не досматривают так, как на выезде.
– Ну, я же террористка, – усмехнулась Аня.
– Только не говори об этом на посту, хорошо?
Аня устало улыбнулась. Ей хотелось спать. Она так и не выспалась за эти дни. Хваталась за сон в любое время, как голодная, жадная нищенка. И все равно, так и не успела выспаться.
– Можно тебя спросить, Индира?
– Я Аня.
– Аня, – усмехнулась Мирра. – Да, точно. Так можно тебя спросить, Аня?
– Наверное, – пожала девушка плечами в ответ.
– Это будет трудный вопрос для тебя. Но для меня твой ответ будет еще труднее. Ты думаешь, Гай еще жив?
Аня вспомнила, как он кашлял кровью. Как кожа на его руках облазила и пузырилась от химических ожогов. Ей хотелось верить, что он жив, и будь она девчонкой из Голдтауна, она бы с радостью закивала в ответ. Но ведь она не была девчонкой из Золотого города. И никогда ей уже не станет. Поэтому она коротко мотнула головой в ответ. Сдерживая дурацкие слезы.
Мирра зло стиснула зубы.
– Ты… – сказала она, но не нашла слов.
– Была химическая атака… – попыталась оправдаться Аня.
– Ты не понимаешь! – оборвала ее Мирра, – я до сих пор чувствую его! Чувствую, что они жив! Может, я дура, что оставила детей и поехала искать их отца в самую ебучую часть этого мира! Но я не могу так больше!
Аня посмотрела на Мирру, ожидая увидеть слезы, но темные глаза индуски были сухими. В них горела только адская злость.
– Я так больше не могу, – повторила Мирра.
– Нужно ехать, – кивнула Аня на дорогу. – Наша очередь.
Как только они подъехали к пропускному пункту, к ним сразу же подошли люди в камуфляжах и женщины приспустили стекла.
– Документы, – попросил военный – его лица почти не было видно за длинным козырьком военной кепки – и протянул руку.
– Да, да, сейчас, – Мирра открыла бардачок и вынула паспорта. – Вот, держите.
– Пател, Мирра, – камуфляж посветил в лицо Мирре. – Это вы, так точно?
– Да, все верно.
– Пател, Индира, – военный нагнулся и посветил фонариком Ане в лицо. Она зажмурилась и прикрылась рукой. – Пожалуйста, мисс, не закрывайте лицо. Пател, Индира – это вы?
– Да, это я, – ответила Аня, опустив руки к коленям.
– Вы не похожи на родственников.
– Она приемная, паспорт… он недавний, – заикаясь, сказала Мирра. – Мы поменяли ей имя и фамилию, так уж положено в индуистских традициях…
– Да? Довольно интересные у вас традиции, – монотонно ответил военный. Он распрямился и открыл дверцу со стороны Мирры. – Выйдете-ка из машины, пожалуйста, обе.
– Что? Зачем это? – Мирра попыталась закрыть дверцу, но камуфляж держал ее крепко.
– Не нужно спорить, миссис Пател. Выйдете и положите руки на капот, – он снял рацию с портупеи и прижал к губам. Нажал кнопку. – Красный Фиат, номер Джи Ти семь ноль пять, владелец Мирра Пател. Нужна информация. Повторяю – нужна информация о возможной причастности к террористическому акту…
– О, нет… – прошептала Аня, выходя из машины. Она оперлась руками о холодный капот. – Только не это…
***
Монстры. Они преследуют нас целую жизнь. Появившись однажды, они навсегда остаются с нами. Иногда это всего лишь тени, воспоминания, которые ждут ночи, чтобы повылазить из темных углов. Но порой монстры самые настоящие. Порождения тьмы, чьих-то чужих разумов и кошмаров. Когда мы теряем близких, когда они блуждают в темноте, мы продолжаем их звать. Просим их вернуться. Протягиваем к обжигающей пустоте свои дрожащие, исцарапанные руки. И нас слышат. Но не те, кого мы пытаемся отыскать. Твари лезут из этой бездны и становятся нашими личными монстрами.
Когда Мирра встала у капота и опустила руки на его горячую крышку, она увидела своего проводника. Ту тварь, что являлась к ней в последнюю ночь перед отъездом. Жуткое создание с белой вытянутой головой и алой прорезью рта. Оно сидело на заднем сидении ее автомобиля. Глядело черными бусинами глаз. И улыбалось, оголяя красные десна. Оно выжидало. Ждало ее краха, ее поражения.
Что ты за тварь? – подумала Мирра в ужасе. Но, кажется, она знала ответ. Это чудовище вылезло из-за стены, оттуда, где сейчас находился ее муж. Мирра была уверена, что и Гай видел эту тварь, прежде чем пропасть.
А рядом с этой безумной тварью сидела еще одна фигура – громадная тень с горящими глазами. И она тоже смотрела на Мирру.
– Что вам надо?! – закричала Мирра и сильные руки военного скрутили ее запястья, приложив лбом об капот. – Что вы хотите от меня?!
– Миссис Пател, вы оказываете сопротивление, вы понимаете? – поинтересовался военный с издевкой. – Усугубляете свою ситуацию.
– Отвали от меня! – взвизгнула Мирра, пытаясь вырваться. – Пошел на хуй!
– Хорошо, отлично! Это дает мне право… – тяжело дыша, сказал военный, навалившись на Мирру и заломив ей руки за спину, – использовать это…
Она почувствовала на запястьях холодные браслеты наручников. Через секунду они сдавили ей руки, защемив кожу.
– Что вы творите? – крикнула Аня, развернувшись, – отстаньте от нее!
– Положите руки на капот, мисс, – сказал голос из слепящего света. Щурясь, Аня вгляделась в этот свет, но увидела только нацеленное на нее дуло автомата. – Положите руки на капот!
У военного, который заковал Мирру в наручники, зашипела рация.
– Красный Фиат, Джи ти семь ноль пять. Владелица Мирра Пател. Пропустить. Повторяю – пропустить!
Военный сорвал рацию с портупеи и нажал кнопку:
– Повторите!?
– Приказ – пропустить. Приказано пропустить, как слышите?
– Я не понимаю…
– Пропустить. Приказано – пропустить! – повторила рация. И военный, наконец, отпустил кнопку приема, на которую все еще с силой нажимал.
– Не понимаю… – повторил он.
– Лучше вам пропустить, – сказала с капота Мирра Пател.
– Заткнись! – рявкнул военный. – Сука черномазая!
Мирра смеялась. Где-то там, внизу, распластанная на капоте своего красного автомобильчика, скованная наручниками. Она смеялась. И Аню это испугало. Впереди их ждала лишь тьма. И им нужно было постараться сохранить в ней свой рассудок. Но что, если обе они давным-давно были безумны? Две сумасшедшие, совершенно ненормальные «madame», жаждущие встречи с этой тьмой? А что, если не обе, а всего лишь одна? От таких мыслей Аню пробрало до костей, а внутри живота закрутился хула-хуп.
Солдат расстегнул наручники, и Мирра медленно поднялась на руках. Обернулась к пограничнику. К его покрасневшему, перекошенному злобой лицу. Ее разворот, в свете прожекторов, был похож на соблазнительный танец из какого-нибудь сраного мюзикла. Ей только и оставалось, что откинуться на капоте назад и раздвинуть ноги. Но она всего лишь молча посмотрела на военного. А потом вернулась за руль.
Что он пережил? – подумалось Ане. Она коротко посмотрела на солдата, все еще преграждавшего им путь. Он стоял с автоматом наперевес – как будто призрак, как обветшалое пугало на деревянном шестке. – Возможно, он потерял кого-то из близких в том взрыве?
Она села на пассажирское сидение, рядом с Миррой и пристегнула ремень. Надела черные очки, купленные на заправке, у толстого бородатого мудака за кассой.
Мирра надавила на сигнал клаксона, и Аня подпрыгнула от неожиданности.
Солдат тоже вздрогнул, пришел в себя и отошел в сторону. За ним, освещенный фонарями, поднимался вверх полосатый шлагбаум.
– Едем, – сказала Мирра и посмотрела в зеркало заднего вида. Там, позади, никого не было, не могло быть, но Мирра смотрела пристально, так жутко, что Аня обернулась. Задние сидения были пустыми и темными.
Автомобиль мягко покатил по асфальту и вскоре пост КПП остался позади.
Мирра молча вела машину и думала о том, что увозит из привычного мира своих демонов. Там, в надкроватном мире, она вспоминала о них только по ночам, когда ложилась спать, стараясь не свешивать ногу с кровати. А с наступлением утра забывала. Но здесь, на границе миров, в подкроватном мире, все ее чудовища обретали плоть. Становились проводниками. У каждого из людей свои чудовища. Там, в мире света и взрослых дел. Но здесь, в пыльной и темной резервации, чудовища не делились на своих и чужих. Они были общими.
Впереди лежала пустота. Он обволакивала машину со всех сторон, просачивалась внутрь сквозь щели, лилась под ноги. Холодная, вязкая жижа, пожирающая свет. Мир горел где-то там, позади. В зеркалах, отражающих прошлое. Превращался в точки кружащих светляков. И чем дальше Мирра с Аней удалялись от КПП, тем тусклее становился этот свет. И все добрые воспоминания стирались, пропадали, как запахи прелой листвы под выпавшим, запоздалым снегом. Они уступали место кошмарам. Аня чувствовала, как зудело все ее тело от набухших гнойных ран. Как они лопались, выпуская на волю весь смрад, скопившийся под кожей за то время, пока она старалась начать новую жизнь.
“Жизнь – это кольцо, сука. Ты снова вернешься ко мне. Даже после смерти”
Эти слова никогда не принадлежали похотливому индейцу. Через него, через его поганый рот, с Аней разговорила сама Резервация.
Мы не вернемся, – подумалось ей, и она зажала холодные руки между колен. – Мы никогда не вернемся обратно.
– Мия сдержала слово, – сказала Мирра холодно. Будто провела ножом. Но внутри у нее бушевал огонь. Она подумала, что должна была что-то говорить. Себе самой. Лить воду слов на разгоревшийся в груди пожар. Чтобы убедить себя в нужности принесенных жертв. Голдтаун всегда был чудовищем, скопищем ядовитых гадов, шипящих, голодных мразей, ползавших под маской утопических свобод. Мия Лавлин сдержала слово, но теперь ей самой нужно было бежать. Закрыть все двери и постараться залечь на дно. Но вся штука была в том, что из Европы можно было сбежать только за стену. А значит Мия Лавлин была обречена стать кормом для ползучих гадов. Жертвой уродливым, кровавым богам.
– У нее будут неприятности? – спросила Аня.
– Думаю, все будет хорошо.
Конечно же, не будет. Все это было частью какого-то заговора, по случайности превратившегося в мясорубку. И теперь эта мясорубка перекрутит всех, до кого сможет добраться.
– Ты покажешь дорогу? – спросила Мирра. – Туда, где вы с Гаем виделись последний раз?
Аня кивнула. Для начала им нужно было ехать прямо, не сворачивая. По обезлюженному песчаному кварталу, мертвому многие годы.
Он все еще опасен, – подумала Аня, глядя в окно. Там, за стеклом, она видела раззявленные, искаженные временем, рты и обтянутые высохшей кожей черепа. Тела, с ввалившимися грудными клетками. Песчаный квартал напоминал древнюю погребальную пирамиду, в которой покоились набальзамированные тела царей. Их мумии тлели в тяжелых саркофагах, но стоило только сдвинуть крышку и запустить руку в иссохшую плоть, как тут же в ладонь ударило бы жало скорпиона. В резервации даже то, что было мертво, несло в себе огромную опасность.
– С детьми все хорошо, – помолчав, кивнула Мирра. Казалось бы, она говорила это Ане, но, конечно же, эти слова она адресовала себе. – Они у бабушки, она не даст их в обиду. Никогда.
Она улыбнулась, так и не посмотрев на Аню. А та лишь кивнула в ответ.