Рыцари не стали испытывать судьбу и отступили. Тогда князь задумал хитрость.
Как-то раз, поздним вечером, в дом Никифора постучал незнакомец. Он уверял, что спешит по важному поручению, но его лошадь сломала подкову и не может двигаться дальше. Коваль решил помочь бедолаге и вместе с ним направился в кузню. Однако в одном из переулков его уже поджидали головорезы с дубинами и веревками. Они вылетели из темноты разом со всех сторон, стараясь оглушить Никифора и набросить на него тугие арканы. Кузнец яростно отбивался, опрокидывая противников наземь и проламывая им головы своими пудовыми кулаками. Понимая, что иначе совладать с разбушевавшимся великаном не получится, один из нападавших выхватил арбалет, и два стальных болта угодили в плечо и бедро Никифора. Лишь тогда удалось, наконец, связать ему руки.
Строптивого кузнеца доставили прямо в замок к князю. Раны его оказались не смертельны, однако правитель строго запретил лекарям приближаться к кузнецу до тех пор, пока тот не согласится служить у него. Но Никифор повторял вновь и вновь:
– Не стану я служить тебе.
Разозленный таким упрямством, князь приказал бросить раненого в темницу и держать его там без воды и пищи до тех пор, пока он не образумится.
На следующее утро жители города узнали о случившемся. С возмущением бросились они в замок, повсюду избивая латинских рыцарей. Испугавшись народного гнева, князь хотел было отпустить несговорчивого кузнеца, но один из баронов посоветовал призвать на помощь епископа Афинской диоцезии, который давно был известен своим изрядным рвением в деле насаждения латинских порядков и католической веры. Получив весть о народных волнениях, епископ быстро собрал войска и двинулся на город. Восстание жестоко подавили, многих бросили в тюрьмы, других пытали, третьих, в назидание остальным, живьем сожгли на кострах как еретиков и схизматиков.
Крови пролилось так много, что все быстро позабыли о Никифоре, который по-прежнему томился в подземелье. Позабыл о нем и сам князь, а когда хватился, было уже поздно – кузнец умер от ран.
Бессильный теперь что-либо сделать с непокорным ковалем, князь решил выместить свой гнев на его семье, изъяв в пользу казны их дом и все имущество. Оказавшись на улице, без кормильца и средств к существованию, семья Никифора: жена и двое маленьких детей, поселились у Петра, старого друга погибшего кузнеца.
Его-то и искал сейчас Рангави, желая отблагодарить за кров и пищу, которую он и его семья получали в течение многих лет, пока дети не подросли и не покинули Фивы.
Старая, хорошо знакомая кузница осталась на своем месте. Полуголые, вспотевшие подмастерья сновали туда-сюда с ведрами, наполненными водой. Другие стояли возле мехов, раздувая в горнах угли, остальные трудились около наковален, выбивая искры из раскаленных докрасна железных полос.
Рангави осмотрелся. Возле одного из мехов, нещадно браня своих помощников, стоял широкоплечий кузнец. Его всклокоченная рыжая с проседью борода спускалась на могучую грудь, на голове же, наоборот – не осталось ни единого волоска.
– Как поживаешь, Петр? – громко крикнул Рангави. – Вижу, годы обходят тебя стороной!
Кузнец вздрогнул от неожиданности и недобро уставился на посетителя. Только приглядевшись и узнав в госте своего давнего воспитанника, он, наконец, просветлел.
– А, стервец! Вернулся-таки домой! – воскликнул Петр и, проковыляв через кузню на своих коротких ногах, заключил Рангави в стальные объятия.
– Смотрю, сила в тебе все та же, – улыбнулся воин, не без труда высвобождаясь из железной хватки.
– Да и ты, поди, окреп, – сказал Петр, оглядывая собеседника с головы до ног. – Вон каким богатырем сделался. Эх, видел бы тебя сейчас твой отец.
Лицо кузнеца погрустнело, было видно, что в смерти Никифора он до сих пор винит только себя…
– Не будем о прошлом, – предложил Рангави, оглядывая людную площадь. – Лучше скажи, как тут у вас дела идут?
– Мне не на что жаловаться, – пожал плечами Петр. – Кузница моя процветает как никогда. Вот война началась, и нам работы прибавилось.
– А латиняне не притесняют?
– Куда им! Их самих, не ровен час, отсюда турки погонят. Казна опустела, солдатам платить нечем, с населения пытаются содрать последнее, ну а где сейчас по-другому? Всюду господа простых людей притесняют.
– А что говорят о Константине Палеологе? Я слышал, он справедлив к своим подданным и к тому же беззаветно храбр.
– О его храбрости известно многим, – кивнул кузнец. – Но знаешь, перемены, которые он задумал, не принесут нам добра.
– Но ведь люди недовольны существующим порядком! – возразил ему Рангави, на что Петр лишь усмехнулся.
– Порядок на то и порядок. Он либо есть, либо его нет.
Рангави пристально посмотрел на человека, который столько лет воспитывал его в ненависти к латинянам и царящей вокруг несправедливости.
– Я вижу, что долгие годы спокойствия подточили твою волю и омрачили взор, – горько промолвил воин. – Народ Фив забыл, что такое свобода, забыл, что он единственный господин и хозяин на этой земле. Что эти дома, замки, дворцы и пашни, строили и возделывали их предки! Неужели вы не готовы вернуть себе то, что ваше по праву?
Петр стыдливо опустил глаза.
– Конечно, ты прав, – примирительно сказал он. – Но вспомни, что случилось с твоим отцом! Вспомни, сколько детей остались сиротами, когда их родителей живьем приколачивали к крестам. Почему ты думаешь, что ненависть должна заменить нам разум? Разве мы, в конце концов, не заслужили право на спокойную жизнь!
– Это рабская жизнь, Петр! – воскликнул Рангави. – Когда-то и ты сам это понимал. Когда моего отца бросили в темницу, ты первым кинулся ему на выручку. А что с тобой стало теперь? Руки твои по-прежнему полны сил, но дух ослаб, пропал и огонь в глазах. Я не узнаю тебя!
Кузнец положит свою тяжелую руку на плечо воина.
– Ты правильно сделал, что уехал отсюда, Рангави. Благодаря этому дух твой тверд, как и прежде. Помнишь, как говорил Никифор: «Раб не тот, кто в оковах…»
– «… а кто соглашается быть рабом!» – воин закончил выученную с детства фразу. – Именно поэтому я пришел к тебе. Мне нужна помощь в одном деле.
– Излагай, – кивнул кузнец, радуясь, что этот тяжелый разговор остался позади.
Рангави шепнул ему что-то на ухо. Петр заулыбался, подозвал мальчишку-подмастерья и отдал тому нужные распоряжения.
– Что же ты задумал? – ухмыльнулся кузнец сквозь свою медную бороду.
– Скоро увидишь.
Через несколько часов сотни зевак столпились у небольшого помоста, на котором стоял коренастый воин, облаченный в бригантину из металлических полос. Мужчина молчал, окидывая собравшихся внимательным взором, и его освещенное внутренней силой лицо всем показалось знакомым.
– Эй вы, жители и ремесленники славных Фив! – крикнул воин так, чтобы его голос был хорошо услышан всеми. – Узнаете ли вы меня?
– Как же не узнать? – отозвался какой-то старик из толпы. – Ты – один из сыновей Никифора-кузнеца.
– Правильно говоришь, Василий, – кивнул Рангави, улыбнувшись своему старому знакомцу. – Он самый!
В толпе зашумели – все были рады возвращению земляка.
– А хорошо ли вы помните моего отца и то, какую смерть он принял от латинян? – вновь возвысив голос, обратился к людям Рангави.
– Помним! Хорошо помним! – закричали горожане. – В тот день много наших полегло. Прокопия убили! И Евстафия моего! И Исаака-плотника! И Тимофея!
Народ загудел, давая волю нахлынувшим чувствам, которые копились все эти долгие годы.
– Потому-то я и созвал вас всех сюда, – вновь заговорил Рангави, когда шум немного поутих. – Я знаю, что вы устали от несправедливости и вероломства ваших хозяев. Устали от бесконечных поборов и насилия, которые чинят те, кто выше и сильнее вас. Я знаю это, потому что сам был когда-то унижен и втоптан в грязь!
Люди безмолвно внимали речам воина. Таким простым и понятным, но вместе с тем попадающим точно в цель, разящим как отточенная сталь.
– Но времена изменились! Я перековал оковы на меч, и теперь мне нужны люди дела! Люди, готовые защищать себя, свой дом и свое будущее. Обещаю, что поведу вас дорогой побед и с вашей помощью навсегда очищу эту землю от подлых латинян и их османских хозяев!
Многие встретили слова Рангави восторженным гулом, но некоторые горожане, из тех, кто был постарше, остались стоять молча, хмуро глядя перед собой.
– Знаем мы, чем заканчиваются подобные речи, – говорили они. – Всех нас перевешают или побросают в каменные мешки, откуда никто еще не выходил живым.
Услышав такие разговоры, Рангави резко обернулся:
– Смерть рано или поздно постучится в дверь к каждому из вас, так не лучше ли умереть за правое дело, чем жить в вечном страхе и унижении?
– А зачем нам служить Палеологам? – послышался голос из толпы. – Чем твой господин лучше тех, прежних?
Рангави знал человека, задавшего этот вопрос. Он часто видел его в окружении афинского герцога и сбить себя с толку не позволил.
– Я не предлагаю вам служить императору Константинополя, но прошу послужить на благо всего греческого народа.
Еще раз окинув взглядом собравшихся людей, Рангави крикнул:
– Все, кто желает вступить в мой отряд, выходи сюда!
Некоторое время все оставались на местах, переглядываясь и перешептываясь друг с другом. Наконец, из задних рядов на помост взобрался молодой румяный паренек лет четырнадцати.
– Я пойду с тобой! – радостно заявил он.
– Андрейка, куда тебе воевать? – неожиданно крикнул Петр, узнав в юноше своего подмастерья. – Мал ты еще для этого.
– Оружием всяким владеть я обучен, а то, что опыта нет – так это не страшно, – отмахнулся парень. – Правда ведь?
– Такого молодца как не обучить, – улыбнулся Рангави, хлопая мальчика по плечу. – А ты что скажешь? Петр?
Кузнец махнул рукой.
– Делай как знаешь. Такого хорошего помощника забираешь.
После этого на помост стали подниматься и остальные. Вначале неуверенно, но с каждым разом все смелее один за другим новобранцы выстраивались в ряд позади Рангави. Очень скоро здесь столпилось около трех десятков добровольцев разных возрастов и профессий – все они с нетерпением ждали, что будет дальше.
Рангави посмотрел на своих будущих бойцов и одобрительно кивнул.
– Ступайте ко дворцу герцога, – обратился он к ним. – Скажите, что пришли от меня. Вас пропустят и выдадут все необходимое. Я буду позже.
Мужчины в окружении галдящей толпы направились в сторону замка. А Рангави вновь остался наедине с Петром.
– Не ожидал, что твои слова найдут такой отклик, – почесав бороду, изрек кузнец. – Но за Андрея я тебя не поблагодарю. Славный и толковый парень, мог в будущем прекрасным ковалем стать.
– За него не переживай. Вернется домой настоящим героем.
– А вернется ли? – кузнец устремил свой взор вслед удаляющейся толпе.
Рангави вздохнул.
– Мы идем на войну, и на этом пути смерть будет неотступно следовать за нами, – честно признался он.
– Так я и думал, – понурив голову, произнес Петр.
Мягкий женский голос прозвенел позади, заставив собеседников обернуться.
– Я принесла тебе обед, отец, – голос принадлежал молодой красивой девушке с загорелым лицом, большими, выразительными глазами и волнистыми каштановыми волосами, которые волнами спадали на хрупкие плечи.
Она аккуратно поставила глиняный сосуд и деревянную чашу, накрытую белым полотенцем, на узкий столик, где кузнец обычно демонстрировал свой товар покупателям.
– Спасибо, Анна, – поблагодарил Петр. – Смотри, какой у нас сегодня гость. Помнишь Рангави? Вы ведь росли вместе.
Взгляд девушки упал на стоящего рядом с кузнецом воина. Она с интересом рассматривала его одежду и лицо. Сделав несколько шагов вперед и не решаясь подойти ближе, девушка прошептала:
– Рада, что ты вернулся. Сколько лет прошло с нашей последней встречи? – лицо девушки вдруг зарделось, и она опустила глаза. Рангави смело подошел к ней и, коснувшись подбородка, заглянул в темно-коричневые глаза своей давней знакомой.
– Я помню тебя еще совсем девчонкой, – улыбнулся он, а затем обратился к Петру. – Ты счастливый человек! Твоя дочь выросла настоящей красавицей, впору искать ей жениха.
– Рано еще, – отмахнулся коваль. – Пусть уму-разуму наберется, а там видно будет.
– У такого отца не забалуешь, – рассмеялся Рангави, поворачиваясь к Анне. – Так, наверное, в девках и останешься, если будешь его слушать.
– Я сама замуж не хочу, – гордо вскинув голову, произнесла девушка. – Мне и у отца неплохо живется.
– Придет время – захочешь, – усмехнулся Петр. – А я ужо тебе подходящую кандидатуру подыщу.
Девушка фыркнула и отвернулась.
– Что ж, был рад повидать тебя, Петр, – сказал Рангави, обнимая кузнеца за широкие плечи. – Перед отъездом еще загляну к тебе.
– Уже уезжаешь? – с грустной ноткой в голосе осведомился Петр. – И далеко?
– В Афины.
– Но там же до сих пор заправляют латиняне, – покачал головой кузнец. – Тебя повесят на первом же суку!
– Это сделать непросто, – улыбнулся Рангави. – Многие уже пытались.
Анна все это время не сводила любопытных глаз с отцовского воспитанника. Смело шагнув вперед, она заглянула в лицо Рангави.
– Я слышала рассказы о тебе на улицах, – сказала Анна. – Но не верила, что это правда.
– И правильно делала, – улыбнулся Рангави. – Люди любят создавать героев из песка и пыли.
– Но ты и есть герой! Все восхищаются тобой, и я тоже!.. – девушка вдруг запнулась. – То есть… я хотела сказать, что людям нужны герои, на которых они могли бы равняться.
– Каждый человек хорош в своем деле, – пожал плечами воин. – Возможно, я хорош в своем, но не более того.
Их глаза встретились и тут, впервые в жизни, Рангави почувствовал, как его охватывает жар. Анна была красива, но разве только это могло заставить бравого воина потерять присутствие духа? Нет, он и прежде знал женщин, но все эти мимолетные увлечения были лишь данью природе, древним ритуалом, необходимым для здоровья и поддержания сил, ибо Рангави слишком ценил свою свободу и презирал любую зависимость, которая делает человека слабым. И вот теперь, глядя на Анну, он вдруг отчетливо осознал, что женщины по-прежнему остаются для него непостижимой тайной и что он, подобно прочим мужчинам, абсолютно безоружен перед их чарами.
Неловкое молчание затягивалось, Петр уже стал подозрительно поглядывать на своего друга, когда Анна решилась нарушить тишину.
– Я, пожалуй, пойду отец. Быть может, Рангави проводит меня до дома, а заодно расскажет о своих странствиях. Мне очень интересно было бы его послушать.
– Ну не знаю, дочка, – с сомнением в голосе протянул старый кузнец. – У него есть важное поручение от деспота, не думаю, что вам будет по пути…
– Нет! – неожиданно для себя оборвал кузнеца Рангави. – Мне как раз в ту сторону.
Коваль еще более недоверчиво покосился на воина, потом перевел взгляд на Анну и махнул рукой.
– Что ж, решай сам. – Петр переваливаясь направился в кузницу и оттуда уже крикнул: – Будут нужны мечи, копья или доспехи обращайся. Для тебя отдам все в полцены.
– А я уже надеялся, что для старого друга у тебя все бесплатно! – рассмеялся Рангави и они с Анной направились по каменной дороге, ведущей на окраину города.
– Мой отец говорит, что за все в этой жизни надо платить – скромно улыбнувшись, сказала девушка.
– Это логика торговцев.
– Нет, это логика самой жизни, – возразила Анна. – У всего есть своя цена и, лишь отдавая, мы рассчитываем что-нибудь получить взамен.
– А кто определяет эту цену? – спросил Рангави, наблюдая за реакцией Анны. Девушка не торопилась с ответом и внимательно наблюдала за воином, ожидая, что он пояснит свои слова. Тогда Рангави продолжил:
– На своем пути я слышал и видел достаточно, чтобы понять: в этом мире сильный всегда забирает у слабого, а богатый всегда платит меньше, чем бедняк. Эта несправедливость не имеет ни начала, ни конца, ибо она существовала со дня сотворения мира и установлена властью людей. Однако есть еще и власть Господа, для которого не существует ни чинов, ни сословий, а люди равны и обязаны заплатить одну и ту же цену. Когда придет их срок.
– Ты говоришь о смерти? – спросила Анна так непринужденно, что Рангави показалось, будто на свете не существует вещей, способных смутить эту своенравную особу.
– Я говорю о единственной справедливости в этом мире, – кивнул воин. – Все остальное – лишь иллюзия.
Анна некоторое время размышляла над сказанными словами.
– Так значит, ты философ с мечом? – лукаво взглянув на воина, произнесла она.
– Что ж, пусть так. – Рангави почесал рассеченную старым шрамом бровь. – Ведь меч всегда разит вернее слова. Уж поверь моему опыту.