– Но я все еще жду рассказа о своих странствиях и подвигах, – напомнила Анна. – В городе об этом говорят на каждом углу.
– Я знаю, – улыбнулся Рангави. – Клянусь, наслушавшись этих россказней, я много раз пожалел о том, что прожил такую скучную жизнь, ибо в словах бродячих певцов столько же правды, сколько серебра в монетах, отчеканенных латинским князем.
Девушка залилась звонким смехом, и они направились дальше, живо обсуждая настоящее и с теплотой вспоминая прошлое. Несколько раз пара проходила мимо небольшого домика, в котором жила Анна, но расставаться им не хотелось и лишь когда на город стали опускаться сумерки, девушка поспешила домой.
Рангави чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Он брел по темным улицам города практически не разбирая дороги. Мысли его были далеко – он продолжал думать об Анне. Перед ним вновь сияли ее глаза и улыбка, он вспоминал ее голос, словно наяву слышал звонкий переливчатый смех. Этот образ все не выходил у него из головы, но очарованный этим прекрасным видением, Рангави чуть было не угодил в ловко расставленную ловушку.
Притупленные чувства упустили опасность, и лишь отточенная годами реакция помогла избежать смертельного удара в спину. Вражеский клинок лишь скользнул по доспехам, не причиняя особого вреда. Зато Рангави ударил наверняка. В мгновение ока, выхватив из-за пояса миниатюрный кистень, он со всего размаху засадил его в висок незадачливому убийце. Сраженный металлической гирей, противник упал на землю, он был еще жив, но разбираться с ним времени не было – из темноты выступили четыре фигуры, все были облачены в плащи, под которыми при слабом свете луны блестела сталь доспехов.
Рангави оглянулся на лежащего в беспамятстве врага, убедился, что тот не представляет никакой опасности и спокойно повернулся к своим новым противникам.
– Друзья! – приветственно воскликнул Рангави, машинально отбрасывая кистень в сторону. – Как же так? Что же это вы нарушаете введенный деспотом Константином Палеологом запрет на ношение оружия в городе?
– А ты, пес, даже перед смертью не бросишь служить своему хозяину? – произнес чей-то хриплый голос.
– Пес служит своему хозяину верно и преданно до самого конца, а вот шакалы подобным поведением не отличаются. Они трусливы и любят сбиваться в стаи. – Рангави извлек из ножен парамерион. Холодная сталь клинка блестела в слабом свете полумесяца. – Вот вроде вас.
Убийцы переглянулись и стали медленно наступать. Все одновременно. Рангави же стоял неподвижно, спокойно взирая на приближающихся противников и разминая плечи. Когда расстояние сократилось всего до нескольких шагов, он спросил:
– Вам уже доводилось слышать обо мне?
– Да, – коротко ответил один из убийц с усеянным оспинами лицом.
– И отступать вы, конечно, не намерены?
Кто-то издал ехидный смешок.
– Ну что ж, – Рангави полной грудью втянул ночной воздух и шагнул навстречу врагам. – Начнем.
* * *
– Порядок в Фивах оставляет желать лучшего, – проговорил Николай Склир, упитанный, седовласый вельможа, совсем недавно назначенный новым архонтом города. – Вчера, в одном из переулков, нашли пять трупов. Один из них, с проломленной головой был еще жив, но очень скоро и он скончался, так и не придя в сознание.
– Кто они? – спросил Константин Палеолог, устало откидываясь на спинку трона. Трона, который когда-то принадлежал латинскому герцогу Нерио и который он с радостью променял бы на походное седло.
– Пока сложно сказать… Убитые явно не из местных. Но оружие, которое нашли при них, несомненно, получено из оружейных герцога.
– С этим надо разобраться, – вздохнул Константин Палеолог. – После отстранения Нерио от власти доступ к оружию имеют лишь мои люди.
– Расследование будет проведено в кратчайшие сроки, – кивнул головой Склир.
– Поторопись. Через несколько дней я покидаю Фивы, – деспот провел ладонью по коротко стриженой бороде. – Есть предположения, кто мог расправиться с ними?
– Пока лишь догадки, но, судя по всему, это сделал один-единственный человек…
– Рангави… – задумчиво протянул деспот, – но почему он не доложил об этом происшествии?
Склир хитро усмехнулся.
– Вероятно, не успел. По вашему приказу он собирает отряд для отправки в Афины. Кроме того… уже несколько раз он наведывался в дом одного кузнеца. У того есть прекрасная дочь, и ходят слухи, что…
– Оставь это. – Константин Палеолог отмахнулся от архонта. – Подобные слухи меня не интересуют. Ты знаешь, что надвигаются тяжелые времена. Времена ужаса и скорби. Так пусть люди спешат любить, пока это в их власти, ибо пробьет час, когда лишь светлые воспоминания будут согревать наши сердца.
Глава 3
ФрандзисОсень 1444 годаКонстантинополь
Рано утром государь вызвал меня к себе, и я уж было решил, что причина тому – ночное происшествие в моем доме. Но все оказалось не так.
– Входи, Георгий, – устало проговорил император. Минувшей ночью ему, похоже, также не удалось уснуть. – Я получил печальные новости с Запада.
– Крестоносцы потерпели поражение под Варной. Вы ведь это хотели сказать?
Император удивленно поднял брови.
– Откуда ты знаешь? Я получил эту информацию только что. Один из моих соглядатаев служил у Владислава и первым же делом сообщил мне!
– Видимо, не только ваши люди служат у правителя Венгрии и султана Мурада. Этой ночью ко мне снова наведывался гость.
С этими словами я передал императору полученное письмо. Иоанн с интересом ознакомился с его содержанием и спросил:
– Посланник снова ушел незамеченным?
– На этот раз нет. Мне удалось подстроить ловушку, и он уже был в моих руках, но… – Я откашлялся. – К сожалению, он успел покончить с собой.
Иоанн угрюмо покачал головой.
– Это была наша единственная надежда, – сказал он с легким упреком в голосе.
– Да, но и мертвец может рассказать много интересного.
Императора сделал знак, разрешая продолжить.
– Есть основание полагать, – пояснил я, – что мой ночной гость принадлежит к какому-то тайному религиозному братству. Например, ордену низаритов.
– Низариты? – Иоанн не поверил своим ушам. – Братство фанатиков-убийц. Но их давно не существует!
– Я тоже так думал. Ведь после падения Аламута об ордене ничего не было слышно. «Горные старцы» два столетия не тревожили покой владык этого мира, но, по-видимому, кто-то решил восстановить это братство или создать его некое подобие.
– Предположим, что это так. – Император потер вспотевшие руки, – Но чего они добиваются?
– Об этом можно только догадываться, – ответил я. – До сих пор они помогали нам. Но тогда зачем такая скрытность?
– Разберись с этим, Георгий, – потребовал император. – Я, как всегда, полагаюсь на твои ум и упорство. Однако у нас есть и другие заботы: армия Владислава разбита, а о судьбе самого короля ничего не известно. Крестовый поход провалился и вряд ли у государств Запада достанет сил собрать новое войско. Нужно предупредить моего брата. Теперь Константин остался с султаном один на один и в этой борьбе ему не победить.
– Едва ли он откажется от своих планов, – покачал я головой. – Он одержал слишком много побед, чтобы теперь отступить.
– Он должен сделать это! – Император вскочил с трона. – Иначе его ждет смерть! А вместе с ним Мурад уничтожит и весь Морейский деспотат!
С минуту лицо Иоанна пылало гневом вперемешку со страхом, но затем он снова медленно опустился на трон и закрыл лицо руками.
– Я устал, Георгий, – сказал он. – После смерти Марка не осталось никого, кто подсказал бы, посоветовал, что нужно делать. Все мои начинания идут прахом, и я не в силах изменить печальную участь империи. Ах, если бы отец был сейчас рядом! У него всегда были ответы на любые вопросы.
– Покойный император был мудрым человеком, – согласился я. – И разве мог он ошибаться на ваш счет, если сделал своим соправителем?
Иоанн горько усмехнулся, но я заметил, что мои слова укрепили его дух.
– А знаешь, ведь Мануил любил тебя как сына, Георгий. Когда, во время своей продолжительной болезни он был прикован к кровати, только ты неотступно находился рядом с ним. Мне это никогда не нравилось, но он хотел, чтобы все было именно так… и так было. Перед смертью он сказал мне: «Иоанн, будь внимателен и добр ко всем моим слугам, но особенно я говорю тебе о Франдзисе, который верно и преданно служил мне. Однако его молодость и моя старость не позволяют мне вознаградить его по заслугам и потому я поручаю это тебе… Слушай и доверяй его советам, а когда придет время, сделай то, чего я, к сожалению, сделать уже не успею».
Иоанн подошел к столу, на котором лежал бумажный свиток, скрепленный пурпурной печатью василевса.
– Пришло время исполнить волю покойного. – Император взял в руки документ, торжественно продекламировал: – Отныне ты станешь верховным архонтом Мистры, со всеми прилегающими к ней селениями и территориями.
– Это большая честь, государь, – вымолвил я, слегка обескураженный столь неожиданным назначением.
– Ты вполне заслужил ее, – ответил император. – А теперь отправляйся в Морею и вступай в должность.
Я знал, как непросто далось Иоанну это решение. Он никогда не видел во мне друга, скорее угрозу, которую, если нельзя устранить, то необходимо обезоружить. Именно поэтому все эти годы он мешал моему продвижению, выдвигая на первый план таких беспринципных людей, как Лука Нотарас или Георгий Куртесий. Император не желал замечать ни моих успехов, ни талантов, и лишь обещание, которое Иоанн дал своему отцу перед его кончиной, все еще оберегало мою жизнь. Однако теперь мне показалось, что пелена тщеславия упала с его глаз, и он стал видеть вещи такими, какими они и являлись на самом деле.
Как того требовал придворный церемониал, я опустился на колени перед императором и коснулся губами края его пурпурного одеяния.
– Я исполню ваше повеление, государь.
Мне было жаль оставлять Иоанна в столь подавленном состоянии. Он делал все, чтобы спасти свою страну, но злой рок преследовал его повсюду. И если раньше у императора были мудрые советники, то теперь его окружали лишь толпы придворных лицемеров, которые едва ли могли принести пользу империи.
Покидая Влахернский дворец, я заметил группу молодых людей, более всего напоминавших оборванцев. Завидев меня, они бросились вперед, перекрывая дорогу, а когда я уже хотел позвать стражу, позади раздался неприятно знакомый голос:
– Куда это ты так спешишь?
Обернувшись, я увидел Георгия Куртесия – одного из предводителей религиозных фанатиков, ненавидевших соглашение с римской церковью. После смерти Марка Эфесского его влияние в городе непомерно возросло, и теперь он без страха бранил василевса, не опасаясь даже мечей городской стражи.
– До меня дошли слухи, что крестоносцы потерпели неудачу, – произнес Куртесий, и на его ястребином лице заиграла неприятная улыбка. – Что теперь скажут люди, которым император обещал поддержку из Рима?
– Помощи не будет, – правдиво ответил я. – Но это не значит, что мы должны отказываться от унии. За нее в битве при Варне сложили свои головы более двадцати тысяч христиан.
– И мы почтим их память, – склонил голову Куртесий. – Вот только едва ли двадцать тысяч покойников станут весомым аргументом в пользу западной церкви…
– К чему ты затеял этот разговор? – не выдержав, спросил я. – Позиция императора в отношении унии непреклонна.
– Император слаб. Болезнь поразила его душу, а очень скорое поразит и тело. – Георгий сделал шаг ко мне. – Рано или поздно трон займет один из его братьев. Но кто это будет?
Куртесий развел руками, словно предлагая мне самому назначить будущего императора, однако поняв, что разговаривать на эту тему я не желаю, он сам принялся загибать свои тонкие длинные пальцы.
– Царевич Димитрий – глуп и ненадежен, Феодор – честолюбив и своенравен, Фома – жалкий подхалим, Константин… – Куртесий сделал паузу. – Вот кто, пожалуй, смог бы стать достойным василевсом. Я даже готов приложить для этого определенные усилия… если твой господин окажется сговорчивым.
Слова Георгия удивили меня. Он явно чувствовал свою силу, иначе никогда бы не посмел произносить подобное у стен дворца и ужасной темницы Анемас, куда в прежние времена отправляли и за менее дерзкие слова.
– Кем ты себя возомнил, если полагаешь, что Константин будет слушать твои условия? – резко ответил я.
Георгий улыбнулся и подошел ко мне так близко, что я невольно отступил назад.
– Я – глас народа. Глас всех униженных и оскорбленных, что вопиет о справедливости. И если вовремя его не услышать, можно очень горько пожалеть!
Я оглянулся на оборванцев, обступивших меня со всех сторон. Лихорадочный блеск в их глазах свидетельствовал о том, что они готовы разорвать меня по первому приказанию своего вождя. Только теперь я понял, сколь огромную власть имеет Куртесий над умами и душами простого народа.
Неизвестно чем могла закончиться эта встреча, если бы не вмешательство одного человека.
– Довольно, Георгий! – послышался звучный голос, на мгновение перекрывший шум городской суеты. – Не стоит отвлекать государственных мужей от их мирских занятий!
Все обернулись – на противоположном конце улицы, облаченный в черное монашеское одеяние, стоял архимандрит Филофей, настоятель Храма Святых Апостолов. Невысокого роста, дородный, с румяным и улыбающимся лицом. Он являл собой полную противоположность вечно суровому и ссохшемуся от злобы Георгию. Последний поморщился и бросил на Филофея неприязненный взгляд.
– Мы уже уходим, – ответил Куртесий, делая знак своим последователям. – Но наш разговор не окончен. Поразмысли пока над моими словами, Франдзис.
Бросив это, он двинулся прочь, а его ученики принялись расталкивать толпу, освобождаю дорогу для своего учителя. Филофей проводил их взглядом и подошел ко мне:
– Куртесий пытается походить на Марка Эфесского, но, хотя он столь же искусен в речах, ему не хватает смирения и доброй воли, которыми обладал наш славный митрополит.
Я посмотрел на Филофея и понял, что прискорбно мало знаю об этом человеке. Свою церковную карьеру он делал тихо и незаметно, всегда ограничиваясь лишь строгим исполнением своих обязанностей. По вопросу унии он не примыкал ни к одной из сторон, сохраняя строгий нейтралитет. Это было тем более странно, что во времена политического раскола духовенства, занять высокую должность можно было лишь по протекторату одной из противоборствующих сторон.
– Георгий слишком своенравен и упрям, – ответил я. – Однако к тебе он, похоже, прислушивается. Почему?
Филофей провел рукой по окладистой бороде и взглянул на меня словно снисходительный отец на не слишком разумного ребенка.
– Твоя подозрительность похвальна. Именно благодаря ей, наш император все еще носит свою корону. Но не будь слишком мнителен – в этом городе у тебя гораздо больше друзей, чем ты думаешь.
Улыбнувшись, напоследок, он зашагал прочь и очень быстро растворился в толпе.
Жизнь в городе продолжала идти своим чередом…
* * *
Вернувшись домой, я рассказал жене о своем скором отъезде. Елена, услышав об этом, бросилась в слезы – она вновь носила под сердцем ребенка и надеялась, что хотя бы это обстоятельство задержит меня. Но я не мог нарушить повеление императора. Со скорбью в душе я должен был оставить ее и детей в Константинополе. Уже в который раз.
Однако, после ночного инцидента, который случился под крышей моего дома, я понимал, что мое общество для семьи небезопасно. Кто знает, на что еще способны люди, приславшие в мой дом профессионального убийцу?
Мой верный секретарь Алексей, услышав о назначении меня архонтом Мистры, был чрезвычайно рад, и с радостью согласился отправиться со мной в новое путешествие.
Собрав все необходимое, мы направились в порт, где я с некоторым удивлением наткнулся на Иоанна Далматаса. Наша последняя с ним встреча состоялась здесь же, не далее как две недели назад, и тогда он покидал столицу, чтобы проведать свою тяжелобольную сестру. Мы остановились друг напротив друга посреди непрекращающегося гула оживленной гавани. Несколько секунд я вглядывался в лицо своего друга, стараясь понять, какие вести он привез из своего путешествия, однако Иоанн слишком хорошо умел скрывать свои чувства.
– Как поживает твоя сестра? – наконец спросил я после короткого приветствия. – Надеюсь, ей стало лучше?
В ту же секунду я осознал, что совершил ошибку. Далматас опустил глаза, и все стало ясно без слов.
Я крепко обнял его за плечи и, рассчитывая, что это его приободрит, сказал:
– Мы отправляемся в Морею. Император своей высочайшей волей назначил меня архонтом Мистры. Поедем вместе, ты будешь очень полезен мне.
– Нет, – спокойно ответил Иоанн. – На некоторое время я должен остаться здесь, в Константинополе.
– Понимаю, – кивнул я. – Смерть близких пережить нелегко…