– Что такое, Ава?
В ответ я поднимаю руку, которую – уже сама – измазала красной краской, пока безуспешно пыталась стереть ее со своей задницы. Еще секунда – и я снова оказываюсь в покореженном салоне автомобиля, моя жизнь разрушена, из ран на руках сочится алая кровь. Кап-кап-кап…
– Ой… гм… может, тебе сходить в медпункт? – вырывает меня из прошлого вопрос дяди Тая.
– В медпункт?
– Или у тебя… ну, это… критические дни?
По классу прокатывается хихиканье.
– Это краска! – рявкаю я. – Так что мне нафиг не сдался медпункт!
Ноздри дяди Тая раздуваются.
– Умерь пыл и сбавь тон, Ава!
– Но это сделала она! – возражаю я, указывая на Фрейю, которая не смогла бы выглядеть невиннее, даже если бы у нее выросли крылышки, а вокруг головы воссиял нимб. И теперь я уже полностью сознаю, что на меня пялится весь класс.
– На самом деле…
Обернувшись, я вижу Яру, которая на уроках рисования иногда садится за одну парту со мной. В руках она держит сплющенный тюбик акриловой краски:
– Похоже, это я надавила на него, ну и… – она кивает подбородком на мой стул, – попала туда. Извини.
– Ты?
Яра примирительно пожимает плечами.
– Но…
Я была уверена, что это подстроила Фрейя! Дядя Тай переводит взгляд с меня на Яру, потом обратно на меня и мотает головой:
– Ава, иди приведи себя в порядок.
– Мистер Тёрн, а вы не считаете нужным заставить ее извиниться передо мной?
Мне хватает одного этого предложения, высказанного противным голосом Фрейи, чтобы меня снова захлестнул гнев.
– Ава… – вздыхает дядя Тай.
Я моргаю. Неужели он это серьезно? Извиниться перед Фрейей Миллер?! Безусловно, дядя Тай не может говорить открыто – под стать мне – о таких вещах в школе (он ведь прежде всего учитель). Но он ненавидит Миллеров не меньше меня! Неужели он действительно ждет от меня извинений перед этой избалованной соплячкой? Даже если Фрейя не подначивала Яру облить мой стул краской, она испортила мой эскиз!
– Вот тебе мое извинение, – взвываю я, подняв средний палец.
– Довольно!
Резкий окрик дяди Тая заставляет меня побледнеть. Он никогда не кричал на меня раньше. Тем более на людях.
– Ступай и приведи себя в порядок, а потом отправляйся прямиком в кабинет директора.
– Но…
– Немедленно!
По студии проносится новая волна «у-у-у».
– Тишина в классе! – пресекает ее дядя Тай. – Или вам тоже не терпится пообщаться с директором? Сомневаюсь… И… Матео Медель! Ты же в другом классе. Выйди из класса, или ты присоединишься к Аве в кабинете директора.
К несчастью, Матео присоединяется ко мне в коридоре. Мои попытки прикрыть красное пятно на джинсах рюкзаком успехом не увенчиваются.
– Теперь я понимаю, почему вас иногда называют не только проклятыми, но и кровавыми Тёрнами, – хмыкает Матео.
Ну не нахал? Я отступаю на шаг в сторону, рука сама собой взлетает ввысь, но… Матео уже убегает от меня по коридору. И мне приходится сжать кулаки, чтобы не кинуться за парнем вдогонку и не врезать ему по загривку. Хотя… на самом деле руки чешутся ударить вовсе не Матео. А Фрейю. И это желание не покидает меня всю дорогу до директорского кабинета, на всех оставшихся уроках и до конца наказания после них.
Глава седьмая
Дафна: «Тело официально идентифицировано как Клэр Палмер. Как грустно – они нашли собаку, ждавшую ее на берегу реки в Киннертоне. Похоже, утонула она случайно».
У меня вырывается вздох облегчения. После того как Матео в красках рассказывал об этом в школе, а потом все шептались о Сейди, крошечная частичка меня… не то чтобы поверила, но засомневалась. Глупо.
Теперь я знаю имя утонувшей девушки. И то, что она погибла в нескольких милях отсюда, выгуливая свою бедную маленькую собачку. Все это абсолютно реально. И никак не связано с призраками. Как хорошо, что подруга взяла себе за правило: всегда получать инфу из первых рук – от своего отца.
Возвратившись после школы домой, я застаю там одну Кэролин. Она сидит за кухонным столом с аккуратной стопкой бумажек перед собой и что-то подсчитывает на калькуляторе. Светлые волосы Кэролин, как и всегда, идеально причесаны, и даже в простых джинсах и свитере она выглядит идеально опрятно. Но вид у Кэролин уставший.
– Привет, – говорю я, бросая куртку на спинку кухонного стула. – Чем занимаешься?
– Свожу дебет с кредитом.
После гибели моих родителей Кэролин делает это каждую неделю, изо всех сил стараясь изыскать способ, как не дать нам умереть с голоду. Кэролин работает в аптеке, зарплата у нее небольшая. И даже с учительским окладом дяди Тая им едва удается гасить все счета. Я отдаю им половину своего заработка в минимаркете, но этих денег едва ли хватает даже на то, чтобы покрыть мои траты на кофе.
Еще год назад я и думать не думала о деньгах. Они всегда находились, если мне что-нибудь было нужно. Никаких забот! Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как эгоистично себя вела. Но боже мой! До чего же бывает противно оттого, что все решают деньги, а у тебя их нет. Это гложет тебя изнутри, не дает покоя настолько, что ни о чем другом ты думать не можешь.
Кэролин улыбается. Сегодня вечером она выглядит намного старше своих двадцати трех.
– Я просто удостоверяюсь, что мы на верном пути.
Пытаясь не скривить лицо в гримасе, я достаю из холодильника холодный кофе. И вдруг вижу, что он без кофеина. Кэролин давно грозилась отучить меня от пристрастия к кофеину. Похоже, она не шутила.
– Ты слышала о девушке, всплывшей утром в реке? – спрашиваю я, прежде чем сделать осторожный глоток.
– Да, это ужасно, – бормочет Кэролин.
Похоже, мыслями она все еще в своих счетах. Нет, ошиблась! Кэролин вскидывает на меня глаза:
– Прости, Ава. Ты ее знала?
Я мотаю головой:
– Об этой девушке говорили в местных новостях. Это Клэр Палмер. Она на прошлой неделе упала в реку, и ее унесло течением. Ее тело обнаружил отец Матео Меделя. Вот только с ее глазами все очень странно…
– А что с ее глазами?
– Я слышала, что труп был без глаз.
Кэролин хмурит брови:
– Это действительно странно. Жуть какая-то!..
– А тебе это не напоминает… – Я не договариваю.
Надеюсь, Кэролин поймет, что я имею в виду, и не заставит высказывать глупости.
– Ты… об отце? – спрашивает она.
Я совсем не это подразумевала, и неожиданное напоминание о том, что случилось с папой, действует на меня как удар под дых. Поставив кофе, я хватаюсь за стойку, чтобы не упасть. Проклятие! А я думала, что это стало получаться у меня лучше – держать себя в руках. Или делать вид, будто сохраняешь спокойствие.
– Я… нет… Я имела в виду другое… Тебя это не наводит на мысль о Мертвоглазой Сейди? – с трудом выдавливаю я из себя слова.
С трудом вдыхаю воздух в легкие. С трудом разжимаю пальцы.
– Сейди? – в удивлении моргает Кэролин. – А-а… ну да… Я тоже о ней подумала. И момент странный, правда? Едва мы выселились из усадьбы, как кто-то умирает. Да еще так, что его гибель можно истолковать как работу местного призрака. Словно Сейди рассердилась, что в усадьбе Тёрнов никаких Тёрнов не осталось, – добавляет Кэролин с кислой улыбкой.
– Но с чего бы Сейди из-за этого злиться? Она же не одна из нас?
Мне не доводилось слышать, будто Сейди была родом из Тёрнов. Хотя, признаюсь честно, я интересовалась этим в детстве. На стене дедова кабинета висело в рамочке наше фамильное древо, и я не раз разглядывала его, ища глазами Сейди. Но ее там не было. Более-менее подходящей на ее роль представлялась мне Сара Тёрн, распрощавшаяся с земной жизнью в 1882 году. А дедушка – в иных случаях ходячая энциклопедия – всякий раз, когда речь заходила об усадьбе Тёрнов и ее истории, в ответ на мой вопрос о нашем гипотетическом родстве с Сейди поджимал губы, бросал на меня выразительный взгляд и говорил: «Пойди поиграй». Даже в шесть лет я сознавала – так мне дедушка давал понять: «Не играй мне на нервах!»
– Не знаю… честно, – бормочет Кэролин, но на ее лице появляется то задумчивое выражение, которое говорит мне: она рассматривает такую возможность.
Почувствовав вину, я опускаю глаза на лежащие перед ней квитанции:
– Я отвлекла тебя от сведения дебета с кредитом. Пойду делать уроки.
– Подожди… Чуть было не забыла. Еще до твоего прихода мне позвонил Тай и рассказал о сегодняшнем инциденте в школе. Ты как – в порядке?
Я замираю в дверном проеме, ведущем в гараж:
– Ты о том, что случилось на уроке рисования? А что тебе сказал Тай?
– Он сказал, что другая ученица случайно пролила на тебя краску, ты заругалась на нее, и ему пришлось отправить тебя к директору. – При виде возмущения на моем лице Кэролин кривит свое в гримасе. – Все было не так?
Мой рот открывается, я уже готова вывалить всю правду, но пока слова формируются в голове, я сознаю: моя версия будет звучать не менее пафосно, чем версия дяди Тая. Я позволила Фрейе задеть меня за живое, а потом унизила себя перед всем классом. Вдобавок мне пришлось целый день ходить в позаимствованном свитере, завязанном на талии, чтобы никто не увидел несмываемого красного пятна на моей заднице.
– Дядя Тай мог бы принять мою сторону, – бурчу я; Кэролин вопросительно приподнимает брови, но ничего не говорит. – Ладно, не мог… И все-таки ему не стоило отчитывать меня перед всем классом.
Кэролин кивает:
– Да, думаю, он мог бы разрулить ситуацию по-другому. Но, похоже, вам обоим нужно быть посдержанней и поснисходительней друг к другу. Вам обоим сейчас нелегко. Ведь до годовщины два дня.
Мои пальцы стискивают пластиковый стаканчик так сильно, что я спешу его поставить. Не хватало еще, чтобы и кофе выплеснулся. Хватит мне сегодня пятен на одежде!
– А ты сознаешь, что прошел уже год? – тихо спрашиваю я Кэролин. – Я понимаю, ты воспринимаешь все по-другому. Ты же только переехала в наш дом, когда они погибли. И у тебя не было времени, чтобы как следует узнать маму и папу. Но разве тебе не кажется, что все это случилось вчера?
Протянув руку, Кэролин сжимает мою кисть, на долю секунды напомнив мне маму. Но потом до меня доходит: она просто хочет удержать меня от непроизвольного раздирания шрамов на ладонях.
– А тебе кажется, что все случилось вчера? – еще тише повторяет мой вопрос Кэролин.
И глаза мне обжигают горячие, горькие слезы. С трудом выдохнув через нос, я признаюсь:
– У меня такое чувство, будто кто-то украл мою жизнь и я больше не знаю, кто я.
– Ну конечно же, знаешь, – отстраняется Кэролин и с улыбкой скрещивает на груди руки. – Ты из рода проклятых Тёрнов, разве не так?
* * *
Помню, как я впервые услышала, как наше семейство назвали проклятыми Тёрнами. Это произошло на похоронах дедушки, когда мне было восемь лет. Папа употребил это выражение в панегирике как всем известный факт – почти в шутку. Сидя на скамье в самом первом ряду, я наблюдала, как отец говорил о дедушке в той сюрреалистичной манере, в какой обычно поминают усопших пришедшие на похороны. Он отзывался о нем как о кристально чистом человеке, всегда по-доброму относившемся к людям, помогавшем малообеспеченным общинам, никогда и никому не отравлявшем жизнь… Все реальные подробности папа опускал, представляя дедушку чуть ли не святее Христа. А напоследок добавил: «Как вам всем известно, он был до мозга костей проклятым Тёрном и уже давно бы запустил в меня своими часами за то, что я так долго болтаю».
– Что значит «проклятый Тёрн»? – шепотом поинтересовалась я тогда у мамы.
Она сжала мою руку в свойственной ей успокаивающей, призывающей к молчанию манере, но все же ответила.
– Это значит, что ты уверен в себе, знаешь, чего хочешь, и никому не позволяешь вставать у себя на пути, – сказала мама, а потом добавила, скосив на меня глаза с эффектными стрелками: – И тебе, Ава, следует это помнить.
Быть уверенным в себе, знать, чего хочешь, и никому не позволять вставать у себя на пути… Именно таким был дедушка. И папа. И мама.
Папа снова сел на скамью, а его место за кафедрой занял дядя Тай. Тогда я впервые увидела дядю Тая в костюме. Тот костюм показался мне чудным и слишком большим на его семнадцатилетней фигуре, хоть и был пошит на заказ.
И еще до того как дядя Тай заговорил, я поняла, что он сделает что-то не так. Почему у меня возникло это ощущение, я не знаю. Может, из-за того, как он ослабил узел галстука, душивший его. Или из-за едва заметного изгиба в уголках рта.
– Дед называл меня мечтателем. Сыном, который хотел стать художником. Который не собирался пойти по стопам своего старшего брата и заделаться успешным бизнесменом. И который не слишком походил на проклятого Тёрна. Но он всегда повторял это с улыбкой и никогда не отговаривал меня заниматься искусством. Он не оплатил мне учебу в художественном колледже, но и не запретил там учиться. Так что быть младшим – запасным – сыном не так уж плохо. В тебя не вкладываются, зато и не ждут от тебя многого.
Дядя Тай сделал паузу, словно ожидая, что люди рассмеются, но ответом ему стало лишь неловкое молчание.
– Мой дед и сам был большим мечтателем, разве не так? Я уверен, что многие из присутствующих здесь наслушались от него за последние месяцы разных историй. О том, как сад питается кровью Тёрнов. Или о том, что он видел Мертвоглазую Сейди незадолго до того, как…
– Тай! – перебил папа дядю, его зычный голос без труда преодолел короткий путь до кафедры. – Давай закругляйся.
Дядя Тай натужно улыбнулся папе:
– Конечно, мой старший брат. Как скажешь… – Он снова повернулся лицом к аудитории. – Я любил отца. Очень сильно любил. И теперь с нетерпением жду возможности с ним помириться.
– Тай! – рявкнул папа, но дядя уже отошел от кафедры.
Он не сел рядом с нами опять на скамье. А, сорвав с шеи галстук и швырнув его на блюдо для пожертвований у церковной двери, вышел на улицу.
Когда служба закончилась и я с родителями вернулась в дом, все еще звеневший тишиной, установившейся в его стенах после ухода дедушки, я спросила у них, что имел в виду дядя Тай.
– Почему он сказал, будто дедушка видел Мертвоглазую Сейди?
К тому времени я уже была наслышана о Сейди. Но тогда я впервые услышала о том, что ее видел хорошо знакомый мне человек.
Мамин голос остался тихим и спокойным, но я заметила, как побелели на бокале с вином кончики ее пальцев.
– В роду Тёрнов бытует поверье: каждый из нас перед смертью увидит Мертвоглазую Сейди.
Папа тогда ничего не сказал. Он упорно смотрел в окно гостиной на сад – будто не слушал нас вовсе, но на мгновение взглянул на меня, когда я задала маме новый вопрос.
– То есть эта Сейди нас убивает? – Мой голос повысился, а мама подошла, присела рядом и прижала меня к себе с нежной улыбкой.
– Ничего подобного, – легко, почти весело произнесла она. – Ее появление – всего лишь предостережение: впереди опасность. А сама Сейди довольно безвредна. Это просто девушка, с которой случилось плохое. Но это ведь не делает ее плохой?
И только после этих маминых слов папа отвернулся от окна, и его губы изогнула скупая тёрновская улыбка.
– Твой дядя так сказал лишь потому, что рассердился на дедушку за то, что он оставил этот мир прежде, чем они смогли помириться.
– Но ведь не дедушка выбрал, когда ему умереть? – уперлась я.
– Нет, – еле слышно откликнулся папа. – Не он…
Глава восьмая
Я лежу в кровати, прислушиваясь к ветру, со свистом прорывающемуся в зазоры вокруг круглого окна моей комнаты. Если на чердаке надо мной и прячется сипуха, то сейчас она затаилась и не подает звуков. Но стоит ветру поменять направление – и сверху доносится громкая дробь ударов в нестройном, действующем на нервы ритме.
– И что ты имеешь против сна? – бормочу я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Выскользнув из постели и памятуя о совиной лепешке, в которую вляпалась прошлой ночью, я предусмотрительно надеваю на ноги сапоги. Череп хорька, найденный мною в мансарде, уже отчищен, отмыт и отполирован. И теперь по-хорячьи ухмыляется мне с подоконника. Кэролин сказала, что он добавил индивидуальности моей комнате. Я склонна с этим согласиться. Хотя при взгляде на него сожалею, что у меня нет другого питомца. Живого, с мехом.
Хозяйственная зона мельницы погружена в темноту и пахнет плесенью. Обойдя кучи коробок, я добираюсь до приставной лестницы, ведущей на чердак, и… спотыкаюсь об одну из гирь, которыми дядя Тай ни разу не пользовался. «Уж не обитает ли на этой мельнице еще какой-нибудь призрак, которому я чем-то не понравилась?» – закрадывается мне в голову подозрение. Или просто я такая неуклюжая?
Подсвечивая фонариком на телефоне, я стараюсь не вляпаться в совиные нечистоты. Маленькое круглое окно – близнец окошка в моей спальне внизу – остается открытым. Оно болтается на петлях туда-сюда, то и дело ударяясь о раму. Как бы стекла не побились! Я поспешно подхожу к окну. Мельница и без постоянно открытого окна довольно хорошо продувается.