– Откуда мне знать, Ваше Величество, я в действующей армии и в Москве давно не был. Граф Ростопчин на своём месте, где ему ещё быть?
– Почему ваш царь Александр не хочет мириться?
– Наверное, потому что война ещё не кончилась. Впрочем, я не знаю, Наполеон это может спросить сам.
– Да, конечно, но, по моему мнению – пора мириться.
– Это не нам с вами решать, Ваше Величество.
– Увы, капитан. Не отобедаете со мной? – неожиданно предложил Мюрат.
– К сожалению, нет, Ваше Величество. Командование ждёт моего возвращения.
– Не смею задерживать, капитан. Ещё раз говорю: французская армия будет заботиться о сохранении Москвы. И передайте самому храброму генералу русской армии моё почтение.
– От самого храброго маршала Франции.
– Merci, capitaine, – улыбнулся Мюрат.
Гаспар Гурго, ординарец Наполеона, поскакал к императору доложить о переговорах Мюрата с русскими. Наполеон утвердил условия перемирия.
В сопровождении всё того же полковника де Вильнёв, Акинфов и трубач отправились назад к арьергарду русской армии.
Проезжая мимо французского авангарда, Акинфов обратил внимание на два полка гусар. На них тёмно-синие доломаны и синие ментики, на киверах султаны чёрные, кивера у одного полка чёрные, у другого голубые.
– Это польские гусары, два полка – десятый и тринадцатый. У тринадцатого голубые кивера. Хотите, подъедим ближе? – сказал де Вильёв, заметив заинтересованность русского гусара польскими.
– Если это возможно, полковник.
– Конечно.
Проехали галопом вдоль фронтов этих полков, провожаемыми недобрыми злыми взглядами. «В двух полках вряд ли тысяча сабель наберётся» – про себя отметил Акинфов.
– Смотрят они на вас враждебно.
– Не удивительно, мы же с ними воюем, полковник.
– Мы с вами тоже, но я на вас так не смотрю.
– У русских застарелая вражда с поляками.
На нейтральной территории они простились, и каждый поскакал в свою сторону.
Встречал Акинфова аванпост лейб-гвардии казачьего полка – десять казаков. Среди них командир полка – полковник Иван Ефремович Ефремов. Он сидел на гнедом жеребце в чёрной бурке, курил трубку.
– Ну, что?
– Мюрат обещал двигаться медленно, Иван Ефремович.
– Добро.
Штабс-ротмистр поскакал к генералу Милорадовичу докладывать об успехе предприятия. Вскоре арьергард русской армии выстроился в походные колонны и направился к Дорогомиловской заставе.
Коляска с Наполеоном въехала на Поклонную гору. Под горой в боевом порядке стоял десятый гусарский полк. На вершине императора встречали Мюрат и ещё несколько генералов.
– Этот холм – Воробьёвы горы?
– Нет, сир, – сказал Мюрат, – это Поклонная гора, а Воробьёвы горы вон там сзади нас справа.
– Ну, всё равно, – сказал Наполеон.
Перед ним внизу лежал огромный город: разноцветные купола церквей, в основном золотые, на фоне чёрных туч, крыши дворцов, утопающих в начинающих желтеть листве садов и вдали на горизонте угадывались башни Кремля.
– Вот, наконец, этот знаменитый город. Древняя столица русских царей.
Наполеон достал подзорную трубу и стал разглядывать Москву через неё.
– Ровно двести лет назад на этом холме стояли войска гетмана Ходкевича, – сказал генерал Сокольницкий. – В Кремле голодал польский гарнизон. А вон там за рекой напротив Кремля произошла битва с русскими. Тогда полякам не повезло, битву проиграли.
– Зато сейчас повезло, – сказал Наполеон, не отрываясь от подзорной трубы. – Поляки отомщены, генерал. Польша будет свободной.
– Казаки! Казаки! – встревоженно закричали конные егеря, конвой императора.
Сзади, со стороны Воробьёвых гор из леса неожиданно выехали отряды всадников. Генералы и маршалы заволновались. Наполеон навёл на конницу подзорную трубу.
– Нет, – сказал он, – это наши драгуны. Мюрат, пошлите офицера в Москву, скажите, что я буду ждать бояр с ключами от города вон у тех ворот. Как называются ворота, д’Идевиль?
– Ворота Дорогомиловской заставы Камер-Коллежского вала, сир, – ответил его секретарь-переводчик.
– Да, вот у них. Коня мне, едем к Москве. Выстрелите из пушки, пусть знают, что я пришёл.
Солдаты Великой армии шагали радостные: ещё немного и они в Москве, а это конец похода. Наконец-то можно спокойно отдохнуть, наконец-то после всех лишений солдаты достигнут мира и изобилия, никаких битв больше не будет, ни этих пушек, ни ядер, ни русских штыков и от злых русских крестьян не получишь вилы в бок за какую-то паршивую курицу. Москва – это мир, скорый мир. Солдаты верили, что впереди их ждут тёплые дома и сытая жизнь. Для русских Москва священна. Ну не сожгут же русские свою древнюю столицу как последнюю деревню? Хотя до и после Смоленска русские сжигали всё.
Ворота Дорогомиловской заставы прикрыты, по бокам их расположены высокие деревянные башенки с чёрными двуглавыми орлами наверху.
Солдаты Великой армии, прокричав: «Да здравствует, император!» ожидали у ворот неизвестно чего.
Наполеон в спокойном расположении духа ходил слева от ворот вдоль Дорогомиловского вала в ожидание покорности от городских властей и выноса ключей от древней русской столицы. Городские власти со сдачей ключей явно не торопились. Наполеон приказал расстелить карту Москвы прямо на дёрне и с интересом стал изучать её. Особенно его поразили грандиозные строения Воспитательного дома, созданного для приёма и призрения подкидышей и бесприютных детей. Наполеон здесь же распорядился создать такой же и для той же цели в Париже.
Время шло, ничего не происходило. Мюрат посылал в Москву офицеров один за другим. Безрезультатно. Они, возвращаясь, утверждали только одно: «Москва пуста».
– Русские, наверное, не знают, как сдавать города,– успокаивал себя император. – Для них всё это вновь.
– Москва пуста, – доложили ему.
– Москва пуста? Что за невероятное известие! Надо туда проникнуть. Идите и приведите ко мне бояр. Немедленно.
Свита императора стояла молча: где взять бояр в пустом городе?
Наполеон стал шагать вдоль вала более нервно.
– Генерал Дюронель, – сказал Наполеон после долгого раздумья. – Вы назначаетесь военным комендантом Москвы. Поезжайте в город и составьте депутацию, которая принесет мне ключи. А вы, Деннье, – обратился он к офицеру Генерального штаба, – поезжайте выяснить ситуацию, сообщите сведения о ресурсах и представьте мне отчет.
Дюронель и Деннье в сопровождении гусар отправились в Москву. Перед разрушенным мостом через реку встретили два десятка человек, робко ожидавшие французские войска.
– Кто такие? – грозно спросил Дюронель.
Оказалось, что это московские французы и немцы.
– Мы хотим прибегнуть к защите под знамёнами Великой армии, – сказал один из них.
– И от кого вас защищать? – удивился Дюронель. – Здесь никого нет. Где люди?
– Генерал-губернатор Ростопчин сделал всё возможное и невозможное, что бы превратить Москву в пустыню. Все ушли на восток в Рязань и далее.
– Давайте из них сделаем делегацию русских бояр, – предложил Деннье.
– Какие же это бояре? – возразил Дюронель. – Среди них не одного русского. Вас как зовут? – спросил он говорившего с ним француза.
– Жак Ламур, месье.
– Ламур? Странная фамилия. Хорошо. Так вы утверждаете, что в Москве никого из властей нет?
– Нет, месье.
– И ключей от города тоже нет?
– И никогда не было. Это не Европа, это Азия, месье. Здесь живут дикие варвары, месье. Они или убегают из своих городов или защищают их до конца с яростью зверей.
– Откуда вы это знаете?
– Я управляющий типографией, мы печатаем газеты. Я знаю, что происходит на войнах с Турцией и с горцами Кавказа.
– Ладно, – сказал Дюронель, – следуйте за мной.
Дюронель и Деннье двинулись в обратный путь, за ними робко шла делегация московских иностранцев.
– Сир, – сказал Дюронель, спешившись около императора, – это Азия, здесь не принято как в Европе сдавать города и выносить ключи победителю. Здесь просто нет ключей. Здесь города берут штурмом или покидают их.
– Москва пуста?
– Да, сир.
– Какое варварство. Кого вы привели?
– Французы. Московские.
– Хорошо, я хочу поговорить с ними.
Ламур робко подошёл к императору и застыл в полупоклоне:
– Сир, я ваш горячий поклонник. Для меня честь говорить с великим человеком.
Наполеон брезгливо поморщился.
– Москва пуста? – сквозь зубы спросил он.
– Да, сир, – восторженно сказал Ламур. – Жителями Москвы овладел панический страх при вести о торжественном приближении Вашего Величества.
– А генерал-губернатор Ростопчин?
– Говорят, что он уехал ещё 31-го августа…
Хмурое выражение лица императора сменилось искренним удивлением:
– Как? Прежде сражения? Что за вздор вы говорите? Чепуха, не может быть.
Наполеон повернулся спиной и сделал жест рукой, что бы Ламура увели и полушёпотом произнёс:
– Дурак.
Московских французов прогнали. Д’Идевиль вышел вперёд:
– Извините, сир. У русских всё не как в Европе, у них свой календарь. Сейчас у них второе сентября, а у нас уже четырнадцатое. Это значит, что Ростопчин покинул Москву позавчера, двенадцатого сентября.
– Варвары, – пожал плечами Наполеон и позвал: – Мюрат.
– Я, Ваше Величество, – откликнулся неаполитанский король.
– Веди свой авангард в Москву, Жоаким. Я пойду следом.
– Я думаю, что вам лучше остаться здесь, сир. Скоро стемнеет. А я прослежу за русской армией.
Наполеон в раздумье зашагал вперёд-назад, вынул из кармана носовой платок, помял его в руках и положил в другой карман.
– Хорошо, Жоаким. Преследуй её до конца, хоть до самой Рязани и сообщишь мне, где она остановилась. Я буду ждать.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Первыми через Дорогомиловские ворота прошли польские гусары десятого полка, за ними конная артиллерия, за ними Мюрат, Себастьяни и Гурго, ординарец Наполеона, замыкал шествие конно-егерский полк и 2-я пехотная дивизия.
Город пугающе пустой. Чистые улицы, каменная мостовая, холодный ветер гонит опавшие листья и звонко цокают копыта лошадей. Покинутые мёртвые дома обывателей и дворцы московской знати окружали авангард Мюрата.
– Какой богатый город, – сказал Мюрат.
– По-восточному роскошный, – дополнил маршала Гурго.
– Париж – бедная деревушка, по сравнению с Москвой, – продолжил Мюрат. – И это мы на окраине. Какие же у них дворцы в центре?
Было жутко – пустые дома окружали солдат Великой армии как покойники. Подъехали к реке. На той стороне аванпост русских казаков поил лошадей, Мюрат приказал сделать тоже самое. Казаки напоили лошадей, поправили упряжь и не спеша поехали по улице. Мюрат перешёл вброд реку у разрушенного моста и последовал за ними.
Часть Великой армии вошла в город, дошла до реки. Сапёры стали наводить мосты. Наполеон наблюдал некоторое время за наведением мостов, получая от Мюрата сообщения о положении в городе. Император приказал войскам маршала Мортье идти вслед за авангардом Мюрата и занять Кремль во избежание ограбления. В пять часов вечера Бонапарт выехал из города. Он нашёл приют в деревне недалеко от Камер-Коллежского вала в первой попавшейся избе. Там он писал приказы, назначения, предписания, утверждал репертуар парижских театров. Великий человек работал до полуночи, потом лёг спать. Ночью его покусали клопы.
Из переулка навстречу французам выехал эскадрон гусар лейб-гвардии во главе со штабс-ротмистром Акинфовым. Мюрат приказал пропустить офицера к себе. Акинфов подъехал, отдавая честь и улыбаясь при этом. Неаполитанский король улыбнулся в ответ:
– Рад вас снова видеть, капитан. Что случилось?
– Генерал Милорадович просит вас продлить перемирие до семи часов завтрашнего утра.
– Не возражаю, капитан. Вы передали мою просьбу, что бы московские жители сохраняли спокойствие?
– Сделал всё, что было в моих силах, – уклончиво ответил штабс-ротмистр.
– И как понимать этот пустой город?
– Русские в массе своей люди непокорные. Извините, Ваше Величество, но мне надо ехать.
– Разумеется, не смею вас задерживать, – холодно сказал Мюрат. – Да, капитан, как называется эта улица?
– Арбат, Ваше Величество.
Гусары обогнули казачий аванпост и их красные ментики замелькали далеко впереди. Казаки развернули коней и не спеша поехали дальше.
На углу Арбата и какого-то большого переулка у своей аптеки сидел пожилой еврей.
– Почему вы не уехали, месье? – спросил его Мюрат.
Аптекарь не понял, неаполитанский король повторил свой вопрос по-немецки.
– Я мирный человек, господин, – ответил еврей, – я не сделал ни кому ничего плохого и надеюсь, что и со мной ничего плохого не случиться.
– Всё правильно, месье, так и будет.
У стены дома стоял одетый как слуга человек. Мимо него проследовал полк гусар в синих ментиках и чёрных киверах, за ним ехали трое, судя по всему, высших офицера, а за ними офицер на серой лошади. Человек помахал рукой, офицер ответил. Человек смело вышел навстречу, улыбаясь. Полковник конно-егерского полка улыбнулся в ответ. Человек подошёл к нему вплотную, достал из-за пазухи пистолет и выстрелил. На лице офицера появилось удивление, он прижал руку к груди и свалился с лошади. Маршал и два генерала оглянулись на выстрел.
– Ты что наделал, мерзавец? – вскричал Мюрат, разворачивая коня.
– Убил вашего императора, – спокойно на скверном французском языке ответил человек.
– Это не император, а полковник де Вильнёв.
На лице человека изобразилась досада.
– Мне говорили, что у Бонапарта серая лошадь.
– Да, – согласился Мюрат, – как и у бедняги де Вильнёв. Тебя сейчас расстреляют.
– Зато вас на одного меньше, – человек безмятежно улыбнулся.
– Расстрелять, – приказал Мюрат.
Солдаты 2-й пехотной дивизии прикладами подтолкнули человека к стене, он не сопротивлялся, дали залп. Человек упал. Полковника де Вильнёв положили рядом.
– Потом похороним, – пояснил Мюрат.
Аванпост казаков через Арбатскую площадь проехал на Воздвиженку и скрылся за домом. Авангард Мюрата последовал за ним. Впереди 10-й гусарский полк увидел красную кирпичную стену Кремля и крепостную башню. Гусары, а за ними весь авангард радостно оживились: они увидели сердце Москвы. От башни перекинут каменный мост, упиравшийся в другую низкую белую башню.
Вход в неё завален брёвнами, досками, бочками. Гусары не обратили на это внимание и вслед за казаками свернули налево. Со стороны башни грянул не стройный ружейный залп.
Несколько гусар слетело с сёдел.
– Пся крев!
Залп повторился, лошадь забилась в предсмертных судорогах, гусары отхлынули в стороны. Подскакал Мюрат.
– Пушки! – приказал он. – Заряжай! Одну бомбой, две картечью.
Артиллеристы быстро, не обращая внимание на стрельбу из-за баррикады в воротах башни, выставили пушки на прямую наводку. Бомба разорвалась ровно в середине баррикады, разметав её, две другие пушки выплюнули картечь. Всё заволокло дымом. Когда дым рассеялся, французы увидели убитых в воротах башни, оставшиеся в живых защитники Кремля, попрыгали с моста в ров и бежали.
Мюрат въехал в ворота башни. Человек в красной рубахе под армяком попытался подняться на локтях, грудь его разворочена картечью. Мюрат, чуть нагнувшись с лошади, отдал ему честь. Человек попытался что-то сказать, но не смог, обессилил и упал на спину, глаза его остекленели.
– Зачем? – удивлённо произнёс Мюрат, подъехавшему Себастьяни. Ответа не было. Часы на кремлёвской башне пробили половину пятого.
Казачий аванпост сворачивал направо. На площади красивейший многоглавый собор. Мюрат не смог скрыть своего восхищения пред этой дикой восточной красотой. Аванпост свернул налево за этим собором.
Неизвестная улица уходила вниз к притоку реки Москвы. Мюрат видел, как через мост проехала последняя телега и стала медленно подниматься в гору. Полк казаков и эскадрон гусар в красных ментиках двинулись за ней.
Мюрат махнул рукой, и авангард французской армии стал медленно спускаться к реке.
На горе стоял гвалт. Вверх ползли кареты, коляски, телеги, все нагруженные скарбом, сверху на барахле сидели гувернантки, служанки и прочие в обнимку с самоваром или другим имуществом, рядом ехали всадники, шли крестьяне, дворяне, женщины, мужчины, своры борзых собак. Телеги скрипели на разные голоса, прыгали на ухабах и упорно двигались вверх.
Барин с дворовым человеком, матеря друг друга последними словами, упёршись плечами в задний борт гружёной доверху телеги, толкали её на подъёме, помогали лошадям.