– Привет, красотка, – раздалось за спиной, дверь захлопнулась. Сквозь зеркало я глянула на незнакомца. Это определенно был парень из компании напротив – высокий блондин с теплыми пьяными карими глазами.
– Выйди, – прошипела я, не оглядываясь.
– Тише, тише, – он, пошатываясь, направился ко мне. – Кто тебя так обидел?
– Выйди отсюда! – заорала я во всю мощь, казалось, что зеркало завибрировало от моего истошного крика.
Я могла бы поклясться, что эхо моего вопля еще не угасло, когда в дверь ворвался Леон. Он яростно оттолкнул бедного безвинного парня и изо всех сил прижал меня к себе. Он дрожал. Не знаю, от еле сдерживаемого желания убить моего как-он-думал обидчика или по иной причине.
«Я ненавижу тебя! Ненавижу!» – кричало все внутри меня, я до скрежета сжала зубы, чтобы не выплеснуть эти слова в лицо Леону. Его шипы на плечах до боли впились в мою шею, но даже если бы там появилась кровь, даже если бы они проткнули кожу насквозь, до самой артерии, мне было бы безразлично, возможно, только увидев, как кровь обильным потоком заливает мое новое белое платье, Леон бы понял, что буквально убивает меня.
– Мэй, Мэй, – он взял мое лицо в руки, – Мэй, посмотри на меня, прошу.
Я вонзила невидящий взгляд в пустое место, где несколько секунд назад валялся упавший парень. Я даже не заметила, как он поднялся и вышел. Порыв злости постепенно угасал, но не исчез полностью. Всмотревшись в зеркало, я с сожалением отметила, что никакой крови на шее нет, только крошечные углубления от недостаточно острых шипов.
– Ты всегда так поступаешь, – не своим голосом произнесла я и замолчала, словно в одной фразе был сокрыт и глубочайший смысл, и все мои противоречивые чувства.
– Скажи, как. Произнеси это! Только не молчи, прошу, – он коснулся своим влажным лбом моего горячего лба, руками вцепился в мои предплечья.
– У тебя только два инстинкта – бей и еби, – я грустно улыбнулась своей неожиданной аллюзии. – Ты, как будто, не умеешь иначе, Леон. Только ты одного не можешь понять: я не желаю тебе зла, да и мир не желает тебе зла. И если миру, по большей части, плевать на тебя, то мне – нет. А ты каждый раз, даже не разобравшись, делаешь одно и то же, по одному сценарию, давишь пальцем в свою кровоточащую детскую рану. Давишь и давишь, а когда недостаточно больно, начинаешь провоцировать всех вокруг, чтобы они причинили тебе боль – кулаками или словами.
Леон слушал меня с закрытыми глазами, его губы были плотно сжаты, руки все также крепко держали меня.
– Говори, – хрипло попросил он.
– Ты связываешь тех, кто слабее тебя, но мы и так не можем дать тебе достаточный отпор, – я сказала «мы», о чем тут же пожалела, но уже не могла не визуализировать ту девушку с красными волосами и иных мифических, тоже связанных, безвольных, и все-таки абсолютно порочных «жертв» самодовольного Леона. – Даже в сексе ты хочешь, чтобы мы умоляли тебя о пощаде, кричали о нашей боли, обзывали тебя последними словами.
Я отметила, как он зажмурился и чуть сильнее сдавил мои руки, а затем отпустил.
– Молодец, – едва слышно произнес Леон. – Ты молодец, Мэй, все разложила по полочкам.
Он сделал шаг назад, смотря себе под ноги. Обидела ли я его своими словами? Возможно.
– Зачем ты пришел сюда? – я тоже бессознательно отступила. Леон уставился на меня непонимающим взглядом. – Ты же хотел отпустить меня, прогнал.
– Я? – он бегло глянул на вошедшую девушку, которая, не обратив на нас внимания, скрылась в одной из множества туалетных кабинок. – Что ты несешь? Я бы шел, бежал за тобой, чтобы следить, что ни одна мразь тебя не коснется, не причинит вреда.
Я знала, что он не врет. Вероятно, проводив меня инкогнито до отеля или другого места, которое я бы избрала своим убежищем, а он бы счел достаточно безопасным, он вернулся в бар и избил всех, кто попался бы под руку.
– А тебе не все равно? – я задала заведомо бесполезный вопрос, просто чтобы позлить, чтобы спровоцировать. На что? Зачем?
Мрачный взгляд исподлобья, глубокая морщина на переносице (никогда прежде ее не было), руки, сжатые в кулаки, тяжелое дыхание. Леон казался оголенным проводом – дотронься – убьет. И вдруг все пропало: ладони расслабились, лоб расправился, взгляд посветлел. Он подошел ко мне и сплел наши пальцы. Дверь кабинки распахнулась, девушка включила кран с водой, помыла руки, исподтишка поглядывая на нас – обычную парочку в обычном баре – и вышла. Мы еще долго стояли неподвижно, держась за руки и не произнося ни слова. Кто-то заходил и выходил, они были лишь фоновым шумом, никто и ничто не могло прорваться в наш мир.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Да.
– Навсегда?
– Да.
Леон завел мои волосы за ухо, нежно провел по голому плечу.
– Ты простишь меня? – спросил он.
– Да, – в третий раз ответила я.
– Я не смогу пообещать тебе, что стану другим, – его большой палец гладил мою шею, там, где притаились уже совсем незаметные следы от шипов. Он этого, конечно, не мог знать, и все-таки подсознательно чувствовал.
– И не нужно, – свободной рукой я коснулась острых заклепок, которые и были самой сущностью Леона – ощетиненный на весь мир мужчина-ребенок. Но я снова ощущала себя не вне, но внутри его Вселенной. Как днем на пляже, когда он полностью открылся мне, доверился. Я просочилась в него, в самую сердцевину, ни одна его броня не могла противостоять мне.
– Я не хочу, чтобы ты говорила о других, – шепотом отозвался он.
– Я и не говорила. Ты сам начал про Тони…
– Нет, не то, – он затряс головой. – О других девушках, я имею в виду. Не важно сколько их было, не важно, как это было, – он нахмурился, и снова досадно покачал головой: он просит не говорить о них, а сам вдается в подробности. – Я хочу, чтобы ты знала, что не существовало таких, как ты. И не будет никогда. Вот так. Просто хочу, чтобы ты знала. Не обобщай больше, хорошо?
Я робко улыбнулась и кивнула.
Спустя час мы лежали на огромной кровати нашего номера, мое белоснежное платье падшего ангела и его дьявольская кофта небрежно лежали на банкетке возле кровати.
– Я подумала, что ты убьешь его, – я гладила гладкую грудь, она спокойно вздымалась и опускалась. – Того парня в туалете.
– Я бы мог. Если бы он был на дюйм ближе к тебе, то, наверное, поплатился бы жизнью за свою безумную смелость.
– Я боюсь за тебя, – призналась я.
– Что я – спятивший псих? – он невесело, но беззлобно засмеялся.
– Нет, – я прижалась к нему сильнее, вдыхая запах его тела. – Что тебя покалечат или убьют.
Молчание.
– Я не думал об этом раньше.
– Теперь думай, когда пойдешь крушить все и всех вокруг.
– Ты так строишь свою просьбу? – я не видела его лица, но чувствовала – он улыбался. – Даже не: «не дерись» или «не круши все вокруг»?
– Ты сказал, что не изменишься, – отозвалась я. Щупальца сна начали затягивать меня в сладостный омут забытья. – Значит, я буду любить тебя таким, какой ты есть.
– Не представляю, чем я заслужил тебя? За какие крохи добрых дел… Наверное, за то, что не убил того парня сегодня или других раньше. За несотворенное зло, получается, – он говорил спокойно, убаюкивающе. Я отчаянно пыталась вслушиваться в столь важные слова, выплывая на поверхность реальности. – Я сделал много, чертовски много ужасных вещей, портил жизнь не только окружающим, но и нам – Тони, Купу и этому странному писаке-альбиносу.
– Почему ты сказал, что Ян хочет меня? – вспомнились утренние слова.
– Ну… – он помедлил, но все же раскололся. – Мы все тебя хотим. Это как прошивка для телефона, «желать тебя» – поставляется в комплекте к нашему телу и сознанию.
– Интересно, – я растянулась в улыбке, но едва ли мой сонный мозг все правильно понял.
– Мэй?
– М? – с долгой задержкой отозвалась я.
– Спасибо тебе за все. Ты лучше любого мозгоправа. Ты просто лучшая, – на этой чудной фразе я окончательно провалилась в сон.
Глава 33
– Где мы?
– В другом городе, – не открывая глаз ответила я. – Только не злись.
– Однажды я смогу к такому привыкнуть. Наверное, – он вздохнул и чмокнул меня в губы. Тони. – Но не сейчас. Почему мы здесь?
– Леон, – только и ответила я, поняв, что не могу окончательно проснуться. После событий прошлого дня нужно было гораздо больше времени для отдыха и восстановления моральных сил.
– Хочешь поспать?
– Угу, – благодарно отозвалась я.
– Хорошо, – он снова легко прикоснулся к моим губам. – Отдыхай, я пойду на разведку.
Оказалось, из нашего окна виднелось море. Мы заселились, когда уже стемнело, и я не сориентировалась, на какую сторону выходит наш номер. Я смотрела на бесконечную блестящую бирюзовую гладь, двумя руками держа кружку еще горячего кофе, принесенного Тони.
– Хороший вид, – он вышел из душа, вытирая полотенцем волосы.
– Да, – моя душа пела от счастья. Все находилось в гармонии: я с солнечным и цветущим окружением, Леоном с новым переосмысленным миром, Тони сам с собой.
– Я, вообще-то, про тебя, – он кинул мокрое полотенце на стул и обнял меня сзади. Я захихикала. Наш номер располагался на такой высоте, что я позволила подойти к окну полностью обнаженной, не боясь, что кто-то увидит. Хотя после вчерашнего бесстыдного секса на пляже о смущении можно было забыть в принципе.
– Тебе здесь нравится? – я указала на сногсшибательный вид.
– Да, – он нежно поцеловал меня в шею. – Что вы вчера делали?
– Мы были кое-где, – я наклонилась поставить чашку на прозрачный столик у окна и, развернувшись, обвила руками Тони. – Не уверена, что тебе понравится.
– Все равно расскажи.
– Мы поехали в тот лагерь, где ты был в детстве.
Тони нахмурил брови.
– Если я спрошу «зачем», ты сможешь ответить?
Я шумно выдохнула: как можно было описать то, в чем я сама не до конца была уверена.
– Думаю, что Леону важно было вернуться туда. Там все началось. Для него.
– Ясно, – Тони ненавязчиво ласкал мои голые бедра. – И как там все теперь?
– Заброшено, – я пожала плечами. – Наверное, тот лагерь уже не действует.
Тони ненадолго задумался и снова произнес:
– Ясно.
Насколько сильно я не любила перелеты, настолько же сильно я обожала отельную еду: разнообразие шведского стола, огромные белоснежные тарелки, радость от того, что не нужно готовить самой и, тем более, не придется самой мыть посуду после еды.
– Ты сказала отцу, что уехала? – Тони положил несколько видов сыра на уже переполненную тарелку.
– Неа, – я тоже последовала его примеру, прихватив щипцами пару кусочков бри, хотя понимала, что один человек (особенно если этот тщедушный человек – я) физически не сможет съесть и яичницу с беконом, и блинчики, и пудинг, и овощи-гриль, и злосчастные кусочки мягкого бри. – Думаю, что расскажу ему, когда вернусь. Не хочу, чтобы он переживал.
– Я посмотрю билеты. Надеюсь, что будут места, у меня завтра встреча с заказчиком в одиннадцать.
– Хорошо, – если бы не встреча Тони, я бы, возможно, попросила его задержаться здесь на денек, отпросилась бы с работы, сославшись на недомогание. Но я не решилась спросить.
После плотного завтрака мы гуляли по бульвару вдоль моря. Я представляла, что летом здесь будет великое столпотворение – переполненный пляж, визжащие дети, вечные продавцы всего на свете. В начале апреля курорт еще не запустил свои сезонные мощности на 100%, оттого он казался умиротворяюще-пустынным, неназойливым и очень привлекательным.
– Ты бывала здесь раньше?
– Нет, никогда. Марго с Даной приезжали сюда кататься на лыжах зимой, но я не поехала. А ты?
– Только по работе, пару лет назад здесь проходила конференция разработчиков.
Мы неспеша брели по залитой еще не знойным, но уже по-летнему припекающем солнцем дороге, размышляя каждый о своем.
Мне нравилось гулять с Тони, мило держась за руки, болтая обо всем на свете. Мы подходили друг другу: оба спокойные, размеренные, не слишком словоохотливые интроверты. И все-таки между собой мы всегда находили темы для разговоров и, что гораздо более ценно, не требующие объяснений поводы для молчания.
Мое общение с Яном больше походило на привычные отношения с папой: в течение дня каждый расходился по своим комнатам, занимался своими делами, и только за завтраком, обедом и ужином мы пересекались на кухне, чтобы поесть и немного поболтать. Ян, как и мы с Тони, был интровертом, только его интроверсия была гипертрофирована и доходила до Абсолюта. Мое присутствие рядом ему, как минимум, не требовалось, как максимум – раздражало, о чем он, конечно же, тактично умалчивал. Был ли прав Леон, заявив, будто я нравилась Яну? Возможно, но я подозревала, что он никогда не решится на подобное признание.
Купер оставался темной лошадкой, меня привлекала легкость и естественность наших кратких бесед, он был открыт и готов отвечать на любые вопросы. В итоге, именно Купер рассказал мне удивительные личные детали, о которых никто, в том числе и я, не знал прежде. Отстранённый и эгоистичный на первый взгляд, он был более всех заинтересован в гармонизации существования всех идентичностей. Все, что мне удалось пока узнать о нем самом: реальность не сильно манила его, потому что он искусно приспособился жить между двумя мирами – внешним и внутренним, отдавая предпочтение второму.
Мы спустились на берег и, последовав примеру некоторых отдыхающих, подтащили мирно покоящиеся, пока бесполезные шезлонги ближе к воде.
– Слушай, можно я вернусь к тому, о чем спрашивал с утра? – начал Тони.
– Конечно, к чему именно? – я подумала, что мы опять заговорим о перелете. За завтраком мы выбрали обратные билеты на вечерний рейс, пришлось взять дорогущий бизнес-класс, другие варианты были уже раскуплены. «Там большие кресла, и тебе будет чуть более комфортно мучиться», – не без иронии посочувствовал утром Тони. Но теперь он спросил о другом.
– Я иногда думал вернуться сюда, – он закинул ноги по-турецки и посмотрел вдаль сосредоточенным задумчивым взглядом. – В тот лагерь, я имею в виду. И каждый раз не находил причин. Как считаешь, почему он решил поехать туда?
– Я… я не уверена, – я сменила позу, чтобы выкроить лишнюю секунду, – Не уверена, что могу рассказать, да и не знаю точно.
– Вот как? – он озадаченно глянул на меня. – Почему же ты не можешь рассказать?
– Я чувствую, что это – его секрет, – тихо ответила я, виновато опустив глаза.
– Его секрет, – повторил Тони. Мы замолчали на некоторое время. Тягостное мучительное молчание.
– Ты злишься?
– Я даже не понимаю, на что здесь можно злиться, – он вздохнул. – Вы с Леном, вроде как, отлично ладите. И это… хорошо. Для вас.
– Мы уже говорили раньше об…
– Да-да, – перебил Тони, – помню. И помню, что мы тогда решили. Ладно, я решил, что все нормально, что так и должно быть. Просто… – он досадно прикусил нижнюю губу. – Мы с ним слишком разные, и он отдельная личность. Другой человек, если так понятнее.
Я понимала и без уточнения, что он имел в виду, и вдруг вспомнила про Купера. Я не собиралась говорить, что познакомилась с ним (очередной секрет от Тони, ужасно!), но его подход мог быть полезен.
– А ты никогда не пробовал… м-м… поговорить с Леоном?
Тони повернулся ко мне и снисходительно улыбнулся. Может, мой вопрос его и позабавил, но то, что он так не умел, не означало, что это было невозможно. Купер и Леон подтвердили обратное.
– Каким образом?
– Ну… – я пожала плечами, такие детали мне, увы, были неизвестны. – Как-то внутри.
– Не думаю, – он наклонился и взял меня за руку, как взял бы психиатр пациента в состоянии бреда. Но сказал парадоксальное. – Мы пробовали с Евой. Она досконально изучила вопрос диссоциации, меня консультировали разные авторитетные специалисты. Я, кажется, рассказывал тебе, что только во время гипноза получилось что-то вроде разговора.
Я лишь кивнула, поскольку возразить мне было нечего, однако, следовало расспросить Купера поподробнее… На крайний случай – Леона, если он в очередной раз не пойдет в отказ.
– Леон надеялся, что, вернувшись в начало, он исчезнет, – вдруг сказал (не спросил!) Тони, я округлила глаза. – Такая у него была цель несколько месяцев назад, в клинике, – пояснил он.
– Он так говорил? Не тебе, конечно, но Еве.
– Да, только я не думал, что он, и правда, приедет сюда.
Я была шокирована. И тем, что Тони давным-давно знал мотивы Леона, и тем, что Леон всегда вынашивал подобный план и даже поделился им с Евой. Переосмысленный мир Леона показался мне очередной хрустальной иллюзией, и как бы я ни берегла столь хрупкую драгоценность, Леон мог легко разбить, уничтожить ее.