– Ну…
– Хорошо?
– Хорошо, – нехотя согласилась Настя. – Но…
– Молодец, что согласилась.
– Ты не оставляешь выбора.
– И не думай об этом, как о подачках брата. Я помогаю тебе, ты – помогаешь мне. Все по-честному.
– Не поняла.
– Работу я не поменяю. Иногда тебе придется водиться с будущей племянницей.
– С большой радостью.
– Поиграем пока в «мужа и жену». Как в детстве.
– А ты уже все продумал.
– Чистый экспромт. Но идея дельная, да?
– Спорить не буду – дельная.
– Тогда по рукам?
– Даже так…
– Дело серьезное. Не каждый день – меняем жизнь к лучшему.
– Виктор, когда ты стал таким мудрым? Я без сарказма.
Они пожали друг другу руки.
Засмеялись.
Смеялись от облегчения. Если раньше и были сомнения, то теперь они развеялись, очистив путь от неопределенности и тревог за будущее, в которое верят. Они вместе – семья, которая справится с любыми трудностями и превратностями судьбы.
***
Антон никак не мог выбрать игрушку для неё. Миллион мишек всех цветов радуги, слоники, соседствующие с единорогами, большие и маленькие сердечки, неказистые котики, смешные собаки с выпученными глазками.
– Вам помочь? – спросила продавщица средних лет с радушной улыбкой. Антону она напомнила свою воспитательницу в детском садике.
– Да, девушка.
– За девушку спасибо. – Смех с легким смущением. – Кому выбираете?
– Эээ, знакомой…
– Девушке?
– Девушке, да. Но не своей. Знакомой.
– Поняла. Сейчас.
Через некоторое время Антон держал в одной руке белого плюшевого медвежонка с грустными глазами, в другой – приятного на ощупь симпатичного слоненка со смешным хоботом.
– Мишка, наверное, будет банально? – спросил у продавца Антон.
– Я бы сказала традиционно.
Когда Антон вышел из магазина, небо затянуло серыми облаками. Накрапывал мелкий дождик. Было свежо, даже прохладно. В воздухе витал запах пропитанной влагой земли и свежей травы.
Антон все равно не торопился, такую погоду он любил, шел неспешно по знакомым со школьной скамьи дворикам, сплошь украшенными карликовыми деревьями, молоденьким березами, кустами сирень, гортензии и барбариса. Почти у каждого подъезда домов – клумбы с нежными анютиными глазками, лилиями и ромашками.
Хоть что-то остается неизменным в этом непостоянном мире, подумал Антон и вышел на пересечение двух улиц Российская – Горького. Зашумел транспорт, загалдели мимо проходящие люди, играла музыка торгового центра «КАМЕО».
Перешел дорогу и пошел по центральной улице Горького. На востоке –
огороженная высоким забором больница с несколькими зданиями, выложенными из красного кирпича, и уютным парком для прогулок; на западе – замкнутый жилыми домами крытый базар, где продавалась все, что душе угодно: от носков до дорогих украшений.
Антон посмотрел время. 17:50. Не было желания встречаться с родными девушки, которое наверняка еще не ушли.
Он подождал десять минут, прежде чем решиться зайти через турникет на территорию больницы.
Жутко волновался. Последний раз Антон так волновался, когда прибыл в колонию строго режима, ожидая побоев и неминуемых издевательств со стороны сокамерников.
И потом он увидел её.
Она сидела на скамейке в белом халате и в розовых тапочках, вытянув спрятанные в спортивные штаны ноги. И о чем-то оживленно болтала с высоким и подтянутым мужчиной лет за сорок, с густой шевелюрой и открытой улыбкой. Он был одет с иголочки: белая рубаха с золотистыми запонками, черные со стрелками брюки и вычищенные до блеска туфли. В руках он держал элегантную кожаную сумочку.
Для бой-френда – старый, для отца – молод, задумался Антон. Зачем я пришел? Опозориться? Надо уходить, пока не заметила.
Но она заметила его. Махнула рукой, озарилась улыбкой и что-то шепнула собеседнику. Не время отступать, Антон как можно уверенно зашагал к спасенной принцессе.
Мужчина, сидевший на скамье, поспешно поднялся, одернув брюки, протянул руку и представился:
– Виктор.
– Антон.
Крепкое рукопожатие.
– Рад знакомству. Спасибо, что помогли Кате в трудную минуту. – Он нежно посмотрел на Катю. – Я пошел. Не буду мешать молодым. Завтра приду ближе к 10:00. Принесу то, что ты заказала.
– Быстрей бы утро.
– Приятного общения. – Виктор поцеловал в щечку Катю, улыбнулся и снова обратил свое внимание на Антона. – Знаешь, Антон, что я сказал ей за пару минут до твоего прихода?
– Не надо… – попросила Катя.
– Нет, – ответил смущенный Антон.
– Я сказал: если он придет, значит, это не просто так. Значит надо открыться. Поговорить. И все будет нормально. Хороший я дал ей совет, Антон?
– Да. Очень хороший.
– Ты мне уже нравишься. Жду тебя на воскресный ужин, который особенный для нашей семьи. Катя объяснит. Отказ не принимается, договорились?
– Договорились.
– Я смотрю, ты уже все решил? – спросила Катя.
– Я ушел, пока не получил.
– Пройдемся? – предложила она, вспорхнув со скамьи.
– Да, давай.
Они шли по асфальтированной дорожке, с двух стороной которой обступили молоденькие березы, редкие клумбы и скошенная по щиколотку трава. Дорожка кружила по периметру больничного городка.
Щебет птиц в кронах заглушал их шаги.
– Я знала, что ты придешь.
– А я был не уверен.
– Сомневался?
– Еще как. Не пойми меня неправильно.
– Твой поступок всполохнул наш городок. Ко мне сегодня зашла в палату бабушка – божий одуванчик и поинтересовалась, приходил ли попроведовать меня тот молодой человек, что спас жизни.
– Серьезно?
– Серьезно некуда. Я в палате – маленькая знаменитость. Представляю, что будет завтра, когда они узнают о нашей вечерней прогулке.
– Будет что обсудить.
– И посплетничать. – Катя указала на игрушку, которую держал в руках Антон. – Это мне?
– Ах, да. Я такой идиот.
– Очень мило. – Она взяла плюшевого мишку и крепко обняла его, прижав к груди. – Мне нравится. Очень мягкий и пахнет приятно. Тоже обнимал его?
– Нет.
– Я шучу.
– Прости, я немного напряжен.
– Расслабься, я не кусаюсь.
– Стараюсь.
– Я знаю, как разрядить обстановку. Я расскажу тебе смешную историю. Хочешь?
– Да.
– Был мой день рождения. Двенадцать лет. Мы с отцом решили – торт приготовим сами. Двухъярусный торт с черничным вареньем, со взбитыми сливками и со сладкими цветами из белого шоколада. Готовили долго. Не буду вдаваться в подробности. Мы провели на кухне полдня и к праздничному вечеру были измотаны. Когда торт был готов – я очень гордилась с собой. Такой в магазине не купишь. Все подружки будут завидовать, какая я прирожденная домохозяйка. И вот… ты еще не устал от моей болтовни?
– Нет.
– Гости собрались. Началась трапеза, много поздравлений и подарков. Много интерактивных и забавных игр, где я была ведущей. Любила быть в центре внимания. Все было хорошо. Как и положено на день рождения – празднично и весело. И тут время подошло к долгожданному чаепитию. Я устремилась на кухню к отцу, который начал украшать торт свечками. Я зажгла двенадцать свечей. Когда все было готово, папа сказал: «Понесем вместе, чтобы не уронить». Я согласилась. И мы зашли в комнату с гордо поднятыми головами, предвкушая похвалы и удивленные лица гостей. Торт для нас был кондитерским чудом. Ты уже догадался, что произошло?
– Ты уронила торт? – предположил Антон.
– Не я. Отец. Он встал на брошенный псом мяч и оступился. Хорошо запомнила, как падает отец с подносом в руках и на доли секунды наш торт зависает в воздухе, как крученый мяч на футбольном поле. И я, дурочка, прыгаю за тортом. – Катя засмеялась. – Конечно, я не спасла кондитерское чудо. Зато умудрилась упасть прямо лицом в торт. Не самое приятные ощущения – холодный белковый крем в глазах, поцарапанные до крови щеки свечками, загоревшиеся волосы (который я быстро потушила ладошками). Было не до смеха. Я заплакала и убежала в ванную. Недолго плакала. Когда увидела себя в зеркале – засмеялась. Сквозь слезы.
– Праздник был безнадежно испорчен?
– Нет. Я умылась. Обработала ранки. Переоделась. Надела детскую корону, чтобы скрыть подгоревшие волосы. И праздник продолжился. Отец уехал за тортом. Купить почти такой же, только трехъярусный. Мы снова зажгли свечи, словно ничего не было. И я загадала много желаний под овации гостей. Загадала, что больше никогда не буду прыгать за тортами.
Антон засмеялся.
– У тебя красивая улыбка, – призналась Катя. – Улыбайся чаще.
– Постараюсь.
– Разрядила обстановку своей историей?
– Да.
– Но я отвлеклась от главного. Спасибо, что помог мне в трудную минуту.
Катя неожиданно для Антона просунула руку в его ладонь – и сжала. Что-то, под самым сердцем, или внутри оного, вспыхнуло, разгорелось и озарилось россыпью искорок, затуманивая взор Антона. А потом невидимые электрические нити двух тел сплелись в единый узор, такой простой и непостижимый, такой человечный и спасительный.
– Не за что, – все, что мог вымолвить Антон, все еще держа ее руку, чувствуя, как по телу пробегают электрические разряды, а бешено бьющейся сердце наполняется жизнью.
– И если не хочешь тащиться на семейный воскресный ужин, то можешь отказаться. Я поговорю с отцом, он не обидеться. Поймет.
– Я приду. Если ты не против?
– Не, я не против. Просто приглашение могло показаться тебе странным. Отец очень радушен, как говорит тетя, по-хорошему старомоден: приглашает в дом даже тех, с кем незнаком. Однажды встретил страдающего болезнью Альцгеймера старика, которому было под девяносто лет. Он забыл адрес собственного дома и блуждал возле нашего дома. Так отец притащил его в дом, всласть накормил, напоил, а потом усадил в кресло, дав закурить, и проговорил с ним до самой поздней ночи, пока не позвонили в дверь и не увезли домой старика.
– Классный у тебя отец.
– Не то слово.
– Он очень молодо выглядит. Я сначала подумал, что это твой молодой человек.
Она рассмеялась.
– Ему сорок шесть. Он удочерил меня в шесть лет. Причем удочерил вопреки, казалось бы, здравому смыслу.
– Расскажи.
– Разве тебе интересно?
– Интересно узнавать о тебе.
– А можно сразу все расставить по своим местам, пока не поздно? Прозвучало глупо, но тем не менее. Если у тебя имеются планы на меня, прости за самоуверенность, то знай, кроме дружбы мне нечего предложить тебе. И да вообще всем мужчинам на планете.
– Ты…
– Да, я – та самая. Сожалею. Жаль, что пришлось разочаровать.
– Я не разочаровался. Нет.
– Немного. Я вижу по твоим глазам.
– Ничего с глазами поделать не могу. Просто…
– Что просто?
– … ты мне понравилась. А когда ты взяла мою руку, что-то произошло со мной, что-то хорошее, потому что я почувствовал себя живым. Словно ток пустили по телу, прямиком в сердце. Разряд – и я живой. Прости, несу всякую чушь.
– Спасибо, за искренность.
– Мы же решили расставить все по своим местам – вот я и расставил.
– Решили. Можешь взять меня за руку, чтобы сердце продолжало биться.
– С удовольствием.
– Ты не втрескаешься в меня по уши?
– Это тяжело. Ты очень красивая девушка.
– Ой-ой, брось это, загонять меня в краску.
Антон взял ее за руку.
– Расскажи мне, как тебя удочерили?
– Все еще интересно?
– Мой интерес только возрос после перестановки слагаемых.
– Тогда держись, я та еще болтушка. Люблю поговорить.
– Тебе повезло, я люблю слушать.
– Ты не думай, что будешь всю дорогу молчать.
– Не всегда было хорошо в детском доме. Иногда совсем невыносимо. Не люблю вспоминать и забыть не могу.
– Мне это знакомо.
– Я часто сбегала. Успевала несколько раз улизнуть за год, что для шестилетки было большим достижением. Последняя вылазка связала меня с папой. Ночью. У пруда. Помню, что плакала. Скучала по маме и папе, которых даже не помнила. А он пришел и успокоил меня. Словно каждый день утешал маленьких детей. Я сразу поняла, что он хороший человек. И доверилась ему.
– Сказала, что сбежала из детского дома?
– Нет. Обманула. Или точнее сказать: схитрила. Сказала, что жду маму. Типа та бросила меня, несчастную.
– Зачем?
– У меня появился план: влюбить в себя Виктора.
– А ты была коварной девочкой.
– Кто сказал, что «была»? – Её смех подобно арфе божественно лился по струнам души Антона. Душа, летящая ввысь – в самую пучину облаков. – Я просто не хотела возвращаться в детский дом и быть одинокой. Хотела быть любимой. По-настоящему. Как любят родители детей, а дети – родителей. Обычное желание для сироты.
– Я рад, что у тебя все, в конечном счете, получилось.
– От меня ничего не зависло. Мой план сразу же выгорел. Когда я уснула в его кресле после горячего шоколада, он позвонил в полицию. Испугался, что его могут осудить. Сам понимаешь: одинокий разведенный мужчина и маленькая девочка, не связанными родственными узами.
– Тебя быстро рассекретили.
– В один миг. Я еще надулась, разобиделась. Не стала говорить с Виктором. Назвала предателем.
– Даже так.
– Мне было шесть.
– Ясно. И что было потом?
– Прошла неделя и он заявляется в детский дом, извиняется передо мной, хотя я должна была просить прощения за свое отвратительное поведение и вранье. И говорит, что купил мне собаку и…
– Собаку?
– Ах да, ты ведь не знаешь. В первый день нашей встречи, Виктор рассказал мне, что давным-давно пообещал погибшему в Афганистане товарищу (его звали, вроде Гриша) завести собаку. Овчарку. Но так и не завел. Я, конечно, возмутилась, что такое простое обещание он не может выполнить. Пристыдила чуть-чуть. И вот – Виктор ведет меня на детскую площадку, а там нас ждет такой миленький щенок. Скулит, зовет меня. Помню, что прижавшись к нему, расплакалась. От счастья. Еще никто не дарил мне животных.
Катя неожиданно остановилась и прослезилась.
– Сейчас буду плакать, дурочка. Прости. Не могу держать в себе. – Катя тщетно пыталась успокоиться, выравнивая дыхания. – Накатывает. Как вспомню, что мой Бим умер, так начинается истерика. Кстати, именно поэтому я брякнулась в кинотеатре. Папа позвонил и сказал, что Бима больше нет.
– Сочувствую твоей утрате.
– Спасибо. Глупо, да, так надрываться?
– Совсем нет.
– Да, глупо-глупо. Я ведь прекрасно понимала, что скоро этот день настанет, Биму перевалило за пятнадцать лет, преклонный возраст для овчарки. Но все равно была не готова прощаться с верным и преданным другом, с которым, сказать по правде, мы были неразлучны. Когда ты придешь к нам на воскресный ужин, я обязательно покажу ворох кубков и медалей после российских выставок немецких собак.
–Ты все еще состоишь в российском союзе любителей немецкой овчарки?
– Да. А ты откуда узнал про РСЛНО?
– В газете было написано, – ответил Антон.
– Ах да. Хорошо, что не только я оценила твой героизм.
– По сути, я ничего не сделал.
– Не принижай своих поступков. Не мои слова, папины.
– Прислушаюсь к словам твоему отцу.
– И правильно. Однажды я совершенно случайно обнаружила малышку в торговом центре. Забившись в угол бытовой химии она плакала. Почему никто не заметил её до меня, просто ума не приложу? Был день, разгар субботы, народу – тьма. Я взяла ее за руку и отвела к стойке администрации. И тут началось. Оказалась, что потерянная девочка была дочерью известного блогера. Так вот… он раздул из мухи слона, превратив меня невесть в кого. Меня это бесило. А потом отец сказал: «Сейчас люди перестали видеть. Действовать. Думать. Ты не такая. Не принижай себя и то, что ты делаешь».
– Кстати, я здесь благодаря своему отцу.
– Да? Здорово. Как его зовут?
– Геннадий Петрович.
– И что, он посоветовал прийти к спасенной принцессе?
– Примерно так. Сказал прихорошиться, купить букет цветов, спросить как здоровье, и пригласить на свидание.
– Твой папа тоже старомоден. Кстати, мы почти на свидание. На дружеском свидании. И почему все еще не спросил о моем здоровье?
– Прости. Как здоровье?
– Жить буду. Ничего серьезного, как оказалось. Все из-за стресса. Почему не купил цветы, как советовал отец? Я люблю цветы.
– Я…
– Да шучу я, Антон. Шучу. Но на будущее знай – альстромерии я люблю больше всего.
– Запомнил.
– Будь добр, не забудь.
– Хочу признаться…
– Только не говори, что я околдовала твое сердце?
– Я не думал, что ты такая.
– Интересно начал. И какая я?
– Солнечная и веселая.
– Ну хорошо. Еще будут комплименты?
– Я… в общем, мне с тобой легко. Ты – не осуждаешь.
– В смысле?
– Многие из моих знакомых, бывшие друзья, смотрят на меня с осуждением и пренебрежением, после моего возвращения…