И знаешь, папа, о чем я мечтаю? Здесь, в предгорьях, в нашей лесной глухомани, организовать минно-диверсионную школу. Соседние отряды пошлют в нее своих лучших, самых отважных партизан. Мы будем читать им лекции, мы проведем с ними учебную практику на специальном минодроме, мы возьмем их на наши очередные диверсии. Они вернутся в свои отряды опытными минерами. Мы вырастим наши «дочерние отряды». И на горных дорогах, в степных станицах, в лиманах взлетят на воздух немецкие поезда, запылают взорванные фашистские танки, рухнут мосты…
Начать обязаны мы, инженеры-партизаны. Это наш долг. И мы его выполним, клянусь тебе, папа! Дай только справиться с новой миной, и наперекор всему в тылу у немцев будет работать наш минный партизанский вуз.
ВЗРЫВ МОСТА
Получен секретный приказ: выйти в тыл станицы Смоленской, заминировать три моста, на обратном пути осмотреть мост на дороге Северская — Смоленская, минирование которого поручено нашим соседям-смольчанам, и провести разведку дороги до Георгие-Афипской.
Это наша первая крупная минно-диверсионная операция. Готовимся к ней без излишней спешки: тщательно разрабатываем маршрут, распределяем роли. Минирование поручено второму взводу под командованием Ветлугина. Первый взвод, во главе с Янукевичем, — в охране. Общее руководство операцией возложено на Евгения.
На рассвете отправляемся через Крепостною и Топчиеву Щель на гору Ламбина.
Путь тяжел. Лямки рюкзака режут плечи. Нагрузка солидная: продуктов на семь дней, запас патронов по сто двадцати штук на человека, гранаты, ящики с противотанковыми минами, винтовки, пулемет ППД с дисками и всякая мелочь — бинокли, ножи, фляги с водой.
Идем, как всегда, цепочкой. Головную часть разведки ведет Евгений. В походе строго-настрого запрещено говорить даже шопотом.
Вначале идем густым лесом вдоль реки Афипс, потом по тропе, через глушняк. В сумерки выбираемся к пересохшему руслу какой-то речушки, находим поляну с большой лужей, ужинаем, не разводя огня, и по взводам располагаемся на ночевку.
На следующий день начинаем подъем на гору Ламбина. Идем Топчиевой Щелью — глубоким, метров в двести, ущельем, таким узким, что даже двум человекам в нем не разойтись. Перебираемся через огромные камни и овраги, ползем под стволами сваленных бурей деревьев. И все это — на крутом подъеме.
К концу пути многие шатаются, как пьяные.
С горы Ламбина спускаемся медленно: вокруг немцы и мы здесь впервые. Ориентируемся по карте и по компасу, изредка влезаем на деревья и проверяем направление.
Около трех часов дня подходим к мостам и ложимся в кусты: день для нашей работы — неподходящее время.
В полночь приступаем к минированию. Люди чертовски устали, но работают безукоризненно. Еще затемно минирование закончено, и минеры отползают далеко в кусты.
На рассвете показывается на шоссе тяжелая семитонная машина с немецкими автоматчиками. Следим за ней в бинокль — она кажется вроде игрушечной, наполненной крошечными солдатиками.
С наблюдательного пункта первый мост отчетливо виден; около него стоит старый бук, расщепленный молнией, а перед ним густой кустарник, закрывающий шоссе.
Машина скрывается за кустами. По расчетам, она должна пройти их в несколько секунд. Но время тянется бесконечно медленно. Прошла минута, другая… машины нет.
Мелькает мысль: быть может, ночью мы обронили что-нибудь у подхода к мосту, немцы заметили, остановили машину? Сейчас они обнаружат мину, обезвредят ее…
Машина снова на шоссе. Она взбегает на мост, и мы видим, как без шума — слишком далеко — кверху взмывает столб пламени, земли, взлетают части моста и машины. Только через несколько секунд доносится глухой, раскатистый гул.
Еще не успевает рассеяться дым от взрыва первой машины, как на втором мосту взлетает на воздух второй грузовик. В окуляре бинокля фашистские автоматчики падают на землю, как осенью в наших кубанских садах падают спелые груши, когда трясут дерево. Те, что чудом уцелели, бросаются в кусты. Их не тревожим — это не входит в задачу группы.
В Смоленской и Ново-Дмитриевской поднимается тревога. Уже слышен шум моторов, идущих на помощь машине. Наши быстро начинают отходить к горам.
Примерно через полчаса раздается третий взрыв. Его несколько раз повторяют горы, и звук его как-то особенно высок и резок. Это взорвалась бронемашина на третьем мосту.
Возвращаясь обратно, наши минеры осматривают мост на дороге Смоленская — Северская. Смольчане сплоховали: взрывы пощипали только крайние балки.
Мы исправляем ошибку — минируем мост вторично. После полудня на нем взрывается фашистский броневик…
Общий результат: четыре взорванных моста, шестьдесят убитых немцев. Раненых сосчитать не удается.
КАМЕННАЯ АРКА
Ночью из лагеря выходят семь человек. С ними Дакс, громадная овчарка, похожая на волка. Группа держит путь в глубину гор, туда, где на далеком высокогорном шоссе стоит мост — крутая каменная арка, переброшенная через глубокое ущелье. Мы узнали, что в ближайшие дни по шоссе через мост должны пройти горно-егерские части фашистов.
Как всегда, наши идут цепочкой. Впереди — следопыты и охотники, два брата Мартыненко.
Светает. Залитый солнцем, вырастает впереди крутой горный кряж. Клочья тумана ползут из ущелий.
Сергей Мартыненко резко останавливается и поднимает руку. Наши припадают к земле. Евгений, еле сдерживая Дакса, бесшумно пробирается вперед.
Мартыненко вскидывает ружье. Выстрел разрывает тишину. Гулким эхом повторяют его горы.
Дакс срывается с места и стрелой летит вниз, туда, где по ущелью несется стадо диких свиней. Сзади бежит молодой кабан, оставляя за собой кровавый след. Дакс бросается ему на спину и повисает, вцепившись зубами в холку.
Ревущий серый клубок катается по траве. Кровавая пена бьет из пасти раненого зверя. Он еще силен. Он пытается вырваться и клыками пропороть Дакса. Но Дакс крепко вцепился в кабаний загривок. Он скорее погибнет, но челюстей своих не разожмет.
Вниз быстро кинулся Сергей Мартыненко. Улучив, момент, резким движением он по самую рукоятку вонзает свой нож в грудь зверя. Кабан замирает.
Охотники свежуют добычу и вешают тушу высоко на дереве, чтобы ее не сожрали дикие звери. На обратном пути охотники отнесут ее в лагерь.
С каждым часом путь становится труднее. Уже давно осталась в стороне тропа, и наш партизан Карпов, прекрасно знающий горы, уверенно ведет группу напрямик к перевалу.
Люди цепляются за кусты, за деревья. Подтягивают друг друга за руки. Отдыхают через каждые сто метров. На коротких привалах Евгений неизменно торопит спутников:
— Пошли, товарищи. Быстро!
До вершины хребта остается пятьдесят метров, но полтора часа карабкаются люди по этим последним отвесным каменным плитам и, вонзая в расщелины финские ножи, подтягивают друг друга на веревках по лестнице из ножей.
Подъем кончился. Внизу диким нагромождением скал лежат, отроги Кавказских гор. На юго-западе блестят на солнце снеговые вершины. А где-то там, далеко на севере, в туманной дымке лежит родной Краснодар.
Люди, связанные друг с другом длинной веревкой, ползут по камням перевала. Здесь не растет даже мох. Скользкие темные плиты отполированы дождями и ветром. Их острые гребни режут ноги. Внизу чернеет провал ущелья.
Дакс, временами жалобно взвизгивая, жмется к ногам Евгения. На привалах смотрит на хозяина умными печальными глазами и виновато лижет руку.
Два часа длится этот тяжелый путь. У Гени мучительно ноет недавняя рана на плече. Тяжелыми гирями кажутся противотанковые гранаты на поясе. Лямки заплечного мешка с взрывчаткой, продовольствием, патронами врезаются в тело. Во рту пересохло. Ноги горят, как обожженные. Хочется лечь на эти голые плиты, закрыть глаза и лежать неподвижно, ни о чем не думая. Но Геня не может, не смеет отставать — он сам упросил брата взять его в горы.
Начинается спуск. Он тяжелее подъема. В сумерках на скользких плитах трудно найти опору для ног. Помогают оголенные корни деревьев — как змеи, они вьются в расщелинах скал.
Наконец начинается ровная горная дорожка. Короткий получасовой отдых — и снова в путь.
Наступает ночь. Где-то совсем рядом шумит горная речушка. В лесу назойливо кричит горная сова — пышная рыжая птица с хитрыми кошачьими глазами и острыми серыми ушами.
Неожиданно Дакс резко останавливается и глухо рычит. Густая шерсть на спине поднимается дыбом.
Евгений приказывает Карпову разузнать, в чем дело. Но Карпов не прошел и пятидесяти метров, как справа грохнул выстрел. Пламя, вырвавшись из дула винтовки, на секунду осветило кучу поваленных бурей деревьев.
Евгений оттягивает группу назад. Карпов и братья Мартыненко бесшумно уползают в темноту.
Дакс нервничает.
Проходит полчаса. В кустах раздается треск цикады — это возвращаются разведчики.
— Впереди по нашему пути, у края дороги, стоит шалаш, покрытый землей, — тихо докладывает Евгению младший Мартыненко. — У шалаша семь-восемь человек. Что за люди, в темноте разобрать не удалось. Надо думать, сторожевая застава у перевала.
Нельзя подымать шум, когда так близка цель: ночная суматоха может вспугнуть немецкий караул у моста и охрану в ауле.
— Карпов, ведите в обход, — приказывает Евгений.
Партизаны крутой дугой огибают таинственную заставу.
На рассвете выходят на дорогу. Из-за далеких хребтов ослепительно брызжет встающее солнце и гонит по горам голубые тени. Из соседнего аула, по ту сторону горы, доносятся далекие голоса и тявканье собак.
На день надо скрыться, исчезнуть, провалиться сквозь землю.
В стороне от дороги стоят густые заросли держи-дерева. Лучшее пристанище трудно найти. Даже кавказская овчарка не посмеет забраться туда: при малейшем движении острые шипы колючек глубоко вонзаются в тело.
Прорубив топориками узкий проход, отряд располагается на отдых в густых зарослях. Геня ложится в Дозоре. Карпов и братья Мартыненко уходят в разведку.
Вечереет. С востока ползут сумерки. В их синей мгле исчезают рощи, сакли соседнего аула, нагромождение камней у дороги. И над зарослями держи-дерева спускается темная южная ночь.
Возвращаются разведчики. Карпов докладывает:
— Мост совсем рядом. Дорога подходящая. Встретил своего старого приятеля из соседнего аула. Он подтвердил, что, быть может, даже завтра утром по мосту пройдут крупные мотомехчасти немцев. Явились, значит, вовремя. Только бы не опоздать. Приятель обещал нам помочь…
Отряд выходит из зарослей. С высокого обрыва смутно видны каменная арка моста и крутой поворот шоссе у выступа горы.
По эту сторону арки, около поста с «грибком» от дождя, ходят двое часовых. Они медленно делают десять шагов в одну сторону, медленно поворачиваются, медленно проходят назад.
По другую сторону арки стоит казарма караула. Надо думать, оттуда на фоне скалы должны быть видны силуэты часовых у «грибка».
Над ущельем на изорванной по краям полосе неба сверкают синие звезды. Из темноты леса доносится тихий хруст — осторожно ходит ночной зверь, — и все кричит уныло сова. А внизу, под мостом, шумит и клокочет река с белыми гребнями пены. Она с шумом рвется по каменным перекатам, и ночью рев ее особенно суров и грозен…
— Карпову и братьям Мартыненко снять часовых, — приказывает Евгений и добавляет: — Сделайте так, чтобы для караула по ту сторону моста часовые оставались живы всю ночь. Понятно? Как только часовые исчезнут, обоим Мартыненко приступить к минированию моста. Недриге, Козмину и тебе, Геня, заложить мины на шоссе.
Три тени ползут по обрыву и замирают у начала арки.
Томительно тянутся минуты.
Часовые подходят к «грибку».
Резко, как камни из пращи, Сергей и Данило бросаются на часовых. Левой рукой крепко зажимают рот. Правая рука привычным движением вонзает финский нож подложечку — так на Кавказе охотники добивают раненого зверя.
Часовые беззвучно оседают. Быстро сдернув с них шинели, Мартыненко сбрасывает трупы с обрыва. Рокот реки заглушает шум падения…
Накинув на себя шинель и взяв в руки винтовку, Карпов медленно прогуливается у поста. Вторая шинель висит на перекладине «грибка», и ночной ветер чуть колеблет ее полы.
Сергей и Данило быстро закладывают мины в начале настила и внизу, у основания арки, соединяя их детонирующим шнуром.
Через полчаса к мосту подползает Евгений и проверяет работу. Мины заложены правильно и тщательно замаскированы. Все сделано чисто и аккуратно.
Три мины на шоссе тоже заложены. Но четвертая — самая большая, та, что должна лечь у крайнего выступа дороги, — нелегко дается. Обливаясь потом, Геня долбит ножом крепкий камень. К нему на помощь приходят братья Мартыненко. Но у Гени уже все готово, и он отползает в дозор.
Через несколько минут Дакс, ощетинившись, тихо ворчит. Почти тотчас же раздается резкий стрекот сойки: Геня предупреждает об опасности.
Два фашистских горных егеря идут по шоссе.
Евгений приказывает Недриге и Козмину приготовиться к бою. Остальные бесшумно отползают с дороги.
Повторяется то же, что было у «грибка»: мгновенно левая рука зажимает рот, правая вонзает нож. Трупы егерей летят с обрыва.
Вся группа, прячась в кустах, быстро взбирается на скалу. С нее днем будет отчетливо виден крутой поворот шоссе, мост, казарма караула…
Перед рассветом внизу у немцев начинается суматоха: исчезли часовые, и только на перекладине «грибка» висят их серо-зеленые шинели.
Пропавших ищут на шоссе, на склоне обрыва — и не находят: река уже давно унесла их трупы.
К рассвету поиски прекращаются. Новые часовые боязливо оглядываются по сторонам. Но никому из фашистов не приходит в голову внимательно осмотреть мост и дорогу. Они уверены, что в их горное гнездо не могут пробраться партизаны.
Наши терпеливо ждут.
Из-за поворота на шоссе медленно выползает арба, запряженная парой буйволов. Невозмутимые, равнодушные ко всему на свете буйволы подходят к месту, где Геня заложил свою мину.
У Гени захватывает дыхание: неужели эта проклятая арба раньше времени подорвет его мину, на которую ушли добрых две трети тола?
Пронесло!
Так же неторопливо, не обращая внимания на погонщика, что сидит на дышле и бьет их длинной хворостиной, буйволы въезжают на мост и скрываются за поворотом по ту сторону каменной арки.
Часа через два на шоссе раздаются гудки, и колонна грузовых машин, наполненных немецкими горными егерями, появляется за выступом горы.
— Приготовиться! — приказывает Евгений.
Головная машина выезжает на мост. Сейчас она взлетит на воздух… Но машина благополучно проходит над миной.
Будто сговорившись, все поворачиваются к Евгению.
Евгений лежит бледный, как полотно.
Взрыв сотрясает воздух. Это задний скат головной машины взорвал мину на мосту. Летят вверх камни свода и парапета моста, егеря, железо, доски кузова.
Колонна затормаживает и сбивается кучей у взорванной арки. И только немного отставшая задняя машина, догоняя своих, еще спешит к мосту.
На полном ходу она подходит к крутому выступу на шоссе, огибает его — и со страшным грохотом летит с обрыва. С ней вместе сползает вниз выступ скалы и участок дороги перед ним.
Почти одновременно там, где сгрудились машины, рвутся одна за другой последние три мины. Они сбрасывают грузовики под откос, кромсают на части людей, подымают вверх столбы мелкого щебня.
Уцелевшие егеря мечутся по шоссе. Некоторые прыгают с обрыва, пытаясь спастись внизу, в кустах у реки. Но наши, положив карабины за камни, бьют их на выбор.
Геня уже на шоссе. Лежа за камнем, он расстреливает фрицев. А с вершины скалы длинные очереди Евгения и Карпова поражают фашистский караул, выскочивший из казармы по ту сторону моста.
Через несколько минут все кончено. Мост взорван. На шоссе обрушилась скала выступа и вместе с полотном шоссе сползла вниз, в обрыв. У моста лежат трупы, исковерканные машины, груды камня.
Евгений подает сигнал отхода: в соседнем селении поднялась тревога, забегали люди, вдоль по шоссе строчит фашистский пулемет.
Старой, дорогой, через перевалы, через горные кручи, сбивая в кровь ноги на острых, скользких камнях, наши возвращаются в лагерь. А сзади высоко в небо поднимается густой черный дым. Это приятель Карпова из соседнего аула сдержал свое слово и в суматохе поджег казарму горных егерей и дом коменданта в ауле.
«ВОЛЧИЙ ФУГАС»
Евгений, Кириченко, Ветлугин, Еременко сидят на траве под густым тенистым ясенем. Рядом с Евгением лежит Дакс. Положив морду на вытянутые вперед лапы, он смотрит умными глазами на хозяина, и кажется — все понимает. А друзья горячо спорят о нагрузке, передаваемой паровозом через рельс, о законах вибрации, о коэффициенте трения и о минимальной закраине между минным зарядом и стыком рельса.