Шел четвертый год войны - Александр Евгеньевич Беляев 11 стр.


А еще примерно через час большой лес кончился. Прямо перед Бритиковым раскинулось поле. Колонна свернула с дороги направо и где по полю, где по кустам двинулась вдоль опушки. А Бритиков, сделав остановку, будто у него забарахлил мотоцикл, остался на дороге. Когда колонна, следуя своим маршрутом, скрылась в темноте, он съехал на обочину и затаился в кустах. Он давно уже слышал тяжелый гул артиллерийский канонады. Было похоже, что откуда-то из-за поля вела огонь дальнобойная немецкая артиллерия. А может, и наши гвоздили по. какой-нибудь цели у них в тылу. Фронт был уже близко. Но все-таки до него еще надо было идти. А поблизости, вокруг пока тишину не нарушало ничто. Бритиков посмотрел на спидометр, подсветив синим лучом фонарика. От того места, где он взял мотоцикл, его отделяли двадцать пять километров. Бритиков с благодарностью погладил мотоцикл рукой, потом достал из ножен кинжал, разрезал на мотоцикле оба ската, сорвал со свечей провода и забросил их в кусты. Ему мотоцикл больше был не нужен. Пытаться проехать на нем еще хотя бы два километра было уже слишком рискованно. Чем ближе к фронту, тем строже была у немцев служба охраны на дорогах. Пока что на трех постах ни у колонны, ни у него документы не проверяли. Но дальше могло быть иначе. Вместе с мотоциклом Бритиков оставил в кустах и плащ, в которых обычно разъезжали по дорогам связные, и каску… И снова надел пилотку. Потом заглянул в сумку. В ней оказались письма, еще какие-то бумаги. Но карты, которую так желал найти Бритиков, там не было. Письма и бумаги он рассовал по карманам, а сумку спрятал под корягу. В его распоряжении оставались еще часа два темного и сумеречного времени. Но, хотя он понимал, что экономить надо каждую минуту, лезть, что называется, напропалую он не собирался.

Обойти поле можно было и слева и справа. Бритиков задумался. И вдруг справа, куда он все больше и больше склонялся направиться, раздались вой и шипенье, и небо прорезали светящиеся полосы. Это ударили немецкие реактивные минометы, прозванные нашими солдатами «скрипухами». Бритикова так и шатнуло в сторону от их звука. Сразу стало ясно, что колонна, за которой он тянулся, свернула на позиции минометчиков и, скорее всего, везла им снаряды.

Путь для Бритикова теперь оставался один — обходить поле слева. И он двинулся по этому пути. Но и тут ему не повезло. Оказалось, что за полем проходила еще одна дорога, которая тянулась по самому берегу широкого и длинного, похожего на русло реки озера. Горизонт за дорогой уже начал отбеливать, и на его светлом фоне отчетливо виднелась фигура часового с автоматом. Он прохаживался по небольшому пятачку перед взгорком, в котором светилась узкая щель. Бритиков понял, что это был блиндаж и что он очутился в своеобразном мешке, выход из которого только обратно, в лес.

Бритиков прижался к стволу развесистого дуба и пристально следил за часовым. Конечно, можно было попятиться и бесшумно обойти вдоль той дороги, по которой Бритиков только что приехал на это поле. Обойти позицию «скрипух» и на том участке попытаться подойти к линии фронта и перебраться через нее. Но это точно можно было бы сделать уже только завтра, с наступлением следующей ночи. А Бритиков должен был быть у своих сегодня…

Неожиданно до слуха его долетел какой-то слабый щелчок, будто треснула ветка. Бритиков мгновенно собрался в комок, насторожился и даже перестал дышать.

Но в лесу все было тихо. И он мало-помалу успокоился. И продолжал обдумывать план дальше. Можно было и не обходить поле, пройти вперед по молодой, но уже на метр вымахавшей ржи. Но для этого непременно надо было снять часового. Он то приближался к Бритикову, то удалялся от него. Надо было подойти к нему шагов на десять и, дождавшись, когда он в очередной раз начнет удаляться, прыгнуть на него сзади и оглушить. И тогда можно будет проскочить поле и снова надежно укрыться в лесу… Но уже в том лесу, за полем, ближе к фронту и своим. «А если б были рядом свои ребята, можно было бы подчистую вымести и весь этот блиндаж. Да, именно так бы и сделали…» — подумал Бритиков и вдруг почувствовал, как на него навалилась какая-то невесть откуда свалившаяся тяжесть. Он рванулся. Но не тут-то было. Его стукнули по голове, свалили, в рот ему сунули какую-то тряпку и потащили. В лесу было еще совсем темно. И.он не мог понять, кто и куда его тащит. Только немного погодя, когда он малость пришел в себя, он понял, что это не немцы. Но кто же, свои? Он задергался, но, получив еще несколько увесистых тумаков, утих. Его волокли все дальше в лес и притащили в овраг. Там, в зарослях бузины и боярышника, решили передохнуть. Да и как могло быть иначе, Бритиков весил без малого центнер. Бритикова положили лицом вниз, но он уже убедился, что тащат его свои ребята. Хотя в овраге было еще темновато, он разглядел и форму на них: обычная войсковая, в какой и он ходил всю войну. Положение было глупее не придумаешь. И надо было как-то выходить из него. Бритиков застонал. Над ним сразу склонились двое и пригрозили, чтоб он не издавал ни звука. Он замолчал, вертел головой и, тараща глаза, давал понять разведчикам, чтобы они ототкнули ему рот. К нему подсел сержант с рыжими, лихо закрученными усами и, коверкая немецкие слова, предупредил:

— Если ты, проклятый фриц, не замолчишь, то еще раз получишь гранатой по башне.

Бритиков закивал, дескать, все понял и, поскольку руки у него были связаны, попытался изобразить пальцами, что хочет что-то написать.

— Первый раз такого вижу, — признался сержант. — Может, дать ему карандаш?

— А ну его к черту. Притащим к своим — разберемся, — ответил сержанту молоденький веснушчатый парень. — Развяжешь, а потом хрен скрутишь. Ишь верзила какой!

В овраге просидели недолго. На лес опустился густой туман. Разведчики воспользовались этим и потащили пленного дальше. И, прежде чем туман прибило дождем, Бритикова, с головы до ног перемазанного в болотине и глине, спустили в наш окоп. И уже обрадованные тем, что все закончилось благополучно и что задание командования выполнено, разведчики развязали «фрицу» руки и вытащили у него варежку изо рта.

— Олухи царя небесного! — потирая шишку на затылке, заорал Бритиков так, что разведчики остолбенели. А когда опомнились и попытались снова заткнуть пленному рот, то услыхали и вовсе непредвиденное: — Да с вас, раздолбаев, полковник Супрун живьем шкуру сдерет!

Тут кстати подоспело полковое начальство.

— Немедленно доложите полковнику Супруну, что вы доставили старшего сержанта Бритикова!

Скоро во всем разобрались. Бритикова прямым ходом повезли в разведотдел армии. А над рыжеусым сержантом и его подчиненными еще долго смеялся весь полк.

Рыжеусый потом оправдывался:

— Мы-то подкрадывались к часовому у блиндажа. Совсем уж было подползли. Момент для броска выбирали. Вдруг слышим, еще кого-то по лесу несет. Встал, здоровый такой, как лось, прямо у нас под носом и стоит за деревом, тоже за часовым наблюдает, вроде как поверяющий какой из ихних. Ну, там раздумывать особо было некогда, а поскольку он поближе был, ему и съездили гранатой по затылку, да и в лес…

— А он? — давясь от хохота, переспрашивали однополчане. — Брыкался?

— Мычал чего-то. Так ведь там рот ему не откроешь: вдруг заорет! Глотка-то эвон у него какая! Весь лес на ноги поднимет. Одним словом, так и приволокли на свою голову…

Глава 15

— Как кони ни хороши, а дальше этого перекрестка нам на них ходу нет. Загоняйте их в лес, — распорядилась Надежда.

Раммо и Птахин увели обе подводы с дороги и спрятали в кустах. Обрезали на хомутах гужи, освободили коней от упряжи и угнали их еще глубже в чащу. Сделали они все это очень вовремя. Потому что, когда оба вернулись на дорогу, Надежда и Журба настороженно к чему-то прислушивались. Птахин и Раммо тоже насторожились. Шум доносился и справа и слева. Он был слышен и оттуда, откуда ехали разведчики, и оттуда, куда они пробирались.

— Убей меня бог, но по нашим следам едут мотоциклы, — уверенно сказал Журба.

— В таком случае, отойдем в сторону, — сказала Надежда и быстро пошла в чащу. За ней последовали остальные. Там они все четверо легли за деревьями. Не прошло и трех минут, как на перекресток выехали три мотоцикла с колясками. Выехали и остановились. Разведчики лежали совсем близко от дороги и слышали каждое слово немцев. Это были эсэсовцы, восемь человек.

— Вряд ли они забрались так далеко, герр обершар-фюрер, — сказал один из них.

— Не- знаю. Знаю, что они проехали через третий пост и болтаются где-то в зоне.

— Куда им деться? Отсюда не выберется даже мышь.

— Я вернусь на большую дорогу к повороту, — сказал старший. — Вы, Цинге, проскочите направо. А вы, За-укель, — налево. Где бы их ни обнаружили, немедленно доставьте ко мне.

Эсэсовцы расселись по мотоциклам, моторы завыли, затрещали, и мотоциклы разъехались в разные стороны.

— Нас уже ищут, — сказала Надежда. — Журба, что вы слышите?

— Ничего, командир. Все как будто под землю провалились, — ответил после короткой паузы разведчик.

— Но направление этого шума вы помните?

— Левее нашей дороги, командир, — уверенно ответил Журба.

— А вы что скажете? — обернулась Надежда к Артуру и Птахину.

— Мне тоже казалось, что шум был слева, — подтвердил Раммо,

— Точно слева, товарищ капитан, — сказал Птахин.

— В таком случае, мы пойдем туда; Мы должны узнать, что все это значит, — твердо сказала Надежда.

Они двигались по сплошному лесу примерно полчаса строго на запад. И дважды за это время впереди возникал похожий на жужжание гигантского жука звук. Возникал и пропадал. Третий раз они услышали его совсем рядом. И вдруг Журба хлопнул себя ладонью по лбу. Хлопок был еле слышен. Но он прозвучал так неожиданно, что все мгновенно обернулись к нему.

— Боже ж мой! Это же какая-то железяка ездит по рельсам! — шепотом проговорил он.

— Что? По рельсам? — не поверила Надежда.

— Конечно. Вы послушайте.

— Откуда тут взяться рельсам? Ветка проходит с восточной стороны зоны.

— Этого я не знаю, командир, — не стал спорить Журба. — Но то, что она катится по рельсам, это так же точно, как то, что мы сегодня не обедали и не ужинали.

Прошли еще метров сто и неожиданно остановились перед проволочным забором на бетонных кольях. Но даже не это поразило разведчиков. Было еще темно. Но уже можно было разглядеть на ближайших столбах, что проволока висела на белых изоляторах. И опять Надежда вспомнила то, о чем говорил Парамонов: «Мы ее резать, а из нее искры летят». Проволока была под током. Но что за ней прятали немцы? Воинские части за таким забором не стоят. Новые, прибывающие на фронт формирования за такой оградой тоже не дислоцируются.

Снова началось таинственное гудение, а еще немного погодя разведчики поняли, что впереди катится железнодорожный вагон. Катится плавно, грузно, изредка постукивая на стыках рельс. И еще они поняли, что его толкает или тащит дрезина, потому что чистый лесной воздух неожиданно наполнился прогорклым запахом сгоревшего синтетического бензина. Шум проплыл мимо, а никто так и не узрел ни очертаний этих вагонов, ни этой дрезины. Надежда не верила сама себе: не могли же они раствориться в воздухе! Неясно было и другое: если эти вагоны действительно двигались по рельсам, то почему же до сих пор эту дорогу ни разу не удалось обнаружить с воздуха? Десятки раз опытнейшие воздушные разведчики пролетали над лесом, а не зафиксировали ее ни визуально, ни на фотопленке? И в то же время каждый раз привозили данные о том, что со станции Панки в северо-восточное направлении проследовали два, а то и три железнодорожных состава.

Разведчики лежали у проволочного забора, бессильные что-либо предпринять. Немцы не вырубили лес возле забора, как это они делали обычно. И, стало быть, наверняка в достаточном количестве соорудили здесь всяких оттяжек, отводок и прочих хитроумных приспособлений, миновать которые в темноте было совершенно невозможно без того, чтобы не поднять тревогу по всей зоне. А, не преодолев забор, не продвинувшись вперед еще на полсотни метров, нельзя было разгадать тайну особой зоны леса «Глухого». Время шло. Гул и стук послышались снова. И вдруг, когда они стали слышны наиболее четко, откуда-то из-под кустов вылетела крохотная искорка, поднялась вверх над деревьями и погасла. А немного погодя следом за ней сумерки просверлил и второй красноватый огонек. И тогда молчаливо лежавший возле Надежды Птахин вдруг плюнул облегченно:

— Вот сволочи! Да они же ее по траншее провели! — сказал он и крякнул с досады, — это же надо додуматься.

— Как по траншее? — не поняла Надежда.

— А очень просто, вырыли гады траншею, вроде противотанкового рва, а то и еще поглубже, чтоб крыша вагона вровень с землею была, и катаются, сколько хотят. Попробуй разгляди их под деревьями с самолета! Да ни в жисть не разглядишь. А в землю они любят зарываться, — продолжал Птахин. — Я такое уже видел под Сталинградом. Тоже мы тогда долго понять не могли, как они ухитряются боеприпасы и технику своим подвозить. Кругом степь голая. Суслика за километр видно. А про подводу или машину и говорить нечего. А они, оказывается, по дну балки узкоколейку проложили, прикрыли сверху масксетью и ездят по ночам хоть бы хны!

Надежда слушала прерывистый шепот разведчика и думала совсем о другом. Если группа Ерохина наткнулась на это же самое ограждение, а было это километрах в пятнадцати- десяти южнее, значит, где-то там и берет начало эта ветка. Потому что еще немного юго-восточнее, почти по самой опушке проходит основная, известная нам линия. Ловко придумали. По основной линии время от времени для отвода глаз гонят пустые эшелоны, а все фактические, перевозки ведут по скрытой ветке. Но что и куда по ней перевозят? Это был вопрос, на который до сих пор они не могли получить ответа. Однако продолжать наблюдения дальше было тоже бесполезно. Находясь за проволокой, за деревьями и кустами, им все. равно увидеть ничего не удалось бы. К тому же у них не было времени. Небо уже заметно посветлело. И только в чаще еще нетронутой держалась темнота.

— Пока есть возможность, отсюда надо уходить, — также шепотом прервала Птахина Надежда.

Они поднялись и бесшумно пошли обратно к дороге. Они собрали уже много очень важных и ценных сведений, исключительно нужных нашему командованию, И надо было теперь как-то систематизировать их, чтобы каждый из их группы, если ему удастся вернуться к своим лишь одному, мог бы доложить обо всем совершенно ясно

За спиной у них снова послышался тяжелый гул металлических колес и покатился со стороны погрузочной площадки в направлении на юг. Надежда воспользовалась этим как фоном, на котором не будут слышны их приглушенные голоса, и остановилась.

— Давайте подведем итоги, — сказала она. — Что нам известно?

— Против нашего правого фланга выдвигается свежий танковый корпус, — сказал Раммо.

— Это самое главное, о чем каждый, из нас должен сообщить своим, — отметила Надежда. — Еще?

— Надо доложить о дамбах, — добавил Птахин.

— Еще?

— Я так думаю, что в лесу «Глухом» войск противника нет, — продолжал Птахин.

— Правильно. Это подтверждает намерение противника затопить его, — подтвердила Надежда. — Войск нет. Но что они сюда возят?

— А может, вывозят? — высказал предположение молчавший до сих пор Журба.

Надежда задумалась.

— Возможно, вывозят. Но гадать мы не имеем права. Это последний вопрос, на который мы должны получить совершенно точный ответ. Для этого нам нужен «язык». Непременно нужен. Давайте предложения, где и как мы будем его брать.

Шум колес невидимого состава уже почти стих, и Надежда поторопила разведчиков:

— Решайте скорее, товарищи. Вы это умеете лучше меня.

— Нас ищут эсэсовцы. Пока их немного, можно устроить засаду. Ездят они тут нахально. Я думаю, возьмем, — сказал Птахин.

— А я думаю, что с ними не стоит связываться именно потому, что их мало, — сказал Раммо. — Они не досчитаются одного мотоциклиста и сразу поднимут тревогу. И быстро нападут на наш след. Они ведь легко определят, в каком квартале пропал их человек.

— Риск велик, — согласилась Надежда. — Но это все-таки вариант. И если ты его отвергаешь, предлагай свой.

— Я уже предлагал, — сказал Раммо. — И теперь повторяю то же самое. Пока еще есть возможность, вам, товарищ капитан, вместе с Птахиным надо уходить. И постараться оторваться от зоны как можно дальше. А мы с Журбой найдём эту погрузочную площадку и там возьмем «языка». Должен же будет кто-нибудь из той команды хоть на минуту отойти в лес…

— Это можно только предполагать, — сказала Надежда. — Вы, почему молчите, Журба?

Назад Дальше