— План или текстовка?
— И то и другое.
— Тогда распишись.
— Совсем ты, Войтов, превратился в бюрократа. А, старина? Развел формалюгу!
— Экономлю сотрудникам время, — улыбнулся весело Войтов. Для подобных шуток он давно стал нечувствителен, но хорошее настроение редко его покидало с тех пор, как Неведов пообещал забрать его к себе в отдел.
Якушев прочитал заявление Оболенской и вернул Войтову.
— На мониторе уже крутили видеозапись? — спросил он. — Там есть что-нибудь?
— Васильев и Неведов смотрели часа три. И потом все тут и началось с двойником. Извини, — Войтов снял трубку. — Да. Слышу вас прекрасно, Чернышов. Да. Каширское шоссе, тридцатый километр, — он повторял и стремительно писал в чистый блокнот.
— Новости? — уже взяв с доски в дежурке ключи от кабинета, Якушев остановился, ожидая, чем кончится разговор с Чернышовым из управления. С ним он дружил еще с милицейского училища.
Войтов сосредоточенно писал. Но вскоре положил трубку и сказал бесстрастно: «Графолина потеряли на Каширском шоссе. Того самого, что вы взяли утром в магазине».
— Надо бы сразу связаться с окрестными постами ГАИ, — сказал Якушев.
— То же самое решил и Чернышов, но ты забыл, что уже не яркий солнечный день, а ночь. Попробуй теперь разгляди и цвет машины, и номер. На моей памяти не было еще такого трудного дня. А начали, так хорошо начали.
Такие осечки всегда умел предугадать Неведов и приготовиться к ним, подумал Якушев. Чернышов опоздал. Он должен был еще из Москвы сообщить постам ГАИ на всем протяжении Каширского шоссе, учесть параллельные и проселочные дороги.
Якушев прошел к себе в кабинет, зажег свет. На столе так и осталась расстеленной карта города, по которой он изучал перед операцией прилегающие к ГУМу и району отделения проходные дворы.
Якушев сложил карту и принялся читать записи Войтова, начав с последней страницы. Усмехнулся, увидев, что тот отметил даже время, когда он появился в дежурке. Все-таки незаменимым формалистом был Войтов, никогда ничего не упускал, свои замечания аккуратно выделяя квадратными скобками, связывая в один узелок поступившие сообщения.
Информации Петрова словно пунктиром обозначили весь путь его оперативной группы. И повсюду Войтов расставил вопросительные знаки. Ему не хватало в них ориентиров на последующие решения. Констатация фактов его не устраивала. Это отметил Якушев.
Все-таки Войтов прирожденный диспетчер, подумал он, и напрасно Петров не прислушался к его советам: стоянку машин у гостиницы «Россия» просто необходимо было взять под наблюдение. Нельзя упускать даже ничтожный шанс, если он появился — мало ли как будет проходить операция. Войтов правильно предположил, что кто-то может засветиться на стоянке и еще раз воспользоваться машиной или же попытаться уничтожить следы пребывания в ней. Иногда и такое бывает.
Петров не послушал, а затем замешкался у Крымского моста, когда Графолин остался на троллейбусной остановке, как следует не смогли рассмотреть второго, не вышли из машины.
Якушев вздохнул, переживая неудачу.
Оперативники боялись показаться двойнику, насторожить его, решили, как прикрытие, использовать машину, но, пока выехали на мост, объект был потерян. Хоть догадались оставить с Графолиным Чернышова.
Сколько же было в машине людей у Петрова? Чернышов, и все?
Якушев нажал клавишу селектора.
— Есть вопросы? — тотчас отозвался Войтов.
— Да. У Петрова с Чернышовым в группе был еще кто-то?
— Нет. Я же там отметил, что вторая группа подъехала к парку Горького. Я ее сам ориентировал. А с самого начала вели Графолина Петров с Чернышовым. Вдвоем на «уазике».
14
Вернувшись в отделение, Неведов сразу же провел совещание.
Шел первый час ночи. Сбитнев вскипятил самовар, и оперативники пили чай, Медведев устроился поближе к капитану и, подражая Войтову, каждое его слово готовился занести в записную книжку. Но сержанта словно не замечали и будто нарочно старались не обращать внимания на его предложения, не имеющие никакого отношения к делу. Казалось, Медведев сверх всякой меры начинен абстрактными идеями. Но никто не осаживал его и не делал замечаний. Ждали, что скажет Неведов.
Воспользовавшись паузой, Медведев решительно посоветовал ехать к Графолину на квартиру и немедленно сделать обыск.
— А что ты там будешь делать? — спросил с интересом Неведов, и еще один вопросительный знак появился в блокноте Войтова.
— Нужен ордер на обыск, — заметил Якушев, машинально приглаживая свои соломенные волосы. Серые его крупные глаза в потоках лучей электрического света выглядели серебряными, словно природа создала их из искрящейся, прозрачной и очень тяжелой фольги. — Вероятно, обыск необходим, — продолжал он, глядя на смутившегося Медведева, — но все же не мешает нам узнать, куда ехал Графолин. Если на дачу, то соседи в доме должны хотя бы приблизительно знать, где она находится.
— Верно, — сказал Неведов, — это сейчас для нас главное. Придется беспокоить людей в поздний час, иного выхода у нас нет.
— А если Графолин ехал не на свою дачу? — возразил Иванов. — Тогда все впустую.
— Это так, — согласился Неведов, открыл стол и достал ордер на обыск, — вот ты и будешь искать со Сбитневым другой путь на квартире у Графолина. Едем двумя машинами.
Неведов встал и вышел первым из комнаты. Высокий и грузный Сбитнев закрыл окно, подмигнув Медведеву, налил в чашку одной заварки, неторопливо выпил.
Никто не уходил. По традиции из кабинета Неведова оперативники звонили домой сразу по трем телефонам одновременно, почти синхронно набирая номера, предупреждая близких о работе, чтобы о них не беспокоились. Жены всех троих знали об этом и поэтому не отнимали время на разговоры. Тройной звонок всегда звучал бодро и весело, давал разрядку напряжению и избавлял от скучных обязательных объяснений.
Эту пятиминутку придумал Неведов.
15
— Это ваша машина? — спросил грузный мужчина в полотняном костюме.
— Да, — ответил Каленый, настороженно вглядываясь ему в лицо, но видя и тех двоих, что остановились у калитки.
«Милиция?»
У него захватило дух и на миг потемнело в глазах. Но он пересилил себя и взял в руки, нащупал в кармане рукоятку автоматического ножа.
— У нас кончился бензин, — сказал незнакомец, — еле дотянули до вашей деревни. Не поделитесь? А то в такой час выходного дня мало надежд голосовать. Не рассчитали, когда выехали из Каширы. Извините за беспокойство.
— Из Каширы? — повторил Каленый, сдерживая радостное облегчение, почти поверив сказанному.
— Нам срочно надо в Москву.
— Хорошо, — сказал Каленый.
Они пошли к «жигуленку», который стоял против дома на обочине дороги. Чуть поодаль виднелась и «Нива», вся забрызганная грязью, по ветровое стекло.
«Нет, на шоссе так не разрисуешь машину», — подумал Каленый, и тревога вновь его охватила.
«Все-таки милиция?»
У всех троих — строгие и напряженные глаза, ни одного движения не упустили. Стерегли? Ничего умней не придумали, как с этим бензином вешать на уши лапшу.
Каленый быстро нагнулся, но на это никто не среагировал, просто остановились и ждали, пока он потрет ногу.
— Комары? — сказал незнакомец в полотняном костюме и улыбнулся краем тонких бескровных губ.
— Оступился, — Каленый пошел, чуть прихрамывая, медленно, не давая возможности никому из троицы оказаться за спиной.
Ближе всех к нему шел грузный, тот, что просил бензин, и, судя по всему, был старший в этой компании, и в первую очередь его надо было опасаться и не прозевать условный сигнал. Двое других — молодые, жидкие ребята — держались вместе, смотрели исподлобья. Они могли помешать, взять на прием, но Каленый их мало принимал в расчет: сломает он старого и уйдет. Молодые обязательно замешкаются, хоть на долю секунды.
Каленый открыл багажник и достал пластмассовую канистру с бензином.
— Спасибо, — поблагодарил грузный и протянул деньги.
Именно это движение и могло быть сигналом, но двое уже пошли к своей «Ниве», и Каленый, взяв деньги, сказал:
— Канистру оставьте у крыльца.
— У вас тоже нет времени?
— Да, — Каленый закрыл багажник, сел в машину и запустил мотор.
Он объехал «Ниву» и заметил, что все трое, как по команде, посмотрели ему вслед. Каленый прибавил скорость.
«Бросятся догонять? Если уж не стали брать сразу, то погоня не имела смысла», — подумал он и почувствовал, как остро закололо в висках. Не следовало пить так много водки.
Деревня осталась позади. Он обернулся, но дорога за ним была пустынна, и это его успокоило. Но тотчас, как ударило: они сейчас вошли в дом, сломали дверь и все для них определилось. Значит, все-таки будут его догонять.
«Жигуленок» помчался еще быстрее, выручить могла только машина, но в аэропорт на ней уже нельзя, даже если поменять номер. С ходу возьмут.
Каленый выругался и посмотрел на часы. Прошло всего несколько минут. Дорога сзади по-прежнему была пуста, а вдоль шоссе по обе стороны — пролетал лес.
Где-то впереди, он помнил, стояла заправочная станция и рядом с ней — пост ГАИ, стеклянная будочка. И Каленый свернул влево на бетонку. Завизжали и задымились на вираже колеса, но он справился с машиной и не снизил скорости. На бетонке «жигуленок» подбрасывало на выбоинах, трясло. Саквояж упал с заднего сиденья.
Метров через двести бетонка вильнула вправо, и здесь, на повороте, перед самым капотом машины Каленый увидел искаженное ужасом молодое женское лицо, в страхе прикрытое поднятой рукой.
Крика он не услышал, только хрустнула под колесами, как яичная скорлупа, корзинка с грибами после того, как удар потряс «жигуленок». И снова, словно ничего не случилось, мчалась навстречу дорога и мелькали деревья.
Километров через десять Каленый свернул на проселок, с полчаса ехал по заросшей травой колее, а потом и вовсе сквозь поредевший лес, ломая и подминая кустарник, пока ехать стало некуда — вырубки сменил густой ельник.
16
Неведов нажал кнопку звонка в третий раз и прислушался.
Колокольчик гулко зазвенел в глубине квартиры. Сбитнев и Иванов переглянулись, подошли ближе. Дворник, белобрысый, тщедушный и заспанный мужичонка, вытянув шею, застыл в ожидании. Соседняя дверь была распахнута, и там, едва помещаясь в проеме, стояла пожилая дородная женщина гренадерского роста с широким рябым лицом. Она с хрустом грызла яблоко и придерживала рукой распахивающиеся полы цветастого халата.
— Открываем, — сказал Неведов.
Дворник сунулся было с монтировкой, но Сбитнев отодвинул его плечом и, звякнув связкой, щелкнул замком и толкнул дверь. Она открылась, и сразу же в коридорчике зажегся свет. От неожиданности Сбитнев остановился, и Неведов мимо него быстро прошел в квартиру, заглянул в комнаты и на кухню.
В квартире пахло свежей краской и побелкой, как и во всем доме после ремонта, но было все чисто, нигде не валялось строительного хлама и старых покоробленных газет.
В комнатах было пусто. Свежеотциклеванный дубовый паркет поражал своей белизной. Желтый телефонный аппарат стоял прямо на полу под окном. Новые пестренькие обои еще сохли от клея и потрескивали. Искать здесь было нечего.
Они вышли на лестничную клетку, соседка Графолина все торчала в дверях и хрустела яблоком.
— Андрей собрался жениться, — сказала она, кокетливо поправляя волнистую гриву своих голубых волос, — осталось лаком пол покрыть и завезти мебель. Делают на заказ.
— А старую он продал? — спросил Неведов.
— Федот ему на дачу отвозил. Он сам скажет.
— Ишь какая, — дворник кашлянул и тихо добавил: — Федот скажет. Отхватила почти задаром полированный сервант — и никакого грузчика не надо, а тут — Федот скажет…
Неведов пошел вниз. Дворник заспешил за ним.
Они спустились на первый этаж, и, когда хлопнула дверь наверху, где остались Сбитнев и Иванов, Неведов сказал:
— Придется вам поехать с нами, Федот Егорыч. Сможете найти дачу? Где она, помните?
Но Федот Егорыч не помнил.
По его рассказу выходило, что в тот день Графолин зашел к нему и попросил перевезти на дачу вещи. Понятное дело, он решил уважить. (Дворник не стал говорить про старенький зиловский холодильник, который пошел в уплату за услуги.) Подогнали машину, он сел в кузов, а чего оттуда видно? Грузовик крытый. Сел да задремал.
Неведов смотрел на маленькое остроносое лицо дворника и ему хотелось ошеломить, оборвать хлестким вопросом словоохотливого говоруна — уходило дорогое время, — но приходилось сдерживаться, терпеть, смотреть сквозь силу, как ныряли туда-сюда маленькие и жадные глазки дворника, как цыкал он сквозь зубы торопливо в сторону и весь суетился, словно ненароком боясь, что вот-вот выяснится какая-то его вина и придется отвечать.
«Однако странно ведет себя», — подумал Неведов устало, давая дворнику выговориться. А тот строчил, как из пулемета:
— Не рубленый у него домик, а финский, сборный из щитов. Кухня, газ, водопровод, все — по высшему разряду. Телепупер. Извините, то есть ящик цветной, телевизор. Холодильник марки «Минск», трюмо…
— Как называется деревня? — перебил Неведов.
— Так это Заборье. Прямо около графолинской дачи остановка, и на табличке автобусной написано: Заборье. Деревня там или дачный поселок — не знаю. Напрасного не хочу говорить. Высоковольтная линия интересует? Совсем близко от дороги проходит. — Федот Егорыч дернул плечиком и развел руками: — Больше ничего, кроме пузырька, то есть, извините, бутылки, не видел. Мебель поставили и праздновали благополучное заселение. Смутно еще помню, что какой-то амбал, то есть, извините, здоровый уж очень мужчина приходил, принес целый портфель водки и мне налил тонкий стакан под завязку.
Неведов достал из бумажника фоторобот.
— Не этот случайно?
Федот Егорыч оживился, посмотрел фотографию даже вверх ногами, и близко совсем изучал, и отставлял руку подальше. И Неведов понял, что дворник сразу узнал, но по какой-то причине не захотел говорить.
— Как будто он, а вроде и другой не́кто.
— Что же это за не́кто? — хмуро засмеялся Неведов.
Федот Егорыч тоже улыбнулся, но глаза его, такие бойкие и юркие, сразу поскучнели.
— Боюсь ошибиться, — сказал он виновато, — выпивши тогда был. Вполне мог обознаться.
— Кто-нибудь еще был в тот раз?
— Может, и был, так я же сомлел. Не помню и брать лишнего на себя не хочу. Так ведь желтая куртка как бы в глазах стоит, а зачем она, что в ней особенного, и почему врезалась в память — начисто забыл. В Заборье я ехать готов, да что толку, если не имею понятия про дорогу и в какую это сторону.
И Неведов отпустил дворника. Наболтал с три короба. На лавочке у подъезда курил Быков.
— Три звезды уже упало, — сказал он, и огонек осветил слабым светом его круглое темное лицо.
— Да, Силыч, начался звездопад, — ответил Неведов, присаживаясь с ним рядом, — о чем думаешь-то?
— Мишку Медведева вот сегодня первый раз на серьезную работу повез. Чудно, как парень изменился. Полдня прошло, а человек уже другой. Конечно, он для себя всегда один и тот же, словно ничего не случилось… Идет время, Николай Иванович, давно ли и ты вот так ехал?
— Тогда я был счастлив, — сказал Неведов, — по минутам помню тот день. И знаешь, завидовал я сегодня Мишке.
Быков помолчал и спросил:
— Слышал я, что ты уходишь от нас в управление? Или зря ребята всполошились?
— Пока рано об этом говорить. Давай, Силыч, посмотрим карту. Где-то вблизи Каширского шоссе, за тридцатым километром, а может, и много ближе, есть деревня Заборье.
— И смотреть нечего, — сказал Быков, — прошлый год я там в доме отдыха весь отпуск жил — деревня с домом отдыха рядом, — по субботам ездил в Москву. Павелецкая дорога, если добираться на электричке.
«То-то Графолин утром катал на кольцевом автобусе около вокзала, — подумал Неведов, — и прав все-таки оказался Якушев, предположив, что ехал преступник знакомым маршрутом, привычным, и в конце концов выбрал Каширское шоссе, где потерял его Чернышов, далеко не случайно».
Теперь версия Якушева приобретала реальную силу. Знаменитый блокнот лейтенанта Войтова сыграл свою роль.
— Посигналь, Силыч, ребятам, — сказал Неведов, — объявляй сбор, и в дорогу. Очень много времени потеряли.
17
— Километра через три будет Заборье, — сказал Быков задремавшему Неведову, — приехали, Николай Иванович.
Неведов потер ладонями щеки, обернулся. На заднем сиденье Якушев с Медведевым играли в карманные шахматы. Миша их сразу же убрал.