Бьорн очень удивился, когда застал Джейн хлопотавшей над приготовлением завтрака из продуктов, которые он ей оставил на столе. Он-то уже был готов к долгому вдалбливанию фразы о том, что он ее муж, а потому имеет право на ее послушание, как в быту, так и в постели, а тут такая быстрая покорность…
4
Джейн споро справлялась с домашними делами: готовила, стирала, убирала. Навела кое-какой уют, починила одежду Бьорна, завела традицию каждую неделю мыться с мылом в большой лохани, куда наливала несколько ведер воды, подогретой на печи. Бьорна ни к чему не призывала, он сам решил искупаться в той же воде, что уже использовала Джейн для себя. И ему понравилось. Он соорудил в предбаннике огромную бочку с лесенкой и сливом наружу, и сам наливал туда подогретую воду для Джейн, после нее купался сам, а потом сливал воду и чистил бочку.
Внешне Джейн казалась смирившейся с судьбой, но на самом деле, она зорко подмечала, куда и на сколько дней уходит Бьорн, пытаясь определить в какой стороне находится Форти-Майл, и когда будет удобнее всего сбежать. Она затеяла наводить в доме уют, для чего ей понадобились ткани и нитки, и она жестами попросила Бьорна купить всё необходимое. Не сразу, но Бьорн понял, что хочет от него жена, и пообещал выполнить просьбу через неделю.
Джейн с замиранием сердца ждала этого дня. Надо было как можно лучше понять направление, в котором он уйдет, и время, которое ему понадобится для того, чтобы проделать путь туда и обратно. Наконец, этот день настал. Бьорн сложил в огромный заплечный мешок вяленые тушки животных, которые намеревался продать в трактир Феликса, аккуратно свернул список продуктов и всяких хозяйственных мелочей, который написала ему жена, и в 4 часа утра отправился в город.
Как только Бьорн хлопнул входной дверью, Джейн, до этого претворяющаяся спящей, метнулась, в чем была, на чердак и провожала жадным взглядом спину мужа, пытаясь запомнить его маршрут, пока он окончательно не скрылся за деревьями. Потом она накинула на себя свое пальтишко и, выбежав за забор, сделала заметки на деревьях, отметив свой путь на свободу.
Хотя по календарю еще была осень, но на улице уже стоял мороз и снег покрывал землю так, что сапожки Джейн проваливались по щиколотку. Девушка быстро замерзла и, вернувшись в дом, поняла, что без крепкой зимней одежды, она может и не дойти до Форти-Майла, запросто замерзнув в лесу. А значит, надо просить Бьорна, чтобы сшил ей доху и унты из шкурок, как у него. И сделать это как-то по-хитрому, чтобы он ничего не заподозрил…
Бьорн вернулся в этот же день поздно вечером, нагруженный еще больше, чем когда уходил. Помимо перечисленного в списке, он купил Джейн еще одну книжку, правда, это были не сказки, и даже не художественная литература, а книга по ботанике. Но этот простой человеческий жест очень умилил девушку. Она и так решила быть поласковее с Бьорном в постели, а не изображать бесчувственное бревно, как она это пыталась делать обычно, что, по правде сказать, чем дальше, тем все труднее у нее получалось, а теперь и изображать ничего не потребовалось, все получилось естественно, как бы в знак благодарности.
Как ни был толстокож Бьорн, но он сразу же уловил перемену в Джейн, и от этого старался вести себя нежнее, ласковее и терпеливее, чем обычно, чтобы доставить удовольствие не только себе, но и жене. И Джейн первый раз в жизни дошла до оргазма, чему была безмерно удивлена: оказывается, от секса и женщина может получать удовольствие? Такого у нее с Матео не было. Она была счастлива, когда он стонал от удовольствия в ее объятиях, но сама ничего такого не чувствовала. А потом у нее внезапно испортилось настроение, поскольку она вдруг поняла, что сегодня ночью по настоящему впервые изменила своему любимому…
5
А вот с одеждой ничего не вышло. Бьорн напрягся, подозрительно на нее посмотрел и что-то буркнул нечленораздельное в ответ. И к пошиву приступать не спешил. Но это не охладило энтузиазм Джейн. Бьорн обернулся с походом в город за один день, а, значит, и она сможет туда добраться засветло, даже с учетом того, что идти будет значительно медленнее. Какой прием ждал ее в Форти-Майле, ведь прошло уже несколько месяцев со дня ее отсутствия, Джейн не задумывалась, казалось главным, что она вернется к Матео, а остальное должно было уладиться само собой.
Примерно один раз в три недели Бьорн уходил на два дня проверять дальние ловушки и капканы, видимо, где-то у него был схрон для ночевки. И Джейн решила в ближайший такой его поход удариться в бега. Наконец, такой день наступил. Бьорн набрал с собой вяленого мяса на два дня и рано утром ушел. Джейн подождала на всякий случай пару часов, надела на себя все свои теплые вещи, запаслась едой и отправилась в ту сторону, куда, как она заметила, отправлялся Бьорн, когда ходил за покупками в город. Денек выдался морозным, но солнечным, как будто сама природа радовалась за Джейн, что она сегодня обретет свободу и свою любовь.
Но после полудня погода неожиданно испортилась. Набежали тяжелые тучи, в лесу потемнело, поднялся ветер, и началась метель. Бьорн еще раньше заметил ухудшение погоды и решил отложить свой дальний обход на следующий раз. А потому, начало метели застало его уже недалеко от дома. Почему-то, чем ближе он к нему приближался, тем тревожнее становилось у него на душе. И, в принципе, он уже был внутренне готов увидеть, что дом пуст – Джейн сбежала. Бьорн сбросил заплечный мешок и тут же отправился на ее поиски. Метель уже вовсю разыгралась и весело заметала следы девушки. И без них было понятно, куда она направилась, но вот если она собьётся с пути и начнёт кружить – шансы найти ее начнут таять с каждой минутой. А потому Бьорн торопился, почти бежал, насколько ему позволял глубокий снег. Он еще успел увидеть, где Джейн сошла с тропинки, ведущей в город, и начала хаотично блуждать, но вскоре следы ее совсем занесло. И теперь найти ее было делом случая, счастливого случая.
Бьорн пытался предугадать действия девушки и ругал себя последними словами, что отказался сшить ей теплую доху и унты. Ведь все равно понимал, что рано или поздно, Джейн предпримет попытку к бегству, но понадеялся на то, что у них в семье царил лад, а в постели так и просто идиллия. Впрочем, ему казалось, что у него и с Вивьен всё было хорошо. А она тоже от него сбежала. И чего им не хватает? Почему сбегают? Вон, другие мужья и пьют, и руки распускают почем зря – это тогда понятно. Но он же не такой! За все их совместные с Джейн полгода всего-то одну просьбу и не выполнил… Эх, сейчас бы теплые вещи существенно увеличили шанс того, что она еще будет жива, когда он ее найдет. «Только бы была жива! Только бы была жива!», – молотком стучало у него в голове. Не хотел он, не мог себе представить, что ему еще раз придется пережить ужас, который случился с Вивьен. Она тоже, дурочка, убежала зимой. Он слишком поздно нашел ее. Такая горячая еще вчера, девушка была холоднее и белее окружавшего ее снежного пространства. Он тоже вымотался и замерз, пока искал ее, а потому не смог вырыть в замерзшей земле ей могилу. Сил хватило только на то, чтобы прикрыть ее закоченевшее тело еловыми ветками. Когда он весной вернулся на то место, где оставил Вивьен, чтобы по-христиански похоронить ее, то не нашел даже косточек. Голод не тетка. Тело Вивьен пошло на корм диким зверям…
Джейн окончательно сбилась с пути и замерзла. Ветер играл с ней, как с мячиком. Острые иголочки метели больно кололи лицо, и девушка непроизвольно старалась поворачиваться к ветру спиной, а потому кружила и кружила, пока не провалилась в глубокий снег. Там она свернулась клубочком, и холод как будто отступил, уступив место какой-то блаженной полудрёме. А потом её отрыл из сугроба медведь и начал больно царапать ногтями её кожу…
Бьорн заметил свернувшуюся клубочком около поваленного дерева Джейн и сначала даже побоялся радоваться такой удаче. А когда понял, что она ещё жива, уже и радоваться было некогда. Он энергично растер её холодные ладошки, ступни и лицо снегом, пока к ним не прихлынула кровь, поднял Джейн на руки, прижав к своему телу, завернул в широкие полы дохи и широкими шагами понёс свою драгоценную ношу домой…
«Странный медведь… Куда-то тащит… Наверное, хочет съесть в берлоге… Ну, и хорошо… Зато мне тепло…», – обрывки мыслей метались в голове Джейн…
Дома Бьорн заставил жену проглотить несколько обжигающих глотков виски, раздел её до нага, разделся сам и, соорудив кокон из одеял для них двоих, залёг в него, как в берлогу, и начал согревать Джейн своим телом. Метель ещё сильнее завывала за окном, но теперь она была абсолютно не страшна. Пусть хоть ещё неделю бесится. Джейн с ним, в тепле, жива…
Среди ночи Бьорн проснулся от духоты. Он развернул одеяла и понял, что жена пышет жаром…
6
Джейн провалялась в горячке трое суток. Иногда Бьорну казалось, что её тело не выдержит, просто растечётся горячей лужицей и испарится. Вот она была, Джейн, и нет её, как будто и не было… Он уже и сам не понимал: день сейчас или ночь? И сколько прошло времени с тех пор, как он откопал её в лесу?
А на четвертый день Бьорн проснулся рано утром от тишины: метель, наконец, закончила свои завывания, за окном светило солнце. И Джейн перестала метаться и стонать, зовя в бреду какого-то Матео. Бьорн так устал, что даже на ревность у него сил не было. Он с опаской дотронулся до лба Джейн и с облегчением понял, что жар спал и теперь жена вне опасности. Она тихо и мирно спала, кожа её, наконец, прибрела свой естественный оттенок вместо свекольно-красного горячечного, а тело перестало биться в конвульсиях. Бьорн переодел Джейн в сухую одежду и отправился на кухоньку готовить еду. И ещё было у него одно дело, которое необходимо было завершить к моменту, когда жена окончательно встанет на ноги…
Джейн проснулась днём, почувствовав страшный голод, с большим трудом сползла с кровати – тело было слабым и непослушным, доковыляла до кухоньки и рухнула за стол. Бьорн с чем-то возился в углу. Он молча поднялся, достал из печи и поставил перед Джейн ароматно пахнущую похлебку в горячем котелке. Она так проголодалась, что хлебала её ложкой, не чувствуя, что обжигает губы и язык. А потом поползла обратно в кровать. Бьорн так ей ничего и не сказал. А с каким выражением сверкнули его глаза при взгляде на неё, она не поняла – он так сильно зарос, что волосы сливались с бровями, а потом плавно переходили в усы и бороду. Но у Джейн пока не было сил о чём-то думать и анализировать. Так хотелось спать, как будто она провела в бессоннице целую неделю.
7
А утром следующего дня Джейн встала бодрой и энергичной. Если бы не сильная худоба её тела, она бы вообще решила, что её побег и метель ей просто приснились. Бьорн уже был на ногах и даже одет для похода в лес. Он как-то странно посмотрел на Джейн, нахлобучил шапку и ушёл, хлопнув дверью.
Джейн ещё повалялась немного в кровати, а потом решительно откинула одеяло и встала – пора было приступать к своим ежедневным делам по хозяйству. И только спустив ноги на пол, поняла, что лодыжка её левой ноги закована в кольцо, наподобие кандалов для арестантов, а от него тянется длинная цепочка, закреплённая где-то под кроватью. Так вот с чем возился Бьорн в углу кухоньки, когда она проснулась!
Не сказал ей ни слова, а просто посадил на цепь, как собачонку! Да лучше бы отругал! Даже побил, наконец! И Джейн рванулась к входной двери, чтобы успеть… Успеть что? Прокричать ему что-то обидное в спину? Запустить в него тем, что первым попадётся под руку?… Цепочки хватило, чтобы открыть дверь, а вот выйти за порог уже не получилось… Да и Бьорна уже не видно было за частоколом.
Весь день Джейн металась в бессильной ярости по дому. То пыталась разогнуть звенья цепи. То безутешно плакала над своей странной судьбой. То ковыряла деревянный пол под кроватью, где последнее звено цепи было вкручено намертво.
А она-то решила уже смириться со своей судьбой, хотела попросить у мужа прощение за побег, выразить ему благодарность, что спас ей жизнь и поклясться, что такого больше никогда не повторится! А он, вон с ней как! Как с животным! Как с вещью!
К вечеру Джейн бесконечно устала и застыла. В душе образовался какой-то холодный сгусток пустоты, как будто Бьорн не полностью отогрел её тело, и там остался не растаявшим кусок льда. Когда муж вернулся, он застал жену уже в постели, отвернувшейся к стенке. Он отстегнул кольцо и внимательно осмотрел ногу – нет ли там натёртостей. Но Джейн на это никак не отреагировала. И супруги опять вернулись к начальному этапу своих отношений.
Бьорн молча занимался своими делами, поговорить даже не пытался. Каждый раз, когда уходил в лес, сажал Джейн на цепь и освобождал, когда возвращался. А Джейн занималась своими рутинными домашними делами, благо, что цепь была лёгкая и длинная, и её хватало на всё пространство дома. А когда дела заканчивались – садилась на лавку у окна, обхватив колени руками, и тупо смотрела на лес за частоколом, пока голод или нужда не звали её сменить диспозицию.
Даже ночной секс не отогрел Джейн. И, если в начале их супружеской жизни, она только изображала бесчувственное бревно, то сейчас именно так себя и чувствовала. Просто терпеливо ждала момент, когда Бьорн, наконец, кончит, и можно будет заснуть, чтобы хотя бы на время сна забыть о своём унизительном положении.
8
Дни тянулись, медленно складываясь в недели. Недели незаметно перетекали в месяца. Месяца щёлкали как костяшки счёт в руках хозяина таверны Феликса. А в жизни супругов ничего не менялось, время как будто застыло вместе с Джейн. Бьорну было даже немного обидно. Он искренне не понимал, что он сделал такого, что доброжелательная Джейн, какой она была в начале их семейной жизни, осенью, стала такой озлоблённо-равнодушной по отношению к нему сейчас? Он ей ведь, в конце концов, жизнь спас! А то, что на цепь сажает, когда уходит в лес, – так это для её же безопасности. Он ей даже сшил доху и унты, и повесил на самом видном месте. Но Джейн на обновку никак не отреагировала. Она вообще перестала выходить из дома, даже когда Бьорн возвращался домой и отстёгивал цепь с её ноги.
И Бьорн решил отпустить Джейн домой. Не сейчас, конечно, а попозже, весной. По календарю, правда, весна уже наступила, но снега ещё было полно. Вот станут дни длиннее, а солнышко – теплее, тогда… Ну, или когда она сама решит ещё раз сбежать, тогда он не станет её искать, если, конечно, будет уверен, что она в лесу не пропадёт. Да, вот именно, тогда!
Бьорн шёл по пробуждающемуся от зимней спячки лесу и думал совсем не об охоте, а опять о Джейн, и неожиданно поскользнулся, провалившись в ручей, проложивший себе дорогу под слежавшимся снегом. Бьорна протащило по крутому склону вдоль ручья, пока он не провалился в глубокую яму. И здесь его правую ногу пронзила дикая боль, как будто какой-то оголодавший зверь вцепился в лодыжку острыми зубами. Бьорн откинулся на край ямы и только тут понял, что он угодил в ловушку, которую сам сделал на гризли ещё год назад, установив на её дне для верности ещё и мощный капкан. Капкан, который захлопнулся теперь на его собственной ноге.
Единственное, что внушало оптимизм в его положении (о раненой ноге Бьорн старался не думать), это то, что он знает секрет капкана. Но сколько Бьорн не бился, превозмогая боль, открыть капкан так и не удалось. За год, видимо, капкан заржавел, и секретный механизм, его открывающий, не поддавался рукам его создателя. Пришлось Бьорну поднапрячься и вырвать капкан из земли. От резкой боли он потерял сознание, а когда очнулся, попытался сосредоточиться на плане дальнейших действий.
Он ушел от дома на три часа пути, значит, обратно возвращаться, в лучшем случае, не меньше шести. И надо бы успеть засветло, днем он ещё сможет отбиться от дикого зверья, почуявшего свежую кровь, а вот когда стемнеет…
Бьорн выбросил сначала из ямы свой заплечный мешок, ружьё и доху, перетянул покалеченную ногу, чтобы приостановить кровь, лоскутом, оторванным от собственной рубахи, и, опираясь на здоровую ногу и руки, выбрался из ямы. Встать не получилось. Что-то выбросить, чтобы облегчить путь домой – тоже. За годы жизни в лесу он уже давно выработал минимально-необходимый список вещей, а потому ничего лишнего не было в его арсенале. Если только еда? Но она и не весит почти ничего, да и может, ой, как ещё пригодиться, если он задержится в пути больше шести часов… Сейчас главным было как-то встать, поскольку ползком он не доберётся домой не только к вечеру, но и за сутки.
Бьорн сосредоточенно полз, высматривая крепкую толстую палку, на которую он мог бы опираться при ходьбе, а потому нападение волка застало его врасплох. Волк вцепился в его ступню, зажатую капканом, и пришлось Бьорну бить его по голове прикладом ружья, пока тот не испустил дух. Это ещё человеку повезло, что на него напала не стая, а оголодавший волк-одиночка. Бьорн выстрелил на всякий случай в уже бездыханное тело хищника, и пополз к ближайшей сосне, чтобы опираясь на её ствол встать, наконец. От неё же, несколько раз падая и упрямо поднимаясь, отломал более-менее подходящий сук. Встать и пойти получилось не сразу, но всё же он кое-как приноровился, и путь домой стал сокращаться гораздо быстрее. Бьорн ещё несколько раз менял ломавшиеся палки, заменявшие ему костыль.